Гордягин, Андрей Яковлевич

Андрей Яковлевич Гордягин
Дата рождения:	17 (29) октября 1865(1865-10-29)
Место рождения:	Пермь, Российская империя
Дата смерти:	15 января 1932(1932-01-15) (66 лет)
Место смерти:	Казань, СССР
Страна:	Российская империя, СССР
Научная сфера:	геоботаника, физиология и экология растений
Место работы:	Казанский университет, Саратовский университет
Учёное звание:	профессор, член-корреспондент АН СССР (1929)
Альма-матер:	Казанский университет
Известные ученики:	Н. А. Буш, В. И. Баранов, Б. А. Келлер, В. А. Крюгер, В. С. Порфирьев, В. И. Смирнов, И. И. Спрыгин, В. И. Талиев, Д. Э. Янишевский.
Известен как:	крупнейший исследователь в области ботанической географии и фитоценологии, основатель казанской геоботанической научной школы
Награды и премии:	Герой Труда

Андре́й Я́ковлевич Гордя́гин  (17 (29) октября 1865, Пермь — 15 января 1932, Казань) — советский ботаник, доктор наук, профессор, член-корреспондент АН СССР (1929), основатель казанской геоботанической научной школы.

Биография

Родился в семье военного, его отец — офицер, принимал участие в обороне Севастополя 1854—1855 гг. Среднее образование получил в Пермской классической гимназии, которую окончил с серебряной медалью.

Первый казанский период (1883—1909)

В 1883 году поступил в Казанский университет на медицинский факультет, но уже на следующий год перевёлся на естественное отделение физико-математического факультета.

В 1888 году окончил университетский курс со степенью кандидата естественных наук. Его дипломным сочинением был «Очерк растительности окрестностей города Красноуфимска Пермской губернии». В течение последующих трёх лет по поручению Общества естествоиспытателей занимался почвенными и ботаническими исследованиями в Казанской губернии.

После окончания курса А. Я. Гордягин с 1889 по 1891 годы находится при Казанском университе в качестве профессорского стипендиата по кафедре ботаники.

В 1891 году он был утвержден в качестве приват-доцента Казанского университета по систематике высших растенийи и с осени того же года вел практикум по систематике семенных растений. Одновременно с 1891 до 1898 года занимал должность хранителя музея при Ботаническом кабинете. С 1897 года читал курс анатомии и физиологии растений.

В 1892—1901 годы в летние месяцы Андрей Яковлевич занимался ботанико-географическими исследованиями на Среднем Урале и в Западной Сибири. Итоговым результатом этих исследований стала магистерская диссертация «Материалы для познания почв и растительности Западной Сибири», которую он защитил в Казанском университете в мае 1901 года. Научная ценность этой работы была признана настолько высокой, что ему сразу были присуждены степень доктора ботаники (минуя степень магистра) и серебряная медаль им. Н. М. Пржевальского от Русского географического общества.

С сентября 1901 года Андрей Яковлевич был утвержден экстраординарным профессором по кафедре физиологии растений Казанского университета, с августа 1903 года — ординарным профессором по кафедре ботаники, заведующим Ботаническим кабинетом, а в 1908−1909 годах еще и заведующим Ботаническим садом.

В начале июня 1902 года А. Я. Гордягин совместно с энтомологом М. Д. Рузским совершили краткую экскурсию на гору Большое Богдо (Астраханская область, дельта Волги). Через три года Гордягин опубликовал работу «Поездка в Астраханскую пустыню» (1905), в которой впервые была предпринята попытка обобщить все имевшиеся на тот момент данные о флоре г. Большое Богдо, чтобы в будущем можно было оценить изменения этой флоры. В конце работы Гордягиным приводится «Перечень растений горы Б. Богдо» (170 видов), основанный не только на собственных сборах (82 вида), но и на литературных данных, содержащихся в работах Палласа, Клауса, Ауэрбаха, Беккера, Пачоского, Шмальгаузена, а также на гербарных сборах Эверсманна, Вагнера, Р. В. Ризположенского и Келлера.

В начале XX века вокруг А. Я. Гордягина организуется круг «старшего поколения» его университетских учеников, многие из которых в дальнейшем стали крупными учеными: Н. А. Буш, Б. А. Келлер, В. Р. Заленский, В. И. Талиев, И. И. Спрыгин, Д. Е. Янишевский, В. И. Смирнов.

Саратовский период (1909—1914)

В июле 1909 года А. Я. Гордягин был переведен ординарным профессором на медицинский факультет Саратовского Императорского университета, который был еще в стадии организации и возглавил кафедру ботаники.

Первый ректор университета профессор В. И. Разумовский впоследствии писал: «Видный ученый, опытный профессор, прекрасный преподаватель, он мне казался необходимым также и для поддержания добрых старых академических традиций в новом Университете, — и эту роль он несомненно выполнил потом».

В Саратове А. Я. Гордягин много усилий затратил на оборудование новой кафедры, на налаживание учебной и научно-исследовательской работы. Будучи членом Правления университета, он принял самое активное участие в организации становления всего университета, а также провел большую работу, как член строительной комиссии по возведению корпусов университета.

А. Я. Гордягин с первых же дней работы в Саратове занялся исследованием местной флоры. Основным направлением его работы и работы возглавляемой им кафедры были ботаническая география и фитоценология. За пять лет пребывания в Саратове он опубликовал 5 работ по Diplachne и клейстогамным злакам (1913), а также дал первый обзор русской биометрической литературы и обстоятельную рецензию на книгу П. В. Сюзева «Конспект флоры Урала» (1914). Эти работы были весьма актуальны тогда и не потеряли своего значения и сегодня.

Кроме работы на кафедре ботаники в Саратовского Николаевского университета, А. Я. Гордягин большое внимание уделял высшим сельскохозяйственным курсам (с 1922 года Саратовский сельскохозяйственный институт), в организации которых он активно участвовал, а после открытия в 1913 году стал их директором, членом Педагогического совета и первым заведующим кафедры ботаники.

Саратовских студентов поражало в А. Я. Гордягине то, как он легко читал лекции, образно раскрывал перед ними огромный мир растений. Убежденный в том, что «профессор не должен быть граммофоном», в одном из писем он писал: «Всегда… я разговаривал со своими слушателями и учениками не в пределах учебников, а и о том, как мне самому — часто вздорно — представляется тот или иной вопрос. Это обыкновенно оказывает влияние на слушателей».

В Саратове он проработал недолгих пять лет. Против своей воли был перемещен министром народного просвещения Л. А. Кассо обратно в Казанский университет. Теплые проводы А. Я. Гордягина из Саратова совпали с 25-летним юбилеем его научно-педагогической деятельности. В эти годы он был награждён орденами святой Анны (2 степени) и святого Владимира (4 степени). До конца своих дней он состоял в Саратове членом двух научных обществ.

В Саратовском университете вокруг А. Я. Гордягина сформировалась группа учеников, многие из которых также в дальнейшем стали известныим учеными: А. М. Левшин, В. Р. Заленский, М. В. Алесковский, А. Я. Пономарев, В. И. Баранов, В. А. Крюгер, И. Г. Бейлин, В. И. Иванов и др.

Второй казанский период (1914—1932)

В 1922 году А. Я. Гордягин писал: «К сожалению, внезапное перемещение меня летом 1914 года из Саратовского университета в Казань положило конец моей работе над Halobyscus Jaczewskii, ибо в Казани я оказался лишенным собственной лабораторной обстановки, а начавшаяся война и революция не позволяли создать новую».

В 1929 году за выдающиеся научные заслуги избран членом-корреспондентом АН СССР и ему присвоено почетное звание Героя Труда.

А. Я. Гордягин был замечательным педагогом и после 1917 года в Казанском университете в процессе масштабных территориальных геоботанических исследований вокруг него сформировалось третье, «младшее», поколение его учеников: М. В. Марков, В. И. Баранов , Л. Н. Васильева, В. С. Порфирьев, В. Д. Авдеев, В. С. Корнилова, Г. А. Благовещенский, С. А. Маркова, А. Д. Плетнева-Соколова, Н. М. Кузнецова, М. И. Замараева (Фирсова) и др.

Почётные звания и награды

• Орден святой Анны (2 степени).
• Орден святого Владимира (4 степени).
• Почетное звание Героя Труда.

Научные труды

• Материалы для познания почв и растительности Западной Сибири. Труды о-ва естествоиспытателей при Казанском ун-те. Т. 34, 1900, вып. 1; т. 35, 1900, вып. 2, 528, XXXVI стр.
• Поездка в Астраханскую пустыню // Труды Об-ва естествоисп. Казан. унив. 1905. Т. 39. Вып. 4. С. 1—31.
• Биометрические исследования над Chrysanthemum sibiricum (DC). Труды о-ва естествоиспытателей при Казанском ун-те. Т. 40, 1907, вып. 5, VII, 63 стр.
• Наблюдения над изменчивостью Anemone patens L. Труды о-ва естествоиспытателей при Казанском ун-те. Т. 49, 1920, вып. 5, стр. 1-88.
• Растительность Татарской республики. // Географическое описание Татарской С. С. республики. Ч. 1. Природа края, Казань, 1921—1922, гл. 6, стр. 143—222.
• К вопросу о зимнем испарении некоторых древесных пород. Труды о-ва естествоиспытателей при Казанском ун-те. Т. 50, 1925, вып. 5, 57 стр.

Литература

• Баранов В. И. О жизни и работе А. Я. Гордягина, «Ученые записки Казанского ун-та», 1933, кн. 6 (имеется библиография работ А. Я. Гордягина)
• Келлер В. А. Памяти Андрея Яковлевича Гордягина, «Сов. ботаника», 1933, № 2
• Базилевская Н. А. Выдающиеся отечественные ботаники. М.: Учпедгиз, 1957. С.161-166.
• Русские ботаники. Биографо-библиографический словарь, сост. С. Ю. Липшиц, т. 2, М., 1947.
• Любарский Е. Л. Андрей Яковлевич Гордягин, 1865—1932. — Казань: Изд-во Казанск. ун-та, 2003. — 16 c. ISBN 5-7464-0380-6

Ссылки

• Гордягин Андрей Яковлевич // Гоголь — Дебит. — М. : Советская энциклопедия, 1972. — С. 79. — (Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров ; 1969—1978, т. 7).</span>
• [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-50180.ln-ru Профиль Андрея Яковлевича Гордягина] на официальном сайте РАН
• [dic.academic.ru/dic.nsf/biograf2/4117 Гордягин Андрей Яковлевич в Биографическом словаре] Проверено 6 января 2010 г.
• [biography.globala.ru/517 Гордягин Андрей Яковлевич — Биографии@Глобала.Ру]

Отрывок, характеризующий Гордягин, Андрей Яковлевич

– Ничего, – сказал он и повернулся опять к лошадям.
Выехав на торную, большую дорогу, примасленную полозьями и всю иссеченную следами шипов, видными в свете месяца, лошади сами собой стали натягивать вожжи и прибавлять ходу. Левая пристяжная, загнув голову, прыжками подергивала свои постромки. Коренной раскачивался, поводя ушами, как будто спрашивая: «начинать или рано еще?» – Впереди, уже далеко отделившись и звеня удаляющимся густым колокольцом, ясно виднелась на белом снегу черная тройка Захара. Слышны были из его саней покрикиванье и хохот и голоса наряженных.
– Ну ли вы, разлюбезные, – крикнул Николай, с одной стороны подергивая вожжу и отводя с кнутом pуку. И только по усилившемуся как будто на встречу ветру, и по подергиванью натягивающих и всё прибавляющих скоку пристяжных, заметно было, как шибко полетела тройка. Николай оглянулся назад. С криком и визгом, махая кнутами и заставляя скакать коренных, поспевали другие тройки. Коренной стойко поколыхивался под дугой, не думая сбивать и обещая еще и еще наддать, когда понадобится.
Николай догнал первую тройку. Они съехали с какой то горы, выехали на широко разъезженную дорогу по лугу около реки.
«Где это мы едем?» подумал Николай. – «По косому лугу должно быть. Но нет, это что то новое, чего я никогда не видал. Это не косой луг и не Дёмкина гора, а это Бог знает что такое! Это что то новое и волшебное. Ну, что бы там ни было!» И он, крикнув на лошадей, стал объезжать первую тройку.
Захар сдержал лошадей и обернул свое уже объиндевевшее до бровей лицо.
Николай пустил своих лошадей; Захар, вытянув вперед руки, чмокнул и пустил своих.
– Ну держись, барин, – проговорил он. – Еще быстрее рядом полетели тройки, и быстро переменялись ноги скачущих лошадей. Николай стал забирать вперед. Захар, не переменяя положения вытянутых рук, приподнял одну руку с вожжами.
– Врешь, барин, – прокричал он Николаю. Николай в скок пустил всех лошадей и перегнал Захара. Лошади засыпали мелким, сухим снегом лица седоков, рядом с ними звучали частые переборы и путались быстро движущиеся ноги, и тени перегоняемой тройки. Свист полозьев по снегу и женские взвизги слышались с разных сторон.
Опять остановив лошадей, Николай оглянулся кругом себя. Кругом была всё та же пропитанная насквозь лунным светом волшебная равнина с рассыпанными по ней звездами.
«Захар кричит, чтобы я взял налево; а зачем налево? думал Николай. Разве мы к Мелюковым едем, разве это Мелюковка? Мы Бог знает где едем, и Бог знает, что с нами делается – и очень странно и хорошо то, что с нами делается». Он оглянулся в сани.
– Посмотри, у него и усы и ресницы, всё белое, – сказал один из сидевших странных, хорошеньких и чужих людей с тонкими усами и бровями.
«Этот, кажется, была Наташа, подумал Николай, а эта m me Schoss; а может быть и нет, а это черкес с усами не знаю кто, но я люблю ее».
– Не холодно ли вам? – спросил он. Они не отвечали и засмеялись. Диммлер из задних саней что то кричал, вероятно смешное, но нельзя было расслышать, что он кричал.
– Да, да, – смеясь отвечали голоса.
– Однако вот какой то волшебный лес с переливающимися черными тенями и блестками алмазов и с какой то анфиладой мраморных ступеней, и какие то серебряные крыши волшебных зданий, и пронзительный визг каких то зверей. «А ежели и в самом деле это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали Бог знает где, и приехали в Мелюковку», думал Николай.
Действительно это была Мелюковка, и на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и радостными лицами.
– Кто такой? – спрашивали с подъезда.
– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.


Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
– Ха ха ха!… Гусар то, гусар то! Точно мальчик, и ноги!… Я видеть не могу… – слышались голоса.
Наташа, любимица молодых Мелюковых, с ними вместе исчезла в задние комнаты, куда была потребована пробка и разные халаты и мужские платья, которые в растворенную дверь принимали от лакея оголенные девичьи руки. Через десять минут вся молодежь семейства Мелюковых присоединилась к ряженым.
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.
После русских плясок и хороводов Пелагея Даниловна соединила всех дворовых и господ вместе, в один большой круг; принесли кольцо, веревочку и рублик, и устроились общие игры.
Через час все костюмы измялись и расстроились. Пробочные усы и брови размазались по вспотевшим, разгоревшимся и веселым лицам. Пелагея Даниловна стала узнавать ряженых, восхищалась тем, как хорошо были сделаны костюмы, как шли они особенно к барышням, и благодарила всех за то, что так повеселили ее. Гостей позвали ужинать в гостиную, а в зале распорядились угощением дворовых.
– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.