Гордон, Леонид Абрамович

Леонид Абрамович Гордон
Дата рождения:	7 мая 1930(1930-05-07)
Место рождения:	Москва, СССР
Дата смерти:	21 августа 2001(2001-08-21) (71 год)
Место смерти:	Москва, Россия
Страна:	СССР, Россия
Научная сфера:	социология и политология

Леони́д Абра́мович Гордо́н (7 мая 1930, Москва — 21 августа 2001) — советский и российский социолог и политолог.

Образование

Окончил исторический факультет МГУ, под влиянием профессора И. М. Рейснера он избрал областью своей специализации положение рабочего класса в Индии. Кандидатскую диссертацию защитил в 1960 в Институте востоковедения АН СССР. Доктор исторических наук (1979).

Научная деятельность

После окончания университета работал учителем истории в школе (так как не был допущен в аспирантуру по «пятому пункту», несмотря на рекомендацию кафедры), а в 1956 был принят в Фундаментальную библиотеку общественных наук АН СССР, которая в те годы была средоточием московской интеллектуальной жизни. Затем работал в Институте востоковедения АН СССР. Опубликовал ряд работ по социальной истории Индии. Знал о существовании на истфаке МГУ нелегальной марксистской организации Краснопевцева, но отказался в неё вступить.

В середине 1960-х годов у него возобладал интерес к конкретной социологии. Став в 1965 ведущим сотрудником социологической лаборатории Института труда, он много ездил по стране, проводил обследования на предприятиях, изучал «микроткань» общественной жизни: быт, свободное время и образ жизни рабочего класса.

С 1966 по 1991 работал в Институте международного рабочего движения АН СССР, где со временем стал руководителем влиятельного научного направления в российской социальной истории и социологии. В 1967—1968 был одним из участников комплексного социологического исследования условий жизни и быта городского населения (проект «Таганрог»). Результаты этой работы получили отражение в книгах «Свободное время» (в соавторстве с Н. М. Римашевской) и «Человек после работы» (1973, в соавторстве с Э. В. Клоповым). Под руководством Л. А. Гордона была подготовлена книга «Типология несоциалистических стран» (1976), где применялись методы многомерной классификации.

Стоял у истоков особой отрасли социологических исследований — социологии быта, изучавшей эту сферу человеческой жизни, которая в советское время считалась вторичной по отношению к производству и общественной активности, и потому не заслуживавшей внимания ученых.

В 1991 возглавил Центр исследования общественных движений Института мировой экономики и международных отношений РАН. В 1990-е годы написал десятки научных и научно-публицистических работ, внес крупный вклад в теорию социальной структуры российского общества, социологию массовых движений, исследования быта и свободного времени, историю российского общества, политическую науку.

Особо пристальное внимание уделял анализу возрождавшегося рабочего (в том числе шахтёрского) движения — не только анализу, но и просвещению его участников и молодых лидеров. Тесное общение и сотрудничество с ними существенно расширило возможности наблюдения за развитием этого субъекта обновления нашего общества и помогало при анализе социального и политического потенциала этого движения.

Оценки

Леонид Абрамович Гордон был наделён редким даром предвидеть основные тенденции развития мира и России, обладал редкими исследовательскими и организаторскими способностями, умением привлекать к совместной работе учёных — специалистов разных научных дисциплин и разных стран. Всё это способствовало тому, что он стал одним из наиболее авторитетных российских учёных-«шестидесятников», чьими талантами и усилиями в нашей стране была возрождена и сравнительно быстро выведена на вполне достойный уровень отечественная социология.

Избранные труды

• Из истории рабочего класса Индии. Положение Бомбейского пролетариата в новейшее время. М.: ИВЛ, 1961.
• Человек после работы. Социальные проблемы быта и внерабочего времени. По материалам изучения бюджетов времени в крупных городах Европейской части СССР. М.: Наука, 1972. (Совместно с Э. В. Клоповым)
• Пятидневная рабочая неделя и свободное время трудящихся (Таганрогские исследования). М.: Мысль, 1972. (Совместно с Н. М. Римашевской).
• Типология несоциалистических стран (Опыт многомерно-статистического анализа народных хозяйств). М.: Наука, 1976. (Совместно с Л. А. Фридманом и др.).
• Социальное развитие рабочего класса СССР: рост численности, квалификации, благосостояния рабочих в развитом социалистическом обществе. Историко-социологические очерки. М.: Наука, 1977. (Совместно с Э. В. Клоповым).
• Социально-экономические проблемы труда и быта рабочего класса. (Руководство авторским коллективом и редактирование — совместно с Т. Т. Тимофеевым; написание разделов). М.: ИМРД АН СССР, 1979.
• Рабочий класс СССР на рубеже 80-х годов. Ч. I—II. (Руководство авторским коллективом и общее редактирование; написание разделов книги — совместно с Э. В. Клоповым и А. К. Назимовой). М.: ИМРД АН СССР, 1981.
• Развитие рабочего класса в социалистическом обществе. Интернациональные закономерности и национальные особенности. (Руководство авторским коллективом и общее редактирование — совместно с Т. Т. Тимофеевым и Э. В. Клоповым; написание глав и разделов книги совместно с Э. В. Клоповым, Г. П. Козловой, З. И. Фаинбургом). М.: Наука, 1982.
• Социальное и культурное развитие рабочего класса в социалистическом обществе. Ч. I—II. (Общее редактирование — совместно с Э. В. Клоповым и А. К. Назимовой; написание разделов книги — совместно с А. К. Назимовой и Л. Г. Перфильевой). М.: ИМРД АН СССР, 1982.
• Социальный прогресс советского общества и перспективы развития рабочего класса. М.: ИМРД АН СССР, 1983.
• Прогресс повседневной бытовой деятельности советских рабочих в 60-70-е годы. М.: ИМРД АН СССР, 1983. (Совместно с Э. К. Клоповым и Е. Б. Груздевой).
• Технико-технологические сдвиги и социальное развитие промышленного ядра рабочего класса. М.: ИМРД АН СССР, 1983. (Совместно с А. К. Назимовой).
• Тенденции и перспективы развития рабочего класса в социалистическом обществе. Сборник научных трудов. (Руководство авторским коллективом, составление, общее редактирование — совместно с М.Гулаковой и А. К. Назимовой); написание разделов книги — совместно с А. К. Назимовой и В. В. Комаровским). Прага: Институт философии и социологии ЧСАН, 1985. (На русском языке)
• Рабочий класс СССР: тенденции и перспективы социально-экономического развития. М.: Наука, 1985. (Совместно с А. К. Назимовой)
• Советские рабочие в условиях ускорения социально-экономического развития. М.: Наука, 1987. (Отв. ред., автор разделов).
• Рабочий класс в социалистическом обществе: тенденции и перспективы развития в условиях интенсификации и перестройки экономики. М.: Наука, 1988.
• Что это было? Размышления о предпосылках и итогах того, что случилось с нами в 30-40-е годы. М.: Политиздат, 1989. (Совместно с Э. В. Клоповым).
• Рабочее движение: документальные и аналитические материалы. М.:ИПЗ РАН, 1992. (Отв. ред.)
• Шахтерское движение: документальные и аналитические материалы. М.: ИПЗ РАН, 1992. (Отв. ред.).
• Шахтеры-92. Социальное сознание и социальный облик рабочей элиты. М.: Прогресс, 1993. (Совместно с Е. Б. Груздевой и В. В. Комаровским).
• Очерки рабочего движения в послесоциалистической России. Субъективные наблюдения, соединенные с попыткой объективного анализа промежуточных результатов исследования. М.: ИМЭМО РАН и Русско-Американский Фонд профсоюзных исследований и обучения, 1993.
• На пути к социальному партнерству. Развитие социально-трудовых отношений в современной России — от односторонне-командного управления к трехстороннему сотрудничеству. М.: Спец. приложение к бюллетеню «Конституционный вестник», 1993. (Совместно с Э.Клоповым, Э.Шаблинской и др.).
• Область возможного. Варианты социально-политического развития России и способность российского общества переносить тяготы переходного времени. М.: Русско-Американский Фонд профсоюзных исследований и обучения и ИМЭМО РАН, 1995.
• Надежда или угроза? Рабочее движение и профсоюзы в переходном обществе. М.: Русско-Американский Фонд профсоюзных исследований и обучения и ИМЭМО РАН, 1995.
• К изучению общественных проблем труда в России первой половины 90-х гг.: субъекты и объекты социально-трудовых отношений. М.: ИМЭМО РАН, 1996. (Социально-трудовые исследования. Вып. I). (Совместно с В. Г. Гимпельсоном, Э. В. Клоповым и др.)
• Положение наемных работников в России 90-х годов. Противоречия условий и оплаты труда как проявление послесоциалистического кризиса условий жизни. М.: ИМЭМО РАН, 1997. (Социально-трудовые исследования. Вып. VII)
• Крутой пласт: Шахтерская жизнь на фоне реструктуризации и общероссийских перемен (Общее редактирование — совместно с Э. В. Клоповым и И. С. Кожуховским; написание разделов). М.: Комплекс-Прогресс, 1999.
• Потери и обретения в России девяностых. Историко-социологические очерки экономического положения народного большинства. Т. 1-2. М.: Эдиториал УРСС, 2000—2001. (Совместно с Э. В. Клоповым). Т. 1. Меняющаяся страна в меняющемся мире: предпосылки перемен в условиях труда и уровне жизни. 2000. Т.2. Меняющаяся жизнь в меняющейся стране. 2001.

Ссылки

• [www.nir.ru/sj/sj/sj2-01gor.html Биография]
• [www.demoscope.ru/weekly/2005/0199/nauka01.php К 75-летию Леонида Абрамовича Гордона]

Отрывок, характеризующий Гордон, Леонид Абрамович

Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер.
Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.
«Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.
Когда он, очнувшись в холодном поту, зашевелился на диване, Наташа подошла к нему и спросила, что с ним. Он не ответил ей и, не понимая ее, посмотрел на нее странным взглядом.
Это то было то, что случилось с ним за два дня до приезда княжны Марьи. С этого же дня, как говорил доктор, изнурительная лихорадка приняла дурной характер, но Наташа не интересовалась тем, что говорил доктор: она видела эти страшные, более для нее несомненные, нравственные признаки.
С этого дня началось для князя Андрея вместе с пробуждением от сна – пробуждение от жизни. И относительно продолжительности жизни оно не казалось ему более медленно, чем пробуждение от сна относительно продолжительности сновидения.

Ничего не было страшного и резкого в этом, относительно медленном, пробуждении.
Последние дни и часы его прошли обыкновенно и просто. И княжна Марья и Наташа, не отходившие от него, чувствовали это. Они не плакали, не содрогались и последнее время, сами чувствуя это, ходили уже не за ним (его уже не было, он ушел от них), а за самым близким воспоминанием о нем – за его телом. Чувства обеих были так сильны, что на них не действовала внешняя, страшная сторона смерти, и они не находили нужным растравлять свое горе. Они не плакали ни при нем, ни без него, но и никогда не говорили про него между собой. Они чувствовали, что не могли выразить словами того, что они понимали.
Они обе видели, как он глубже и глубже, медленно и спокойно, опускался от них куда то туда, и обе знали, что это так должно быть и что это хорошо.
Его исповедовали, причастили; все приходили к нему прощаться. Когда ему привели сына, он приложил к нему свои губы и отвернулся, не потому, чтобы ему было тяжело или жалко (княжна Марья и Наташа понимали это), но только потому, что он полагал, что это все, что от него требовали; но когда ему сказали, чтобы он благословил его, он исполнил требуемое и оглянулся, как будто спрашивая, не нужно ли еще что нибудь сделать.
Когда происходили последние содрогания тела, оставляемого духом, княжна Марья и Наташа были тут.
– Кончилось?! – сказала княжна Марья, после того как тело его уже несколько минут неподвижно, холодея, лежало перед ними. Наташа подошла, взглянула в мертвые глаза и поспешила закрыть их. Она закрыла их и не поцеловала их, а приложилась к тому, что было ближайшим воспоминанием о нем.
«Куда он ушел? Где он теперь?..»

Когда одетое, обмытое тело лежало в гробу на столе, все подходили к нему прощаться, и все плакали.
Николушка плакал от страдальческого недоумения, разрывавшего его сердце. Графиня и Соня плакали от жалости к Наташе и о том, что его нет больше. Старый граф плакал о том, что скоро, он чувствовал, и ему предстояло сделать тот же страшный шаг.
Наташа и княжна Марья плакали тоже теперь, но они плакали не от своего личного горя; они плакали от благоговейного умиления, охватившего их души перед сознанием простого и торжественного таинства смерти, совершившегося перед ними.



Для человеческого ума недоступна совокупность причин явлений. Но потребность отыскивать причины вложена в душу человека. И человеческий ум, не вникнувши в бесчисленность и сложность условий явлений, из которых каждое отдельно может представляться причиною, хватается за первое, самое понятное сближение и говорит: вот причина. В исторических событиях (где предметом наблюдения суть действия людей) самым первобытным сближением представляется воля богов, потом воля тех людей, которые стоят на самом видном историческом месте, – исторических героев. Но стоит только вникнуть в сущность каждого исторического события, то есть в деятельность всей массы людей, участвовавших в событии, чтобы убедиться, что воля исторического героя не только не руководит действиями масс, но сама постоянно руководима. Казалось бы, все равно понимать значение исторического события так или иначе. Но между человеком, который говорит, что народы Запада пошли на Восток, потому что Наполеон захотел этого, и человеком, который говорит, что это совершилось, потому что должно было совершиться, существует то же различие, которое существовало между людьми, утверждавшими, что земля стоит твердо и планеты движутся вокруг нее, и теми, которые говорили, что они не знают, на чем держится земля, но знают, что есть законы, управляющие движением и ее, и других планет. Причин исторического события – нет и не может быть, кроме единственной причины всех причин. Но есть законы, управляющие событиями, отчасти неизвестные, отчасти нащупываемые нами. Открытие этих законов возможно только тогда, когда мы вполне отрешимся от отыскиванья причин в воле одного человека, точно так же, как открытие законов движения планет стало возможно только тогда, когда люди отрешились от представления утвержденности земли.

После Бородинского сражения, занятия неприятелем Москвы и сожжения ее, важнейшим эпизодом войны 1812 года историки признают движение русской армии с Рязанской на Калужскую дорогу и к Тарутинскому лагерю – так называемый фланговый марш за Красной Пахрой. Историки приписывают славу этого гениального подвига различным лицам и спорят о том, кому, собственно, она принадлежит. Даже иностранные, даже французские историки признают гениальность русских полководцев, говоря об этом фланговом марше. Но почему военные писатели, а за ними и все, полагают, что этот фланговый марш есть весьма глубокомысленное изобретение какого нибудь одного лица, спасшее Россию и погубившее Наполеона, – весьма трудно понять. Во первых, трудно понять, в чем состоит глубокомыслие и гениальность этого движения; ибо для того, чтобы догадаться, что самое лучшее положение армии (когда ее не атакуют) находиться там, где больше продовольствия, – не нужно большого умственного напряжения. И каждый, даже глупый тринадцатилетний мальчик, без труда мог догадаться, что в 1812 году самое выгодное положение армии, после отступления от Москвы, было на Калужской дороге. Итак, нельзя понять, во первых, какими умозаключениями доходят историки до того, чтобы видеть что то глубокомысленное в этом маневре. Во вторых, еще труднее понять, в чем именно историки видят спасительность этого маневра для русских и пагубность его для французов; ибо фланговый марш этот, при других, предшествующих, сопутствовавших и последовавших обстоятельствах, мог быть пагубным для русского и спасительным для французского войска. Если с того времени, как совершилось это движение, положение русского войска стало улучшаться, то из этого никак не следует, чтобы это движение было тому причиною.
Этот фланговый марш не только не мог бы принести какие нибудь выгоды, но мог бы погубить русскую армию, ежели бы при том не было совпадения других условий. Что бы было, если бы не сгорела Москва? Если бы Мюрат не потерял из виду русских? Если бы Наполеон не находился в бездействии? Если бы под Красной Пахрой русская армия, по совету Бенигсена и Барклая, дала бы сражение? Что бы было, если бы французы атаковали русских, когда они шли за Пахрой? Что бы было, если бы впоследствии Наполеон, подойдя к Тарутину, атаковал бы русских хотя бы с одной десятой долей той энергии, с которой он атаковал в Смоленске? Что бы было, если бы французы пошли на Петербург?.. При всех этих предположениях спасительность флангового марша могла перейти в пагубность.
В третьих, и самое непонятное, состоит в том, что люди, изучающие историю, умышленно не хотят видеть того, что фланговый марш нельзя приписывать никакому одному человеку, что никто никогда его не предвидел, что маневр этот, точно так же как и отступление в Филях, в настоящем никогда никому не представлялся в его цельности, а шаг за шагом, событие за событием, мгновение за мгновением вытекал из бесчисленного количества самых разнообразных условий, и только тогда представился во всей своей цельности, когда он совершился и стал прошедшим.