Горинхем
| Город и община
Горинхем
Gorinchem
Показать/скрыть карты
|
Горинхем, иногда Горкум (нидерл. Gorinchem, МФА: [ˈɣɔrkʏm]) — город и община в Нидерландах.
Площадь города составляет 22,01 км². Численность населения равна 32.621 человеку (на начало 2010 года).
Содержание
География и экономика
Город Горинхем расположен в западной части Нидерландов, на крайнем юго-востоке провинции Южная Голландия, на перекрёстке автодорог Роттердам — Арнем и Неймеген — Бреда. Речной порт с судостроительной верфью. Центр индустриального района с развитой машиностроительной и металлообрабатывающей промышленностью.
Фермерство с уклоном к молочному скотоводству и плодоводству.
История
Поселение на месте нынешнего Горинхема существовало приблизительно с 1000 года. Впервые письменно упоминался в 1224 году и принадлежал феодальному роду ван Аркол.
В 1382 году Горинхем получает городское право. После угасания рода ван Аркол, в 1417 году Горинхем переходит к графству Голландия. С 1566 года горожане принимают протестантизм.
В 1572 году город был занят восставшими гёзами[1], замучившими 19 католических священников, отказавшихся изменить своей вере (были канонизированы в 1867 году).
В 1609 году город был обнесён новыми крепостными стенами.
В ходе Наполеоновских войн во время изгнания из Голландии армии Бонапарта прусскими войсками в 1814 году в Горинхеме и вокруг него шли ожесточённые бои, в результате которых часть города была разрушена и много горожан погибло.
В 1860 году к Горингему была подведена железнодорожная линия.
Известные уроженцы и жители
- Сафтлевен, Корнелис (1607-1681) — голландский живописец и график эпохи барокко.
- В 1637 году в Горинхеме родился выдающийся голландский художник Ян ван дер Хейден.
- Дирк Рафаэльс Кампхёйзен (1586 — 1627) — нидерландский поэт, художник и богослов.
Города-партнёры
Напишите отзыв о статье "Горинхем"
Примечания
- ↑ Горинхен или Горкум // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
|
||||||||||
Отрывок, характеризующий Горинхем
Господа! Кто хочет со мною пари? Я то же сделаю, – вдруг крикнул он. – И пари не нужно, вот что. Вели дать бутылку. Я сделаю… вели дать.– Пускай, пускай! – сказал Долохов, улыбаясь.
– Что ты? с ума сошел? Кто тебя пустит? У тебя и на лестнице голова кружится, – заговорили с разных сторон.
– Я выпью, давай бутылку рому! – закричал Пьер, решительным и пьяным жестом ударяя по столу, и полез в окно.
Его схватили за руки; но он был так силен, что далеко оттолкнул того, кто приблизился к нему.
– Нет, его так не уломаешь ни за что, – говорил Анатоль, – постойте, я его обману. Послушай, я с тобой держу пари, но завтра, а теперь мы все едем к***.
– Едем, – закричал Пьер, – едем!… И Мишку с собой берем…
И он ухватил медведя, и, обняв и подняв его, стал кружиться с ним по комнате.
Князь Василий исполнил обещание, данное на вечере у Анны Павловны княгине Друбецкой, просившей его о своем единственном сыне Борисе. О нем было доложено государю, и, не в пример другим, он был переведен в гвардию Семеновского полка прапорщиком. Но адъютантом или состоящим при Кутузове Борис так и не был назначен, несмотря на все хлопоты и происки Анны Михайловны. Вскоре после вечера Анны Павловны Анна Михайловна вернулась в Москву, прямо к своим богатым родственникам Ростовым, у которых она стояла в Москве и у которых с детства воспитывался и годами живал ее обожаемый Боренька, только что произведенный в армейские и тотчас же переведенный в гвардейские прапорщики. Гвардия уже вышла из Петербурга 10 го августа, и сын, оставшийся для обмундирования в Москве, должен был догнать ее по дороге в Радзивилов.
У Ростовых были именинницы Натальи, мать и меньшая дочь. С утра, не переставая, подъезжали и отъезжали цуги, подвозившие поздравителей к большому, всей Москве известному дому графини Ростовой на Поварской. Графиня с красивой старшею дочерью и гостями, не перестававшими сменять один другого, сидели в гостиной.
Графиня была женщина с восточным типом худого лица, лет сорока пяти, видимо изнуренная детьми, которых у ней было двенадцать человек. Медлительность ее движений и говора, происходившая от слабости сил, придавала ей значительный вид, внушавший уважение. Княгиня Анна Михайловна Друбецкая, как домашний человек, сидела тут же, помогая в деле принимания и занимания разговором гостей. Молодежь была в задних комнатах, не находя нужным участвовать в приеме визитов. Граф встречал и провожал гостей, приглашая всех к обеду.
«Очень, очень вам благодарен, ma chere или mon cher [моя дорогая или мой дорогой] (ma сherе или mon cher он говорил всем без исключения, без малейших оттенков как выше, так и ниже его стоявшим людям) за себя и за дорогих именинниц. Смотрите же, приезжайте обедать. Вы меня обидите, mon cher. Душевно прошу вас от всего семейства, ma chere». Эти слова с одинаковым выражением на полном веселом и чисто выбритом лице и с одинаково крепким пожатием руки и повторяемыми короткими поклонами говорил он всем без исключения и изменения. Проводив одного гостя, граф возвращался к тому или той, которые еще были в гостиной; придвинув кресла и с видом человека, любящего и умеющего пожить, молодецки расставив ноги и положив на колена руки, он значительно покачивался, предлагал догадки о погоде, советовался о здоровье, иногда на русском, иногда на очень дурном, но самоуверенном французском языке, и снова с видом усталого, но твердого в исполнении обязанности человека шел провожать, оправляя редкие седые волосы на лысине, и опять звал обедать. Иногда, возвращаясь из передней, он заходил через цветочную и официантскую в большую мраморную залу, где накрывали стол на восемьдесят кувертов, и, глядя на официантов, носивших серебро и фарфор, расставлявших столы и развертывавших камчатные скатерти, подзывал к себе Дмитрия Васильевича, дворянина, занимавшегося всеми его делами, и говорил: «Ну, ну, Митенька, смотри, чтоб всё было хорошо. Так, так, – говорил он, с удовольствием оглядывая огромный раздвинутый стол. – Главное – сервировка. То то…» И он уходил, самодовольно вздыхая, опять в гостиную.
