Гонжа

Го́нжа (гонджа, гбанджа, гуан, гуанг, самоназв. — Ngbanya, Gbanya, Gvanya) — народ группы акан в Гане (в осн. на юге Северной области).

Включает субэтнич. группы (или народы), образующие группу северных гуан (с запада на восток):

• собственно гонжа — 285 тыс. чел. (2006, оценка); в осн. к северу от Чёрной Вольты и сев.-зап. залива вдхр. Вольта в ниж. течении р. Белая Вольта; говорят на языке гонжа (нгбаньято, агбаньито, гуанг) языковой семьи ква.
• навуру — 16 тыс. чел. к западу от северного залива вдхр. Вольта; язык — навури;
• нчумуру (нчумбуру, нчимбуру) — 53 тыс. чел. между вдхр. Вольта и р. Дака; язык — чумбурунг;
• крачи — 95 тыс. чел. в р-не г. Кете-Крачи в обл. Вольта; язык — краче;
• нконья — 32 тыс. чел. к востоку от вдхр. Вольта в обл. Вольта;
• фоодо — часть гонжа, которая ок. 17 в. переселились на северо-запад совр. Бенина (30 тыс. чел. в районе г. Семере в верховьях р. Ла-Кара в деп. Донга).
• и др.;

Гонжа — в основном мусульмане-сунниты, есть приверженцы традиц. верований; 90 % крачи и 60 % нконья — христиане.

Согласно преданию, власть у гонжа была захвачена мандеязычными переселенцами, лидер (джакпа) которых создал в 1670-е гг. федерацию Нгбанья (Гонжа, Гонджа), объединявшую вождества Ягбум, Дабойа, Тулуве, Боле, Гбуипе, Кпембеом и др. и возглавляемую правителем Ягбум (ягбумвура) и советом старейшин. Существовало деление на знать, свободных общинников и зависимых (невольников, кабальников). Гонжа занимались посреднич. торговлей между странами хауса, манде (скот, ткани, металл) и лесной зоной (рабы, золото, слоновая кость, соль, орех кола, пальмовое масло). В 1744—1874 Нгбанья была данником конфедерации Ашанти.

По традиц. культуре относятся к народам Суданской и Гвинейской подобластей зап. Африки.

Осн. традиц. занятие — ручное подсечно-огневое земледелие (ямс, маниок, таро, фонио, кукуруза); развиты рыболовство и охота. Традиц. ремёсла — кузнечество, ткачество, гончарство, резьба по дереву и слоновой кости. Распространено отходничество в южные районы Ганы, часть живёт в городах, есть интеллигенция.

Поселения разбросанные, жилище глинобитное, в осн. круглое.

Сохраняются традиц. политич. структура во главе с ягбумвурой, деревенские и большесемейные общины, родовая организация; счёт родства двойной унилинейный.

Практикуются левират, сорорат, кросскузенный брак, многожёнство, брачный выкуп, культ высшего существа Эбори, ведовство, магия; сохраняется влияние жрецов культа земли (тиндаана, или касавулевура).

Музыкальный фольклор общеаканского типа.

Литература

• Goody J. Context of kinship. An essay in the family sociology of the Gonja of Northern Ghana. Cambridge, 1973;
• Manoukian M. Tribes of the Northern Territories of the Gold Coast. Oxf., 1951;
• Rattray R.S. The Tribes of the Ashanti hinterland. Vol. 1-2. Oxf., 1932.

Отрывок, характеризующий Гонжа

– C'est bon, vous direz tout cela au conseil de guerre, [Хорошо, хорошо, на суде все расскажешь,] – сказал офицер. И вслед за тем повернулся к Пьеру: – Parlez vous francais vous? [Говоришь ли по французски?]
Пьер оглядывался вокруг себя налившимися кровью глазами и не отвечал. Вероятно, лицо его показалось очень страшно, потому что офицер что то шепотом сказал, и еще четыре улана отделились от команды и стали по обеим сторонам Пьера.
– Parlez vous francais? – повторил ему вопрос офицер, держась вдали от него. – Faites venir l'interprete. [Позовите переводчика.] – Из за рядов выехал маленький человечек в штатском русском платье. Пьер по одеянию и говору его тотчас же узнал в нем француза одного из московских магазинов.
– Il n'a pas l'air d'un homme du peuple, [Он не похож на простолюдина,] – сказал переводчик, оглядев Пьера.
– Oh, oh! ca m'a bien l'air d'un des incendiaires, – смазал офицер. – Demandez lui ce qu'il est? [О, о! он очень похож на поджигателя. Спросите его, кто он?] – прибавил он.
– Ти кто? – спросил переводчик. – Ти должно отвечать начальство, – сказал он.
– Je ne vous dirai pas qui je suis. Je suis votre prisonnier. Emmenez moi, [Я не скажу вам, кто я. Я ваш пленный. Уводите меня,] – вдруг по французски сказал Пьер.
– Ah, Ah! – проговорил офицер, нахмурившись. – Marchons! [A! A! Ну, марш!]
Около улан собралась толпа. Ближе всех к Пьеру стояла рябая баба с девочкою; когда объезд тронулся, она подвинулась вперед.
– Куда же это ведут тебя, голубчик ты мой? – сказала она. – Девочку то, девочку то куда я дену, коли она не ихняя! – говорила баба.
– Qu'est ce qu'elle veut cette femme? [Чего ей нужно?] – спросил офицер.
Пьер был как пьяный. Восторженное состояние его еще усилилось при виде девочки, которую он спас.
– Ce qu'elle dit? – проговорил он. – Elle m'apporte ma fille que je viens de sauver des flammes, – проговорил он. – Adieu! [Чего ей нужно? Она несет дочь мою, которую я спас из огня. Прощай!] – и он, сам не зная, как вырвалась у него эта бесцельная ложь, решительным, торжественным шагом пошел между французами.
Разъезд французов был один из тех, которые были посланы по распоряжению Дюронеля по разным улицам Москвы для пресечения мародерства и в особенности для поимки поджигателей, которые, по общему, в тот день проявившемуся, мнению у французов высших чинов, были причиною пожаров. Объехав несколько улиц, разъезд забрал еще человек пять подозрительных русских, одного лавочника, двух семинаристов, мужика и дворового человека и нескольких мародеров. Но из всех подозрительных людей подозрительнее всех казался Пьер. Когда их всех привели на ночлег в большой дом на Зубовском валу, в котором была учреждена гауптвахта, то Пьера под строгим караулом поместили отдельно.


В Петербурге в это время в высших кругах, с большим жаром чем когда нибудь, шла сложная борьба партий Румянцева, французов, Марии Феодоровны, цесаревича и других, заглушаемая, как всегда, трубением придворных трутней. Но спокойная, роскошная, озабоченная только призраками, отражениями жизни, петербургская жизнь шла по старому; и из за хода этой жизни надо было делать большие усилия, чтобы сознавать опасность и то трудное положение, в котором находился русский народ. Те же были выходы, балы, тот же французский театр, те же интересы дворов, те же интересы службы и интриги. Только в самых высших кругах делались усилия для того, чтобы напоминать трудность настоящего положения. Рассказывалось шепотом о том, как противоположно одна другой поступили, в столь трудных обстоятельствах, обе императрицы. Императрица Мария Феодоровна, озабоченная благосостоянием подведомственных ей богоугодных и воспитательных учреждений, сделала распоряжение об отправке всех институтов в Казань, и вещи этих заведений уже были уложены. Императрица же Елизавета Алексеевна на вопрос о том, какие ей угодно сделать распоряжения, с свойственным ей русским патриотизмом изволила ответить, что о государственных учреждениях она не может делать распоряжений, так как это касается государя; о том же, что лично зависит от нее, она изволила сказать, что она последняя выедет из Петербурга.