Горгиев, Тигран Борисович

Тигра́н Бори́сович Го́ргиев (арм. Տիգրան Բորիսի Գորգիև; 30 августа 1910, Кизляр — 13 декабря 1976, Днепропетровск) — советский шахматный композитор армянского происхождения. Международный мастер (1969) и международный арбитр (1956) по шахматной композиции. Основная профессия: врач-эпидемиолог, доктор медицинских наук.

В 1934-1939 годах учился в медицинском институте. В 1945 году защитил кандидатскую диссертацию по медицине, в 1960-х годах стал доктором наук. Начал составлять этюды и задачи в 1927 году, и уже в следующем году завоевал два первых приза на шахматных конкурсах. Всего Горгиев составил более 400 этюдов, из них более 80 получили отличия на конкурсах, в том числе 15 первых и вторых призов. Кроме авторского сборника, написал множество статей по различным вопросам этюдной композиции.

Избранные этюды

Свои взгляды на художественные принципы этюдного творчества Горгиев изложил в своей статье «Характерные черты советской школы» («Шахматы в СССР», № 9, 1949). В авторском сборнике Горгиев сформулировал их так: «Лёгкое и естественное начальное построение, сближающее позицию этюда с практической партией, яркая и оригинальная идея, раскрываемая в процессе активной и изобретательной борьбы обеих сторон,— таковы основные из <…> требований, которыми я всегда руководствовался при составлении этюдов».

Чемпионат СССР, 1929 IV место a b c d e f g h 8 8 7 7 6 6 5 5 4 4 3 3 2 2 1 1 a b c d e f g h Этюд 1. Выигрыш (3 + 3)

«Шахматы в СССР», 1936 II приз a b c d e f g h 8 8 7 7 6 6 5 5 4 4 3 3 2 2 1 1 a b c d e f g h Этюд 2. Выигрыш (5 + 4)

«Шахи» (Польша) 1959 a b c d e f g h 8 8 7 7 6 6 5 5 4 4 3 3 2 2 1 1 a b c d e f g h Этюд 3. Выигрыш (4 + 3)

Решение этюда 1:
1. Сf6+ Крh7 2. Лg7+ Крh6 3. Лf7! Крg6 (3…Кc6 4. С:d8 и 5. Лd7) 4. Лf8 Кc6! 5. С:d8 Крg7 6. Лe8 Крf7 7. Лh8 Крg7 8. Сf6+!! Кр:f6 9. Лh6+ с выигрышем.

Решение этюда 2:
1. b4! (после 1. Кd3? сb 2. К:b2 Сd4 белые теряют последнюю пешку) ab 2. Кd3 c2! (2…Крh5 3. Крf1+) 3. С:c2 Крh5 4. Ке1! Сb6 5. Кg2 Сd8 6. Сd1! С:h4 7. Крe3+ Крg5 8. Крf3! b3 (8…Крh5 3. Крf4+) 9. С:b3 Крh5 10. Сf7+ Крg5 11. Сe8 — цугцванг, чёрные теряют слона.

Решение этюда 3:
1. Сd3! С:g7 2. Сa6! d4 3. Крg6! Ch8 (3…Сf8 4. Крf7 С~ 5. Крe6 d3 6. Крd7 d2 7. Крc8 d1Ф 8. Сb7 ×) 4. Сd3!! (атака переключается на слона, чёрные в цугцванге) Крb7 5. Кd8+ и 6. Кf7 с выигрышем слона.
Тематический вариант: 2… Сc3 3. Крg4 d4 4. Крf3 d3 5. Крe3 d2 6. Крe2 — аналогичный цугцванг на другом краю доски.

Ссылки

• Композиции [pdb.dieschwalbe.de/search.jsp?expression=A=%27Gorgijew%27%20and%20FIRSTNAME=%27Tigran%27 Тиграна Горгиева] на PDB-сервере

Литература

• Бондаренко Ф. С. Триумф советского шахматного этюда. Киев: Здоров’я, 1984. Стр. 30-31.
• Горгиев Т. Б. Избранные этюды. М.: Физкультура и спорт, 1959.
• Советский шахматный этюд. М.: Физкультура и спорт, 1955, стр. 221-239.
• Погосянц Э. Памяти Т. Б. Горгиева (1910—1976). // Шахматы в СССР. — 1977. — № 6. — С. 30—31.
• Ткаченко С. Н. Тигран Горгиев — маэстро практических этюдов. — Одесса: Перспектива, 2013. — 144 с. — ISBN 978-966-413-385-9.

Отрывок, характеризующий Горгиев, Тигран Борисович

Князь Андрей не мог удерживаться более и заплакал нежными, любовными слезами над людьми, над собой и над их и своими заблуждениями.
«Сострадание, любовь к братьям, к любящим, любовь к ненавидящим нас, любовь к врагам – да, та любовь, которую проповедовал бог на земле, которой меня учила княжна Марья и которой я не понимал; вот отчего мне жалко было жизни, вот оно то, что еще оставалось мне, ежели бы я был жив. Но теперь уже поздно. Я знаю это!»


Страшный вид поля сражения, покрытого трупами и ранеными, в соединении с тяжестью головы и с известиями об убитых и раненых двадцати знакомых генералах и с сознанием бессильности своей прежде сильной руки произвели неожиданное впечатление на Наполеона, который обыкновенно любил рассматривать убитых и раненых, испытывая тем свою душевную силу (как он думал). В этот день ужасный вид поля сражения победил ту душевную силу, в которой он полагал свою заслугу и величие. Он поспешно уехал с поля сражения и возвратился к Шевардинскому кургану. Желтый, опухлый, тяжелый, с мутными глазами, красным носом и охриплым голосом, он сидел на складном стуле, невольно прислушиваясь к звукам пальбы и не поднимая глаз. Он с болезненной тоской ожидал конца того дела, которого он считал себя причиной, но которого он не мог остановить. Личное человеческое чувство на короткое мгновение взяло верх над тем искусственным призраком жизни, которому он служил так долго. Он на себя переносил те страдания и ту смерть, которые он видел на поле сражения. Тяжесть головы и груди напоминала ему о возможности и для себя страданий и смерти. Он в эту минуту не хотел для себя ни Москвы, ни победы, ни славы. (Какой нужно было ему еще славы?) Одно, чего он желал теперь, – отдыха, спокойствия и свободы. Но когда он был на Семеновской высоте, начальник артиллерии предложил ему выставить несколько батарей на эти высоты, для того чтобы усилить огонь по столпившимся перед Князьковым русским войскам. Наполеон согласился и приказал привезти ему известие о том, какое действие произведут эти батареи.
Адъютант приехал сказать, что по приказанию императора двести орудий направлены на русских, но что русские все так же стоят.
– Наш огонь рядами вырывает их, а они стоят, – сказал адъютант.
– Ils en veulent encore!.. [Им еще хочется!..] – сказал Наполеон охриплым голосом.
– Sire? [Государь?] – повторил не расслушавший адъютант.
– Ils en veulent encore, – нахмурившись, прохрипел Наполеон осиплым голосом, – donnez leur en. [Еще хочется, ну и задайте им.]
И без его приказания делалось то, чего он хотел, и он распорядился только потому, что думал, что от него ждали приказания. И он опять перенесся в свой прежний искусственный мир призраков какого то величия, и опять (как та лошадь, ходящая на покатом колесе привода, воображает себе, что она что то делает для себя) он покорно стал исполнять ту жестокую, печальную и тяжелую, нечеловеческую роль, которая ему была предназначена.
И не на один только этот час и день были помрачены ум и совесть этого человека, тяжеле всех других участников этого дела носившего на себе всю тяжесть совершавшегося; но и никогда, до конца жизни, не мог понимать он ни добра, ни красоты, ни истины, ни значения своих поступков, которые были слишком противоположны добру и правде, слишком далеки от всего человеческого, для того чтобы он мог понимать их значение. Он не мог отречься от своих поступков, восхваляемых половиной света, и потому должен был отречься от правды и добра и всего человеческого.
Не в один только этот день, объезжая поле сражения, уложенное мертвыми и изувеченными людьми (как он думал, по его воле), он, глядя на этих людей, считал, сколько приходится русских на одного француза, и, обманывая себя, находил причины радоваться, что на одного француза приходилось пять русских. Не в один только этот день он писал в письме в Париж, что le champ de bataille a ete superbe [поле сражения было великолепно], потому что на нем было пятьдесят тысяч трупов; но и на острове Св. Елены, в тиши уединения, где он говорил, что он намерен был посвятить свои досуги изложению великих дел, которые он сделал, он писал: