Горнозаводские округа

Горнозаводские округа — в Российской империи хозяйственно-территориальные образования в добывающей и металлургической промышленности, включавшие заводы, рудники, прииски, леса, вспомогательные производства. До 1861 года округа в качестве обязательного элемента включали зависимую от заводов рабочую силу.

Горнозаводские округа объединялись производственными связями и общей администрацией, которой принадлежала вся полнота власти. Делились на казённые и частные, с 1782 года последние — на владельческие (вотчинные) и посессионные. Располагались главным образом на Урале; кроме того, имелись Колывано-Воскресенский горный округ на Алтае, Нерчинский в Сибири и Олонецкий горный округ.

Центральным ведомством, управлявшим округами, была Берг-коллегия (после 1806 года — Горный департамент).

XVIII век

Производственная база горнозаводских округов и административная система начали складываться в начале XVIII века со строительством на Урале первых металлургических заводов: казённых Каменского и Невьянского (1700—1701), Алапаевского и Уктусского (пущены в 1704 году), а также частных заводов Демидовых: Шуралинского, Быньговского, Верхнетагильского, Нижнелайского и медеплавильного Выйского (1716—1725). Одновременно в 1700 году осуществлена первая приписка рабочей силы к Невьянскому заводу (свыше 1,6 тысяч душ), в 1703 году — к тому же заводу, переданному в частное владение Н. Демидову.

Вокруг крупных доменных предприятий строились мелкие передельные заводы, которые имели свои рудники, каменоломни, лесные разработки (для изготовления древесного угля), конные дворы, сенокосы, пильные мельницы, пристани и суда для транспортировки продукции, составлявшие единый горнозаводский округ.

Берг-привилегия (с 1719 года) разрешила представителям всех сословий искать руду и заводить металлургические заводы, при этом прикреплять к ним по 250 кв. саженей земли (владельцу земли полагалось выплачивать определённую долю от производимой продукции), гарантировала право наследования собственности на заводы, ограждала владельцев от вмешательства в их дела местных властей, а также освобождала заводчиков и мастеровых от государственных налогов и рекрутчины, а их дома — от постоя войск.

Государство как верховный собственник полезных ископаемых облагало промышленников десятиной с выпускаемой продукции.

При главном начальнике казённых горных заводов В. Н. Татищеве (на Урале в 1720—1722 и 1734—1737) и его преемнике В. И. Геннине (с 1723) осуществлено строительство крупнейших казённых заводов (крупнейший — Екатеринбургский, 1720—1723), в том числе и медеплавильного — Егошихинского (1724), создана система управления ими: в 1720 году образована Горная канцелярия в Кунгуре, в 1721 — Сибирское высшее горное начальство (при Уктусском заводе), ведавшее металлургической промышленностью Урала и Сибири (в 1723 году переведено в Екатеринбург и переименовано в Сибирский обер-бергамт), ему подчинялись нижестоящие горные начальства: Кунгурское и Казанское (в 1725 году переименованы в бергамты), с 1724 года — Нерчинский бергамт, с 1725 — Пермский бергамт. Для управления приписными крестьянами в 1721 году образованы Земская канцелярия и Судебная канцелярия, с 1725 года их возглавляла Земская контора.

Администрация горных округов действовала наряду с губернской администрацией. В 1734 году обер-бергамт переименован в Канцелярию главного правления сибирских и казанских заводов (до 1781 года), бергамты стали называться горными начальствами. Были образованы Контора судных и земских дел и Казначейская контора.

В 1721 году владельцам заводов из дворян и купцов разрешено покупать к заводам деревни, при этом запрещено продавать и закладывать их в ипотечные банки без заводов (к 1751 году, по неполным данным, 13 заводовладельцев имели 15 тысяч купленных крестьян).

Со 2-й четверти XVIII века в уральскую металлургию стали вкладывать капиталы купцы, среди них Осокины, И. Твердышев, И. Мясников, М. Походяшин и др., продолжали строить заводы дворяне (в 1726 году Строгановы открыли Таманский медеплавильный, в 1734 году и 1748 году железоделательные Билимбаевский и Юго-Камский заводы).

В 1739 году была создана нормативная база — берг-регламент, который подтвердил обязательность отвода к заводу 250 кв. саженей земли, предусмотрел возможность увеличения отводимой площади. В 1744 году решением Сената разрешено отводить частным заводам площади с лесами, которых хватило бы на 60 лет эксплуатации. Дополнительным источником образования крупных земельных владений вокруг заводов явилась покупка по символической цене (с 1736 года) или аренда (с 1739 года) земель у местного населения (например, в 1754 году для Нязепетровского завода куплено 70 тысяч десятин за 30 рублей, в 1762 году для Белорецкого завода — 300 тысяч десятин за 300 рублей, в 1769 году для Авзяно-Петровского завода арендовано «на вечные времена» 180 тысяч десятин за 200 рублей в год).

За 1700—1750 годы на Урале построено 71 предприятие чёрной (33 завода) и цветной (38 заводов) металлургии, из них 27 заводов казённых и 44 частных. В 1725 году выплавлено 0,6 млн пудов чугуна, в 1750 году — 1,5 млн пудов (крупнейшее производство в мире в то время); меди — около 2 тысяч пудов в 1701 году, около 69 тысяч пудов в 1721 году, свыше 369 тысяч пудов в 1750 году.

Железо и изделия из него частных заводов продавались в основном на внутреннем рынке, казённых заводов (с 1724) — за границей (к 1727 около 239 тыс. пудов).

Во 2-й половине XVIII века началось формирование горнозаводских округов на севере Урала и около Вятки. В промышленное предпринимательство активно втягивалось дворянство, особенно его аристократическая элита. В 1750-е годы осуществлена приватизация казённых заводов и их передача придворным сановникам: Пыскорского, Мотовилихинского, Висимского и Егошихинского медеплавильных — канцлеру М. И. Воронцову; Верх-Исетского доменного и молотового — его брату Р. И. Воронцову; Юговских медных — камергеру И. Г. Чернышёву; Гороблагодатских заводов — графу П. И. Шувалову и др.

В 1762 году купцам запрещено (в 1798 году вновь разрешено, в 1816 году окончательно запрещено) покупать крестьян к заводам, однако они могли стать душевладельцами, купив действующий завод. В 1770-х годы промышленное строительство резко сократилось, в частности в связи с восстанием Пугачёва (его разрушительному воздействию подверглись 89 заводов).

В 1782 году недра земли объявлены собственностью владельцев земли. Тогда же частные горнозаводские округа разграничены на владельческие (в вотчинных имениях) и посессионные. К последним отнесены те, хозяева которых имели пособие от казны (в рабочей силе, землях, рудниках); их владельцы не могли без ведома горного правления принимать самостоятельные решения по увеличению, уменьшению или прекращению действия предприятия, свободно распоряжаться закреплённой за заводами рабочей силой, переводить её с одного завода на другой. Кроме того посессионные владельцы платили полуторный по сравнению с владельцами вотчинных предприятий налог с выплавляемой продукции.

Во 2-й половине XVIII века на Урале построено 101 предприятие, из них 5 казённых, сложились основные горнозаводские округа. Действовали 77 домен, 595 молотов, 263 медеплавильные печи (в 1-й половине XVIII века — 20 домен, 54 молота, 63 медеплавильные печи). Выплавлено (млн. пудов): чугуна — 1,4 млн пудов в 1750, 3,9 в 1770, 6,2 в 1790, 7,8 в 1800; меди — 914,8 тыс. в 1760, св. 1,49 млн в 1780, свыше 1,45 млн в 1800. На экспорт, главным образом в Великобританию, шло 2/3 продукции казённых и частных железоделательных заводов. Медь использовалась в основном на внутреннем рынке.

Численность рабочих и мастеровых людей в металлургии: 5,4 тыс. в 1719, 75 тыс. в 1795; приписных крестьян — 25 тыс. в 1719, 212,7 тыс. в 1795. На частных заводах использовались также крепостные крестьяне: в 1765 ок. 20 тыс. душ муж. пола (ок. 57 % постоянного населения заводов); в медеплавильной промышленности доля купленных и вотчинных крепостных — около 70 %. В той или иной степени практически все заводы использовали и вольнонаёмный труд, особенно купеческие предприятия.

В 1783 году вместо Канцелярии главного правления заводов образована Горная экспедиция при Пермской казённой палате (подчинялась вице-губернатору). В 1797 году восстановлена Канцелярия, в её ведении находились все казённые горнозаводские округа и основная часть частновладельческих. В 1802 году вместо неё на Урале созданы 3 самостоятельных горных начальства: Екатеринбургское, Пермское и Гороблагодатское, подчинявшиеся Берг-коллегии.

XIX век до 1861 г.

На рубеже XVIII—XIX веков темпы развития уральской металлургии снизились в связи с подъёмом металлургии в Великобритании, увеличившей эффективность своей металлургической промышленности, а также из-за невозможности потребить на внутрироссийском рынке весь выплавленный в России чёрный металл, устаревшей технологией производства (использование древесноугольного топлива), неэффективного принудительного труда.

В соответствии с Горным положением 1806 (образовало Горный департамент и административные горные округа), уральские горнозаводские округа вошли в состав Округа заводов Уральского хребта (во главе с Горным правлением в Перми). В 1807 ликвидирован институт приписных крестьян (в нач. XIX века на Урале было 85,8 тыс. мастеровых и 252 тыс. приписных крестьян). Из их числа выделены так называемые непременные работники (для постоянного выполнения заводских работ) — по 58 человек от 1 тыс. приписных для частных заводов и в необходимом числе для казённых заводов (всего 18 тыс. чел.), остальные приписные освобождены от повинности по обслуживанию заводов.

В 1-й половине XIX века производство чёрных металлов на Урале продолжало расти: в 1800—1810 среднегодовое произ-во чугуна — свыше 7,8 млн. пудов, железа — около 5,5 млн. пудов, в 1831—1840 соответственно свыше 9,4 млн. и 5,8 млн., в 1858—1860 свыше 14,8 млн. и около 10 млн. Цены на металл были выше английских. Экспорт составлял в начале 1800-х гг. 1/3 выпускаемой продукции, в середине 1830-х гг. 1/5, в конце 1850-х гг. — лишь 7 %.

После указа 1812 «О предоставлении права всем российским подданным отыскивать и разрабатывать золотые и серебряные руды» началось распространение на Урале промышленности по добыче драгоценных металлов. К 1821 открыт 271 золотой рудник и прииск. В 1813—1823 добыто золота 210 пудов (173 пуда на казённых и 37 на частных промыслах), в 1823—1833 — 2696 пудов (959 пудов на казённых и 1737 — на частных), в 1833—1843 — 3048 пудов (1345 и 1701 соответственно). В 1824 заложен первый в России Царёво-Александровский платиновый прииск в Гороблагодатском горном округе.

В 1826 учреждена должность главного начальника горных заводов Уральского хребта, который не подчинялся военным и гражданским губернаторам. В 1834 горное ведомство получило военную организацию, в казённых горнозаводских округах заводские люди были приравнены к солдатам, подчинялись военной дисциплине, подлежали военному суду. Эта законодательная регламентация распространялась и на посессионные округа, а хозяевам владельческих предприятий рекомендовалось устанавливать у себя порядки, близкие к казённым.

На Урале возникли первые акционерные компании: в 1848 товарищество Суксунских заводов, в 1853 — Компания Кнауфских горных заводов; обе прекратили существование в 1860-х гг.

Горный устав 1857 подтвердил нераздельность заводов и горнозаводского землевладения, недробимость горнозаводских округов при передаче их по наследству или в случае продажи (эта норма сохранилась в законодательстве до 1917).

После 1861 года

В 1861 году утверждены положения о порядке освобождения различных категорий зависимого горнозаводского населения. В 1863—1867 осуществлено преобразование государственного горного управления в гражданское ведомство.

Главное управление горною частию в Российской Империи и казенными горными промыслами стало сосредоточено в Министерстве земледелия и государственных имуществ. Только горными промыслами и заводами Кабинета Его Императорского Величества управляло Министерство Императорского Двора, а горными промыслами на казачьих землях Войска Донского — Военное Министерство.

Министр земледелия и государственных имуществ являелся главноуправляющим горною частию, которою он заведовал посредством Горного Департамента, Горного Совета, Горного Ученого Комитета и местных горных установлений.

Для местного управления горною частью Российская Империя была разделена на 10 горных областей, подразделенных на 38 горных округов, в каждом из которых существовал окружной горный инженер для надзора за частными горными промыслами и заводами.

Казенными горными заводами заведовали горнозаводские округа и округи (заводский округ обнимает обыкновенно несколько заводов, а заводскую округу образовывал каждый казенный завод, с отведенными к нему землями).

Горнозаводский округ не следует смешивать с Горным округом: последний являлся территорией, вверенной для надзора за частною горною промышленностью, а первый являлся совокупностью казенных горных промыслов и заводов, которыми заведовал стоящий во главе горнозаводского округа горный начальник.

Русский Горный Устав делил горные промыслы и заводы на казенные и частные и подразделял последние на посессионные, то есть такие, которые получали от казны пособие в каком бы то ни было виде, и на частные, не получавшие от казны никакого пособия, называемые в Горном Уставе «владельческими».

В начале 1860-х гг. на Урале имелось 6 казённых горнозаводских округов: Богословский горнозаводский округ, Гороблагодатский (6 заводов), Екатеринбургский (7 заводов), Златоустовский (5 заводов), Камско-Воткинский (входил один Воткинский завод). Имелось 39 частных горнозаводских округов, среди них: 18 в Пермской губернии — Алапаевский горный округ, Билимбаевский (5 заводов), Верх-Исетский (9 заводов), Невьянский (3 завода), Нижнетагильский (9 заводов), Пожевский (6 заводов), Ревдинский (6 заводов), Сергинский (8 заводов), Суксунский (S заводов), Юговский (7 заводов) и др.; 14 горнозаводских в Оренбургской губернии; 5 округов в Вятской губернии; 2 округа в Казанской губернии.

Горнозаводские округа принимали акционерную форму, при этом они свободно обходили законодательные ограничения в отношении недробимости собственности при её реализации, поскольку на продажу акций это ограничение не распространялось.

• К 1910 г. в основном на базе горнозаводских округов оформилось 10 акционерных обществ: Белорецкое (1874), Камское (1880), Сергинско-Уфалейское (1881), Богословское горнозаводское общество (1895), Волжско-Вишерское (1897), Уфимское, Инзеровское и Южно-Уральское анонимное (1898), Комаровское и Кыштымских горных заводов общество (1900).
• В 1900—1910 гг. возникли Верх-Исетское, Невьянское, Шайтанское общества, некоторые прежние прекратили существование. В 1910—1917 гг. акционерную форму приняли Лысьвенский, Симский, Омутнинский, Сысертский, Нижнетагильский горнозаводские округа и вновь создано Таналыкское общество. К осени 1917 на Урале осталось 4 частных горнозаводских округа, не принявших акционерную форму: достаточно крупные Строгановский и Чермозский округа (проекты их акционирования были подготовлены) и небольшие Ревдинский и Пожевский.

При акционировании округов произошла смена владельцев. Прежние хозяева частично сохранили свои позиции только в Шайтанском и Симском хозяйствах. Остальные округа перешли под контроль коммерческих банков, ведущую роль играли Азовско-Донской банк, Петербургский международный банк, Русско-Азиатский банк, Торгово-промышленный банк, Сибирский торговый банк, Русский для внешней торговли банки. В 18-ти обществах (1917) преобладал отечественный финансовый капитал, в пяти — иностранный (наиболее успешно действовали «Общество Кыштымских горных заводов» и «Южно-Уральское горнопромышленное общество», входившие в группу Л. Уркарта — Г. Гувера).

В 1870—1917 акционерный капитал вкладывался в приобретение и аренду горнозаводской собственности и в значительной степени шёл на техническое перевооружение уральских предприятий. Горнозаводская промышленность Урала в 1861—86 переживала кризис, в 1887—1900 — оживление и подъём. 27 частных горнозаводских округа (65 доменных заводов) в 1900 выплавили 43,9 млн пудов чугуна. Особенно тяжело на уральской промышленности сказались мировой экономический кризис и депрессия начала XX века, которые осложнились на Урале слабым развитием и малой протяжённостью железных дорог, замедленным оборотом капитала, отсталой технологической базой, удалённостью разработок каменного угля (месторождений коксующихся углей на Урале тогда открыто не было).

В 1909 частные уральские заводы выплавили 30,1 млн пудов чугуна (наименьшая выплавка за время кризиса). В 1900—1910 закрыты 8 горнозаводских округа, 22 доменных завода. Кризис не коснулся медеплавильных заводов, их число увеличились (5 в 1900, 10 в 1910), увеличилось производство меди.

В 1910 началось оживление уральской металлургии. К 1912 достигнут по основным показателям уровень 1900. 19 частных горнозаводских округа (49 заводов) в 1913 выплавили 46,8 млн пудов чугуна. Началось усиленное железнодорожное строительство, которое было связано с попыткой перевести уральскую металлургию на кокс: в 1911—1917 построено 3160 км железных дорог (в 1901—1910 — 687 км). В 1-ю мировую войну из-за нехватки сырья и топлива, рабочих рук, плохой работы транспорта уральские предприятия сократили выплавку чугуна (55,7 млн пудов в 1913, 46 млн пудов в 1916).

Зимой 1917 — весной 1918 уральская горнозаводская промышленность была национализирована, горнозаводские округа упразднены.

Современность

Сегодня в составе Свердловской области существует Горнозаводской управленческий округ, объединяющий 12 муниципальных образований. В столице округа городе Нижнем Тагиле работает музейное объединение «Горнозаводской Урал», в его состав входят 14 музеев, хранящих историческую информацию о горнозаводской цивилизации Среднего Урала.

Литература

История горнозаводских округов второй половины XIX -начала XX в. освещена в ряде исследований:

• БУРАНОВ Ю.А. Акционирование горнозаводской промышленности Урала (1861-1917). Свердловск. 1982, с. 21.
• ВЯТКИН М.П. Горнозаводский Урал в 1900-1917 гг. М.-Л. 1965
• ВСЕВОЛОЖСКИЙ А.Н. Род Всеволожских. Симферополь. 1886.
• НЕКЛЮДОВ Е.Г. Уральские заводчики в первой половине XIX века. Нижний Тагил. 2004, с. 236-246.
• Общество камско-каменноутольного и железоделательных производств г. Всеволожского. СПб. 1863.
• Товарищество Суксунских заводов. СПб. 1861.
• Устав Франко-Русского Уральского общества. СПб. 1882.
• Павленко Н.И. История металлургии в России XVIII века. М., 1962.
• АНДРЕЕВ А.Р. Строгановы. XVI-XX вв. М. 2000

Ссылки

• [www.hist.usu.ru/dais/articles/4/Bakshaev.doc А. А. Бакшаев ГОРОБЛАГОДАТСКИЙ ГОРНЫЙ ОКРУГ: ИСТОРИОГРАФИЧЕСКИЙ АСПЕКТ]
• [encycl.bash-portal.ru/gorn_okrug.htm ГОРНОЗАВОДСКИЕ ОКРУГА]

Отрывок, характеризующий Горнозаводские округа

Наташа не отвечала и пошла в свою комнату читать письмо княжны Марьи.
Княжна Марья писала, что она была в отчаянии от происшедшего между ними недоразумения. Какие бы ни были чувства ее отца, писала княжна Марья, она просила Наташу верить, что она не могла не любить ее как ту, которую выбрал ее брат, для счастия которого она всем готова была пожертвовать.
«Впрочем, писала она, не думайте, чтобы отец мой был дурно расположен к вам. Он больной и старый человек, которого надо извинять; но он добр, великодушен и будет любить ту, которая сделает счастье его сына». Княжна Марья просила далее, чтобы Наташа назначила время, когда она может опять увидеться с ней.
Прочтя письмо, Наташа села к письменному столу, чтобы написать ответ: «Chere princesse», [Дорогая княжна,] быстро, механически написала она и остановилась. «Что ж дальше могла написать она после всего того, что было вчера? Да, да, всё это было, и теперь уж всё другое», думала она, сидя над начатым письмом. «Надо отказать ему? Неужели надо? Это ужасно!»… И чтоб не думать этих страшных мыслей, она пошла к Соне и с ней вместе стала разбирать узоры.
После обеда Наташа ушла в свою комнату, и опять взяла письмо княжны Марьи. – «Неужели всё уже кончено? подумала она. Неужели так скоро всё это случилось и уничтожило всё прежнее»! Она во всей прежней силе вспоминала свою любовь к князю Андрею и вместе с тем чувствовала, что любила Курагина. Она живо представляла себя женою князя Андрея, представляла себе столько раз повторенную ее воображением картину счастия с ним и вместе с тем, разгораясь от волнения, представляла себе все подробности своего вчерашнего свидания с Анатолем.
«Отчего же бы это не могло быть вместе? иногда, в совершенном затмении, думала она. Тогда только я бы была совсем счастлива, а теперь я должна выбрать и ни без одного из обоих я не могу быть счастлива. Одно, думала она, сказать то, что было князю Андрею или скрыть – одинаково невозможно. А с этим ничего не испорчено. Но неужели расстаться навсегда с этим счастьем любви князя Андрея, которым я жила так долго?»
– Барышня, – шопотом с таинственным видом сказала девушка, входя в комнату. – Мне один человек велел передать. Девушка подала письмо. – Только ради Христа, – говорила еще девушка, когда Наташа, не думая, механическим движением сломала печать и читала любовное письмо Анатоля, из которого она, не понимая ни слова, понимала только одно – что это письмо было от него, от того человека, которого она любит. «Да она любит, иначе разве могло бы случиться то, что случилось? Разве могло бы быть в ее руке любовное письмо от него?»
Трясущимися руками Наташа держала это страстное, любовное письмо, сочиненное для Анатоля Долоховым, и, читая его, находила в нем отголоски всего того, что ей казалось, она сама чувствовала.
«Со вчерашнего вечера участь моя решена: быть любимым вами или умереть. Мне нет другого выхода», – начиналось письмо. Потом он писал, что знает про то, что родные ее не отдадут ее ему, Анатолю, что на это есть тайные причины, которые он ей одной может открыть, но что ежели она его любит, то ей стоит сказать это слово да , и никакие силы людские не помешают их блаженству. Любовь победит всё. Он похитит и увезет ее на край света.
«Да, да, я люблю его!» думала Наташа, перечитывая в двадцатый раз письмо и отыскивая какой то особенный глубокий смысл в каждом его слове.
В этот вечер Марья Дмитриевна ехала к Архаровым и предложила барышням ехать с нею. Наташа под предлогом головной боли осталась дома.


Вернувшись поздно вечером, Соня вошла в комнату Наташи и, к удивлению своему, нашла ее не раздетою, спящею на диване. На столе подле нее лежало открытое письмо Анатоля. Соня взяла письмо и стала читать его.
Она читала и взглядывала на спящую Наташу, на лице ее отыскивая объяснения того, что она читала, и не находила его. Лицо было тихое, кроткое и счастливое. Схватившись за грудь, чтобы не задохнуться, Соня, бледная и дрожащая от страха и волнения, села на кресло и залилась слезами.
«Как я не видала ничего? Как могло это зайти так далеко? Неужели она разлюбила князя Андрея? И как могла она допустить до этого Курагина? Он обманщик и злодей, это ясно. Что будет с Nicolas, с милым, благородным Nicolas, когда он узнает про это? Так вот что значило ее взволнованное, решительное и неестественное лицо третьего дня, и вчера, и нынче, думала Соня; но не может быть, чтобы она любила его! Вероятно, не зная от кого, она распечатала это письмо. Вероятно, она оскорблена. Она не может этого сделать!»
Соня утерла слезы и подошла к Наташе, опять вглядываясь в ее лицо.
– Наташа! – сказала она чуть слышно.
Наташа проснулась и увидала Соню.
– А, вернулась?
И с решительностью и нежностью, которая бывает в минуты пробуждения, она обняла подругу, но заметив смущение на лице Сони, лицо Наташи выразило смущение и подозрительность.
– Соня, ты прочла письмо? – сказала она.
– Да, – тихо сказала Соня.
Наташа восторженно улыбнулась.
– Нет, Соня, я не могу больше! – сказала она. – Я не могу больше скрывать от тебя. Ты знаешь, мы любим друг друга!… Соня, голубчик, он пишет… Соня…
Соня, как бы не веря своим ушам, смотрела во все глаза на Наташу.
– А Болконский? – сказала она.
– Ах, Соня, ах коли бы ты могла знать, как я счастлива! – сказала Наташа. – Ты не знаешь, что такое любовь…
– Но, Наташа, неужели то всё кончено?
Наташа большими, открытыми глазами смотрела на Соню, как будто не понимая ее вопроса.
– Что ж, ты отказываешь князю Андрею? – сказала Соня.
– Ах, ты ничего не понимаешь, ты не говори глупости, ты слушай, – с мгновенной досадой сказала Наташа.
– Нет, я не могу этому верить, – повторила Соня. – Я не понимаю. Как же ты год целый любила одного человека и вдруг… Ведь ты только три раза видела его. Наташа, я тебе не верю, ты шалишь. В три дня забыть всё и так…
– Три дня, – сказала Наташа. – Мне кажется, я сто лет люблю его. Мне кажется, что я никого никогда не любила прежде его. Ты этого не можешь понять. Соня, постой, садись тут. – Наташа обняла и поцеловала ее.
– Мне говорили, что это бывает и ты верно слышала, но я теперь только испытала эту любовь. Это не то, что прежде. Как только я увидала его, я почувствовала, что он мой властелин, и я раба его, и что я не могу не любить его. Да, раба! Что он мне велит, то я и сделаю. Ты не понимаешь этого. Что ж мне делать? Что ж мне делать, Соня? – говорила Наташа с счастливым и испуганным лицом.
– Но ты подумай, что ты делаешь, – говорила Соня, – я не могу этого так оставить. Эти тайные письма… Как ты могла его допустить до этого? – говорила она с ужасом и с отвращением, которое она с трудом скрывала.
– Я тебе говорила, – отвечала Наташа, – что у меня нет воли, как ты не понимаешь этого: я его люблю!
– Так я не допущу до этого, я расскажу, – с прорвавшимися слезами вскрикнула Соня.
– Что ты, ради Бога… Ежели ты расскажешь, ты мой враг, – заговорила Наташа. – Ты хочешь моего несчастия, ты хочешь, чтоб нас разлучили…
Увидав этот страх Наташи, Соня заплакала слезами стыда и жалости за свою подругу.
– Но что было между вами? – спросила она. – Что он говорил тебе? Зачем он не ездит в дом?
Наташа не отвечала на ее вопрос.
– Ради Бога, Соня, никому не говори, не мучай меня, – упрашивала Наташа. – Ты помни, что нельзя вмешиваться в такие дела. Я тебе открыла…
– Но зачем эти тайны! Отчего же он не ездит в дом? – спрашивала Соня. – Отчего он прямо не ищет твоей руки? Ведь князь Андрей дал тебе полную свободу, ежели уж так; но я не верю этому. Наташа, ты подумала, какие могут быть тайные причины ?
Наташа удивленными глазами смотрела на Соню. Видно, ей самой в первый раз представлялся этот вопрос и она не знала, что отвечать на него.
– Какие причины, не знаю. Но стало быть есть причины!
Соня вздохнула и недоверчиво покачала головой.
– Ежели бы были причины… – начала она. Но Наташа угадывая ее сомнение, испуганно перебила ее.
– Соня, нельзя сомневаться в нем, нельзя, нельзя, ты понимаешь ли? – прокричала она.
– Любит ли он тебя?
– Любит ли? – повторила Наташа с улыбкой сожаления о непонятливости своей подруги. – Ведь ты прочла письмо, ты видела его?
– Но если он неблагородный человек?
– Он!… неблагородный человек? Коли бы ты знала! – говорила Наташа.
– Если он благородный человек, то он или должен объявить свое намерение, или перестать видеться с тобой; и ежели ты не хочешь этого сделать, то я сделаю это, я напишу ему, я скажу папа, – решительно сказала Соня.
– Да я жить не могу без него! – закричала Наташа.
– Наташа, я не понимаю тебя. И что ты говоришь! Вспомни об отце, о Nicolas.
– Мне никого не нужно, я никого не люблю, кроме его. Как ты смеешь говорить, что он неблагороден? Ты разве не знаешь, что я его люблю? – кричала Наташа. – Соня, уйди, я не хочу с тобой ссориться, уйди, ради Бога уйди: ты видишь, как я мучаюсь, – злобно кричала Наташа сдержанно раздраженным и отчаянным голосом. Соня разрыдалась и выбежала из комнаты.
Наташа подошла к столу и, не думав ни минуты, написала тот ответ княжне Марье, который она не могла написать целое утро. В письме этом она коротко писала княжне Марье, что все недоразуменья их кончены, что, пользуясь великодушием князя Андрея, который уезжая дал ей свободу, она просит ее забыть всё и простить ее ежели она перед нею виновата, но что она не может быть его женой. Всё это ей казалось так легко, просто и ясно в эту минуту.

В пятницу Ростовы должны были ехать в деревню, а граф в среду поехал с покупщиком в свою подмосковную.
В день отъезда графа, Соня с Наташей были званы на большой обед к Карагиным, и Марья Дмитриевна повезла их. На обеде этом Наташа опять встретилась с Анатолем, и Соня заметила, что Наташа говорила с ним что то, желая не быть услышанной, и всё время обеда была еще более взволнована, чем прежде. Когда они вернулись домой, Наташа начала первая с Соней то объяснение, которого ждала ее подруга.
– Вот ты, Соня, говорила разные глупости про него, – начала Наташа кротким голосом, тем голосом, которым говорят дети, когда хотят, чтобы их похвалили. – Мы объяснились с ним нынче.
– Ну, что же, что? Ну что ж он сказал? Наташа, как я рада, что ты не сердишься на меня. Говори мне всё, всю правду. Что же он сказал?
Наташа задумалась.
– Ах Соня, если бы ты знала его так, как я! Он сказал… Он спрашивал меня о том, как я обещала Болконскому. Он обрадовался, что от меня зависит отказать ему.
Соня грустно вздохнула.
– Но ведь ты не отказала Болконскому, – сказала она.
– А может быть я и отказала! Может быть с Болконским всё кончено. Почему ты думаешь про меня так дурно?
– Я ничего не думаю, я только не понимаю этого…
– Подожди, Соня, ты всё поймешь. Увидишь, какой он человек. Ты не думай дурное ни про меня, ни про него.
– Я ни про кого не думаю дурное: я всех люблю и всех жалею. Но что же мне делать?
Соня не сдавалась на нежный тон, с которым к ней обращалась Наташа. Чем размягченнее и искательнее было выражение лица Наташи, тем серьезнее и строже было лицо Сони.
– Наташа, – сказала она, – ты просила меня не говорить с тобой, я и не говорила, теперь ты сама начала. Наташа, я не верю ему. Зачем эта тайна?
– Опять, опять! – перебила Наташа.
– Наташа, я боюсь за тебя.
– Чего бояться?
– Я боюсь, что ты погубишь себя, – решительно сказала Соня, сама испугавшись того что она сказала.
Лицо Наташи опять выразило злобу.
– И погублю, погублю, как можно скорее погублю себя. Не ваше дело. Не вам, а мне дурно будет. Оставь, оставь меня. Я ненавижу тебя.
– Наташа! – испуганно взывала Соня.
– Ненавижу, ненавижу! И ты мой враг навсегда!
Наташа выбежала из комнаты.
Наташа не говорила больше с Соней и избегала ее. С тем же выражением взволнованного удивления и преступности она ходила по комнатам, принимаясь то за то, то за другое занятие и тотчас же бросая их.
Как это ни тяжело было для Сони, но она, не спуская глаз, следила за своей подругой.
Накануне того дня, в который должен был вернуться граф, Соня заметила, что Наташа сидела всё утро у окна гостиной, как будто ожидая чего то и что она сделала какой то знак проехавшему военному, которого Соня приняла за Анатоля.
Соня стала еще внимательнее наблюдать свою подругу и заметила, что Наташа была всё время обеда и вечер в странном и неестественном состоянии (отвечала невпопад на делаемые ей вопросы, начинала и не доканчивала фразы, всему смеялась).
После чая Соня увидала робеющую горничную девушку, выжидавшую ее у двери Наташи. Она пропустила ее и, подслушав у двери, узнала, что опять было передано письмо. И вдруг Соне стало ясно, что у Наташи был какой нибудь страшный план на нынешний вечер. Соня постучалась к ней. Наташа не пустила ее.
«Она убежит с ним! думала Соня. Она на всё способна. Нынче в лице ее было что то особенно жалкое и решительное. Она заплакала, прощаясь с дяденькой, вспоминала Соня. Да это верно, она бежит с ним, – но что мне делать?» думала Соня, припоминая теперь те признаки, которые ясно доказывали, почему у Наташи было какое то страшное намерение. «Графа нет. Что мне делать, написать к Курагину, требуя от него объяснения? Но кто велит ему ответить? Писать Пьеру, как просил князь Андрей в случае несчастия?… Но может быть, в самом деле она уже отказала Болконскому (она вчера отослала письмо княжне Марье). Дяденьки нет!» Сказать Марье Дмитриевне, которая так верила в Наташу, Соне казалось ужасно. «Но так или иначе, думала Соня, стоя в темном коридоре: теперь или никогда пришло время доказать, что я помню благодеяния их семейства и люблю Nicolas. Нет, я хоть три ночи не буду спать, а не выйду из этого коридора и силой не пущу ее, и не дам позору обрушиться на их семейство», думала она.


Анатоль последнее время переселился к Долохову. План похищения Ростовой уже несколько дней был обдуман и приготовлен Долоховым, и в тот день, когда Соня, подслушав у двери Наташу, решилась оберегать ее, план этот должен был быть приведен в исполнение. Наташа в десять часов вечера обещала выйти к Курагину на заднее крыльцо. Курагин должен был посадить ее в приготовленную тройку и везти за 60 верст от Москвы в село Каменку, где был приготовлен расстриженный поп, который должен был обвенчать их. В Каменке и была готова подстава, которая должна была вывезти их на Варшавскую дорогу и там на почтовых они должны были скакать за границу.
У Анатоля были и паспорт, и подорожная, и десять тысяч денег, взятые у сестры, и десять тысяч, занятые через посредство Долохова.
Два свидетеля – Хвостиков, бывший приказный, которого употреблял для игры Долохов и Макарин, отставной гусар, добродушный и слабый человек, питавший беспредельную любовь к Курагину – сидели в первой комнате за чаем.
В большом кабинете Долохова, убранном от стен до потолка персидскими коврами, медвежьими шкурами и оружием, сидел Долохов в дорожном бешмете и сапогах перед раскрытым бюро, на котором лежали счеты и пачки денег. Анатоль в расстегнутом мундире ходил из той комнаты, где сидели свидетели, через кабинет в заднюю комнату, где его лакей француз с другими укладывал последние вещи. Долохов считал деньги и записывал.
– Ну, – сказал он, – Хвостикову надо дать две тысячи.
– Ну и дай, – сказал Анатоль.
– Макарка (они так звали Макарина), этот бескорыстно за тебя в огонь и в воду. Ну вот и кончены счеты, – сказал Долохов, показывая ему записку. – Так?
– Да, разумеется, так, – сказал Анатоль, видимо не слушавший Долохова и с улыбкой, не сходившей у него с лица, смотревший вперед себя.
Долохов захлопнул бюро и обратился к Анатолю с насмешливой улыбкой.
– А знаешь что – брось всё это: еще время есть! – сказал он.
– Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое!
– Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?
– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.