Горин-Горяйнов, Анатолий Михайлович
| Анатолий Михайлович Горин-Горяйнов | |
| Имя при рождении: |
Анатолий Михайлович Горяйнов |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Профессия: | |
Анатолий Михайлович Го́рин-Горя́йнов (настоящая фамилия Горяйнов) (1 сентября 1850 года[1] — 5 декабря 1901 года) — русский актёр.
В 1870 году окончил коммерческое училище. Неоднократно участвовал в любительских и полупрофессиональных спектаклях (Карлуша — водевиль «Булочная» П. А. Каратыгина, Счастливцев в «Лесе» А. Н. Островского).
В 1880—1883 — актёр Александрийского театра (дебютировал в ролях: Платон — «Правда хорошо, а счастье лучше» Островского, Карандышев — «Бесприданница», Хлопонин — «Злоба дня» А. А. Потехина).
Через некоторое время, покинув структуру императорских театров, работал в частных петербургских клубах и пригородных театрах, играл в петербургских театрах Неметти и «Фарс», где был с 1896 г. сам антрепренёром на паях с С. Ф. Сабуровым и другими артистами. Сам переводил пьесы с французского. Исполнял роли в популярных в те годы фарсах — «Дама от Максима», «Контролёр спальных вагонов», «Злой дух» и др. Выступал в провинции (антреприза А. Н. Дюковой в Харькове, «1-е Товарищество русских актёров» под руководством М. И. Писарева и В. Н. Андреева-Бурлака).
Роли: Счастливцев, Буланов («Лес»), Репетилов и Молчалин («Горе от ума»), Чеглов-Соковин («Горькая судьбина» Писемского) и др.
Сын — известный актёр театр и кино Горин-Горяйнов, Борис Анатольевич (1883—1944).
Напишите отзыв о статье "Горин-Горяйнов, Анатолий Михайлович"
Примечания
- ↑ Б. А. Горин-Горяйнов. Актёры (из воспоминаний). Искусство, Ленинград, 1947, 159 стр. (стр. 18)
Ссылки
- Горин-Горяинов // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Отрывок, характеризующий Горин-Горяйнов, Анатолий Михайлович
Но она все таки надеялась и спросила словами, в которые она не верила:– Но как его рана? Вообще в каком он положении?
– Вы, вы… увидите, – только могла сказать Наташа.
Они посидели несколько времени внизу подле его комнаты, с тем чтобы перестать плакать и войти к нему с спокойными лицами.
– Как шла вся болезнь? Давно ли ему стало хуже? Когда это случилось? – спрашивала княжна Марья.
Наташа рассказывала, что первое время была опасность от горячечного состояния и от страданий, но в Троице это прошло, и доктор боялся одного – антонова огня. Но и эта опасность миновалась. Когда приехали в Ярославль, рана стала гноиться (Наташа знала все, что касалось нагноения и т. п.), и доктор говорил, что нагноение может пойти правильно. Сделалась лихорадка. Доктор говорил, что лихорадка эта не так опасна.
– Но два дня тому назад, – начала Наташа, – вдруг это сделалось… – Она удержала рыданья. – Я не знаю отчего, но вы увидите, какой он стал.
– Ослабел? похудел?.. – спрашивала княжна.
– Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не может жить… потому что…
Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
