Горелов, Владимир Михайлович

Владимир Михайлович Горелов
Дата рождения	22 июля 1909(1909-07-22)
Место рождения	д. Колышкино, ныне Лежневский район, Ивановская область
Дата смерти	28 января 1945(1945-01-28) (35 лет)
Место смерти	в районе Познани, Великопольское воеводство, Польша
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	Танковые войска
Годы службы	1928—1945
Звание
Командовал	1-я гвардейская танковая бригада
Сражения/войны	Польский поход РККА Великая Отечественная война
Награды и премии	Иностранные награды

Владимир Михайлович Горелов (22 июля 1909 года, д. Колышкино, ныне Лежневский район, Ивановская область — 28 января 1945 года, в районе Познани, Великопольское воеводство, Польша) — советский военный деятель, полковник. Герой Советского Союза.

Начальная биография

Владимир Михайлович Горелов родился 22 июля 1909 года в деревне Колышкино ныне Лежневского района Ивановской области в семье крестьянина.

Рано стал сиротой, с 9 лет работал подпаском, учился в начальной школе в селе Воскресенском. В марте 1924 года воспитывался в детском доме № 6 в Шуе. Осенью 1925 года поступил в Шуйскую школу фабрично-заводского ученичества (ФЗУ). Получив образование и специальность, работал на заводе в Иваново.

Военная служба

Довоенное время

В 1928 году Горелов в качестве добровольца был призван в ряды РККА и комсомольской организацией был направлен в Иваново-Вознесенскую пехотную школу имени М. В. Фрунзе, которая в 1930 году была реорганизована в Орловское бронетанковое училище имени М. В. Фрунзе.

В 1929 году вступил в ряды ВКП(б). С окончанием учёбы в 1931 году Горелов получил назначение на должность командира танка в бронетанковую часть в Челябинске. Через некоторое время командовал взводом.

В 1935 году был направлен в Военную академию механизации и моторизации РККА, по окончании которой в 1939 году капитан Горелов был назначен на должность заместителя командира полка по технической части в 80-й танковый полк 40-й танковой дивизии, Киевского военного округа, в составе которого принимал участие в походе в Западную Украину и Западную Белоруссию. К началу Великой Отечественной войны 40-я танковая дивизия входила в состав 19-го механизированного корпуса и дислоцировалась в районе г. Житомир.

Великая Отечественная война

Владимир Михайлович Горелов участвовал в боях на фронтах Великой Отечественной войны с июня 1941 года.

В составе 19-го механизированного корпуса участвовал в конце июня 1941 года в танковом сражении в районе Дубно-Луцк-Броды. С конца июня 1941 года принял командование 80-м танковым полком 40 танковой дивизии.

Калядин, Иван Семёнович, в то время военком 19-го механизированного корпуса, в своих воспоминаниях описывал в том числе и бои с участием капитана Горелова.

Описывается бой 80-го танкового полка 8 июля 1941 года в районе населенных пунктов Броники и Гульск против частей 13-й немецкой танковой дивизии: «…В начале боя наметился успех и на правом фланге, где в контратаку перешел 80-й танковый полк капитана Горелова. Здесь гитлеровцы сосредоточили наибольшее количество боевых машин. Командир вновь прибывшего танкового батальона, фамилию которого мне так и не удалось установить, действовал энергично, ввел в бой подразделение с ходу. 20 боевых машин расстреливали танки противника с коротких расстояний, подбираясь к ним с флангов, давили гусеницами орудия и пехоту. Враг не выдержал, начал отступать. Полк гнал его до самого Гульска.

Но здесь ни комбат, ни командир полка Горелов не заметили грозившей им опасности. Увлекшись преследованием противника, они допустили неосмотрительность и жестоко поплатились за это: первый потерей нескольких машин и собственной жизнью, а второй — упущенной победой. Под Гульском у немцев был сосредоточен мощный кулак, предназначенный, видимо, для развития успеха передовых частей. Здесь стояли на позициях артиллерийское противотанковое подразделение (около десяти пушек) и танковый батальон.

Капитан Горелов решил с ходу переправиться через Случь, отрезав тем самым пути отхода вражеской пехоте и танкам, а затем во взаимодействии с другими частями дивизии окружить и уничтожить их. План командира полка был одобрен командиром дивизии, однако и на этот раз подвела разведка, а точнее, отсутствие таковой: огонь противотанковых орудий и танковых пушек гитлеровцев оказался неожиданным для наших танкистов… В результате в течение каких-нибудь 15 минут полк потерял 14 танков. Правда, от более тяжелых потерь спасла распорядительность Горелова. Он вызвал по радио огонь 152- и 122-миллиметровых батарей, бросил на выручку правофланговому батальону остальные силы полка, организовал круговую оборону, приказал отдельным подразделениям вести огонь с места, принял меры к эвакуации подбитых машин. Полк капитана Горелова отступил организованно, потеряв безвозвратно 6 машин. Восемь танков удалось эвакуировать…»

Также Калядиным И. С. описывается бой 80-го танкового полка Горелова 9 июля 1941 года в селе Киянка под Новоград-Волынским в окружении, а также прорыв из окружения, который возглавил сам Горелов.

С октября 1941 года воевал на московском направлении в составе 49-й танковой бригады. В январе 1942 года был награждён орденом Красного Знамени.

Летом 1942 года создалось трудное положение на одном из участков фронта. 3 июля противник занял несколько населённых пунктов, создавая угрозу правому флангу танкистов под командованием генерал-майора М. Е. Катукова. Для ликвидации угрозы командование выделило танковую группу, которую возглавил майор Горелов. Он установил связь со стрелковым полком и повёл его в атаку. После этого боя Горелову было присвоено звание подполковника.

19 сентября 1942 года подполковник Горелов был назначен на должность командира 1-й гвардейской танковой бригады.

Поздней осенью 1942 года танковая бригада под командованием Горелова была передана в состав Калининского фронта. За первые десять дней наступления подо Ржевом бригада наряду с другими частями танкового корпуса прорвала три оборонительных линии противника. Комбриг был на передовой, откуда руководил боем. За храбрость, мужество и умелое руководство В. М. Горелов был награждён орденом Красного Знамени.

Весной 1943 года бригада была передислоцирована на Курскую дугу, включена в Воронежский фронт и до конца войны воевала в 1-й танковой армии, позднее преобразованной в 1-ю гвардейскую танковую армию. За участие в Курской битве полковник Горелов и 1-я гвардейская танковая бригада были награждены орденами Ленина.

Бригада под командованием Горелова принимала участие в Белгород-Харьковской операции, битве за Днепр, в Корсунь-Шевченсковской, Проскуровско-Черновицкой операциях.

С 21 марта по 1 апреля 1944 года бригада успешно форсировала Днестр, освободила более 63 населённых пунктов, в том числе города Чортков (Тернопольская область), Городенка, Коломыя, Надворная (Ивано-Франковская область).

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 26 апреля 1944 года за умелое руководство частями, за личные подвиги в боях при форсировании реки Днестр гвардии полковнику Владимиру Михайловичу Горелову присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» (№ 2407).

За время командования Гореловым 1-я гвардейская танковая бригада была награждена орденами Ленина, Красного Знамени, Суворова, Кутузова и Богдана Хмельницкого. За освобождение города Черткова (Тернопольская область) бригаде было присвоено почётное наименование «Чертковская».

5 июля 1944 года полковник Горелов был назначен на должность заместителя командира 8-го гвардейского механизированного корпуса, находясь на которой, принимал участие в Львовско-Сандомирской и Висло-Одерской операциях, за отличное командование его представили к званию генерала.

28 января 1945 года Владимир Михайлович Горелов трагически погиб от выстрела в спину солдата похоронной команды в районе города Познань (Великопольское воеводство, Польша), когда пытался остановить мародёрство солдат Красной Армии.

В результате нелепой случайности погиб один из талантливейших командиров Герой Советского Союза Владимир Михайлович Горелов.
Горелов стал заместителем командира корпуса в 34 года. Высокого роста, с красивым, еще мальчишеским лицом, он был человеком необыкновенной личной храбрости. Когда он возглавлял 1-ю гвардейскую танковую бригаду, она всегда шла впереди корпуса. Горелов выходил целым и невредимым из сложнейших боевых операций. И вот шальная пуля оборвала жизнь этого замечательного человека….

— Дважды Герой Советского Союза Маршал бронетанковых войск Катуков М.Е. На острие главного удара. Издание второе, исправленное. - М: Военное издательство Министерства обороны СССР, 1976. С.359.

Тело Горелова по ходатайству его боевого друга начальника связи Антонова М. Е. было перевезено во Львов. Прах Героя покоится на холме Славы во Львове.

Награды

• Медаль «Золотая Звезда»;
• два ордена Ленина (28.07.1943, 26.04.1944);
• два ордена Красного Знамени (1942, 1944);
• орден Отечественной войны 1-й степени (1945, посмертно);
• два ордена Красной Звезды (1941, 1943)

Иностранные награды

• Командор Ордена Британской Империи (Великобритания) (1944)

Память

• В честь Горелова были названы улицы в городах Ивано-Франковск, Львов, Жмеринка (Винницкая область), Чортков (Тернопольская область), Коломыя, Черновцы, Ружин, Локачи (Волынская область), Шуя (Ивановская область).
• На доме в деревне Колышкино, где родился Герой, была установлена мемориальная доска (снята новыми жильцами).
• Его имя присвоено школе села Воскресенское (Лежневский район, Ивановская область), в селе установлена стела.
• Герой увековечен на Аллее Героев посёлка Лежнево, мемориале героев-ивановцев в областном центре.
• Мемориальная доска в память о Горелове установлена Российским военно-историческим обществом на школе села Воскресенское, где он учился.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=3317 Горелов, Владимир Михайлович]. Сайт «Герои Страны».

Отрывок, характеризующий Горелов, Владимир Михайлович

– Отчего? – не переменяя положения, сказала Наташа.
– Оттого, что он молод, оттого, что он беден, оттого, что он родня… оттого, что ты и сама не любишь его.
– А почему вы знаете?
– Я знаю. Это не хорошо, мой дружок.
– А если я хочу… – сказала Наташа.
– Перестань говорить глупости, – сказала графиня.
– А если я хочу…
– Наташа, я серьезно…
Наташа не дала ей договорить, притянула к себе большую руку графини и поцеловала ее сверху, потом в ладонь, потом опять повернула и стала целовать ее в косточку верхнего сустава пальца, потом в промежуток, потом опять в косточку, шопотом приговаривая: «январь, февраль, март, апрель, май».
– Говорите, мама, что же вы молчите? Говорите, – сказала она, оглядываясь на мать, которая нежным взглядом смотрела на дочь и из за этого созерцания, казалось, забыла всё, что она хотела сказать.
– Это не годится, душа моя. Не все поймут вашу детскую связь, а видеть его таким близким с тобой может повредить тебе в глазах других молодых людей, которые к нам ездят, и, главное, напрасно мучает его. Он, может быть, нашел себе партию по себе, богатую; а теперь он с ума сходит.
– Сходит? – повторила Наташа.
– Я тебе про себя скажу. У меня был один cousin…
– Знаю – Кирилла Матвеич, да ведь он старик?
– Не всегда был старик. Но вот что, Наташа, я поговорю с Борей. Ему не надо так часто ездить…
– Отчего же не надо, коли ему хочется?
– Оттого, что я знаю, что это ничем не кончится.
– Почему вы знаете? Нет, мама, вы не говорите ему. Что за глупости! – говорила Наташа тоном человека, у которого хотят отнять его собственность.
– Ну не выйду замуж, так пускай ездит, коли ему весело и мне весело. – Наташа улыбаясь поглядела на мать.
– Не замуж, а так , – повторила она.
– Как же это, мой друг?
– Да так . Ну, очень нужно, что замуж не выйду, а… так .
– Так, так, – повторила графиня и, трясясь всем своим телом, засмеялась добрым, неожиданным старушечьим смехом.
– Полноте смеяться, перестаньте, – закричала Наташа, – всю кровать трясете. Ужасно вы на меня похожи, такая же хохотунья… Постойте… – Она схватила обе руки графини, поцеловала на одной кость мизинца – июнь, и продолжала целовать июль, август на другой руке. – Мама, а он очень влюблен? Как на ваши глаза? В вас были так влюблены? И очень мил, очень, очень мил! Только не совсем в моем вкусе – он узкий такой, как часы столовые… Вы не понимаете?…Узкий, знаете, серый, светлый…
– Что ты врешь! – сказала графиня.
Наташа продолжала:
– Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял… Безухий – тот синий, темно синий с красным, и он четвероугольный.
– Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.
– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать…
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.

На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.


31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.
– Не так, не так, Соня, – сказала Наташа, поворачивая голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. – Не так бант, поди сюда. – Соня присела. Наташа переколола ленту иначе.
– Позвольте, барышня, нельзя так, – говорила горничная, державшая волоса Наташи.
– Ах, Боже мой, ну после! Вот так, Соня.
– Скоро ли вы? – послышался голос графини, – уж десять сейчас.
– Сейчас, сейчас. – А вы готовы, мама?
– Только току приколоть.
– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.


Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.