К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)
«Го́рдость и предубежде́ние» (англ. Pride and Prejudice) — телевизионная экранизация произведения «Гордость и предубеждение» английской писательницы Джейн Остин телеканалом BBC в 1952 году.
Сюжет
В поместье Незерфилд-парк въезжают молодой состоятельный аристократ мистер Чарльз Бингли с сестрой. Этому несказанно рада миссис Беннет, у которой пять дочек на выданье. Женщина обращается к супругу, мистеру Беннету, с просьбой нанести визит и познакомиться с богатым джентльменом. Однако, глава семейства зная характер жены, продумал всё заранее и уже почтил визитом новоявленного соседа.
Первая встреча двух семей происходит на балу. Бингли появляется в сопровождении лучшего друга мистера Дарси. При беседе с Чарльзом, Фицуильям плохо отзывается о манерах поведения Беннетов и о Лиззи (второй дочке) в частности. Сама девушка и её лучшая подруга Шарлотта Лукас нечаянно слышат разговор друзей. Элизабет противен тщеславный Дарси, в то время как Бингли очарован старшей Джейн.
Проводя время в одной компании и периодически видясь, взгляды мистера Дарси на Элизу меняются, он начинает тянуться к девушке. Чего не скажешь о Лиззи, которой поначалу неприятен чванливый, заносчивый и гордый молодой человек. Фицуильям делает предложение Элизабет, но та отвергает его.
Со временем девушка осознаёт-таки свою симпатию к мистеру Дарси, но уверена что второго шанса ей не предоставится...
В ролях
Напишите отзыв о статье "Гордость и предубеждение (телесериал, 1952)"
Ссылки
 |
|---|
| | Экранизации романов |
|---|
| | Гордость и предубеждение | |
|---|
| | Доводы рассудка | |
|---|
| | Мэнсфилд-парк | |
|---|
| | Нортенгерское аббатство | |
|---|
| | Чувство и чувствительность | |
|---|
| | Эмма | |
|---|
| | Производные экранизации | </div> |
|---|
<tr style="height:2px"><td colspan="2"></td></tr><tr><td class="navbox-abovebelow" colspan="2"></td></tr></table></td></tr></table>
Отрывок, характеризующий Гордость и предубеждение (телесериал, 1952)– Кажется, писак довольно развелось, – сказал старый князь: – там в Петербурге всё пишут, не только ноты, – новые законы всё пишут. Мой Андрюша там для России целый волюм законов написал. Нынче всё пишут! – И он неестественно засмеялся.
Разговор замолк на минуту; старый генерал прокашливаньем обратил на себя внимание.
– Изволили слышать о последнем событии на смотру в Петербурге? как себя новый французский посланник показал!
– Что? Да, я слышал что то; он что то неловко сказал при Его Величестве.
– Его Величество обратил его внимание на гренадерскую дивизию и церемониальный марш, – продолжал генерал, – и будто посланник никакого внимания не обратил и будто позволил себе сказать, что мы у себя во Франции на такие пустяки не обращаем внимания. Государь ничего не изволил сказать. На следующем смотру, говорят, государь ни разу не изволил обратиться к нему.
Все замолчали: на этот факт, относившийся лично до государя, нельзя было заявлять никакого суждения.
– Дерзки! – сказал князь. – Знаете Метивье? Я нынче выгнал его от себя. Он здесь был, пустили ко мне, как я ни просил никого не пускать, – сказал князь, сердито взглянув на дочь. И он рассказал весь свой разговор с французским доктором и причины, почему он убедился, что Метивье шпион. Хотя причины эти были очень недостаточны и не ясны, никто не возражал.
За жарким подали шампанское. Гости встали с своих мест, поздравляя старого князя. Княжна Марья тоже подошла к нему.
Он взглянул на нее холодным, злым взглядом и подставил ей сморщенную, выбритую щеку. Всё выражение его лица говорило ей, что утренний разговор им не забыт, что решенье его осталось в прежней силе, и что только благодаря присутствию гостей он не говорит ей этого теперь.
Когда вышли в гостиную к кофе, старики сели вместе.
Князь Николай Андреич более оживился и высказал свой образ мыслей насчет предстоящей войны.
Он сказал, что войны наши с Бонапартом до тех пор будут несчастливы, пока мы будем искать союзов с немцами и будем соваться в европейские дела, в которые нас втянул Тильзитский мир. Нам ни за Австрию, ни против Австрии не надо было воевать. Наша политика вся на востоке, а в отношении Бонапарта одно – вооружение на границе и твердость в политике, и никогда он не посмеет переступить русскую границу, как в седьмом году.
– И где нам, князь, воевать с французами! – сказал граф Ростопчин. – Разве мы против наших учителей и богов можем ополчиться? Посмотрите на нашу молодежь, посмотрите на наших барынь. Наши боги – французы, наше царство небесное – Париж.
Он стал говорить громче, очевидно для того, чтобы его слышали все. – Костюмы французские, мысли французские, чувства французские! Вы вот Метивье в зашей выгнали, потому что он француз и негодяй, а наши барыни за ним ползком ползают. Вчера я на вечере был, так из пяти барынь три католички и, по разрешенью папы, в воскресенье по канве шьют. А сами чуть не голые сидят, как вывески торговых бань, с позволенья сказать. Эх, поглядишь на нашу молодежь, князь, взял бы старую дубину Петра Великого из кунсткамеры, да по русски бы обломал бока, вся бы дурь соскочила!
|
