Горбатый-Шуйский, Александр Борисович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Александр Борисович Горбатый-Шуйский
Наместник казанский
 
Смерть: 1565(1565)
Отец: Борис Иванович Горбатый-Шуйский
Дети: Пётр, Евдокия

Князь Алекса́ндр Бори́сович Горба́тый-Шу́йский (ум. 1565) — сын Бориса Ивановича, с 1544 года — боярин, один из самых храбрых воевод Ивана Грозного, руководивший взятием Казани и служивший её первым наместником.

Самые важные услуги он оказал в казанских походах 1549 и 1552 г. Во время последнего искусным манёвром Горбатого-Шуйского было истреблено на Арском поле почти все войско кн. Япанчи, а затем взяты острог за Арским полем и самый Арский город: в русский стан к Казани привезено огромное количество съестных припасов и много освобождённых из плена христиан. Горбатый-Шуйский был первым наместником в завоёванной Казани.

После ряда неудач русской армии в Ливонской войне, особенно после бегства Курбского, усилились репрессии против знати. Курбский был боевым товарищем Горбатого-Шуйского по казанскому походу. Несмотря на заслуги, по обвинению в злоумышлении на жизнь царя и царицы, в 1565 г. Александр был казнён вместе с 17-летним сыном Петром. С их смертью пресеклось мужское поколение Горбатых-Шуйских. Александр Борисович с сыном были единственными жертвами репрессий Ивана Грозного из всего клана Шуйских.

Старшая дочь, Евдокия, была замужем за Никитой Романовичем Захарьиным, дедом царя Михаила[1], что дало Романовым некоторое основание выводить свою родословную от Рюрика.

Напишите отзыв о статье "Горбатый-Шуйский, Александр Борисович"



Примечания

  1. Пчелов Е. В. Рюриковичи. История династии. М.: Олма-Пресс, 2001; Козляков В., Михаил Федорович (ЖЗЛ) М.: Молодая гвардия, 2004. При этом следует отметить, что не все историки считают её матерью Федора Никитича; некоторые, в частности, П. Н. Петров в своей «Истории родов русского дворянства», а также А. Широкорад «Путь к трону» М.:Астрель, 2004, называют матерью Федора Варвару Головину

Ссылки

Отрывок, характеризующий Горбатый-Шуйский, Александр Борисович

Граф вспомнил своего прозеванного волка и свое столкновение с Данилой.
– Однако, брат, ты сердит, – сказал граф. – Данила ничего не сказал и только застенчиво улыбнулся детски кроткой и приятной улыбкой.


Старый граф поехал домой; Наташа с Петей обещались сейчас же приехать. Охота пошла дальше, так как было еще рано. В середине дня гончих пустили в поросший молодым частым лесом овраг. Николай, стоя на жнивье, видел всех своих охотников.
Насупротив от Николая были зеленя и там стоял его охотник, один в яме за выдавшимся кустом орешника. Только что завели гончих, Николай услыхал редкий гон известной ему собаки – Волторна; другие собаки присоединились к нему, то замолкая, то опять принимаясь гнать. Через минуту подали из острова голос по лисе, и вся стая, свалившись, погнала по отвершку, по направлению к зеленям, прочь от Николая.
Он видел скачущих выжлятников в красных шапках по краям поросшего оврага, видел даже собак, и всякую секунду ждал того, что на той стороне, на зеленях, покажется лисица.
Охотник, стоявший в яме, тронулся и выпустил собак, и Николай увидал красную, низкую, странную лисицу, которая, распушив трубу, торопливо неслась по зеленям. Собаки стали спеть к ней. Вот приблизились, вот кругами стала вилять лисица между ними, всё чаще и чаще делая эти круги и обводя вокруг себя пушистой трубой (хвостом); и вот налетела чья то белая собака, и вслед за ней черная, и всё смешалось, и звездой, врозь расставив зады, чуть колеблясь, стали собаки. К собакам подскакали два охотника: один в красной шапке, другой, чужой, в зеленом кафтане.
«Что это такое? подумал Николай. Откуда взялся этот охотник? Это не дядюшкин».
Охотники отбили лисицу и долго, не тороча, стояли пешие. Около них на чумбурах стояли лошади с своими выступами седел и лежали собаки. Охотники махали руками и что то делали с лисицей. Оттуда же раздался звук рога – условленный сигнал драки.
– Это Илагинский охотник что то с нашим Иваном бунтует, – сказал стремянный Николая.
Николай послал стремяного подозвать к себе сестру и Петю и шагом поехал к тому месту, где доезжачие собирали гончих. Несколько охотников поскакало к месту драки.
Николай слез с лошади, остановился подле гончих с подъехавшими Наташей и Петей, ожидая сведений о том, чем кончится дело. Из за опушки выехал дравшийся охотник с лисицей в тороках и подъехал к молодому барину. Он издалека снял шапку и старался говорить почтительно; но он был бледен, задыхался, и лицо его было злобно. Один глаз был у него подбит, но он вероятно и не знал этого.
– Что у вас там было? – спросил Николай.
– Как же, из под наших гончих он травить будет! Да и сука то моя мышастая поймала. Поди, судись! За лисицу хватает! Я его лисицей ну катать. Вот она, в тороках. А этого хочешь?… – говорил охотник, указывая на кинжал и вероятно воображая, что он всё еще говорит с своим врагом.
Николай, не разговаривая с охотником, попросил сестру и Петю подождать его и поехал на то место, где была эта враждебная, Илагинская охота.