Гормогоны
Гормогоны Ancient Noble Order of the Gormogons | |
Дата основания | |
---|---|
Дата роспуска | |
Тип | |
Oecumenical Volgi | |
Город |
Древний дворянский орден Гормогонов или Гормогоны (англ. Gormogons) — тайное общество в Англии, которое просуществовало 14 лет в начале 18 века. Появление этого ордена датируется 3 сентября 1724 года, с публикации в «London Daily Post» пространного сообщения о его существовании. Последнее упоминание о гормогонах и фактическое исчезновение этого ордена относится к 1738 году[1].
Содержание
Отрывочные сведения о гормогонах
Орден был сформирован усилиями одного из первых великих мастеров Великой ложи Англии Филиппа Уортона, 1-й герцога Уортона. Одной из причин создания ордена «Гормогонов» Филиппом Уортоном, считается его обида на Великую ложу Англии (ВЛА), после того, как он был вынужден покинуть пост великого мастера ВЛА в 1723 году[2].
Не осталось никаких достоверных исторических записей или сведений, которые могли бы указать на истинную цель и предназначение этого общества. По нескольким опубликованным орденом статьям стало известно о нём, что главной целью его появления была попытка выставить масонство на посмешище[1]. Во время своего короткого существования орден Гормогонов обвиняли в том, что он является организацией якобитского толка[3][4]. Гормогоны, возможно, воспринимались, как благотворительная организация. По крайней мере, такие сведения сохранились об их уставе. Сохранились также некоторые подвески и значки с символизмом гормогонов[5].
Возможная этимология названия
Донован Хилл предполагает в «Касселском словаре сленга», что под названием гормогоны представлено слово представляющее из себя смесь Горгоны и дракона, в то время как «Оксфордский словарь английского языка» описывает этимологию, как псевдо-китайскую бессмыслицу[6].
В 1811 году, в Словаре вульгарного языка[7], слово гормогон было шутливо определено следующим образом: Монстр с шестью глазами, тремя ртами, четырьмя руками, восемью ногами, пять на одной стороне и три с другой стороны, тремя задницами, двумя tarses [пенисами] и влагалищем на спине.
Лексикограф Фрэнсис Гроуз, в своём словаре, используя игру слов, объяснял это как: мужчина на лошади, с женщиной за его спиной[8].
В массовой культуре
Отсылки к гормогонам встречаются в сериале «Кости». В 1 серии 3 сезона, которая называется «Сын вдовы в лобовом стекле». В этой серии команда Джефферсона исследует серийного убийцу-каннибала, которого они называют Гормогон, за его одержимость тайными обществами и католическим орденом Рыцари Колумба. В финале 3 сезона, в серии «Боль в сердце», он раскрывается, как ученик гормогонов.
См. также
Напишите отзыв о статье "Гормогоны"
Примечания
- ↑ 1 2 [freemasonry.bcy.ca/anti-masonry/gormogons.html Antient Noble Order of the Gormogons]
- ↑ Encyclopédie de la franc-maçonnerie, Le livre de poche, article «Gormogons», p. 341—342
- ↑ www.jstor.org/pss/3160805
- ↑ www.jstor.org/pss/3720400
- ↑ www.jstor.org/stable/877782
- ↑ dictionary.oed.com/cgi/entry/50097049
- ↑ Francis Grose (1994), The 1811 Dictionary of the Vulgar Tongue: Buckish Slang, University Wit and Pickpocket Eloquence, London: Senate, ISBN 1-85958-045-9, a facsimile reprint of Captain [Francis] Grose, comp. (1811), Lexicon balatronicum, London: Printed for C. Chappel.
- ↑ www.gutenberg.org/dirs/etext04/dcvgr10.txt
Отрывок, характеризующий Гормогоны
– Ну, ну, бабьи сборы! Бабы, бабы! – пыхтя, проговорил скороговоркой Алпатыч точно так, как говорил князь, и сел в кибиточку. Отдав последние приказания о работах земскому и в этом уж не подражая князю, Алпатыч снял с лысой головы шляпу и перекрестился троекратно.– Вы, ежели что… вы вернитесь, Яков Алпатыч; ради Христа, нас пожалей, – прокричала ему жена, намекавшая на слухи о войне и неприятеле.
– Бабы, бабы, бабьи сборы, – проговорил Алпатыч про себя и поехал, оглядывая вокруг себя поля, где с пожелтевшей рожью, где с густым, еще зеленым овсом, где еще черные, которые только начинали двоить. Алпатыч ехал, любуясь на редкостный урожай ярового в нынешнем году, приглядываясь к полоскам ржаных пелей, на которых кое где начинали зажинать, и делал свои хозяйственные соображения о посеве и уборке и о том, не забыто ли какое княжеское приказание.
Два раза покормив дорогой, к вечеру 4 го августа Алпатыч приехал в город.
По дороге Алпатыч встречал и обгонял обозы и войска. Подъезжая к Смоленску, он слышал дальние выстрелы, но звуки эти не поразили его. Сильнее всего поразило его то, что, приближаясь к Смоленску, он видел прекрасное поле овса, которое какие то солдаты косили, очевидно, на корм и по которому стояли лагерем; это обстоятельство поразило Алпатыча, но он скоро забыл его, думая о своем деле.
Все интересы жизни Алпатыча уже более тридцати лет были ограничены одной волей князя, и он никогда не выходил из этого круга. Все, что не касалось до исполнения приказаний князя, не только не интересовало его, но не существовало для Алпатыча.
Алпатыч, приехав вечером 4 го августа в Смоленск, остановился за Днепром, в Гаченском предместье, на постоялом дворе, у дворника Ферапонтова, у которого он уже тридцать лет имел привычку останавливаться. Ферапонтов двенадцать лет тому назад, с легкой руки Алпатыча, купив рощу у князя, начал торговать и теперь имел дом, постоялый двор и мучную лавку в губернии. Ферапонтов был толстый, черный, красный сорокалетний мужик, с толстыми губами, с толстой шишкой носом, такими же шишками над черными, нахмуренными бровями и толстым брюхом.
Ферапонтов, в жилете, в ситцевой рубахе, стоял у лавки, выходившей на улицу. Увидав Алпатыча, он подошел к нему.
– Добро пожаловать, Яков Алпатыч. Народ из города, а ты в город, – сказал хозяин.
– Что ж так, из города? – сказал Алпатыч.
– И я говорю, – народ глуп. Всё француза боятся.
– Бабьи толки, бабьи толки! – проговорил Алпатыч.
– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.