Гончарова, Лидия Евгеньевна

Лидия Гончарова
Имя при рождении:	Лидия Евгеньевна Гончарова
Дата рождения:	22 августа 1922(1922-08-22)
Место рождения:	Петроград, Российская Федерация
Дата смерти:	25 сентября 2014(2014-09-25) (92 года)
Профессия:	солистка балета, балетный педагог
Годы активности:	с 1940
Театр:	Мариинский театр

Ли́дия Евге́ньевна Гончаро́ва (22 августа 1922, Петроград — 25 сентября 2014, Санкт-Петербург) — советская артистка балета, солистка Мариинского театра, педагог. Заслуженный деятель искусств Таджикской ССР (1973).

Биография

По окончании Ленинградского хореографического училища (педагоги Агриппина Ваганова, Андрей Лопухов) с 1940 года в театре им. Кирова.

Обладает редкой тёплой красотой. С огромными глубокими глазами, выразительностью, она сразу покорила любителей балета Мариинского театра. Танцевала все ведущие характерные партии в театре.

Роли в Мариинском театре

• Одарка «Тарас Бульба», балетмейстер Б. А. Фенстер на музыку Соловьёва-Седого
• Половчанка «Половецкие пляски» Михаила Фокина, на музыку А. П. Бородина
• Уличная танцовщица «Медный всадник» Ростислава Захарова, на музыку Глиера
• Испанский танец «Лебединое озеро» Льва Иванова, на музыку Чайковского
• Мерседес, Цыганский «Дон Кихот» Александра Горского, на музыку Минкуса
• Панадерос «Раймонда» Мариуса Петипа (возобн. Вагановой), на музыку А. Глазунова

Педагог

С 1964 года Лидия Евгеньевна Гончарова педагог характерного танца Ленинградского хореографического училища имени Вагановой, воспитавшей несколько поколений будущих артистов Мариинского театра

С 1976 по 1978 годы работала педагогом Каирского института балета (Египет).

Литература

1997 — «Энциклопедия Русский балет» - Лидия Гончарова / И.В.Ступников. — Москва: «Согласие», 1997.

Ссылки

• [www.vaganova.ru/students_list.php?l3=227 списки выпускников Академии балета имени Вагановой: Лидия Гончарова, 1940]. [www.webcitation.org/67vBvoVSA Архивировано из первоисточника 25 мая 2012].

Отрывок, характеризующий Гончарова, Лидия Евгеньевна

«Верещагин был судим и приговорен к смертной казни, – думал Растопчин (хотя Верещагин сенатом был только приговорен к каторжной работе). – Он был предатель и изменник; я не мог оставить его безнаказанным, и потом je faisais d'une pierre deux coups [одним камнем делал два удара]; я для успокоения отдавал жертву народу и казнил злодея».
Приехав в свой загородный дом и занявшись домашними распоряжениями, граф совершенно успокоился.
Через полчаса граф ехал на быстрых лошадях через Сокольничье поле, уже не вспоминая о том, что было, и думая и соображая только о том, что будет. Он ехал теперь к Яузскому мосту, где, ему сказали, был Кутузов. Граф Растопчин готовил в своем воображении те гневные в колкие упреки, которые он выскажет Кутузову за его обман. Он даст почувствовать этой старой придворной лисице, что ответственность за все несчастия, имеющие произойти от оставления столицы, от погибели России (как думал Растопчин), ляжет на одну его выжившую из ума старую голову. Обдумывая вперед то, что он скажет ему, Растопчин гневно поворачивался в коляске и сердито оглядывался по сторонам.
Сокольничье поле было пустынно. Только в конце его, у богадельни и желтого дома, виднелась кучки людей в белых одеждах и несколько одиноких, таких же людей, которые шли по полю, что то крича и размахивая руками.
Один вз них бежал наперерез коляске графа Растопчина. И сам граф Растопчин, и его кучер, и драгуны, все смотрели с смутным чувством ужаса и любопытства на этих выпущенных сумасшедших и в особенности на того, который подбегал к вим.
Шатаясь на своих длинных худых ногах, в развевающемся халате, сумасшедший этот стремительно бежал, не спуская глаз с Растопчина, крича ему что то хриплым голосом и делая знаки, чтобы он остановился. Обросшее неровными клочками бороды, сумрачное и торжественное лицо сумасшедшего было худо и желто. Черные агатовые зрачки его бегали низко и тревожно по шафранно желтым белкам.
– Стой! Остановись! Я говорю! – вскрикивал он пронзительно и опять что то, задыхаясь, кричал с внушительными интонациями в жестами.
Он поравнялся с коляской и бежал с ней рядом.
– Трижды убили меня, трижды воскресал из мертвых. Они побили каменьями, распяли меня… Я воскресну… воскресну… воскресну. Растерзали мое тело. Царствие божие разрушится… Трижды разрушу и трижды воздвигну его, – кричал он, все возвышая и возвышая голос. Граф Растопчин вдруг побледнел так, как он побледнел тогда, когда толпа бросилась на Верещагина. Он отвернулся.
– Пош… пошел скорее! – крикнул он на кучера дрожащим голосом.
Коляска помчалась во все ноги лошадей; но долго еще позади себя граф Растопчин слышал отдаляющийся безумный, отчаянный крик, а перед глазами видел одно удивленно испуганное, окровавленное лицо изменника в меховом тулупчике.
Как ни свежо было это воспоминание, Растопчин чувствовал теперь, что оно глубоко, до крови, врезалось в его сердце. Он ясно чувствовал теперь, что кровавый след этого воспоминания никогда не заживет, но что, напротив, чем дальше, тем злее, мучительнее будет жить до конца жизни это страшное воспоминание в его сердце. Он слышал, ему казалось теперь, звуки своих слов:
«Руби его, вы головой ответите мне!» – «Зачем я сказал эти слова! Как то нечаянно сказал… Я мог не сказать их (думал он): тогда ничего бы не было». Он видел испуганное и потом вдруг ожесточившееся лицо ударившего драгуна и взгляд молчаливого, робкого упрека, который бросил на него этот мальчик в лисьем тулупе… «Но я не для себя сделал это. Я должен был поступить так. La plebe, le traitre… le bien publique», [Чернь, злодей… общественное благо.] – думал он.