Горбачевский, Иван Иванович

Иван Иванович Горбачевский
Дата рождения:	22 сентября (4 октября) 1800(1800-10-04)
Место рождения:	Нежин
Гражданство:	Российская империя Российская империя
Дата смерти:	9 января 1869(1869-01-09) (68 лет)
Место смерти:	Петровский завод
Автограф:

Горбаче́вский Ива́н Ива́нович (1800—1869) — декабрист, член «Общества соединённых славян», участник восстания Черниговского полка 3 января 1825 года.

Биография

Родился 22 сентября (4 октября) 1800 года в г. Нежине на Украине в семье малоимущих дворян. Семья будущего декабриста поселилась в Витебске в начале XIX века. Отец, Иван Васильевич Горбачевский, в 1812 году служил при штабе Барклая де Толли и Кутузова, и будущий декабрист в 12-летнем возрасте путешествовал по дорогам войны вместе с отцом. После войны Горбачевский-старший служил в Витебской казённой палате. Будущий декабрист сначала учился в народном училище, затем (с 1813) воспитывался в Витебской губернской гимназии, которую окончил в 1817 году. Учился Горбачевский на «отлично», что было неоднократно отмечено в актах инспекторских проверок. Особенно любимыми предметами Горбачевского были история и математика.

Витебский период

Демократические взгляды Горбачевского сформировались именно в годы учёбы в Витебской гимназии. Одним из профессоров в гимназии работал Кирилл Канаровский-Сахович, который требовал, чтобы не только бесплатно учили детей из бедных семей, но чтобы и отношение к ним ничем не отличалось от обращения с детьми богатых. В 1812 году этот учитель спас от наполеоновских мародёров имущество гимназии, а после войны добивался расширения начального обучения в Витебске и губернии. Получив после смерти матери небольшое имение, Горбачевский отказался от него и передал землю в безвозмездное пользование крестьянам. Декабрист М. Бестужев отзывался о Горбачевском так: «Удивительно добрая и чистая натура <…>, личность высокой нравственно мощи, несмотря на тихий характер».

Служба в Санкт-Петербурге

После учёбы в гимназии Горбачевский 23 августа 1817 года поступил в дворянский полк; прапорщик — с 27 июня 1820 года; выпущен в 8 артиллерийскую бригаду (в Новоград-Волынском) — 27 июля 1820 года.

В 1823 году вступил в «Общество соединённых славян» и вскоре стал одним из наиболее активных его деятелей. Вёл революционную пропаганду среди солдат и офицеров. Горбачевский считал, что широкие народные массы должны знать о целях декабристов. При объединении «Общества соединённых славян» с «Южным обществом» осуществлял связь между артиллерийской группой «Общества соединённых славян» и руководством Васильковской управы «Южного общества». С 10 июня 1825 года — подпоручик артиллерии.

Политические взгляды

Горбачевский был сторонником истребления царской фамилии и включил себя в число лиц, намеченных для покушения на Александра I. В дни восстания Черниговского полка, возглавляемого С. И. Муравьёвым-Апостолом, вместе с другими офицерами пытался поднять соседние воинские части. Восстанию посвящены несколько глав «Записок» Горбачевского, написанных в Сибири после его выхода на поселение. «Записки» являются выполненным обещанием Горбачевского, данного им С. И. Муравьёву-Апостолу в сентябре 1825 г. о том, что тот из них, кто останется в живых, обязательно напишет мемуары.

После восстания Черниговского полка

После восстания Черниговского полка был осуждён в вечную каторгу, затем, в 1826 году, срок был сокращён до 20-ти лет. В 1827 году прибыл в Читинский острог, в 1830 переведён в Петровский Завод. С 1839 года жил на поселении.

В «Записках» Горбачевский сообщает интересный факт о том, что вскоре после подавления восстания и ареста он был заключён сначала в Петербургской крепости, а затем переведён в Кексгольм, где был посажен в Пугачёвскую башню, в которой на тот момент всё ещё содержались заключённые туда родственники Емельяна Пугачёва.

После смерти Николая I в 1855 году почти все остававшиеся в живых декабристы воспользовались амнистией и уехали из Сибири. Горбачевский остался одиноко доживать свой век в Петровском Заводе; его письма и «Записки» полны мыслей о неудавшемся восстании.

Горбачевский остался одиноким до конца жизни, хотя из его переписки с друзьями видно, что над ним подшучивали относительно его детей, рождённых вне законного брака. В письме к декабристу Д. И. Завалишину Горбачевский, говоря о С. Г. Волконском и М. Бестужеве, высказал мнение о том, что «семья есть покрышка эгоизма».

Горбачевский остался верен своим идеалам до конца и отказался воспользоваться амнистией, которую для него выхлопотали его родственники в 1863 году и которая позволяла ему переехать в Санкт-Петербург для проживания под надзором полиции. «Ехать на неизвестное, жить с людьми, которых не знаю, хотя и считаются родными, что я там буду делать!» — вот цитата из его письма друзьям. Также отказался от приглашения вдовы декабриста Фонвизина Н. Д. Фонвизиной поселиться в её имении под Москвой. Горбачевский интересовался всем новым в революционном движении, получал нелегальные герценовские издания. Скептически относился к крестьянской реформе 1861 года и посмеивался над увлечением ею своего друга, бывшего начальника штаба восстания на Сенатской площади Евгения Оболенского. Он понял половинчатость реформы и даже пророчил кровавое крестьянское восстание.

Поддерживал огонь в лампаде в часовне, где была похоронена жена декабриста Никиты Муравьёва Александрина Муравьёва. Был мировым посредником Петровского горного округа. Переписывался с декабристами Николаем и Михаилом Бестужевыми, Е. Оболенским, И. И. Пущиным, В. Л. Давыдовым, Д. И. Завалишиным, жёнами декабристов М. К. Юшневской и Н. Д. Фонвизиной. Умер Горбачевский 9 (21) января 1869 года в Петровском Заводе Читинской губернии; там же и похоронен.

Мемуары

«Записки» впервые были опубликованы в 1882 году в «Русском архиве» П. И. Бартенева как «Записки неизвестного из Общества соединённых славян». Исследователи сомневались в авторстве Горбачевского, однако позднее путём сравнительного анализа и на основе других документов декабристов авторство было подтверждено. Наряду с «Письмами из Сибири» М. С. Лунина, «Записки» Горбачевского являются одним из наиболее полных документальных свидетельств о Декабрьском восстании.

Современники о Горбачевском

Портрет Горбачевского кисти декабриста Николая Бестужева периода 1830-х годов представляет серьёзного обаятельного человека с копной волос.

Из воспоминаний В. А. Обручева, друга Н. Г. Чернышевского, об И. И. Горбачевском на поселении: «Ивану Ивановичу было в то время шестьдесят три года. Он был широкий мужчина, несколько выше среднего роста, с крупной, мало поседевшей головой, причёсанной или растрёпанной на манер генералов александровских дней, но при пушистых усах и бакенбардах. По внешности он был бы на своем месте только в обстановке корпусного командира. И говор у него был важных старцев, барский, густой, чисто русский, без малейшего следа хохлацкого происхождения или сибирского навыка. Такой же барский, всегда благосклонный, был у него и взгляд. Во всем он был барин, и прежде всего в щедрости. Он мог не дать совсем, когда не было — тогда он конфузился, но дать щепоткой, отсчитывать, он не мог. Под львиною наружностью был он человек добрый и нежный до слабости, изысканно вежливый и деликатный. В школе, где он учился, воспитателями были иезуиты, и я его дразнил, что в нем все еще сохраняются разные к обольщению людей направленные ухищрения. <…> Читал он аккуратно: „Петербургские ведомости“ и „Revue des deaux Mondes“, которые ему присылал наш дипломатический агент в Пекине Бюцов. Любимой книгой, которую он всего чаще брал, ложась в постель, были ламартиновские „Жирондисты“, и французские книги он вообще значительно предпочитал русским. Но французской его речи я не слыхал. <…> Горячую симпатию к личности Ивана Ивановича, любовное уважение к нему внушали прежде всего его необычайная доброта, живое, участливое отношение ко всем, отсутствие всякой заботы о себе. Свой правильный, трезвый взгляд на вещи он доказал тем, что не захотел возвратиться в Россию.»

Память о Горбачевском в Витебске

В Витебске в 1973 году именем Горбачевского была названа бывшая Саратовская улица в Первомайском районе. На стене бывшей Витебской Губернской гимназии в 1979 году была установлена мемориальная доска следующего содержания: «В этом доме (здание бывшей гимназии) с 1808 по 1817 гг. учился декабрист Иван Иванович Горбачевский». В данный момент (ноябрь 2007) в бывшем здании гимназии по адресу ул. Крылова, д. 7 расположена Витебская епархия. Мемориальная доска декабристу Горбачевскому отсутствует под предлогом реставрации. На здании имеются другие вывески, а в церковном музее внутри здания висит портрет Николая II. Все попытки выяснить нынешнее местонахождение мемориальной доски декабристу Горбачевскому и её дальнейшую судьбу ни к чему не привели. Мемориальная доска Горбачевскому, таким образом, пополнила список исчезнувших исторических памятников г. Витебска, в который также входит — памятник гетману Богдану Хмельницкому на одноименной улице.

Память о Горбачевском в Петровске-Забайкальском (бывшем Петровском Заводе)

Согласно информации, приведенной в сборнике «Декабристы и Сибирь» 1988 года, в Петровске-Забайкальском в доме, где проживал И. И. Горбачевский, размещены городская библиотека им. Горбачевского и музей декабриста. На здании установлена мемориальная доска. Установлен памятник Горбачевскому. Могила Горбачевского — в Петровске-Забайкальском.

Источники

• Декабристы. Биографический справочник. Под ред. академика М. В. Нечкиной. — М., «Наука», 1988
• Горбачевский, Иван Иванович // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>
• И. И. Горбачевский. Записки и письма. — М.: Издательство академии наук СССР, 1963.
• Декабристы в воспоминаниях современников. — М.: Издательство Московского Университета, 1988.
• Декабристы и Сибирь. — М.: «Советская Россия», 1988.
• [kemenkiri.narod.ru/GorbV.pdf Материалы следственного дела И. И. Горбачевского]. Восстание декабристов. Документы. Т.V, C.182-259.
• У. С. Пасэ «Бацькі і дзеці // «Помнікі гісторыі і культуры». — 1970. — № 4  (белор.)
• Л. Алексеев Витебский декабрист // «Неман». — 1970. — № 7
• Аркадий Подлипский, Вера Рогач Доски, берегущие память. — «Віцебская абласная друкарня», 2005.
• Рассадин Ст. [az.lib.ru/g/gorbachewskij_i_i/text_0020.shtml Никогда никого не забуду: Повесть об Иване Горбачевском]. — М.: Политиздат, 1987.

Ссылки

• [www.hrono.ru/biograf/bio_g/gorbachevsky_ii.php Горбачевский Иван Иванович]
• [decemb.hobby.ru/index.shtml?alphavit/alf_g Музей декабристов]

Отрывок, характеризующий Горбачевский, Иван Иванович

– Это мое дело знать и не ваше меня спрашивать, – вскрикнул Растопчин.
– Ежели его обвиняют в том, что он распространял прокламации Наполеона, то ведь это не доказано, – сказал Пьер (не глядя на Растопчина), – и Верещагина…
– Nous y voila, [Так и есть,] – вдруг нахмурившись, перебивая Пьера, еще громче прежнего вскрикнул Растопчин. – Верещагин изменник и предатель, который получит заслуженную казнь, – сказал Растопчин с тем жаром злобы, с которым говорят люди при воспоминании об оскорблении. – Но я не призвал вас для того, чтобы обсуждать мои дела, а для того, чтобы дать вам совет или приказание, ежели вы этого хотите. Прошу вас прекратить сношения с такими господами, как Ключарев, и ехать отсюда. А я дурь выбью, в ком бы она ни была. – И, вероятно, спохватившись, что он как будто кричал на Безухова, который еще ни в чем не был виноват, он прибавил, дружески взяв за руку Пьера: – Nous sommes a la veille d'un desastre publique, et je n'ai pas le temps de dire des gentillesses a tous ceux qui ont affaire a moi. Голова иногда кругом идет! Eh! bien, mon cher, qu'est ce que vous faites, vous personnellement? [Мы накануне общего бедствия, и мне некогда быть любезным со всеми, с кем у меня есть дело. Итак, любезнейший, что вы предпринимаете, вы лично?]
– Mais rien, [Да ничего,] – отвечал Пьер, все не поднимая глаз и не изменяя выражения задумчивого лица.
Граф нахмурился.
– Un conseil d'ami, mon cher. Decampez et au plutot, c'est tout ce que je vous dis. A bon entendeur salut! Прощайте, мой милый. Ах, да, – прокричал он ему из двери, – правда ли, что графиня попалась в лапки des saints peres de la Societe de Jesus? [Дружеский совет. Выбирайтесь скорее, вот что я вам скажу. Блажен, кто умеет слушаться!.. святых отцов Общества Иисусова?]
Пьер ничего не ответил и, нахмуренный и сердитый, каким его никогда не видали, вышел от Растопчина.

Когда он приехал домой, уже смеркалось. Человек восемь разных людей побывало у него в этот вечер. Секретарь комитета, полковник его батальона, управляющий, дворецкий и разные просители. У всех были дела до Пьера, которые он должен был разрешить. Пьер ничего не понимал, не интересовался этими делами и давал на все вопросы только такие ответы, которые бы освободили его от этих людей. Наконец, оставшись один, он распечатал и прочел письмо жены.
«Они – солдаты на батарее, князь Андрей убит… старик… Простота есть покорность богу. Страдать надо… значение всего… сопрягать надо… жена идет замуж… Забыть и понять надо…» И он, подойдя к постели, не раздеваясь повалился на нее и тотчас же заснул.
Когда он проснулся на другой день утром, дворецкий пришел доложить, что от графа Растопчина пришел нарочно посланный полицейский чиновник – узнать, уехал ли или уезжает ли граф Безухов.
Человек десять разных людей, имеющих дело до Пьера, ждали его в гостиной. Пьер поспешно оделся, и, вместо того чтобы идти к тем, которые ожидали его, он пошел на заднее крыльцо и оттуда вышел в ворота.
С тех пор и до конца московского разорения никто из домашних Безуховых, несмотря на все поиски, не видал больше Пьера и не знал, где он находился.


Ростовы до 1 го сентября, то есть до кануна вступления неприятеля в Москву, оставались в городе.
После поступления Пети в полк казаков Оболенского и отъезда его в Белую Церковь, где формировался этот полк, на графиню нашел страх. Мысль о том, что оба ее сына находятся на войне, что оба они ушли из под ее крыла, что нынче или завтра каждый из них, а может быть, и оба вместе, как три сына одной ее знакомой, могут быть убиты, в первый раз теперь, в это лето, с жестокой ясностью пришла ей в голову. Она пыталась вытребовать к себе Николая, хотела сама ехать к Пете, определить его куда нибудь в Петербурге, но и то и другое оказывалось невозможным. Петя не мог быть возвращен иначе, как вместе с полком или посредством перевода в другой действующий полк. Николай находился где то в армии и после своего последнего письма, в котором подробно описывал свою встречу с княжной Марьей, не давал о себе слуха. Графиня не спала ночей и, когда засыпала, видела во сне убитых сыновей. После многих советов и переговоров граф придумал наконец средство для успокоения графини. Он перевел Петю из полка Оболенского в полк Безухова, который формировался под Москвою. Хотя Петя и оставался в военной службе, но при этом переводе графиня имела утешенье видеть хотя одного сына у себя под крылышком и надеялась устроить своего Петю так, чтобы больше не выпускать его и записывать всегда в такие места службы, где бы он никак не мог попасть в сражение. Пока один Nicolas был в опасности, графине казалось (и она даже каялась в этом), что она любит старшего больше всех остальных детей; но когда меньшой, шалун, дурно учившийся, все ломавший в доме и всем надоевший Петя, этот курносый Петя, с своими веселыми черными глазами, свежим румянцем и чуть пробивающимся пушком на щеках, попал туда, к этим большим, страшным, жестоким мужчинам, которые там что то сражаются и что то в этом находят радостного, – тогда матери показалось, что его то она любила больше, гораздо больше всех своих детей. Чем ближе подходило то время, когда должен был вернуться в Москву ожидаемый Петя, тем более увеличивалось беспокойство графини. Она думала уже, что никогда не дождется этого счастия. Присутствие не только Сони, но и любимой Наташи, даже мужа, раздражало графиню. «Что мне за дело до них, мне никого не нужно, кроме Пети!» – думала она.
В последних числах августа Ростовы получили второе письмо от Николая. Он писал из Воронежской губернии, куда он был послан за лошадьми. Письмо это не успокоило графиню. Зная одного сына вне опасности, она еще сильнее стала тревожиться за Петю.
Несмотря на то, что уже с 20 го числа августа почти все знакомые Ростовых повыехали из Москвы, несмотря на то, что все уговаривали графиню уезжать как можно скорее, она ничего не хотела слышать об отъезде до тех пор, пока не вернется ее сокровище, обожаемый Петя. 28 августа приехал Петя. Болезненно страстная нежность, с которою мать встретила его, не понравилась шестнадцатилетнему офицеру. Несмотря на то, что мать скрыла от него свое намеренье не выпускать его теперь из под своего крылышка, Петя понял ее замыслы и, инстинктивно боясь того, чтобы с матерью не разнежничаться, не обабиться (так он думал сам с собой), он холодно обошелся с ней, избегал ее и во время своего пребывания в Москве исключительно держался общества Наташи, к которой он всегда имел особенную, почти влюбленную братскую нежность.
По обычной беспечности графа, 28 августа ничто еще не было готово для отъезда, и ожидаемые из рязанской и московской деревень подводы для подъема из дома всего имущества пришли только 30 го.
С 28 по 31 августа вся Москва была в хлопотах и движении. Каждый день в Дорогомиловскую заставу ввозили и развозили по Москве тысячи раненых в Бородинском сражении, и тысячи подвод, с жителями и имуществом, выезжали в другие заставы. Несмотря на афишки Растопчина, или независимо от них, или вследствие их, самые противоречащие и странные новости передавались по городу. Кто говорил о том, что не велено никому выезжать; кто, напротив, рассказывал, что подняли все иконы из церквей и что всех высылают насильно; кто говорил, что было еще сраженье после Бородинского, в котором разбиты французы; кто говорил, напротив, что все русское войско уничтожено; кто говорил о московском ополчении, которое пойдет с духовенством впереди на Три Горы; кто потихоньку рассказывал, что Августину не ведено выезжать, что пойманы изменники, что мужики бунтуют и грабят тех, кто выезжает, и т. п., и т. п. Но это только говорили, а в сущности, и те, которые ехали, и те, которые оставались (несмотря на то, что еще не было совета в Филях, на котором решено было оставить Москву), – все чувствовали, хотя и не выказывали этого, что Москва непременно сдана будет и что надо как можно скорее убираться самим и спасать свое имущество. Чувствовалось, что все вдруг должно разорваться и измениться, но до 1 го числа ничто еще не изменялось. Как преступник, которого ведут на казнь, знает, что вот вот он должен погибнуть, но все еще приглядывается вокруг себя и поправляет дурно надетую шапку, так и Москва невольно продолжала свою обычную жизнь, хотя знала, что близко то время погибели, когда разорвутся все те условные отношения жизни, которым привыкли покоряться.
В продолжение этих трех дней, предшествовавших пленению Москвы, все семейство Ростовых находилось в различных житейских хлопотах. Глава семейства, граф Илья Андреич, беспрестанно ездил по городу, собирая со всех сторон ходившие слухи, и дома делал общие поверхностные и торопливые распоряжения о приготовлениях к отъезду.
Графиня следила за уборкой вещей, всем была недовольна и ходила за беспрестанно убегавшим от нее Петей, ревнуя его к Наташе, с которой он проводил все время. Соня одна распоряжалась практической стороной дела: укладываньем вещей. Но Соня была особенно грустна и молчалива все это последнее время. Письмо Nicolas, в котором он упоминал о княжне Марье, вызвало в ее присутствии радостные рассуждения графини о том, как во встрече княжны Марьи с Nicolas она видела промысл божий.
– Я никогда не радовалась тогда, – сказала графиня, – когда Болконский был женихом Наташи, а я всегда желала, и у меня есть предчувствие, что Николинька женится на княжне. И как бы это хорошо было!
Соня чувствовала, что это была правда, что единственная возможность поправления дел Ростовых была женитьба на богатой и что княжна была хорошая партия. Но ей было это очень горько. Несмотря на свое горе или, может быть, именно вследствие своего горя, она на себя взяла все трудные заботы распоряжений об уборке и укладке вещей и целые дни была занята. Граф и графиня обращались к ней, когда им что нибудь нужно было приказывать. Петя и Наташа, напротив, не только не помогали родителям, но большею частью всем в доме надоедали и мешали. И целый день почти слышны были в доме их беготня, крики и беспричинный хохот. Они смеялись и радовались вовсе не оттого, что была причина их смеху; но им на душе было радостно и весело, и потому все, что ни случалось, было для них причиной радости и смеха. Пете было весело оттого, что, уехав из дома мальчиком, он вернулся (как ему говорили все) молодцом мужчиной; весело было оттого, что он дома, оттого, что он из Белой Церкви, где не скоро была надежда попасть в сраженье, попал в Москву, где на днях будут драться; и главное, весело оттого, что Наташа, настроению духа которой он всегда покорялся, была весела. Наташа же была весела потому, что она слишком долго была грустна, и теперь ничто не напоминало ей причину ее грусти, и она была здорова. Еще она была весела потому, что был человек, который ею восхищался (восхищение других была та мазь колес, которая была необходима для того, чтоб ее машина совершенно свободно двигалась), и Петя восхищался ею. Главное же, веселы они были потому, что война была под Москвой, что будут сражаться у заставы, что раздают оружие, что все бегут, уезжают куда то, что вообще происходит что то необычайное, что всегда радостно для человека, в особенности для молодого.