Горловское вооружённое восстание

Горловское вооружённое восстание (декабрь 1905 года) — один из эпизодов революции 1905 года в России, имевший место в Горловке, Бахмутского уезда Екатеринославской губернии. Конфликт начался как спор рабочих с администрацией машиностроительного завода по вопросу зарплаты и вылился в вооружённые столкновения с человеческими жертвами.

Начало конфликта

1 декабря директор машиностроительного завода бельгиец Лоэст объявил рабочим, что в связи с усилением кризиса производство машин сократилось и вместо 10-часового рабочего дня устанавливается 6-часовой, вследствие чего заработок снизится на 40—50 %.

После получения известий о Декабрьском вооружённом восстании в Москве состоялось совещание стачечного комитета. На нем было решено созвать 9 декабря митинг, на котором объявить всеобщую забастовку рабочих Горловки. Большевистская группа Горловки одобрила это решение. Вместе со стачечным комитетом железнодорожников и машиностроителей она приступила к немедленной организации митинга. В ночь на 9 декабря на машиностроительном заводе, руднике и станции были расклеены написанные от руки листовки.

Вооруженные столкновения

К десяти часам утра 9 декабря 1905 года более 4000 рабочих собралось на железнодорожной станции. Это были в основном машиностроители, шахтёры, железнодорожники, а также крестьяне, прибывшие на митинг из окрестных деревень. Член стачечного комитета И. М. Снежко прочитал рабочим телеграммы екатеринославского боевого стачечного комитета о начале всеобщей политической стачки и призвал рабочих последовать примеру пролетариата Москвы и активно включиться в борьбу с царским режимом. Выступивший на митинге от имени заводских и рудничных рабочих слесарь Смирнов заявил, что они объединяются с железнодорожниками и будут выступать вместе. Тут же был избран распорядительный комитет, фактически выполнявший функции Совета рабочих депутатов. Председателем его стал большевик Е. И. Глушко. Ни одно распоряжение рудничной или заводской администрации не могло вступить в силу без ведома комитета. В тот же день в 9 часов вечера на станции состоялся ещё один митинг, принявший по предложению А. С. Гречнева текст телеграммы екатеринославскому боевому стачечному комитету, в котором сообщалось о присоединении рабочих Горловки ко всеобщей политической стачке.

На заводе и «Корсуньской копи № 1» были организованы две боевые дружины. Для приобретения оружия распорядительный комитет конфисковал в кассе железнодорожной станции 300 рублей, производился также сбор средств среди населения. Всего было собрано более 1000 рублей. Специальным поездом два члена комитета отправились в Таганрог для закупки оружия.

16 декабря (29 декабря) у главной конторы машиностроительного завода собралось около тысячи рабочих с семьями. Члены стачкома предъявили директору завода требование: отменить приказ о 6-часовом рабочем дне и снижении в связи с этим зарплаты. Директор отказался, но рабочие, угрожая оружием, заставили его принять эти требования. Вскоре на заводской двор прибыли драгуны и солдаты. Получив подкрепление, полиция потребовала от рабочих выдать руководителей стачки, но получила отказ. Тогда по приказу пристава и командира роты солдаты и полицейские дали два залпа по рабочим: 18 человек было убито, многие ранены.

Один из повстанцев, А. М. Кузнецов-Зубарев, был ранен в руку. Из-за раны развилась гангрена, в результате которой руку ампутировали. Среди убитых был рабочий Сергей Тоткал. На следующий день его мать забрала тело своего сына, зарубленного казаками. В гроб Сергея была положена рука революционера Кузнецова, который в это время скрывался в подполье.

После этого столкновения руководители стачки Гречнев и Снежко разослали срочные депеши всем боевым дружинам Донбасса с просьбой о помощи. Уже в ночь на 17 декабря в Горловку прибыли дружинники из Авдеевки, Алчевска, Дебальцево, Гришино, Енакиево, Кадиевки, Харцызска, Ясиноватой — всего собралось около четырёх тысяч человек, из них 600 — с огнестрельным оружием. Руководители боевых дружин на совещании выработали план восстания. Все дружинники были разделены на три отряда, которыми командовали Гречнев, а также штейгер рудника № 1 П. А. Гуртовой и учитель из Гришина П. С. Дейнега.

Утром 17 декабря рабочие начали наступление на казармы, где были расквартированы царские войска. После двухчасового боя дружинники овладели казармами, но на помощь правительственным войскам из Енакиева прибыл отряд казаков. Получив подкрепление, солдаты оттеснили восставших к железнодорожной станции. В схватке погибли десятки рабочих.

Следствие и суд

Следствие по делу продолжалось два года. Вначале предполагали судить арестованных обычным судом присяжных, но затем правительство решило передать дело в военный суд. С 7 по 19 декабря 1908 года дело участников Горловского вооружённого восстания рассматривал в Екатеринославе суд Одесского военного округа. Из 131 подсудимого военный суд признал виновными 92; 32 были приговорены к смертной казни через повешение. Но позднее смертная казнь была утверждена восьми осуждённым, а остальным её заменили бессрочной каторгой. Казнь состоялась в ночь на 4 сентября 1909 года.

Память

• В 1930 году в районе машиностроительного завода был установлен памятник «На этом месте в 1905 году царскими палачами была отрублена рука революционеру Кузнецову».
• В 1955 году в связи с 50-летиием событий 1905 года на месте боя рабочих дружин Донбасса с царскими войсками был установлен памятный обелиск.

См. также

• Нагайка
• Шашка

Литература

• [infodon.org.ua/uzovka/52 Горловское вооружённое восстание]

</div></div>

Отрывок, характеризующий Горловское вооружённое восстание

– Ах, не говорите мне про Австрию! Я ничего не понимаю, может быть, но Австрия никогда не хотела и не хочет войны. Она предает нас. Россия одна должна быть спасительницей Европы. Наш благодетель знает свое высокое призвание и будет верен ему. Вот одно, во что я верю. Нашему доброму и чудному государю предстоит величайшая роль в мире, и он так добродетелен и хорош, что Бог не оставит его, и он исполнит свое призвание задавить гидру революции, которая теперь еще ужаснее в лице этого убийцы и злодея. Мы одни должны искупить кровь праведника… На кого нам надеяться, я вас спрашиваю?… Англия с своим коммерческим духом не поймет и не может понять всю высоту души императора Александра. Она отказалась очистить Мальту. Она хочет видеть, ищет заднюю мысль наших действий. Что они сказали Новосильцову?… Ничего. Они не поняли, они не могут понять самоотвержения нашего императора, который ничего не хочет для себя и всё хочет для блага мира. И что они обещали? Ничего. И что обещали, и того не будет! Пруссия уж объявила, что Бонапарте непобедим и что вся Европа ничего не может против него… И я не верю ни в одном слове ни Гарденбергу, ни Гаугвицу. Cette fameuse neutralite prussienne, ce n'est qu'un piege. [Этот пресловутый нейтралитет Пруссии – только западня.] Я верю в одного Бога и в высокую судьбу нашего милого императора. Он спасет Европу!… – Она вдруг остановилась с улыбкою насмешки над своею горячностью.
– Я думаю, – сказал князь улыбаясь, – что ежели бы вас послали вместо нашего милого Винценгероде, вы бы взяли приступом согласие прусского короля. Вы так красноречивы. Вы дадите мне чаю?
– Сейчас. A propos, – прибавила она, опять успокоиваясь, – нынче у меня два очень интересные человека, le vicomte de MorteMariet, il est allie aux Montmorency par les Rohans, [Кстати, – виконт Мортемар,] он в родстве с Монморанси чрез Роганов,] одна из лучших фамилий Франции. Это один из хороших эмигрантов, из настоящих. И потом l'abbe Morio: [аббат Морио:] вы знаете этот глубокий ум? Он был принят государем. Вы знаете?
– А! Я очень рад буду, – сказал князь. – Скажите, – прибавил он, как будто только что вспомнив что то и особенно небрежно, тогда как то, о чем он спрашивал, было главною целью его посещения, – правда, что l'imperatrice mere [императрица мать] желает назначения барона Функе первым секретарем в Вену? C'est un pauvre sire, ce baron, a ce qu'il parait. [Этот барон, кажется, ничтожная личность.] – Князь Василий желал определить сына на это место, которое через императрицу Марию Феодоровну старались доставить барону.
Анна Павловна почти закрыла глаза в знак того, что ни она, ни кто другой не могут судить про то, что угодно или нравится императрице.
– Monsieur le baron de Funke a ete recommande a l'imperatrice mere par sa soeur, [Барон Функе рекомендован императрице матери ее сестрою,] – только сказала она грустным, сухим тоном. В то время, как Анна Павловна назвала императрицу, лицо ее вдруг представило глубокое и искреннее выражение преданности и уважения, соединенное с грустью, что с ней бывало каждый раз, когда она в разговоре упоминала о своей высокой покровительнице. Она сказала, что ее величество изволила оказать барону Функе beaucoup d'estime, [много уважения,] и опять взгляд ее подернулся грустью.
Князь равнодушно замолк. Анна Павловна, с свойственною ей придворною и женскою ловкостью и быстротою такта, захотела и щелконуть князя за то, что он дерзнул так отозваться о лице, рекомендованном императрице, и в то же время утешить его.
– Mais a propos de votre famille,[Кстати о вашей семье,] – сказала она, – знаете ли, что ваша дочь с тех пор, как выезжает, fait les delices de tout le monde. On la trouve belle, comme le jour. [составляет восторг всего общества. Ее находят прекрасною, как день.]
Князь наклонился в знак уважения и признательности.
– Я часто думаю, – продолжала Анна Павловна после минутного молчания, подвигаясь к князю и ласково улыбаясь ему, как будто выказывая этим, что политические и светские разговоры кончены и теперь начинается задушевный, – я часто думаю, как иногда несправедливо распределяется счастие жизни. За что вам судьба дала таких двух славных детей (исключая Анатоля, вашего меньшого, я его не люблю, – вставила она безапелляционно, приподняв брови) – таких прелестных детей? А вы, право, менее всех цените их и потому их не стоите.
И она улыбнулась своею восторженною улыбкой.
– Que voulez vous? Lafater aurait dit que je n'ai pas la bosse de la paterienite, [Чего вы хотите? Лафатер сказал бы, что у меня нет шишки родительской любви,] – сказал князь.
– Перестаньте шутить. Я хотела серьезно поговорить с вами. Знаете, я недовольна вашим меньшим сыном. Между нами будь сказано (лицо ее приняло грустное выражение), о нем говорили у ее величества и жалеют вас…
Князь не отвечал, но она молча, значительно глядя на него, ждала ответа. Князь Василий поморщился.
– Что вы хотите, чтоб я делал! – сказал он наконец. – Вы знаете, я сделал для их воспитания все, что может отец, и оба вышли des imbeciles. [дураки.] Ипполит, по крайней мере, покойный дурак, а Анатоль – беспокойный. Вот одно различие, – сказал он, улыбаясь более неестественно и одушевленно, чем обыкновенно, и при этом особенно резко выказывая в сложившихся около его рта морщинах что то неожиданно грубое и неприятное.
– И зачем родятся дети у таких людей, как вы? Ежели бы вы не были отец, я бы ни в чем не могла упрекнуть вас, – сказала Анна Павловна, задумчиво поднимая глаза.
– Je suis votre [Я ваш] верный раб, et a vous seule je puis l'avouer. Мои дети – ce sont les entraves de mon existence. [вам одним могу признаться. Мои дети – обуза моего существования.] – Он помолчал, выражая жестом свою покорность жестокой судьбе.
Анна Павловна задумалась.
– Вы никогда не думали о том, чтобы женить вашего блудного сына Анатоля? Говорят, – сказала она, – что старые девицы ont la manie des Marieiages. [имеют манию женить.] Я еще не чувствую за собою этой слабости, но у меня есть одна petite personne [маленькая особа], которая очень несчастлива с отцом, une parente a nous, une princesse [наша родственница, княжна] Болконская. – Князь Василий не отвечал, хотя с свойственною светским людям быстротой соображения и памяти показал движением головы, что он принял к соображению эти сведения.