Гондиус, Вильгельм

Вильгельм Гондиус
лат. Gviliemvs Hondivs
Род деятельности:	картограф и гравёр
Дата рождения:	ок. 1598
Место рождения:	Гаага
Дата смерти:	1652 или 1658
Место смерти:	Данциг

Вильгельм Гондиус или Виллем Хондиус или Виллем Хондт (лат. Gviliemvs Hondivs; Гаага; ок. 1598—1652 или 1658, Данциг) — фламандский картограф, гравёр и художник.

Биография

Вильгельм был одним из семи детей Гендирка Гондиуса Старшего и Сары Яандохтер. Его отец был одним из известнейших фламандских издателей начала XVII века. Возможна родственная связь с известным семейством фламандских картографов из Амстердама Гондиусами, однако такая связь пока ничем не подтверждена. Возможно Вильгельм был внуком известного издателя Юдокуса Гондиуса.

Учителем Вильгельма был его отец, из мастерской которого вышло немало известных граверов. О способностях Вильгельма свидетельствует факт, что он был среди мастеров, приглашенных Ван Дейком для работы над задуманной им портретной галереей знаменитых современников. «Иконография», содержащая 80 портретов правителей и государственных деятелей, поэтов и ученых, художников и меценатов, была выпущена антверпенским издателем Мартином ван ден Энде, тестем Вильгельма. Вероятно, именно тогда же был сделан Ван Дейком портрет Гондиуса, позже самим Гондиусом награвированный.

Среди работ Гондиуса был портрет молодого польского вельможи Яна Радзивилла, будущего великого гетмана литовского, а в то время чрезвычайного посла, известившего Англию и Нидерланды об избрании нового польского короля Владислава IV. Возможно, именно рекомендация Радзивилла и привела позже Гондиуса в Данциг для исполнения заказа короля Владислава — гравирования плана осады Смоленска во время Смоленской войны 1632—1634 годов.

В 1636 году Вильгельм посетил Данциг в Речи Посполитой, а в 1641 году в поисках лучшей жизни переехал туда из Гааги. Вильгельму оказывал поддержку двор короля Владислава IV Вазы. К портретным работам прибавилось привычное для семейной традиции гравирование карт.

Король Владислав повелел изобразить успешный смоленский эпизод всей компании. Гондиус приехал в Данциг уже после происходивших событий и хотя обычно редко прибегал к чужим образцам и работал преимущественно по собственным рисункам, должен был воспользоваться эскизами картографа Иоганна Плейтнера и описанием событий, произведенными королевским секретарем и историографом, силезским поэтом Мартином Опицем. В 1636 году был готов огромный план, гравированный на 16 досках, где воспроизводился весь ход осады, отдельные стычки и сражения, портреты участников действия, прежде всего самого короля.

В Данциге Гондиус работал для двух королей — Владислава IV и Яна-Казимира, получил титул придворного гравера и связанные с ним привилегии. Он делал многочисленные портреты — королей, магнатов, воевод, канцлеров, бургомистров, горожан, ученых. Сотрудничал с известным астрономом Яном Гевелием и выполнил несколько таблиц для его звездного каталога. Кроме планов Смоленска, им выгравированы также карта Полесья, составленная богословом Даниилом Цвиккером, планы соляных копей в Величке, украшенные множеством бытовых сцен. Гондиус награвировал карту Украины на восьми листах, автором которой был королевский картограф и фортификатор Гийом Боплан. Боплан договорился об этой работе с Гондиусом на обратном пути с Украины домой в конце марта 1647 года. Генеральная карта Украины без изображения Крымского полуострова была издана в 1648 году.

Гондиус умер в Данциге, за работой над большой картой Польши («Theatrum Poloniae») с изображением редких растений и животных. После 1652 года никаких сведений о нём больше не встречается, хотя возможно, что он прожил до 1658 года.

Галерея

• Plan osadi Smolenska 1632-1633 1.JPG

  Фрагмент гравюры «План осады Смоленска», Данциг, 1636.

• Wieliczka Salt Mine NLW.jpg

  Гравюра на медной пластине «План соляных копей в Величке, 1645».

• Hondius Bohdan Khmelnytsky.jpg

  Портрет Богдана Хмельницкого».

• Beauplan Poland XVII map.jpg

  Генеральная карта Украины по описаниям Боплана, 1648.

Литература

• Вильгельм Гондиус, «[dlib.rsl.ru/viewer/01003543104#?page=4 Изображение атаки и обороны Смоленска 1634 (MDCXXXIV)]», СПб. тип. К. Жернакова, C.64, 1847.

Отрывок, характеризующий Гондиус, Вильгельм

Пьер был молчалив и задумчив во все время этого обеда. Он, как бы не понимая, посмотрел на графа при этом обращении.
– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
– А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
– Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.
– Петр Кириллович, что ж, пойдем покурить…
Пьер находился в смущении и нерешительности. Непривычно блестящие и оживленные глаза Наташи беспрестанно, больше чем ласково обращавшиеся на него, привели его в это состояние.
– Нет, я, кажется, домой поеду…
– Как домой, да вы вечер у нас хотели… И то редко стали бывать. А эта моя… – сказал добродушно граф, указывая на Наташу, – только при вас и весела…
– Да, я забыл… Мне непременно надо домой… Дела… – поспешно сказал Пьер.
– Ну так до свидания, – сказал граф, совсем уходя из комнаты.
– Отчего вы уезжаете? Отчего вы расстроены? Отчего?.. – спросила Пьера Наташа, вызывающе глядя ему в глаза.