Гордиевский, Олег Антонович

Олег Антонович Гордиевский
Дата рождения	10 октября 1938(1938-10-10) (85 лет)
Место рождения	Москва, СССР
Принадлежность	КГБ
Годы службы	1962—1985
Звание	(лишён)
Награды и премии

Оле́г Анто́нович Гордие́вский (род. 10 октября 1938 года, Москва, СССР) — бывший полковник Первого главного управления КГБ СССР (внешняя разведка), согласно советской точке зрения — изменник Родины. С 1974 по 1985 тайно работал на британскую разведку (псевдоним — OVATION). Известный британский историк спецслужб кембриджский профессор Кристофер Эндрю называет Гордиевского «самым крупным агентом британской разведки в рядах советских спецслужб после Олега Пеньковского».

Биография

Родился в семье сотрудника НКВД.

Вспоминал, что толчком к его переходу на антисоветские позиции «… было осознание сталинских и вообще советских преступлений, которое началось с речи Хрущёва в 1956 году. Это очень сильное впечатление на меня произвело, просто потрясающее».

В 1962 году окончил Московский государственный институт международных отношений и поступил на службу в подразделение нелегальной разведки Первого главного управления КГБ. Поступил на службу в КГБ из-за предоставлявшейся им редкой на то время возможности пожить за границей.

С 1966 по 1970 год (первая заграничная командировка) под прикрытием сотрудника консульского отдела посольства СССР в Дании служил офицером разведки КГБ. По его словам, окончательно разочаровался в роли, которую СССР играл в мире, после военного подавления Пражской весны 1968 года, вскоре после чего привлёк к себе внимание британской разведки в Дании.

С 1970 по 1972 год служил в Москве в центральном аппарате разведывательного управления КГБ, в географическом отделе, где занимался Великобританией и Скандинавскими странами.

В 1972 году Олега Гордиевского вновь направили в Копенгаген. В 1973 году он стал заместителем резидента КГБ в Дании, а в 1976 году занял пост резидента. С 1978 по 1982 год Олег Гордиевский служил в Москве в центральном аппарате разведывательного управления КГБ.

В 1982 году Гордиевский получил назначение в Лондонскую резидентуру КГБ; он работал под дипломатическим прикрытием в посольстве СССР в Великобритании. После того как в 1984 году правительство Великобритании объявило начальника Лондонской резидентуры А. Гука персоной нон-грата, исполняющим обязанности резидента стал Л. Никитенко, а Гордиевский был назначен его заместителем

Во время официального визита в Великобританию члена Политбюро ЦК КПСС Михаила Горбачёва в декабре 1984 года Гордиевский произвел на него весьма благоприятное впечатление. Следствием этого стало назначение Гордиевского в январе 1985 года исполняющим обязанности резидента вместо Никитенко с перспективой утвердиться в этой должности.

После того как в марте 1985 года в США был завербован КГБ высокопоставленный сотрудник ЦРУ Олдрич Эймс, он передал своим новым работодателям список всех известных ему шпионов и агентов ЦРУ в советских спецслужбах, а также сообщил сведения, которые могли помочь им разоблачить двойных агентов, работавших на английскую разведку. В числе последних значилось и имя Олега Гордиевского. Под предлогом последних консультаций перед утверждением в должности резидента он был вызван в Москву. 19 мая 1985 года Гордиевский прилетел из Лондона в Москву, однако вместо консультаций и приказа о вступлении в должность попал под неофициальное следствие. По недоказанному утверждению Гордиевского, 27 мая его отвезли в загородный дом КГБ, где допрашивали около пяти часов с использованием каких-то психотропных препаратов, подавляющих волю и развязывающих язык, однако он категорически отрицал все предъявляемые ему обвинения. После этого ему было объявлено, что о дальнейшей его работе в Великобритании не может быть и речи и что он поступает в распоряжение отдела кадров ПГУ КГБ, после чего получит новое назначение внутри СССР. Проведя месяц в ведомственном санатории КГБ, где за ним было установлено постоянное негласное наблюдение, Гордиевский вернулся в Москву. Понимая, что полное его разоблачение как двойного агента является лишь делом времени, он принял решение бежать из СССР. План его нелегального вывоза был разработан британской разведкой заранее и 19 июля 1985 года, после получения от Гордиевского условного сигнала, начал осуществляться. На следующий день, 20 июля 1985 года Гордиевский осуществил успешный побег. Он приехал из Москвы в Ленинград, потом добрался до района границы с Финляндией, где его подобрали британские дипломаты и провезли через советские пограничные КПП в багажнике дипломатической машины.

В сентябре 1985 года, используя полученную от Гордиевского информацию о советском шпионаже, правительство Великобритании объявило персонами нон-грата 31 агента внешней разведки КГБ, действовавших под дипломатическим или журналистским прикрытием. В ответ правительство СССР объявило персонами нон-грата 25 сотрудников посольства Великобритании. Это была крупнейшая с 1971 года взаимная высылка из Великобритании и СССР.

После бегства из СССР в Москве против Гордиевского было заведено уголовное дело по статье 64 УК РСФСР (измена родине), предусматривавшей смертную казнь через расстрел. 14 ноября 1985 года он был заочно приговорен к расстрелу с конфискацией имущества. Приговор не был отменен и после прекращения существования СССР в 1991 году. Конфискация имущества отменена в 1989 году по просьбе жены Гордиевского Лейлы Алиевой, которая после его побега осталась в Москве вместе с двумя их дочерьми. Согласно утверждениям Лейлы, она никогда ничего не знала о том, что её муж является двойным агентом. Оказавшись в Великобритании, Гордиевский начал добиваться, чтобы его семья получила право на воссоединение с ним, однако советские власти в течение шести лет категорически в этом отказывали. Жена и дочери Гордиевского выехали из СССР в сентябре 1991 года, однако, воссоединившись с ним в Лондоне, долго вместе не прожили, Лейла инициировала бракоразводный процесс и ушла от него, забрав детей.

Написал ряд книг об операциях, внутренней структуре и методах КГБ. Мемуары «Следующая остановка — расстрел» переведены на русский язык и изданы в России. Однако, достоверность большинства фактов из этих «мемуаров» так и не была доказана.

Гордиевскому приписывается ключевой вклад в предотвращении возможного обмена ядерными ударами в критический период «холодной войны» в 1983 году, во время проведения НАТО учений «Able Archer 83». Узнав от Гордиевского о беспокойстве в советском руководстве в связи с тем, что под видом учений Запад готовится к ядерному удару по СССР, Британия и США внесли в учения коррективы.

По утверждению бывшего председателя КГБ СССР Семичастного, Гордиевский нанёс спецслужбам СССР больше ущерба, чем генерал Калугин.

Известный критик Кремля, особенно после прихода сотрудников ФСБ к власти в России после отставки президента Ельцина. Был близким другом Александра Литвиненко в Великобритании, принимал активное участие в консультировании следственных служб Великобритании во время расследования обстоятельств его убийства.

Кавалер ордена

За служение безопасности Соединённого Королевства посвящён в Орден святого Михаила и святого Георгия королевой Великобритании Елизаветой Второй в июне 2007 года. Церемония вручения ордена проходила в Букингемском дворце, орден вручала королева. По случаю награждения в тот же день в одном из старейших джентльменских клубов Лондона, Oxford & Cambridge Club, на фешенебельной Пэлл-Мэлл состоялся банкет.

Публикации (издания и переиздания книг)

• KGB: by Christopher ANDREW & Oleg GORDIEVSKY. (Hardcover — 1 Jan 1990)
• The KGB by Christopher Andrew and Oleg Gordievsky (Hardcover — 31 Dec 1990)
• KGB: The Inside Story by Christopher Andrew and Oleg Gordievsky (Paperback — Oct 1991)
• KGB.: The Inside Story by Christopher M. Andrew and Oleg Gordievsky (Paperback — 7 Nov 1991)
• KGB: Razvedyvatelnye operatsii ot Lenina do Gorbacheva (Sekretnaia papka) by Oleg Gordievsky (Unknown Binding — 1999)
• Кристофер Эндрю, Олег Гордиевский. КГБ. История внешнеполитических операций от Ленина до Горбачева
• Instructions from the Centre: by Christopher & Oleg GORDIEVSKY. ANDREW (Hardcover — 1 Jan 1975)
• Instructions from the Centre: Top Secret Files on KGB Foreign Operations, 1975-85 by Christopher M. Andrew and Oleg Gordievsky (Hardcover — 7 Nov 1991)
• Instructions from The Centre: Top Secret Files on KGB Foreign Operations 1975—1985 (1991) (published in the USA as: Comrade Kryuchkov’s Instructions) (with Oleg Gordievsky)
• Instructions from the Centre: Top Secret Files on KGB Foreign Operations, 1975-85 by Christopher M. * Andrew and Oleg Gordievsky (Paperback — 5 Aug 1993)
• Comrade Kryuchkov’s Instructions: Top Secret Files on KGB Foreign Operations, 1975—1985 by Christopher M. Andrew and Oleg Gordievsky (Hardcover — Oct 1993)
• Comrade Kryuchkov’s Instructions: Top Secret Files on KGB Foreign Operations, 1975—1985 by Christopher Andrew and Oleg Gordievsky (Paperback — 31 May 1994)
• More Instructions from the Centre: Top Secret Files on KGB Global Operations, 1975-85 by Christopher M. Andrew and Oleg Gordievsky (Hardcover — 30 April 1992)
• More Instructions from The Centre: Top Secret Files on KGB Global Operations 1975—1985 (1992) (with Oleg Gordievsky)
• Next Stop Execution by Oleg Gordievsky (Hardcover — 24 Mar 1995)
• Next Stop Execution by Oleg Gordievsky (Paperback — 13 Sep 1996)
• Spycraft Manual: The Insider’s Guide to Espionage Techniques by Barry Davies, Oleg Gordievsky, and Richard Tomlinson (Library Binding — Aug 2005)
• The Spycraft Manual: The Insider’s Guide to Espionage Techniques. by Barry Davies, Oleg Gordievsky, and Richard Tomlinson (Paperback — 15 Aug 2005)

См. также

• Резидент (спецслужбы)

Ссылки

• Гордиевский, Олег — статья в Лентапедии. 2012 год.
• Прохоров Д. П., Лемехов О. И. — Перебежчики. Заочно расстреляны.- стр.287-300.

Отрывок, характеризующий Гордиевский, Олег Антонович

– Прежде всего пей.
Пьер стал пить стакан за стаканом, исподлобья оглядывая пьяных гостей, которые опять столпились у окна, и прислушиваясь к их говору. Анатоль наливал ему вино и рассказывал, что Долохов держит пари с англичанином Стивенсом, моряком, бывшим тут, в том, что он, Долохов, выпьет бутылку рому, сидя на окне третьего этажа с опущенными наружу ногами.
– Ну, пей же всю! – сказал Анатоль, подавая последний стакан Пьеру, – а то не пущу!
– Нет, не хочу, – сказал Пьер, отталкивая Анатоля, и подошел к окну.
Долохов держал за руку англичанина и ясно, отчетливо выговаривал условия пари, обращаясь преимущественно к Анатолю и Пьеру.
Долохов был человек среднего роста, курчавый и с светлыми, голубыми глазами. Ему было лет двадцать пять. Он не носил усов, как и все пехотные офицеры, и рот его, самая поразительная черта его лица, был весь виден. Линии этого рта были замечательно тонко изогнуты. В средине верхняя губа энергически опускалась на крепкую нижнюю острым клином, и в углах образовывалось постоянно что то вроде двух улыбок, по одной с каждой стороны; и всё вместе, а особенно в соединении с твердым, наглым, умным взглядом, составляло впечатление такое, что нельзя было не заметить этого лица. Долохов был небогатый человек, без всяких связей. И несмотря на то, что Анатоль проживал десятки тысяч, Долохов жил с ним и успел себя поставить так, что Анатоль и все знавшие их уважали Долохова больше, чем Анатоля. Долохов играл во все игры и почти всегда выигрывал. Сколько бы он ни пил, он никогда не терял ясности головы. И Курагин, и Долохов в то время были знаменитостями в мире повес и кутил Петербурга.
Бутылка рому была принесена; раму, не пускавшую сесть на наружный откос окна, выламывали два лакея, видимо торопившиеся и робевшие от советов и криков окружавших господ.
Анатоль с своим победительным видом подошел к окну. Ему хотелось сломать что нибудь. Он оттолкнул лакеев и потянул раму, но рама не сдавалась. Он разбил стекло.
– Ну ка ты, силач, – обратился он к Пьеру.
Пьер взялся за перекладины, потянул и с треском выворотип дубовую раму.
– Всю вон, а то подумают, что я держусь, – сказал Долохов.
– Англичанин хвастает… а?… хорошо?… – говорил Анатоль.
– Хорошо, – сказал Пьер, глядя на Долохова, который, взяв в руки бутылку рома, подходил к окну, из которого виднелся свет неба и сливавшихся на нем утренней и вечерней зари.
Долохов с бутылкой рома в руке вскочил на окно. «Слушать!»
крикнул он, стоя на подоконнике и обращаясь в комнату. Все замолчали.
– Я держу пари (он говорил по французски, чтоб его понял англичанин, и говорил не слишком хорошо на этом языке). Держу пари на пятьдесят империалов, хотите на сто? – прибавил он, обращаясь к англичанину.
– Нет, пятьдесят, – сказал англичанин.
– Хорошо, на пятьдесят империалов, – что я выпью бутылку рома всю, не отнимая ото рта, выпью, сидя за окном, вот на этом месте (он нагнулся и показал покатый выступ стены за окном) и не держась ни за что… Так?…
– Очень хорошо, – сказал англичанин.
Анатоль повернулся к англичанину и, взяв его за пуговицу фрака и сверху глядя на него (англичанин был мал ростом), начал по английски повторять ему условия пари.
– Постой! – закричал Долохов, стуча бутылкой по окну, чтоб обратить на себя внимание. – Постой, Курагин; слушайте. Если кто сделает то же, то я плачу сто империалов. Понимаете?
Англичанин кивнул головой, не давая никак разуметь, намерен ли он или нет принять это новое пари. Анатоль не отпускал англичанина и, несмотря на то что тот, кивая, давал знать что он всё понял, Анатоль переводил ему слова Долохова по английски. Молодой худощавый мальчик, лейб гусар, проигравшийся в этот вечер, взлез на окно, высунулся и посмотрел вниз.
– У!… у!… у!… – проговорил он, глядя за окно на камень тротуара.
– Смирно! – закричал Долохов и сдернул с окна офицера, который, запутавшись шпорами, неловко спрыгнул в комнату.
Поставив бутылку на подоконник, чтобы было удобно достать ее, Долохов осторожно и тихо полез в окно. Спустив ноги и расперевшись обеими руками в края окна, он примерился, уселся, опустил руки, подвинулся направо, налево и достал бутылку. Анатоль принес две свечки и поставил их на подоконник, хотя было уже совсем светло. Спина Долохова в белой рубашке и курчавая голова его были освещены с обеих сторон. Все столпились у окна. Англичанин стоял впереди. Пьер улыбался и ничего не говорил. Один из присутствующих, постарше других, с испуганным и сердитым лицом, вдруг продвинулся вперед и хотел схватить Долохова за рубашку.
– Господа, это глупости; он убьется до смерти, – сказал этот более благоразумный человек.
Анатоль остановил его:
– Не трогай, ты его испугаешь, он убьется. А?… Что тогда?… А?…
Долохов обернулся, поправляясь и опять расперевшись руками.
– Ежели кто ко мне еще будет соваться, – сказал он, редко пропуская слова сквозь стиснутые и тонкие губы, – я того сейчас спущу вот сюда. Ну!…
Сказав «ну»!, он повернулся опять, отпустил руки, взял бутылку и поднес ко рту, закинул назад голову и вскинул кверху свободную руку для перевеса. Один из лакеев, начавший подбирать стекла, остановился в согнутом положении, не спуская глаз с окна и спины Долохова. Анатоль стоял прямо, разинув глаза. Англичанин, выпятив вперед губы, смотрел сбоку. Тот, который останавливал, убежал в угол комнаты и лег на диван лицом к стене. Пьер закрыл лицо, и слабая улыбка, забывшись, осталась на его лице, хоть оно теперь выражало ужас и страх. Все молчали. Пьер отнял от глаз руки: Долохов сидел всё в том же положении, только голова загнулась назад, так что курчавые волосы затылка прикасались к воротнику рубахи, и рука с бутылкой поднималась всё выше и выше, содрогаясь и делая усилие. Бутылка видимо опорожнялась и с тем вместе поднималась, загибая голову. «Что же это так долго?» подумал Пьер. Ему казалось, что прошло больше получаса. Вдруг Долохов сделал движение назад спиной, и рука его нервически задрожала; этого содрогания было достаточно, чтобы сдвинуть всё тело, сидевшее на покатом откосе. Он сдвинулся весь, и еще сильнее задрожали, делая усилие, рука и голова его. Одна рука поднялась, чтобы схватиться за подоконник, но опять опустилась. Пьер опять закрыл глаза и сказал себе, что никогда уж не откроет их. Вдруг он почувствовал, что всё вокруг зашевелилось. Он взглянул: Долохов стоял на подоконнике, лицо его было бледно и весело.
– Пуста!
Он кинул бутылку англичанину, который ловко поймал ее. Долохов спрыгнул с окна. От него сильно пахло ромом.
– Отлично! Молодцом! Вот так пари! Чорт вас возьми совсем! – кричали с разных сторон.
Англичанин, достав кошелек, отсчитывал деньги. Долохов хмурился и молчал. Пьер вскочил на окно.
Господа! Кто хочет со мною пари? Я то же сделаю, – вдруг крикнул он. – И пари не нужно, вот что. Вели дать бутылку. Я сделаю… вели дать.
– Пускай, пускай! – сказал Долохов, улыбаясь.
– Что ты? с ума сошел? Кто тебя пустит? У тебя и на лестнице голова кружится, – заговорили с разных сторон.
– Я выпью, давай бутылку рому! – закричал Пьер, решительным и пьяным жестом ударяя по столу, и полез в окно.
Его схватили за руки; но он был так силен, что далеко оттолкнул того, кто приблизился к нему.
– Нет, его так не уломаешь ни за что, – говорил Анатоль, – постойте, я его обману. Послушай, я с тобой держу пари, но завтра, а теперь мы все едем к***.
– Едем, – закричал Пьер, – едем!… И Мишку с собой берем…
И он ухватил медведя, и, обняв и подняв его, стал кружиться с ним по комнате.


Князь Василий исполнил обещание, данное на вечере у Анны Павловны княгине Друбецкой, просившей его о своем единственном сыне Борисе. О нем было доложено государю, и, не в пример другим, он был переведен в гвардию Семеновского полка прапорщиком. Но адъютантом или состоящим при Кутузове Борис так и не был назначен, несмотря на все хлопоты и происки Анны Михайловны. Вскоре после вечера Анны Павловны Анна Михайловна вернулась в Москву, прямо к своим богатым родственникам Ростовым, у которых она стояла в Москве и у которых с детства воспитывался и годами живал ее обожаемый Боренька, только что произведенный в армейские и тотчас же переведенный в гвардейские прапорщики. Гвардия уже вышла из Петербурга 10 го августа, и сын, оставшийся для обмундирования в Москве, должен был догнать ее по дороге в Радзивилов.
У Ростовых были именинницы Натальи, мать и меньшая дочь. С утра, не переставая, подъезжали и отъезжали цуги, подвозившие поздравителей к большому, всей Москве известному дому графини Ростовой на Поварской. Графиня с красивой старшею дочерью и гостями, не перестававшими сменять один другого, сидели в гостиной.
Графиня была женщина с восточным типом худого лица, лет сорока пяти, видимо изнуренная детьми, которых у ней было двенадцать человек. Медлительность ее движений и говора, происходившая от слабости сил, придавала ей значительный вид, внушавший уважение. Княгиня Анна Михайловна Друбецкая, как домашний человек, сидела тут же, помогая в деле принимания и занимания разговором гостей. Молодежь была в задних комнатах, не находя нужным участвовать в приеме визитов. Граф встречал и провожал гостей, приглашая всех к обеду.
«Очень, очень вам благодарен, ma chere или mon cher [моя дорогая или мой дорогой] (ma сherе или mon cher он говорил всем без исключения, без малейших оттенков как выше, так и ниже его стоявшим людям) за себя и за дорогих именинниц. Смотрите же, приезжайте обедать. Вы меня обидите, mon cher. Душевно прошу вас от всего семейства, ma chere». Эти слова с одинаковым выражением на полном веселом и чисто выбритом лице и с одинаково крепким пожатием руки и повторяемыми короткими поклонами говорил он всем без исключения и изменения. Проводив одного гостя, граф возвращался к тому или той, которые еще были в гостиной; придвинув кресла и с видом человека, любящего и умеющего пожить, молодецки расставив ноги и положив на колена руки, он значительно покачивался, предлагал догадки о погоде, советовался о здоровье, иногда на русском, иногда на очень дурном, но самоуверенном французском языке, и снова с видом усталого, но твердого в исполнении обязанности человека шел провожать, оправляя редкие седые волосы на лысине, и опять звал обедать. Иногда, возвращаясь из передней, он заходил через цветочную и официантскую в большую мраморную залу, где накрывали стол на восемьдесят кувертов, и, глядя на официантов, носивших серебро и фарфор, расставлявших столы и развертывавших камчатные скатерти, подзывал к себе Дмитрия Васильевича, дворянина, занимавшегося всеми его делами, и говорил: «Ну, ну, Митенька, смотри, чтоб всё было хорошо. Так, так, – говорил он, с удовольствием оглядывая огромный раздвинутый стол. – Главное – сервировка. То то…» И он уходил, самодовольно вздыхая, опять в гостиную.
– Марья Львовна Карагина с дочерью! – басом доложил огромный графинин выездной лакей, входя в двери гостиной.
Графиня подумала и понюхала из золотой табакерки с портретом мужа.
– Замучили меня эти визиты, – сказала она. – Ну, уж ее последнюю приму. Чопорна очень. Проси, – сказала она лакею грустным голосом, как будто говорила: «ну, уж добивайте!»
Высокая, полная, с гордым видом дама с круглолицей улыбающейся дочкой, шумя платьями, вошли в гостиную.
«Chere comtesse, il y a si longtemps… elle a ete alitee la pauvre enfant… au bal des Razoumowsky… et la comtesse Apraksine… j'ai ete si heureuse…» [Дорогая графиня, как давно… она должна была пролежать в постеле, бедное дитя… на балу у Разумовских… и графиня Апраксина… была так счастлива…] послышались оживленные женские голоса, перебивая один другой и сливаясь с шумом платьев и передвиганием стульев. Начался тот разговор, который затевают ровно настолько, чтобы при первой паузе встать, зашуметь платьями, проговорить: «Je suis bien charmee; la sante de maman… et la comtesse Apraksine» [Я в восхищении; здоровье мамы… и графиня Апраксина] и, опять зашумев платьями, пройти в переднюю, надеть шубу или плащ и уехать. Разговор зашел о главной городской новости того времени – о болезни известного богача и красавца Екатерининского времени старого графа Безухого и о его незаконном сыне Пьере, который так неприлично вел себя на вечере у Анны Павловны Шерер.