Горенки

Усадьба
Горенки
Страна	Россия
Местоположение	Московская область, Балашиха
Тип здания	усадьба
Архитектурный стиль	классицизм
Автор проекта	А. А. Менелас (?)
Первое упоминание	XVIII век
Статус	Объект культурного наследия РФ № 5010003000
Состояние	многочисленные перестройки и утраты

Го́ренки — масштабная подмосковная усадьба, принадлежавшая во второй половине XVIII — начале XIX века семье графов Разумовских. Расположена с южной стороны Нижегородского шоссе (ранее — большая Владимирская дорога, Владимирский тракт, Владимирка), на левом берегу речки Горенки, исток которой находится у Мазуринского озера, с образованным при устройстве усадьбы каскадом из семи прудов (сохранилось три) с островами и мостиками.

Современный адрес: город Балашиха, шоссе Энтузиастов, д. 2—10.

История усадьбы

Первые владельцы

Впервые Горенки упоминаются в писцовой книге Московского уезда за 1576—1578 годы:

Пустошь Горенки. Пашни лесом поросником поросли, 16 чети в поле, а дву по тому ж доброй земли, сена 20 копен, лесу пашенного 3 десятины.

Тогда же служилый человек Молчан продал эту землю боярину Никите Романовичу Захарьину, деду первого царя из рода Романовых — Михаила Фёдоровича.

В книгах Московского уезда за 1623—1624 годы:

За Никифором Плещеевым по государевой грамоте 1617 года пустошь Перевесье на речке на Горенке … пустошь Погребище на суходоле … пустошь Глебцево … пустошь Коробкино на суходоле.

В дальнейшем эта земля попала в разные руки, а на пустоши Золотиловой (Золотово) выросла деревня Горенки. В переписных московских книгах 1678 года за стольником князем Даниилом Черкасским записана «деревня на Горенках, а в ней 6 дворов крестьянских и бобыльских».

Князь Юрий Хилков (комнатный стольник Петра I) построил здесь в 1693 году деревянный господский двор — приданое его дочери Прасковьи.

Долгоруковы

Прасковья Хилкова в 1707 году была выдана за князя Алексея Долгорукова. Новый хозяин в 1724 году присоединил к этому имению Чижево и правобережные Горенки и начал строить первый дворец.

Сын Долгорукова, Иван Алексеевич, сделал блестящую карьеру при дворе. Он был фаворитом юного императора Петра II, который часто гостил в Горенках. Алексей Григорьевич Долгоруков пытался женить Петра II на своей дочери, 17-летней Екатерине. В ноябре 1729 года даже состоялась их помолвка, и Екатерина была объявлена «государыней-невестой». Но 14-летний император неожиданно заболел и умер. Долгоруковы составили подложное завещание, по которому от имени государя преемницей престола становилась его невеста. Однако документам не поверили. Долгоруковы были надолго отправлены в ссылку, а все их владения перешли в казну.

Разумовские

В 1747 году имение было продано фавориту императрицы графу Алексею Разумовскому. Строится каменный дом и церковь во имя Всемилостивого Спаса. После смерти Алексея Григорьевича Горенками стал владеть его брат Кирилл Григорьевич, который затем передал Горенки своему сыну Алексею.

При Алексее Кирилловиче Разумовском Горенки достигли наибольшего расцвета. Дворец был полностью перестроен по проекту А. А. Менеласа, разбит богатый парк с каскадом прудов. Разумовский увлекался коллекционированием и разведением растений. При нём здесь был устроен ботанический сад, построены оранжереи, в которых росло более 7000 растений. Ботаническим садом и оранжереями с 1804 года заведовал ботаник Ф. Б. Фишер, впоследствии директор Императорского ботанического сада в Санкт-Петербурге.

Ботанический сад в Горенках считался до 1830-х годов одним из чудес Москвы. В оранжерее росло около 300 тропических деревьев: пальмы, кипарисы, бамбук, ямайский кедр. Росли на территории усадьбы и уникальные для Подмосковья сибирские кедры и американские ели. В Горенки неоднократно приезжали видные европейские естествоиспытатели и путешественники. В 1809 году было основано Горенковское фитогеографическое общество (в 1811 году слившееся с Московским обществом испытателей природы).

Упадок усадьбы

После смерти Разумовского в 1822 году его наследники начали распродавать ценности усадьбы вплоть до оранжерейных деревьев. А. Я. Булгаков в августе 1822 года сообщал брату:

Не знаю я, что будет с Горенками, только отсюда всё продают поштучно, как из лавочки: померанцы, груши, лавры, всё это в деревьях. Можно всё это очень дёшево иметь. Девиз наследника графа Алексея, кажется: деньги из всего.

Наконец в 1827 году всё имение купил князь Николай Юсупов, который вывез библиотеку и коллекции в свою усадьбу Архангельское. Гербарий Разумовского был приобретён Ботаническим музеем Академии наук.

Юсупов продал Горенки московскому уездному предводителю дворянства полковнику гвардии Николаю Волкову. Волков устроил во дворце вместе с купцом Василием Третьяковым бумагопрядильную и бумаготкацкую фабрику, а в парке — небольшой литейный завод для изготовления станков. Ткацкие станки работали прямо в бывших княжеских покоях. Сильнее всего пострадала правая часть дворца. Внутри были пробиты потолки для установки машин, заделанные впоследствии штукатуркой.

В 1840-х годах Волков продал деревню Горенки коллежскому регистратору Фёдору Пантелееву. Самому Волкову остался дворец, а после его смерти им продолжали владеть компаньоны — семейство купцов Третьяковых. К 1885 году фабрика была закрыта, имение и парк пришли в совершенное запустение.

В 1910 году Горенки купил фабрикант Владимир Севрюгов, который реставрировал дворец и парк с помощью архитектора Сергея Чернышёва.

Советское время

После революции в Горенках располагался волостной исполком. Часть дворца и другие здания усадьбы Горенки занимал детский дом имени Степана Разина. В 1925 году в бывшей усадьбе Разумовских разместился санаторий «Красная Роза».

В 1926 году дачу № 3 на просеке Горенского парка купили первая жена Сергея Есенина актриса Зинаида Райх и её супруг, знаменитый режиссёр Всеволод Мейерхольд. В этом доме с большой террасой и русской печью выросли дети Есенина — Татьяна и Константин. В гостях здесь часто бывали писатели А. Толстой, Ю. Олеша, артисты И. Ильинский, С. Мартинсон, Э. Гарин, композиторы С. Прокофьев и Д. Шостакович. На этой даче после ареста Мейерхольда был спрятан его архив.

Современное состояние усадьбы

Сохранился главный усадебный дом, построенный, предположительно, архитектором А. А. Менеласом в 1780—1790-х годах, соединённый с флигелями большой колоннадой, и усадебный парк с полуразрушенным искусственным гротом, а также полукруглая подъездная аллея со служебными постройками.

В начале XXI века в усадебном доме находится Московский областной санаторий внелёгочных форм туберкулёза «Красная роза».

Распродажа земель

25 января 2012 года Управление имущественных отношений Администрации городского округа Балашиха на основании решения о приватизации от 19.12.2011 № 15А провело аукцион по продаже муниципального недвижимого имущества. Под лотом № 1 были выставлены нежилое отдельно стоящее здание общей площадью 590,5 м² (Московская область, Балашиха, шоссе Энтузиастов, дом 2а) и прочно связанный с ним земельный участок площадью 1170 кв. м. При этом часть реализуемого земельного участка площадью 870,0 м² расположена в зоне регулирования застройки памятника истории и культуры Усадьбы «Горенки», «Чижово».

Двумя годами ранее, 25 января 2010 года на аукционе был продан земельный участок площадью 0,0853 га по адресу: Балашиха, микрорайон Никольско-Архангельский, улица Александровская (участок за домом 2). Разрешённое использование участка: для индивидуального жилищного строительства; при том, что весь участок расположен на территории памятника истории и культуры Усадьба «Горенки» или в его зоне регулирования застройки.

См. также

• Владимирский тракт
• Горенская почтовая станция
• Горенский лесопарк
• Заставы Москвы (Рогожская застава)

Литература

• Тихомиров Н. Я. Архитектура подмосковных усадеб / Оформление художника И. Ф. Рерберга. — М.: Гос. изд-во литературы по строительству и архитектуре, 1955. — 352 с. — 8 000 экз. (в пер.)
• Куделин П. Г. Вокруг Москвы. Краткий справочник. — М.: Московский рабочий, 1963. — 240 с. — С. 94-96.
• Всё Подмосковье: Географический словарь Московской области / Под общ. ред. доктора географ. наук проф. Н. А. Солнцева. — М., Мысль, 1967. — 384 с., ил. и карт., 16 л. ил. (Моск. филиал Геогр. общества СССР).
• Иванов В., Барсуков В., Федюкин Г. Подмосковные места. Путеводитель по районам туризма. — М., Мысль, 1967. — 392 с. с карт.; 12 л. ил.
• Осокин В. Н. Жемчужины Подмосковья. — М., Реклама, 1972. — 160 с.
• Александрова М. С., Лапин П. И., Петрова И. П. и др. Древесные растения парков Подмосковья. / Отв. ред. академик Н. В. Цицин. — М., Наука, 1979. — 240 с. (Главный ботанический сад).
• Александров Ю. Н., Шабуров Ю. Н. По Подмосковью. Путеводитель для автотуристов. — М.: Профиздат, 1984. — 336 с. — С. 98-101.
• Вергунов А. П., Горохов В. А. Русские сады и парки. — М.: Наука, 1988. — 416 с. (Переиздание — М.: Наука, 2007. — 422 с. — ISBN 5-02-035582-8).
• Вергунов А. П., Горохов В. А. Вертоград: Садово-парковое искусство России (от истоков до начала XX века). — М.: Культура, 1996. — 432 с. — ISBN 5-8474-0124-8.
• Смолицкая Г. П. Топонимический словарь Центральной России. Географические названия. — М., Армада-пресс, 2002. — ISBN 5-309-00257-X.
• Горенки / Сост. Н. С. Мергелов, А. Ю. Радюкина. — М.: ГЕОС, 2004. — 36 с. — (Природное и культурное наследие Москвы). — ISBN 5-89118-380-3.
• Бугров А.В. Между Владимиркой и Стромынкой. - М.: Московия, 2008. - 205 с. - ISBN 5-7151-0152-2.

Ссылки

• Горенки // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [wikimapia.org/120642/ru/Усадьба-Горенки-Московский-областной-санаторий-внелёгочных-форм-туберкулёза-«Красная-роза» Усадьба Горенки на Wikimapia]
• [slovari.yandex.ru/Горенки/Усадьбы%20Подмосковья/Горенки/ Горенки](недоступная ссылка с 14-06-2016 (2871 день)) в каталоге Усадьбы Подмосковья  (Проверено 28 июня 2010)
• [slovari.yandex.ru/Горенки/Гуманитарный%20словарь/Горенки/ Горенки](недоступная ссылка с 14-06-2016 (2871 день)) в Российском гуманитарном энциклопедическом словаре  (Проверено 28 июня 2010)

Отрывок, характеризующий Горенки

– Княгиня, иди же сюда, – прокричал он.
Княгиня вышла и заплакала тоже. Пожилая дама тоже утиралась платком. Пьера целовали, и он несколько раз целовал руку прекрасной Элен. Через несколько времени их опять оставили одних.
«Всё это так должно было быть и не могло быть иначе, – думал Пьер, – поэтому нечего спрашивать, хорошо ли это или дурно? Хорошо, потому что определенно, и нет прежнего мучительного сомнения». Пьер молча держал руку своей невесты и смотрел на ее поднимающуюся и опускающуюся прекрасную грудь.
– Элен! – сказал он вслух и остановился.
«Что то такое особенное говорят в этих случаях», думал он, но никак не мог вспомнить, что такое именно говорят в этих случаях. Он взглянул в ее лицо. Она придвинулась к нему ближе. Лицо ее зарумянилось.
– Ах, снимите эти… как эти… – она указывала на очки.
Пьер снял очки, и глаза его сверх той общей странности глаз людей, снявших очки, глаза его смотрели испуганно вопросительно. Он хотел нагнуться над ее рукой и поцеловать ее; но она быстрым и грубым движеньем головы пeрехватила его губы и свела их с своими. Лицо ее поразило Пьера своим изменившимся, неприятно растерянным выражением.
«Теперь уж поздно, всё кончено; да и я люблю ее», подумал Пьер.
– Je vous aime! [Я вас люблю!] – сказал он, вспомнив то, что нужно было говорить в этих случаях; но слова эти прозвучали так бедно, что ему стало стыдно за себя.
Через полтора месяца он был обвенчан и поселился, как говорили, счастливым обладателем красавицы жены и миллионов, в большом петербургском заново отделанном доме графов Безухих.


Старый князь Николай Андреич Болконский в декабре 1805 года получил письмо от князя Василия, извещавшего его о своем приезде вместе с сыном. («Я еду на ревизию, и, разумеется, мне 100 верст не крюк, чтобы посетить вас, многоуважаемый благодетель, – писал он, – и Анатоль мой провожает меня и едет в армию; и я надеюсь, что вы позволите ему лично выразить вам то глубокое уважение, которое он, подражая отцу, питает к вам».)
– Вот Мари и вывозить не нужно: женихи сами к нам едут, – неосторожно сказала маленькая княгиня, услыхав про это.
Князь Николай Андреич поморщился и ничего не сказал.
Через две недели после получения письма, вечером, приехали вперед люди князя Василья, а на другой день приехал и он сам с сыном.
Старик Болконский всегда был невысокого мнения о характере князя Василья, и тем более в последнее время, когда князь Василий в новые царствования при Павле и Александре далеко пошел в чинах и почестях. Теперь же, по намекам письма и маленькой княгини, он понял, в чем дело, и невысокое мнение о князе Василье перешло в душе князя Николая Андреича в чувство недоброжелательного презрения. Он постоянно фыркал, говоря про него. В тот день, как приехать князю Василью, князь Николай Андреич был особенно недоволен и не в духе. Оттого ли он был не в духе, что приезжал князь Василий, или оттого он был особенно недоволен приездом князя Василья, что был не в духе; но он был не в духе, и Тихон еще утром отсоветывал архитектору входить с докладом к князю.
– Слышите, как ходит, – сказал Тихон, обращая внимание архитектора на звуки шагов князя. – На всю пятку ступает – уж мы знаем…
Однако, как обыкновенно, в 9 м часу князь вышел гулять в своей бархатной шубке с собольим воротником и такой же шапке. Накануне выпал снег. Дорожка, по которой хаживал князь Николай Андреич к оранжерее, была расчищена, следы метлы виднелись на разметанном снегу, и лопата была воткнута в рыхлую насыпь снега, шедшую с обеих сторон дорожки. Князь прошел по оранжереям, по дворне и постройкам, нахмуренный и молчаливый.
– А проехать в санях можно? – спросил он провожавшего его до дома почтенного, похожего лицом и манерами на хозяина, управляющего.
– Глубок снег, ваше сиятельство. Я уже по прешпекту разметать велел.
Князь наклонил голову и подошел к крыльцу. «Слава тебе, Господи, – подумал управляющий, – пронеслась туча!»
– Проехать трудно было, ваше сиятельство, – прибавил управляющий. – Как слышно было, ваше сиятельство, что министр пожалует к вашему сиятельству?
Князь повернулся к управляющему и нахмуренными глазами уставился на него.
– Что? Министр? Какой министр? Кто велел? – заговорил он своим пронзительным, жестким голосом. – Для княжны, моей дочери, не расчистили, а для министра! У меня нет министров!
– Ваше сиятельство, я полагал…
– Ты полагал! – закричал князь, всё поспешнее и несвязнее выговаривая слова. – Ты полагал… Разбойники! прохвосты! Я тебя научу полагать, – и, подняв палку, он замахнулся ею на Алпатыча и ударил бы, ежели бы управляющий невольно не отклонился от удара. – Полагал! Прохвосты! – торопливо кричал он. Но, несмотря на то, что Алпатыч, сам испугавшийся своей дерзости – отклониться от удара, приблизился к князю, опустив перед ним покорно свою плешивую голову, или, может быть, именно от этого князь, продолжая кричать: «прохвосты! закидать дорогу!» не поднял другой раз палки и вбежал в комнаты.
Перед обедом княжна и m lle Bourienne, знавшие, что князь не в духе, стояли, ожидая его: m lle Bourienne с сияющим лицом, которое говорило: «Я ничего не знаю, я такая же, как и всегда», и княжна Марья – бледная, испуганная, с опущенными глазами. Тяжелее всего для княжны Марьи было то, что она знала, что в этих случаях надо поступать, как m lle Bourime, но не могла этого сделать. Ей казалось: «сделаю я так, как будто не замечаю, он подумает, что у меня нет к нему сочувствия; сделаю я так, что я сама скучна и не в духе, он скажет (как это и бывало), что я нос повесила», и т. п.
Князь взглянул на испуганное лицо дочери и фыркнул.
– Др… или дура!… – проговорил он.
«И той нет! уж и ей насплетничали», подумал он про маленькую княгиню, которой не было в столовой.
– А княгиня где? – спросил он. – Прячется?…
– Она не совсем здорова, – весело улыбаясь, сказала m llе Bourienne, – она не выйдет. Это так понятно в ее положении.
– Гм! гм! кх! кх! – проговорил князь и сел за стол.
Тарелка ему показалась не чиста; он указал на пятно и бросил ее. Тихон подхватил ее и передал буфетчику. Маленькая княгиня не была нездорова; но она до такой степени непреодолимо боялась князя, что, услыхав о том, как он не в духе, она решилась не выходить.
– Я боюсь за ребенка, – говорила она m lle Bourienne, – Бог знает, что может сделаться от испуга.
Вообще маленькая княгиня жила в Лысых Горах постоянно под чувством страха и антипатии к старому князю, которой она не сознавала, потому что страх так преобладал, что она не могла чувствовать ее. Со стороны князя была тоже антипатия, но она заглушалась презрением. Княгиня, обжившись в Лысых Горах, особенно полюбила m lle Bourienne, проводила с нею дни, просила ее ночевать с собой и с нею часто говорила о свекоре и судила его.
– Il nous arrive du monde, mon prince, [К нам едут гости, князь.] – сказала m lle Bourienne, своими розовенькими руками развертывая белую салфетку. – Son excellence le рrince Kouraguine avec son fils, a ce que j'ai entendu dire? [Его сиятельство князь Курагин с сыном, сколько я слышала?] – вопросительно сказала она.
– Гм… эта excellence мальчишка… я его определил в коллегию, – оскорбленно сказал князь. – А сын зачем, не могу понять. Княгиня Лизавета Карловна и княжна Марья, может, знают; я не знаю, к чему он везет этого сына сюда. Мне не нужно. – И он посмотрел на покрасневшую дочь.
– Нездорова, что ли? От страха министра, как нынче этот болван Алпатыч сказал.
– Нет, mon pere. [батюшка.]
Как ни неудачно попала m lle Bourienne на предмет разговора, она не остановилась и болтала об оранжереях, о красоте нового распустившегося цветка, и князь после супа смягчился.
После обеда он прошел к невестке. Маленькая княгиня сидела за маленьким столиком и болтала с Машей, горничной. Она побледнела, увидав свекора.
Маленькая княгиня очень переменилась. Она скорее была дурна, нежели хороша, теперь. Щеки опустились, губа поднялась кверху, глаза были обтянуты книзу.
– Да, тяжесть какая то, – отвечала она на вопрос князя, что она чувствует.
– Не нужно ли чего?
– Нет, merci, mon pere. [благодарю, батюшка.]
– Ну, хорошо, хорошо.
Он вышел и дошел до официантской. Алпатыч, нагнув голову, стоял в официантской.
– Закидана дорога?
– Закидана, ваше сиятельство; простите, ради Бога, по одной глупости.
Князь перебил его и засмеялся своим неестественным смехом.
– Ну, хорошо, хорошо.
Он протянул руку, которую поцеловал Алпатыч, и прошел в кабинет.
Вечером приехал князь Василий. Его встретили на прешпекте (так назывался проспект) кучера и официанты, с криком провезли его возки и сани к флигелю по нарочно засыпанной снегом дороге.
Князю Василью и Анатолю были отведены отдельные комнаты.
Анатоль сидел, сняв камзол и подпершись руками в бока, перед столом, на угол которого он, улыбаясь, пристально и рассеянно устремил свои прекрасные большие глаза. На всю жизнь свою он смотрел как на непрерывное увеселение, которое кто то такой почему то обязался устроить для него. Так же и теперь он смотрел на свою поездку к злому старику и к богатой уродливой наследнице. Всё это могло выйти, по его предположению, очень хорошо и забавно. А отчего же не жениться, коли она очень богата? Это никогда не мешает, думал Анатоль.
Он выбрился, надушился с тщательностью и щегольством, сделавшимися его привычкою, и с прирожденным ему добродушно победительным выражением, высоко неся красивую голову, вошел в комнату к отцу. Около князя Василья хлопотали его два камердинера, одевая его; он сам оживленно оглядывался вокруг себя и весело кивнул входившему сыну, как будто он говорил: «Так, таким мне тебя и надо!»
– Нет, без шуток, батюшка, она очень уродлива? А? – спросил он, как бы продолжая разговор, не раз веденный во время путешествия.
– Полно. Глупости! Главное дело – старайся быть почтителен и благоразумен с старым князем.
– Ежели он будет браниться, я уйду, – сказал Анатоль. – Я этих стариков терпеть не могу. А?
– Помни, что для тебя от этого зависит всё.
В это время в девичьей не только был известен приезд министра с сыном, но внешний вид их обоих был уже подробно описан. Княжна Марья сидела одна в своей комнате и тщетно пыталась преодолеть свое внутреннее волнение.
«Зачем они писали, зачем Лиза говорила мне про это? Ведь этого не может быть! – говорила она себе, взглядывая в зеркало. – Как я выйду в гостиную? Ежели бы он даже мне понравился, я бы не могла быть теперь с ним сама собою». Одна мысль о взгляде ее отца приводила ее в ужас.
Маленькая княгиня и m lle Bourienne получили уже все нужные сведения от горничной Маши о том, какой румяный, чернобровый красавец был министерский сын, и о том, как папенька их насилу ноги проволок на лестницу, а он, как орел, шагая по три ступеньки, пробежал зa ним. Получив эти сведения, маленькая княгиня с m lle Bourienne,еще из коридора слышные своими оживленно переговаривавшими голосами, вошли в комнату княжны.
– Ils sont arrives, Marieie, [Они приехали, Мари,] вы знаете? – сказала маленькая княгиня, переваливаясь своим животом и тяжело опускаясь на кресло.
Она уже не была в той блузе, в которой сидела поутру, а на ней было одно из лучших ее платьев; голова ее была тщательно убрана, и на лице ее было оживление, не скрывавшее, однако, опустившихся и помертвевших очертаний лица. В том наряде, в котором она бывала обыкновенно в обществах в Петербурге, еще заметнее было, как много она подурнела. На m lle Bourienne тоже появилось уже незаметно какое то усовершенствование наряда, которое придавало ее хорошенькому, свеженькому лицу еще более привлекательности.
– Eh bien, et vous restez comme vous etes, chere princesse? – заговорила она. – On va venir annoncer, que ces messieurs sont au salon; il faudra descendre, et vous ne faites pas un petit brin de toilette! [Ну, а вы остаетесь, в чем были, княжна? Сейчас придут сказать, что они вышли. Надо будет итти вниз, а вы хоть бы чуть чуть принарядились!]
Маленькая княгиня поднялась с кресла, позвонила горничную и поспешно и весело принялась придумывать наряд для княжны Марьи и приводить его в исполнение. Княжна Марья чувствовала себя оскорбленной в чувстве собственного достоинства тем, что приезд обещанного ей жениха волновал ее, и еще более она была оскорблена тем, что обе ее подруги и не предполагали, чтобы это могло быть иначе. Сказать им, как ей совестно было за себя и за них, это значило выдать свое волнение; кроме того отказаться от наряжения, которое предлагали ей, повело бы к продолжительным шуткам и настаиваниям. Она вспыхнула, прекрасные глаза ее потухли, лицо ее покрылось пятнами и с тем некрасивым выражением жертвы, чаще всего останавливающемся на ее лице, она отдалась во власть m lle Bourienne и Лизы. Обе женщины заботились совершенно искренно о том, чтобы сделать ее красивой. Она была так дурна, что ни одной из них не могла притти мысль о соперничестве с нею; поэтому они совершенно искренно, с тем наивным и твердым убеждением женщин, что наряд может сделать лицо красивым, принялись за ее одеванье.
– Нет, право, ma bonne amie, [мой добрый друг,] это платье нехорошо, – говорила Лиза, издалека боком взглядывая на княжну. – Вели подать, у тебя там есть масака. Право! Что ж, ведь это, может быть, судьба жизни решается. А это слишком светло, нехорошо, нет, нехорошо!
Нехорошо было не платье, но лицо и вся фигура княжны, но этого не чувствовали m lle Bourienne и маленькая княгиня; им все казалось, что ежели приложить голубую ленту к волосам, зачесанным кверху, и спустить голубой шарф с коричневого платья и т. п., то всё будет хорошо. Они забывали, что испуганное лицо и фигуру нельзя было изменить, и потому, как они ни видоизменяли раму и украшение этого лица, само лицо оставалось жалко и некрасиво. После двух или трех перемен, которым покорно подчинялась княжна Марья, в ту минуту, как она была зачесана кверху (прическа, совершенно изменявшая и портившая ее лицо), в голубом шарфе и масака нарядном платье, маленькая княгиня раза два обошла кругом нее, маленькой ручкой оправила тут складку платья, там подернула шарф и посмотрела, склонив голову, то с той, то с другой стороны.
– Нет, это нельзя, – сказала она решительно, всплеснув руками. – Non, Marie, decidement ca ne vous va pas. Je vous aime mieux dans votre petite robe grise de tous les jours. Non, de grace, faites cela pour moi. [Нет, Мари, решительно это не идет к вам. Я вас лучше люблю в вашем сереньком ежедневном платьице: пожалуйста, сделайте это для меня.] Катя, – сказала она горничной, – принеси княжне серенькое платье, и посмотрите, m lle Bourienne, как я это устрою, – сказала она с улыбкой предвкушения артистической радости.