Горлицкий, Лев Израилевич

Лев Израилевич Горлицкий
Место рождения:	село Степанцы, Киевская губерния, Российская империя
Место смерти:	Санкт-Петербург, Российская империя
Страна:	СССР СССР→Россия Россия
Научная сфера:	бронетехника
Место работы:	Уралмашзавод, ЛКЗ
Альма-матер:	Ленинградский Военно-механический институт
Известен как:	Конструктор САУ
Награды и премии:

Лев Израилевич Горлицкий (18 февраля (3 марта) 1906 — 2 ноября 2003) — советский конструктор бронетехники.

Биография

Родился 18 февраля (3 марта) 1906 года в селе Степанцы (ныне Черкасская область, Украина). В семье было шестеро детей.

С семи лет учился в начальной школе, позже — в прогимназии города Богуслава. В 1920 году семья перебралась в Киев. Стал работать слесарем-сборщиком и учился в вечерней школе.

В 1927 году Горлицкий поступил в Киевский политехнический институт на мехфак. С третьего курса группу студентов перевели в Ленинградский военно-механический институт, который он окончил в 1932 году и был направлен в КБ-3 (артиллерийское) на завод «Красный Путиловец».

В 1936 году назначается главным конструктором завода № 7 в Ленинграде, но вскоре вновь возвращается на Ленинградский Кировский Завод (ЛКЗ).

В 1939 году был арестован по обвинению во вредительстве, но в 1940 году выпущен (в дальнейшем также арестовывался по «Ленинградскому делу»).

В августе 1940 года становится главным конструктором ЛКЗ по артиллерийской тематике.

В годы Великой Отечественной войны в составе артиллерийского КБ эвакуируется в Свердловск на Уралмашзавод, где назначается заместителем главного конструктора артиллерийского вооружения Ф. Ф. Петрова. После выделения артиллерийского производства в самостоятельный завод № 9 НКВ в 1942 году он остаётся на Уралмашзаводе начальником КБ (конструкторское бюро создано 20 октября 1942 года в соответствии с решением ГКО СССР).

После прибытия Н. Д. Вернера с СТЗ становится его заместителем и участвует в организации производства танков Т-34 на Уралмашзаводе. В октябре 1942 года возглавил в КБ работу по созданию самоходных артиллерийских установок. С лета 1943 года — главный конструктор Уралмаша по самоходной артиллерии.

Под его руководством были разработаны самоходные установки СУ-122, СУ-85, СУ-100 на базе танка Т-34, а также СУ-100П на оригинальном шасси и семейство машин на её базе. Инженер-полковник (1945 год).

В 1953 году вернулся в Ленинград, где до ухода на пенсию в 1976 году работал ведущим конструктором на ЛКЗ.

Умер 2 ноября 2003 года.

Награды и премии

• орден Кутузова II степени
• орден Отечественной войны I степени
• два ордена Красной Звезды
• орден «Знак Почёта»
• медали
• Сталинская премия второй степени (1943) — за создание нового вида артиллерийского вооружения (СУ-122, СУ-85 и СУ-100 на базе танка Т-34)
• Сталинская премия первой степени (1946) — за создание САУ

Ссылки

• [enc.ural.ru/index.php/%D0%93%D0%BE%D1%80%D0%BB%D0%B8%D1%86%D0%BA%D0%B8%D0%B9_%D0%9B%D0%B5%D0%B2_%D0%98%D0%B7%D1%80%D0%B0%D0%B8%D0%BB%D0%B5%D0%B2%D0%B8%D1%87 Горлицкий Лев Израилевич — Свободная энциклопедия Урала]
• [legion.wplus.net/guide/constr/gorlitskiy.shtml ГОРЛИЦКИЙ Лев Израилевич]
• [www.vniitransmash.ru/MENU/WE/BIOGRAFII/Gorlitskiy.html Лев Израилевич Горлицкий]
• [clubs.ya.ru/4611686018427425093/posts.xml?tb=320&tag=7039284 Создатель самоходок]

Отрывок, характеризующий Горлицкий, Лев Израилевич

– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.


Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.