Гонорий II (папа римский)

Гонорий II лат. Honorius PP. II<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
163-й папа римский
15 декабря 1124 — 13 февраля 1130
Церковь:	Римско-католическая церковь
Предшественник:	Каликст II
Преемник:	Иннокентий II
Имя при рождении:	Ламберто Сканнабекки ди Фаяньяно
Оригинал имени при рождении:	итал. Lamberto Scannabecchi de Fagnano
Рождение:	9 февраля 1060(1060-02-09) Фианьяно, Италия
Смерть:	13 февраля 1130(1130-02-13) (70 лет) Рим, Италия
Гонорий II на Викискладе

Гонорий II (лат. Honorius PP. II; в миру Ламберто Сканнабекки ди Фаньяно, итал. Lamberto Scannabecchi de Fagnano ; 9 февраля 1060 — 13 февраля 1130) — папа римский с 15 декабря 1124 по 13 февраля 1130.

Духовная карьера

Ламберто Сканабекки был уроженцем Фианьяно (в окрестностях Имолы), происходил из крестьянской семьи. Будучи архидиаконом Болоньи, Сканабекки был замечен за свою учёность папой Урбаном II, призван в Рим и назначен кардиналом-священником Санта-Прасседе (1099). Папа Пасхалий II назначил Лаберто каноником Латеранского собора,а затем кардиналом-епископом Остии и Веллетри в 1117 году.

Сканабекки последовал в изгнание вместе с папой Геласием II в 1118 году и был с ним до смерти Геласия II в 1119 году . Преемник последнего Каликст II назначил кардинала своим легатом в Германии (1119 год) в период обострения борьбы за инвеституру между папством и императором Генрихом V. В течение 1119-1123 годов, легат Сканабекки и его помощник Грегорио Папарески добивались примирения императора, анафематствованного Реймсским собором, с Церковью. Завершивший борьбу за инвеституру Вормсский конкордат стал важным дипломатическим достижением легата. После подписания конкордата Ламберто Сканабекки совершил мессу, на которой собственноручно причастил Генриха V, ознаменовав тем самым конец многолетнего конфликта.

Избрание на папский престол

Успехи в Германии и старшинство в коллегии кардиналов делали Сканабекки одним из основных претендентов на выборах папы после кончины Каликста II (13 декабря 1124 года), но кардиналы предпочли избрать Теобальдо Боккадипекора. Последний принял имя Целестин II и уже облачился в папскую мантию. Но вражда между римскими семьями Франджипани и Пьерлеони стала причиной срыва выборов — во время пения Te Deum в честь избрания понтифика Роберто Франджипани заявил, что не согласен с кандидатурой Боккадипекора. Под давлением Франджипани уже провозглашённый папой Теобальдо Боккадипекора отказался от тиары, а кардиналы избрали папой Сканабекки (15 декабря 1124 года). Новый избранник, сомневаясь в законности подобных выборов, после пяти дней раздумий отказался принять престол. Только после того, как кардиналы единодушно второй раз избрали его, Сканабекки согласился стать папой и принял имя Гонорий II.

Взаимоотношения с европейскими монархиями

Через полгода после интронизации Гонория II скончался бездетным император Генрих V, со смертью которого пресеклась Салическая династия. На выборы нового германского короля папа направил двух легатов (одним из них был Джерардо Каччианемичи дель Орсо), при активном участии которых был избран Лотарь Саксонский. Новый король изъявил покорность папе, испросил у последнего одобрения и обещал исполнять Вормсский конкордат. Таким образом, избрание Лотаря II стало важным дипломатическим достижением Гонория II. Конрад Гогенштауфен, восставший против Лотаря II и коронованный в качестве короля Италии, был тотчас отлучён папой от Церкви, равно как и совершивший церемонию коронования архиепископ Милана.

Гонорий II сумел настоять на своей точке зрения и в конфликте с английским королём Генрихом I. При предшественниках Гонория II король отказывался допускать в Англию папских легатов, ссылаясь на исключительное право архиепископа Кентерберийского как постоянного легата. В 1125 году Гонорий II направил в Англию епископа Иоанна Кремского, который после долгих проволочек был всё же допущен в королевство. Иоанн Кремский возглавил на острове два собора: один — в Роксбурге, на котором обсуждал с шотландскими епископами их отказ повиноваться архиепископу Йорка; другой — в Вестминстере, где были утверждены канона против симонии и нарушений целибата. В Рим Иоанн Кремский вернулся вместе с Вильгельмом, архиепископом Кентерберийским. Последний добился от папы исключительных легатских прав в Англии и Шотландии, но Гонорий II сохранил за Римом право в особых случаях направлять в королевство иных легатов (1126 год).

Конфликт с аббатом Монтекассино

Ещё до интронизации у Ламберто Сканнабекки были конфликты с влиятельным и независимым аббатом Монтекассино Одеризио. В 1126 году, воспользовавшись обвинениями, высказанными Атенульфом, графом Аквино, Гонорий II трижды вызывал Одеризио в Рим, после чего денонсировал его должность, и, впоследствии, отлучил от церкви.

Конфликт с Рожером II

В 1127 году Гонорий II получил возможность существенно увеличить Папскую область за счет присоединения норманнских владений в Южной Италии. В 1059 году папа Николай II даровал Роберту Гвискару титул герцога Апулии, Калабрии и Сицилии, а Роберт, в свою очередь, признал себя вассалом Святого престола. 25 июля 1127 года внук Роберта Вильгельм II Апулийский умер бездетным, и его наследство, включавшее в себя Апулию и Калабрию, а также право сюзеренитета над Рожером II Сицилийским, стало выморочным. По договорённости 1125 года Вильгельм II признал своим наследником Рожера II, но затем схожие обещания были даны другому кузену — Боэмунду II Антиохийскому и самому папе. Таким образом, Гонорий II мог выступить в двойном качестве: предъявить претензии на Апулию и Калабрию в качестве законного наследника или по праву сюзерена вернуть себе выморочные владения вассала.

После смерти Вильгельма II Гонорий II прибыл в Беневенто — папский анклав посреди норманнских владений, откуда мог следить за разворачивающимися событиями. Рожер II в это же время во главе значительного флота прибыл в Салерно — столицу герцогства, здесь подкупами и уступками убедил горожан признать его своим новым герцогом. Гонорий II в своём послании запретил Рожеру II принимать титул герцога без согласия законного суверена — папы. В ответ Рожер II приступил к Беневенто, но не решился воевать с папой, а направился по территории Южной Италии, привлекая на свою сторону баронов и города. Добившись всеобщего признания, Рожер II в октябре 1127 года вернулся на Сицилию. Воспользовавшись отсутствием Рожера II, крупные континентальные бароны, включая Райнульфа Алифанского, ряд городов (в том числе Троя) заключили в Трое союз против нового герцога и призвали на помощь Гонория II. В декабре 1127 года к коалиции присоединился вновь вступивший на престол князь Роберт II Капуанский, на интронизации которого присутствовал сам папа. 30 декабря 1127 года в Капуе Гонорий II публично обвинил Рожера II в злодеяниях против папских подданных в Беневенто и отлучил его от Церкви.

Открытая война между Гонорием II и Рожером II началась в мае 1128 года. После непродолжительных манёвров противоборствующие армии встретились при реке Брадано и более двух месяцев стояли друг против друга. За это время сторонники папы перессорились между собой, и его армия стала разбегаться. В этих условиях Гонорий II был вынужден предложить Рожеру II переговоры, которые завершились договором 22 августа 1128 года. Гонорий II признал Рожера II герцогом Апулии, Калабрии и Сицилии, а тот, в свою очередь, поклялся в верности папе как своему сюзерену. Попытка Гонория II присоединить Южную Италию к своим владениям закончилась безрезультатно.

Окончание понтификата

Последние месяцы своей жизни Гонорий II был серьёзно болен и стал игрушкой в руках противоборствовавших римских партий. Семья Франджипани, надеясь выбрать нового папу сразу после смерти понтифика, захватила Гонория II и перевезла в монастырь Сант-Андреа-ин-Челио; сюда же собрались 16 кардиналов — сторонников Франджипани. Противостоящая им семья Пьерлеони и верные ей 24 кардинала собрали альтернативный конклав в базилике Сан-Марко. По требованию Пьерлеони, желавших убедиться в том, что папа ещё жив, Гонорий II последний раз предстал перед народом 13 февраля 1130 года, после чего скончался. Его тело было тайно и спешно погребено в монастыре Сант-Андреа 14 февраля, после чего 16 кардиналов выбрали новым папой Грегорио Папарески (Иннокентия II). 24 кардинала-приверженца Пьерлеони, узнав одновременно о кончине Гонория II и избрании его преемника, признали выборы незаконными и назвали новым папой своего кандидата — Анаклета II. Таким образом, кончина Гонория II стал началом очередной схизмы в Римской церкви.

Литература

• Норвич Дж. [ulfdalir.ru/literature/881 Нормандцы в Сицилии. Второе нормандское завоевание. 1016—1130] / Перевод с английского Л. А. Игоревского. — М.: ЗАО Центрполиграф, 2005. — 367 с. — 5 000 экз. — ISBN 5-9524-1751-5.
• Гонорий, римские папы // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Ссылки

• [www.pravenc.ru/text/166147.html Гонорий II] (рус.). Православная энциклопедия. Проверено 23 февраля 2012. [www.webcitation.org/67vITm2sW Архивировано из первоисточника 25 мая 2012].
• [www.britannica.com/EBchecked/topic/271110/Honorius-II Гонорий II] (англ.). Encyclopædia Britannica. Проверено 19 февраля 2012. [www.webcitation.org/67vIUHH0V Архивировано из первоисточника 25 мая 2012].
• [www.newadvent.org/cathen/07456a.htm Гонорий II] (англ.). Catholic Encyclopedia. Проверено 23 февраля 2012. [www.webcitation.org/67vIUw2rz Архивировано из первоисточника 25 мая 2012].

Отрывок, характеризующий Гонорий II (папа римский)

– Ну, бг'ат, тепег'ь поедем обсушимся, – сказал он Пете.
Подъезжая к лесной караулке, Денисов остановился, вглядываясь в лес. По лесу, между деревьев, большими легкими шагами шел на длинных ногах, с длинными мотающимися руками, человек в куртке, лаптях и казанской шляпе, с ружьем через плечо и топором за поясом. Увидав Денисова, человек этот поспешно швырнул что то в куст и, сняв с отвисшими полями мокрую шляпу, подошел к начальнику. Это был Тихон. Изрытое оспой и морщинами лицо его с маленькими узкими глазами сияло самодовольным весельем. Он, высоко подняв голову и как будто удерживаясь от смеха, уставился на Денисова.
– Ну где пг'опадал? – сказал Денисов.
– Где пропадал? За французами ходил, – смело и поспешно отвечал Тихон хриплым, но певучим басом.
– Зачем же ты днем полез? Скотина! Ну что ж, не взял?..
– Взять то взял, – сказал Тихон.
– Где ж он?
– Да я его взял сперва наперво на зорьке еще, – продолжал Тихон, переставляя пошире плоские, вывернутые в лаптях ноги, – да и свел в лес. Вижу, не ладен. Думаю, дай схожу, другого поаккуратнее какого возьму.
– Ишь, шельма, так и есть, – сказал Денисов эсаулу. – Зачем же ты этого не пг'ивел?
– Да что ж его водить то, – сердито и поспешно перебил Тихон, – не гожающий. Разве я не знаю, каких вам надо?
– Эка бестия!.. Ну?..
– Пошел за другим, – продолжал Тихон, – подполоз я таким манером в лес, да и лег. – Тихон неожиданно и гибко лег на брюхо, представляя в лицах, как он это сделал. – Один и навернись, – продолжал он. – Я его таким манером и сграбь. – Тихон быстро, легко вскочил. – Пойдем, говорю, к полковнику. Как загалдит. А их тут четверо. Бросились на меня с шпажками. Я на них таким манером топором: что вы, мол, Христос с вами, – вскрикнул Тихон, размахнув руками и грозно хмурясь, выставляя грудь.
– То то мы с горы видели, как ты стречка задавал через лужи то, – сказал эсаул, суживая свои блестящие глаза.
Пете очень хотелось смеяться, но он видел, что все удерживались от смеха. Он быстро переводил глаза с лица Тихона на лицо эсаула и Денисова, не понимая того, что все это значило.
– Ты дуг'ака то не представляй, – сказал Денисов, сердито покашливая. – Зачем пег'вого не пг'ивел?
Тихон стал чесать одной рукой спину, другой голову, и вдруг вся рожа его растянулась в сияющую глупую улыбку, открывшую недостаток зуба (за что он и прозван Щербатый). Денисов улыбнулся, и Петя залился веселым смехом, к которому присоединился и сам Тихон.
– Да что, совсем несправный, – сказал Тихон. – Одежонка плохенькая на нем, куда же его водить то. Да и грубиян, ваше благородие. Как же, говорит, я сам анаральский сын, не пойду, говорит.
– Экая скотина! – сказал Денисов. – Мне расспросить надо…
– Да я его спрашивал, – сказал Тихон. – Он говорит: плохо зн аком. Наших, говорит, и много, да всё плохие; только, говорит, одна названия. Ахнете, говорит, хорошенько, всех заберете, – заключил Тихон, весело и решительно взглянув в глаза Денисова.
– Вот я те всыплю сотню гог'ячих, ты и будешь дуг'ака то ког'чить, – сказал Денисов строго.
– Да что же серчать то, – сказал Тихон, – что ж, я не видал французов ваших? Вот дай позатемняет, я табе каких хошь, хоть троих приведу.
– Ну, поедем, – сказал Денисов, и до самой караулки он ехал, сердито нахмурившись и молча.
Тихон зашел сзади, и Петя слышал, как смеялись с ним и над ним казаки о каких то сапогах, которые он бросил в куст.
Когда прошел тот овладевший им смех при словах и улыбке Тихона, и Петя понял на мгновенье, что Тихон этот убил человека, ему сделалось неловко. Он оглянулся на пленного барабанщика, и что то кольнуло его в сердце. Но эта неловкость продолжалась только одно мгновенье. Он почувствовал необходимость повыше поднять голову, подбодриться и расспросить эсаула с значительным видом о завтрашнем предприятии, с тем чтобы не быть недостойным того общества, в котором он находился.
Посланный офицер встретил Денисова на дороге с известием, что Долохов сам сейчас приедет и что с его стороны все благополучно.
Денисов вдруг повеселел и подозвал к себе Петю.
– Ну, г'асскажи ты мне пг'о себя, – сказал он.


Петя при выезде из Москвы, оставив своих родных, присоединился к своему полку и скоро после этого был взят ординарцем к генералу, командовавшему большим отрядом. Со времени своего производства в офицеры, и в особенности с поступления в действующую армию, где он участвовал в Вяземском сражении, Петя находился в постоянно счастливо возбужденном состоянии радости на то, что он большой, и в постоянно восторженной поспешности не пропустить какого нибудь случая настоящего геройства. Он был очень счастлив тем, что он видел и испытал в армии, но вместе с тем ему все казалось, что там, где его нет, там то теперь и совершается самое настоящее, геройское. И он торопился поспеть туда, где его не было.
Когда 21 го октября его генерал выразил желание послать кого нибудь в отряд Денисова, Петя так жалостно просил, чтобы послать его, что генерал не мог отказать. Но, отправляя его, генерал, поминая безумный поступок Пети в Вяземском сражении, где Петя, вместо того чтобы ехать дорогой туда, куда он был послан, поскакал в цепь под огонь французов и выстрелил там два раза из своего пистолета, – отправляя его, генерал именно запретил Пете участвовать в каких бы то ни было действиях Денисова. От этого то Петя покраснел и смешался, когда Денисов спросил, можно ли ему остаться. До выезда на опушку леса Петя считал, что ему надобно, строго исполняя свой долг, сейчас же вернуться. Но когда он увидал французов, увидал Тихона, узнал, что в ночь непременно атакуют, он, с быстротою переходов молодых людей от одного взгляда к другому, решил сам с собою, что генерал его, которого он до сих пор очень уважал, – дрянь, немец, что Денисов герой, и эсаул герой, и что Тихон герой, и что ему было бы стыдно уехать от них в трудную минуту.
Уже смеркалось, когда Денисов с Петей и эсаулом подъехали к караулке. В полутьме виднелись лошади в седлах, казаки, гусары, прилаживавшие шалашики на поляне и (чтобы не видели дыма французы) разводившие красневший огонь в лесном овраге. В сенях маленькой избушки казак, засучив рукава, рубил баранину. В самой избе были три офицера из партии Денисова, устроивавшие стол из двери. Петя снял, отдав сушить, свое мокрое платье и тотчас принялся содействовать офицерам в устройстве обеденного стола.
Через десять минут был готов стол, покрытый салфеткой. На столе была водка, ром в фляжке, белый хлеб и жареная баранина с солью.
Сидя вместе с офицерами за столом и разрывая руками, по которым текло сало, жирную душистую баранину, Петя находился в восторженном детском состоянии нежной любви ко всем людям и вследствие того уверенности в такой же любви к себе других людей.
– Так что же вы думаете, Василий Федорович, – обратился он к Денисову, – ничего, что я с вами останусь на денек? – И, не дожидаясь ответа, он сам отвечал себе: – Ведь мне велено узнать, ну вот я и узнаю… Только вы меня пустите в самую… в главную. Мне не нужно наград… А мне хочется… – Петя стиснул зубы и оглянулся, подергивая кверху поднятой головой и размахивая рукой.
– В самую главную… – повторил Денисов, улыбаясь.
– Только уж, пожалуйста, мне дайте команду совсем, чтобы я командовал, – продолжал Петя, – ну что вам стоит? Ах, вам ножик? – обратился он к офицеру, хотевшему отрезать баранины. И он подал свой складной ножик.
Офицер похвалил ножик.
– Возьмите, пожалуйста, себе. У меня много таких… – покраснев, сказал Петя. – Батюшки! Я и забыл совсем, – вдруг вскрикнул он. – У меня изюм чудесный, знаете, такой, без косточек. У нас маркитант новый – и такие прекрасные вещи. Я купил десять фунтов. Я привык что нибудь сладкое. Хотите?.. – И Петя побежал в сени к своему казаку, принес торбы, в которых было фунтов пять изюму. – Кушайте, господа, кушайте.
– А то не нужно ли вам кофейник? – обратился он к эсаулу. – Я у нашего маркитанта купил, чудесный! У него прекрасные вещи. И он честный очень. Это главное. Я вам пришлю непременно. А может быть еще, у вас вышли, обились кремни, – ведь это бывает. Я взял с собою, у меня вот тут… – он показал на торбы, – сто кремней. Я очень дешево купил. Возьмите, пожалуйста, сколько нужно, а то и все… – И вдруг, испугавшись, не заврался ли он, Петя остановился и покраснел.
Он стал вспоминать, не сделал ли он еще каких нибудь глупостей. И, перебирая воспоминания нынешнего дня, воспоминание о французе барабанщике представилось ему. «Нам то отлично, а ему каково? Куда его дели? Покормили ли его? Не обидели ли?» – подумал он. Но заметив, что он заврался о кремнях, он теперь боялся.
«Спросить бы можно, – думал он, – да скажут: сам мальчик и мальчика пожалел. Я им покажу завтра, какой я мальчик! Стыдно будет, если я спрошу? – думал Петя. – Ну, да все равно!» – и тотчас же, покраснев и испуганно глядя на офицеров, не будет ли в их лицах насмешки, он сказал:
– А можно позвать этого мальчика, что взяли в плен? дать ему чего нибудь поесть… может…
– Да, жалкий мальчишка, – сказал Денисов, видимо, не найдя ничего стыдного в этом напоминании. – Позвать его сюда. Vincent Bosse его зовут. Позвать.
– Я позову, – сказал Петя.
– Позови, позови. Жалкий мальчишка, – повторил Денисов.
Петя стоял у двери, когда Денисов сказал это. Петя пролез между офицерами и близко подошел к Денисову.
– Позвольте вас поцеловать, голубчик, – сказал он. – Ах, как отлично! как хорошо! – И, поцеловав Денисова, он побежал на двор.
– Bosse! Vincent! – прокричал Петя, остановясь у двери.
– Вам кого, сударь, надо? – сказал голос из темноты. Петя отвечал, что того мальчика француза, которого взяли нынче.
– А! Весеннего? – сказал казак.
Имя его Vincent уже переделали: казаки – в Весеннего, а мужики и солдаты – в Висеню. В обеих переделках это напоминание о весне сходилось с представлением о молоденьком мальчике.
– Он там у костра грелся. Эй, Висеня! Висеня! Весенний! – послышались в темноте передающиеся голоса и смех.