Скопус (гора)

Скопус (гора)Скопус (гора)

</tt> </tt> </tt> </tt> </tt> </tt> </tt>

Гора Скопус
31°47′33″ с. ш. 35°14′39″ в. д.31.79250° с. ш. 35.24417° в. д. / 31.79250; 35.24417
Страна	Израиль Израиль
Гора Скопус

Гора́ Ско́пус (Hebrew הַר הַצּוֹפִים (Хар хa-Цофим), англ. Mount Scopus, араб. راس المشارف‎, (Рас аль-Мушариф)) является северной вершиной Елеонской горы на северо-востоке Иерусалима. Высота над уровнем моря — 826 метров (2710 футов).

В результате арабо-израильской войны 1948 года гора Скопус стала охраняемым объектом ООН на иорданской территории, оккупированной до Шестидневной войны (1967). Сегодня гора Скопус находится в пределах муниципальных границ Иерусалима.

История

Античный период

Гора Скопус, со склонов и вершины которой открывается вид на Иерусалим, являлась стратегически важным объектом со времён глубокой древности, так как использовалась в качестве базы для нападений на город. В 66 году н.э там располагался XII римский легион. Затем, в 70 г. н.э гора Скопус в качестве стратегической позиции для проведения осады города была использована XII, XV и V легионами (позиция X легиона находилась на Масличной горе). В 1099 году гора Скопус в качестве стратегической базы была использована крестоносцами .

Современная эпоха

В 1948 году, когда британцы прекратили обеспечивать безопасность в регионе, еврейский анклав на горе Скопус стал ещё более отрезанным от основных районов еврейского Иерусалима. Доступ к больнице и университетскому городку обеспечивала узкая дорога длиной в версту, проходящая через арабскую деревню Шейх-Джарра. Стрельба арабских снайперов стала обычным явлением, по маршруту доступа были заложены дорожные мины. Когда продукты питания и запасы в больнице начали иссякать, большой конвой, состоящий из врачей и их помощников, вышел за пределы осажденной больницы и был атакован. Это событие стало известно как «резня медицинского персонала Хадассы».

В соответствии с соглашением о прекращении огня от 30 ноября 1948 года, которое установило разделение Иерусалима на Восточный и Западный, Израиль контролировал западную часть города, а Иордания — восточную. На границе были созданы несколько демилитаризованных зон «нейтральной территории», одна из них на горе Скопус. Сложилась ситуация, в результате которой составы с провиантом, прибывающие раз в две недели в университет и больницу, расположенные в израильской части демилитаризованной зоны, периодически охранялись иорданскими боевыми частями.

Статья VIII соглашений о перемирии, подписанных Израилем и Иорданией в апреле 1949 года, призывала к возобновлению «нормального функционирования культурных и гуманитарных учреждений на горе Скопус и бесплатный доступ к ней; свободного доступа к святым местам и культурным учреждениям, использования кладбища на Масличной горе; работы насосной станции «Латрун», обеспечения электроэнергией Старого города и работы железной дороги в Иерусалиме». В январе 1958 года, Фрэнсис Уррутиа, Представитель Генерального секретаря ООН, пытался убедить Иорданию соблюдать статью VIII, но безуспешно.

В мае 1958 года иорданские солдаты открыли огонь по израильскому патрулю, убив офицера ООН и четырёх израильских полицейских. Ральф Банч, помощник Генерального секретаря ООН Дага Хаммаршельда, а затем Хаммаршельд сам, посетили Иерусалим и Амман, чтобы найти решение, но их визиты снова не увенчались успехом. Соглашение о горе Скопус, подписанное 7 июля 1948, определило демилитаризованную зону в окрестностях горы и возложило функции надзора за выполнением условий перемирия на Организацию Объединенных Наций.

Два принадлежащих евреям участка в Аль-Иссавии, известные как «Ган Шломит» (Сады Саломонс), в 1934 году были приобретены г-жой В.Ф. Саломонс и проданы компании «Gan Shlomit Company, Ltd.» в 1937 году. Несмотря на то, что эта земля была окружена забором, возникали столкновения, когда арабы, живущие по другую сторону забора стремились возделывать землю, собирать оливки и ремонтировать близлежащие дома. Арабам разрешалось работать не ближе, чем на расстоянии пятидесяти метров от забора, в противном случае требовалось письменное разрешение израильской полиции.

Существовали две версии соглашения о демилитаризации: одна была подписана местным иорданским командиром, а другая — местным израильским командиром. Таким образом, две версии карты были причиной многих инцидентов в районе горы Скопус.

В июне 1967 года, когда в ходе Шестидневной войны израильская армия с боем заняла Восточный Иерусалим, гора Скопус стала частью территории Израиля.

Достопримечательности

Еврейский университет в Иерусалиме

Строительство кампуса Еврейского университета на горе Скопус началось в 1918 году на землях, приобретённых у агентства по недвижимости «Gray Hill». Торжественное открытие состоялось в 1925 году в присутствии многих высокопоставленных лиц.
Проект университетского кампуса, разработанный сэром Патриком Геддесом, предусматривал расположение зданий университета на склоне горы и отводил место большому шестиугольному залу под куполом, подобному огромной звезде Давида.
Этот план не был реализован, однако, Геддес разработал проект университетской библиотеки,— на сегодняшний день это юридический факультет Еврейского университета на горе Скопус.
К 1947 году университет стал серьёзным исследовательским и учебным центром в области гуманитарных и естественных наук, медицины, образования и сельского хозяйства (в Реховоте ); он располагал национальной библиотекой, собственной типографией и образовательным центром для взрослых. В университете обучались 1000 студентов и работали 200 преподавателей.

Иерусалимское британское военное кладбище

Британские кладбище в Иерусалиме (Иерусалимское военное кладбище) является военным кладбищем для солдат Британской империи, погибших в Первой мировой войне на территории Израиля. Кладбище находится на горе Скопус.
На кладбище было похоронено 2515 погибших: из 2449 военных — 2218 британских жертв. 100 похороненных солдат не были идентифицированы.
Памятник неизвестному солдату посвящён 3300 израильским военным, убитым в Египте. В целом, на военном кладбище в Иерусалиме увековечена память о 5815 погибших в Первой мировой войне.

Больница «Хадасса» (Гора́ Ско́пус)

В 1939 году женская сионистская организация «Хадасса» открыла клиническую больницу на горе Скопус в здании, построенном по проекту архитектора Эриха Мендельсона. В 1948 году, когда иорданцы оккупировали Восточный Иерусалим и блокировали дороги к горе Скопус, больница больше не могла функционировать. В 1960 году, после открытия клиник в различных местах, организация открыла медицинский центр в другой части города, в иерусалимском районе Эйн Керем. 13 апреля 1948 года, гражданский конвой, перевозящий медикаменты и персонал в больницу «Хадасса» на горе Скопус, был атакован арабскими силами. 78 евреев, в основном врачи и медсестры, были убиты.

Пещера Никанора и Национальный Пантеон Израиля

Пещера Никанора является древней погребальной пещерой, расположенной на горе Скопус в Иерусалиме. В ходе раскопок в пещере был обнаружен склеп с надписью: «Никанор — дверной мастер». Пещера находится в Ботаническом саду иерусалимского Еврейского университета у основания горы Скопус.

В пещере Никанора планировалось устроить национальный пантеон сионистского движения, но в силу обстоятельств (территория горы Скопус после получения Израилем независимости оказалась анклавом, окружённым владениями Иордании) этот проект остался нереализованным. В пещере Никанора похоронены только двое из сионистских лидеров — Леон Пинскер и Менахем Усышкин.

После 1948 года кладбище лидеров нации было создано на горе Герцля в западной части города.

Национальный ботанический сад Израиля

Ботанический сад Еврейского университета на горе Скопус был основан в 1931 году. Он является результатом научной и образовательной деятельности ботаника Александра Эйга. Этот сад содержит одну из крупнейших коллекций израильских диких растений. Эйг установил охрану фауны Израиля по местам обитания и создал совместно с учениками и коллегами (Михаэлем Зохари и Наоми Фейнброн) небольшие дюны, берега рек, крошечные средиземноморские леса и т.п., в том числе посадил местные растения. Собирая растения в питомниках Сирии, Турции, Ирака и Ливана, он привёз 350 саженцев кедра. Эта работа была продолжена ботаниками Тувией Кушнир и Кларой Чен.

В 1947 году в сад был переведён Библейский зоопарк, который был создан специально с этой целью. Большинство животных из-за отсутствия надлежащего ухода не пережили Войну за независимость. Когда в 1950 году было достигнуто урегулирование, в зоопарк начало поступать продовольствие.

Сад на горе Скопус был в запустении более 19 лет. В 1980 году было принято решение восстановить его. Сад был открыт в 1988 году и с тех пор он является научным и образовательным центром, а также зоной отдыха на территории кампуса.

Бецалель (академия)

Академия искусств «Бецалель» — израильская национальная Академия художеств. Академия основана в 1906 году в Палестине художником Борисом Шацем. Академия Бецалель расположена на Горе Скопус в Иерусалиме и ежегодно в ней обучаются около 1500 студентов.

Галерея

• HebrewU-MtScopus.JPG

  Еврейский университет в Иерусалиме

• הגן הבוטני הלאומי ע"ש מונטגיו למפורט - הר הצופים.jpg

  Национальный ботанический сад Израиля

• Hadassa 1.JPG

  Больница Хадасса (Гора́ Ско́пус)

• Jerusalem war cemetery 2.JPG

  Иерусалимское британское военное кладбище на горе Скопус

• Tomb of Nicanor (1).jpg

  Пещера Никанора

• Bezalel.jpg

  Бецалель (академия)

Ссылки

• [allaboutjerusalem.com/article/hebrew-university-compound-mount-scopus Mount Scopus - The Hebrew University]
• [allaboutjerusalem.com/tour/brigham-young-university-mormons-center Mount Scopus - The Brigham Young University]
• [www.jerusalemshots.com/cat_en17.html Jerusalem Photos Portal] - Mount Scopus

Отрывок, характеризующий Скопус (гора)

– Вот где Бог привел свидеться, – сказал маленький человек. – Тушин, Тушин, помните довез вас под Шенграбеном? А мне кусочек отрезали, вот… – сказал он, улыбаясь, показывая на пустой рукав халата. – Василья Дмитриевича Денисова ищете? – сожитель! – сказал он, узнав, кого нужно было Ростову. – Здесь, здесь и Тушин повел его в другую комнату, из которой слышался хохот нескольких голосов.
«И как они могут не только хохотать, но жить тут»? думал Ростов, всё слыша еще этот запах мертвого тела, которого он набрался еще в солдатском госпитале, и всё еще видя вокруг себя эти завистливые взгляды, провожавшие его с обеих сторон, и лицо этого молодого солдата с закаченными глазами.
Денисов, закрывшись с головой одеялом, спал не постели, несмотря на то, что был 12 й час дня.
– А, Г'остов? 3до'ово, здо'ово, – закричал он всё тем же голосом, как бывало и в полку; но Ростов с грустью заметил, как за этой привычной развязностью и оживленностью какое то новое дурное, затаенное чувство проглядывало в выражении лица, в интонациях и словах Денисова.
Рана его, несмотря на свою ничтожность, все еще не заживала, хотя уже прошло шесть недель, как он был ранен. В лице его была та же бледная опухлость, которая была на всех гошпитальных лицах. Но не это поразило Ростова; его поразило то, что Денисов как будто не рад был ему и неестественно ему улыбался. Денисов не расспрашивал ни про полк, ни про общий ход дела. Когда Ростов говорил про это, Денисов не слушал.
Ростов заметил даже, что Денисову неприятно было, когда ему напоминали о полке и вообще о той, другой, вольной жизни, которая шла вне госпиталя. Он, казалось, старался забыть ту прежнюю жизнь и интересовался только своим делом с провиантскими чиновниками. На вопрос Ростова, в каком положении было дело, он тотчас достал из под подушки бумагу, полученную из комиссии, и свой черновой ответ на нее. Он оживился, начав читать свою бумагу и особенно давал заметить Ростову колкости, которые он в этой бумаге говорил своим врагам. Госпитальные товарищи Денисова, окружившие было Ростова – вновь прибывшее из вольного света лицо, – стали понемногу расходиться, как только Денисов стал читать свою бумагу. По их лицам Ростов понял, что все эти господа уже не раз слышали всю эту успевшую им надоесть историю. Только сосед на кровати, толстый улан, сидел на своей койке, мрачно нахмурившись и куря трубку, и маленький Тушин без руки продолжал слушать, неодобрительно покачивая головой. В середине чтения улан перебил Денисова.
– А по мне, – сказал он, обращаясь к Ростову, – надо просто просить государя о помиловании. Теперь, говорят, награды будут большие, и верно простят…
– Мне просить государя! – сказал Денисов голосом, которому он хотел придать прежнюю энергию и горячность, но который звучал бесполезной раздражительностью. – О чем? Ежели бы я был разбойник, я бы просил милости, а то я сужусь за то, что вывожу на чистую воду разбойников. Пускай судят, я никого не боюсь: я честно служил царю, отечеству и не крал! И меня разжаловать, и… Слушай, я так прямо и пишу им, вот я пишу: «ежели бы я был казнокрад…
– Ловко написано, что и говорить, – сказал Тушин. Да не в том дело, Василий Дмитрич, – он тоже обратился к Ростову, – покориться надо, а вот Василий Дмитрич не хочет. Ведь аудитор говорил вам, что дело ваше плохо.
– Ну пускай будет плохо, – сказал Денисов. – Вам написал аудитор просьбу, – продолжал Тушин, – и надо подписать, да вот с ними и отправить. У них верно (он указал на Ростова) и рука в штабе есть. Уже лучше случая не найдете.
– Да ведь я сказал, что подличать не стану, – перебил Денисов и опять продолжал чтение своей бумаги.
Ростов не смел уговаривать Денисова, хотя он инстинктом чувствовал, что путь, предлагаемый Тушиным и другими офицерами, был самый верный, и хотя он считал бы себя счастливым, ежели бы мог оказать помощь Денисову: он знал непреклонность воли Денисова и его правдивую горячность.
Когда кончилось чтение ядовитых бумаг Денисова, продолжавшееся более часа, Ростов ничего не сказал, и в самом грустном расположении духа, в обществе опять собравшихся около него госпитальных товарищей Денисова, провел остальную часть дня, рассказывая про то, что он знал, и слушая рассказы других. Денисов мрачно молчал в продолжение всего вечера.
Поздно вечером Ростов собрался уезжать и спросил Денисова, не будет ли каких поручений?
– Да, постой, – сказал Денисов, оглянулся на офицеров и, достав из под подушки свои бумаги, пошел к окну, на котором у него стояла чернильница, и сел писать.
– Видно плетью обуха не пег'ешибешь, – сказал он, отходя от окна и подавая Ростову большой конверт. – Это была просьба на имя государя, составленная аудитором, в которой Денисов, ничего не упоминая о винах провиантского ведомства, просил только о помиловании.
– Передай, видно… – Он не договорил и улыбнулся болезненно фальшивой улыбкой.


Вернувшись в полк и передав командиру, в каком положении находилось дело Денисова, Ростов с письмом к государю поехал в Тильзит.
13 го июня, французский и русский императоры съехались в Тильзите. Борис Друбецкой просил важное лицо, при котором он состоял, о том, чтобы быть причислену к свите, назначенной состоять в Тильзите.
– Je voudrais voir le grand homme, [Я желал бы видеть великого человека,] – сказал он, говоря про Наполеона, которого он до сих пор всегда, как и все, называл Буонапарте.
– Vous parlez de Buonaparte? [Вы говорите про Буонапарта?] – сказал ему улыбаясь генерал.
Борис вопросительно посмотрел на своего генерала и тотчас же понял, что это было шуточное испытание.
– Mon prince, je parle de l'empereur Napoleon, [Князь, я говорю об императоре Наполеоне,] – отвечал он. Генерал с улыбкой потрепал его по плечу.
– Ты далеко пойдешь, – сказал он ему и взял с собою.
Борис в числе немногих был на Немане в день свидания императоров; он видел плоты с вензелями, проезд Наполеона по тому берегу мимо французской гвардии, видел задумчивое лицо императора Александра, в то время как он молча сидел в корчме на берегу Немана, ожидая прибытия Наполеона; видел, как оба императора сели в лодки и как Наполеон, приставши прежде к плоту, быстрыми шагами пошел вперед и, встречая Александра, подал ему руку, и как оба скрылись в павильоне. Со времени своего вступления в высшие миры, Борис сделал себе привычку внимательно наблюдать то, что происходило вокруг него и записывать. Во время свидания в Тильзите он расспрашивал об именах тех лиц, которые приехали с Наполеоном, о мундирах, которые были на них надеты, и внимательно прислушивался к словам, которые были сказаны важными лицами. В то самое время, как императоры вошли в павильон, он посмотрел на часы и не забыл посмотреть опять в то время, когда Александр вышел из павильона. Свидание продолжалось час и пятьдесят три минуты: он так и записал это в тот вечер в числе других фактов, которые, он полагал, имели историческое значение. Так как свита императора была очень небольшая, то для человека, дорожащего успехом по службе, находиться в Тильзите во время свидания императоров было делом очень важным, и Борис, попав в Тильзит, чувствовал, что с этого времени положение его совершенно утвердилось. Его не только знали, но к нему пригляделись и привыкли. Два раза он исполнял поручения к самому государю, так что государь знал его в лицо, и все приближенные не только не дичились его, как прежде, считая за новое лицо, но удивились бы, ежели бы его не было.
Борис жил с другим адъютантом, польским графом Жилинским. Жилинский, воспитанный в Париже поляк, был богат, страстно любил французов, и почти каждый день во время пребывания в Тильзите, к Жилинскому и Борису собирались на обеды и завтраки французские офицеры из гвардии и главного французского штаба.
24 го июня вечером, граф Жилинский, сожитель Бориса, устроил для своих знакомых французов ужин. На ужине этом был почетный гость, один адъютант Наполеона, несколько офицеров французской гвардии и молодой мальчик старой аристократической французской фамилии, паж Наполеона. В этот самый день Ростов, пользуясь темнотой, чтобы не быть узнанным, в статском платье, приехал в Тильзит и вошел в квартиру Жилинского и Бориса.
В Ростове, также как и во всей армии, из которой он приехал, еще далеко не совершился в отношении Наполеона и французов, из врагов сделавшихся друзьями, тот переворот, который произошел в главной квартире и в Борисе. Все еще продолжали в армии испытывать прежнее смешанное чувство злобы, презрения и страха к Бонапарте и французам. Еще недавно Ростов, разговаривая с Платовским казачьим офицером, спорил о том, что ежели бы Наполеон был взят в плен, с ним обратились бы не как с государем, а как с преступником. Еще недавно на дороге, встретившись с французским раненым полковником, Ростов разгорячился, доказывая ему, что не может быть мира между законным государем и преступником Бонапарте. Поэтому Ростова странно поразил в квартире Бориса вид французских офицеров в тех самых мундирах, на которые он привык совсем иначе смотреть из фланкерской цепи. Как только он увидал высунувшегося из двери французского офицера, это чувство войны, враждебности, которое он всегда испытывал при виде неприятеля, вдруг обхватило его. Он остановился на пороге и по русски спросил, тут ли живет Друбецкой. Борис, заслышав чужой голос в передней, вышел к нему навстречу. Лицо его в первую минуту, когда он узнал Ростова, выразило досаду.
– Ах это ты, очень рад, очень рад тебя видеть, – сказал он однако, улыбаясь и подвигаясь к нему. Но Ростов заметил первое его движение.
– Я не во время кажется, – сказал он, – я бы не приехал, но мне дело есть, – сказал он холодно…
– Нет, я только удивляюсь, как ты из полка приехал. – «Dans un moment je suis a vous», [Сию минуту я к твоим услугам,] – обратился он на голос звавшего его.
– Я вижу, что я не во время, – повторил Ростов.
Выражение досады уже исчезло на лице Бориса; видимо обдумав и решив, что ему делать, он с особенным спокойствием взял его за обе руки и повел в соседнюю комнату. Глаза Бориса, спокойно и твердо глядевшие на Ростова, были как будто застланы чем то, как будто какая то заслонка – синие очки общежития – были надеты на них. Так казалось Ростову.
– Ах полно, пожалуйста, можешь ли ты быть не во время, – сказал Борис. – Борис ввел его в комнату, где был накрыт ужин, познакомил с гостями, назвав его и объяснив, что он был не статский, но гусарский офицер, его старый приятель. – Граф Жилинский, le comte N.N., le capitaine S.S., [граф Н.Н., капитан С.С.] – называл он гостей. Ростов нахмуренно глядел на французов, неохотно раскланивался и молчал.
Жилинский, видимо, не радостно принял это новое русское лицо в свой кружок и ничего не сказал Ростову. Борис, казалось, не замечал происшедшего стеснения от нового лица и с тем же приятным спокойствием и застланностью в глазах, с которыми он встретил Ростова, старался оживить разговор. Один из французов обратился с обыкновенной французской учтивостью к упорно молчавшему Ростову и сказал ему, что вероятно для того, чтобы увидать императора, он приехал в Тильзит.
– Нет, у меня есть дело, – коротко ответил Ростов.
Ростов сделался не в духе тотчас же после того, как он заметил неудовольствие на лице Бориса, и, как всегда бывает с людьми, которые не в духе, ему казалось, что все неприязненно смотрят на него и что всем он мешает. И действительно он мешал всем и один оставался вне вновь завязавшегося общего разговора. «И зачем он сидит тут?» говорили взгляды, которые бросали на него гости. Он встал и подошел к Борису.