Горн, Рудольф
Хеннинг Рудольф Горн аф Ранцен (швед. Henning Rudolf Horn af Rantzien; 1651, Померания — 9 мая 1730) — шведский военачальник, генерал-майор, участник Северной войны.
Содержание
Биография
Поступил на военную службу в 1664 году в артиллерии, сражался при Фербеллине (1675). Позже участвовал в Сконской войне. С 1679 года — подполковник.
В 1681 году назначен комендантом крепости Кексгольм, с 1695 года — полковник и комендант Нарвы. В условиях, когда прежний генерал-губернатор Ингерманландии Отто Вильгельм фон Ферзен в 1698 году подал в отставку со своего поста, а новый генерал-губернатор Отто Веллинг с началом Северной войны принимал участие в решении важных оперативных задач, на Рудольфа Горна легло полное управление краем в 1698—1704 годах.
Нарвская битва 1700 года
Нарва стала первой целью русского царя Петра I в его войне против Швеции — в сентябре 1700 года русская армия осадила Нарву. Шведский гарнизон в Нарве под командованием полковника Горна был немногочисленным и состоял из 1300 пехотинцев, 200 кавалеристов и 400 вооруженных жителей[1]. Р. Горн успешно оборонял крепость, когда король Карл XII с главной армией неожиданно высадился в Прибалтике, пришёл на помощь и разгромил русскую армию. Вклад Р. Горна был по достоинству оценен королём: сразу после битвы он получил чин генерал-майора пехоты, 21 декабря 1700 года ему были подчинены все военные крепости в Ингерманландии, в 1701 году он получил титул барона.
Завоевание Ингерманландии русской армией
В кампании 1701 года Карл XII намеревался покончить с Петром I: главная шведская армия должна была выступить против саксонской армии Августа II: разгромить его на Двине и занять Курляндию. Генерал А. Крониорт, командующий войсками в Ингрии, получил приказ напасть на русские войска со стороны Ладоги, а генерал Р. Горн — предпринять поход к Гдову. После занятия Курляндии войска Карла XII должны были взять Псков[1].
Однако вскоре Карл XII поменял свои планы: в 1702 году главная шведская армия предприняла поход в Польшу. Это позволило русской армии предпринять активные действия в Ингерманландии.
Храбрый и энергичный Р. Горн, командовавший крепостными силами, конфликтовал с командующим оперативной армией осторожным и нерешительным А. Крониортом, что не способствовало успеху: русской армии удалось взять осадой Нотебург (1702) и Ниеншанц (1703) — оплоты Швеции в Ингерманландии и завоевать всю страну.
Осада Нарвы в 1704 году
В 1704 года русская армия вновь приступила к Нарве. Шведский гарнизон Нарвы состоял из 3175 человек пехоты, 1080 конницы и 300 артиллеристов, всего 4555 человек при 432 орудиях в самой Нарве и 128 орудиях в Иван-городе[2].
Штурм крепости начался в 2 часа дня 9 августа 1704 года. Шведы упорно оборонялись, защищая вершины обвалов, подрывая мины и скатывая штурмовые бочки. Но это не остановило русских — уже через 45 минут после начала штурма победители ворвались в Нарву. Только тогда Горн приказал барабанщикам в знак сдачи ударить в барабаны. Однако рассвирепевшие русские солдаты не обращали на это внимание и кололи барабанщиков. Тогда сам Горн ударил в барабан. Тем не менее русские продолжали убивать в городе всех, кто попадался под руку, не делая разницы между солдатами и мирными жителями.
Пётр I приказал навести порядок в городе и, сев на коня, обскакал нарвские улицы. По пути Пётр лично заколол двух русских мародеров. Прибыв к ратуше, где собралась знать города, Петр увидел между ними и Горна. Царь подбежал к генералу и влепил ему увесистую плюху. Петр кричал в гневе: «Не ты ли всему виноват? Не имея никакой надежды на помощь, никакого средства к спасению города, не мог ты давно уже выставить белого флага?» Потом, показывая шпагу, обагренную кровью, Петр продолжал: «Смотри, эта кровь не шведская, а русская. Я своих заколол, чтоб удержать бешенство, до которого ты довел моих солдат своим упрямством». Мало того, царь велел посадить его в тот самый каземат, где по распоряжению Горна содержались коменданты сдавшихся крепостей (Нотебургской — полковник Густав Вильгельм Шлиппенбах и Ниеншанской — полковник Полев)[2].
После возвращения в Швецию
В 1715 году обменян и вернулся в Швецию, получил должность генерал-фельдцейхмейстера (generalfälttygsmästare), в 1719 году возведён в графское достоинство, стал членом риксрада.
Семья
Хеннинг Рудольф в браке с Еленой Сперлинг (р. 1668 — умерла в Нарве в 1704 году) имел пятерых детей:
- Ингеборга Кристина (1681—20 апреля 1761) — в 1704 году попала в плен вместе с отцом, где познакомилась с офицером — будущим шведским фельдмаршалом Георгом Богиславом Сталь фон Гольштейном.
- Марфа Елена (1690—30 мая 1771) была замужем за шведским бароном фельдмаршалом Карлом Хенриком Врангелем.
- Магдалена София (1693—30 сентября 1749) была замужем за бароном Стеном Коетом.
- Эбба Катарина вышла замуж с подполковника Карл Магнус дю Риц.
- Йорген Рудольф (умер 18 июня 1746) женился на Софье Катарина Горн.
Напишите отзыв о статье "Горн, Рудольф"
Литература
- sok.riksarkivet.se/sbl/Presentation.aspx?id=13821
Примечания
Отрывок, характеризующий Горн, Рудольф
С этого дня между княжной Марьей и Наташей установилась та страстная и нежная дружба, которая бывает только между женщинами. Они беспрестанно целовались, говорили друг другу нежные слова и большую часть времени проводили вместе. Если одна выходила, то другаябыла беспокойна и спешила присоединиться к ней. Они вдвоем чувствовали большее согласие между собой, чем порознь, каждая сама с собою. Между ними установилось чувство сильнейшее, чем дружба: это было исключительное чувство возможности жизни только в присутствии друг друга.Иногда они молчали целые часы; иногда, уже лежа в постелях, они начинали говорить и говорили до утра. Они говорили большей частию о дальнем прошедшем. Княжна Марья рассказывала про свое детство, про свою мать, про своего отца, про свои мечтания; и Наташа, прежде с спокойным непониманием отворачивавшаяся от этой жизни, преданности, покорности, от поэзии христианского самоотвержения, теперь, чувствуя себя связанной любовью с княжной Марьей, полюбила и прошедшее княжны Марьи и поняла непонятную ей прежде сторону жизни. Она не думала прилагать к своей жизни покорность и самоотвержение, потому что она привыкла искать других радостей, но она поняла и полюбила в другой эту прежде непонятную ей добродетель. Для княжны Марьи, слушавшей рассказы о детстве и первой молодости Наташи, тоже открывалась прежде непонятная сторона жизни, вера в жизнь, в наслаждения жизни.
Они всё точно так же никогда не говорили про него с тем, чтобы не нарушать словами, как им казалось, той высоты чувства, которая была в них, а это умолчание о нем делало то, что понемногу, не веря этому, они забывали его.
Наташа похудела, побледнела и физически так стала слаба, что все постоянно говорили о ее здоровье, и ей это приятно было. Но иногда на нее неожиданно находил не только страх смерти, но страх болезни, слабости, потери красоты, и невольно она иногда внимательно разглядывала свою голую руку, удивляясь на ее худобу, или заглядывалась по утрам в зеркало на свое вытянувшееся, жалкое, как ей казалось, лицо. Ей казалось, что это так должно быть, и вместе с тем становилось страшно и грустно.
Один раз она скоро взошла наверх и тяжело запыхалась. Тотчас же невольно она придумала себе дело внизу и оттуда вбежала опять наверх, пробуя силы и наблюдая за собой.
Другой раз она позвала Дуняшу, и голос ее задребезжал. Она еще раз кликнула ее, несмотря на то, что она слышала ее шаги, – кликнула тем грудным голосом, которым она певала, и прислушалась к нему.
Она не знала этого, не поверила бы, но под казавшимся ей непроницаемым слоем ила, застлавшим ее душу, уже пробивались тонкие, нежные молодые иглы травы, которые должны были укорениться и так застлать своими жизненными побегами задавившее ее горе, что его скоро будет не видно и не заметно. Рана заживала изнутри. В конце января княжна Марья уехала в Москву, и граф настоял на том, чтобы Наташа ехала с нею, с тем чтобы посоветоваться с докторами.
После столкновения при Вязьме, где Кутузов не мог удержать свои войска от желания опрокинуть, отрезать и т. д., дальнейшее движение бежавших французов и за ними бежавших русских, до Красного, происходило без сражений. Бегство было так быстро, что бежавшая за французами русская армия не могла поспевать за ними, что лошади в кавалерии и артиллерии становились и что сведения о движении французов были всегда неверны.
Люди русского войска были так измучены этим непрерывным движением по сорок верст в сутки, что не могли двигаться быстрее.
Чтобы понять степень истощения русской армии, надо только ясно понять значение того факта, что, потеряв ранеными и убитыми во все время движения от Тарутина не более пяти тысяч человек, не потеряв сотни людей пленными, армия русская, вышедшая из Тарутина в числе ста тысяч, пришла к Красному в числе пятидесяти тысяч.
Быстрое движение русских за французами действовало на русскую армию точно так же разрушительно, как и бегство французов. Разница была только в том, что русская армия двигалась произвольно, без угрозы погибели, которая висела над французской армией, и в том, что отсталые больные у французов оставались в руках врага, отсталые русские оставались у себя дома. Главная причина уменьшения армии Наполеона была быстрота движения, и несомненным доказательством тому служит соответственное уменьшение русских войск.
Вся деятельность Кутузова, как это было под Тарутиным и под Вязьмой, была направлена только к тому, чтобы, – насколько то было в его власти, – не останавливать этого гибельного для французов движения (как хотели в Петербурге и в армии русские генералы), а содействовать ему и облегчить движение своих войск.
Но, кроме того, со времени выказавшихся в войсках утомления и огромной убыли, происходивших от быстроты движения, еще другая причина представлялась Кутузову для замедления движения войск и для выжидания. Цель русских войск была – следование за французами. Путь французов был неизвестен, и потому, чем ближе следовали наши войска по пятам французов, тем больше они проходили расстояния. Только следуя в некотором расстоянии, можно было по кратчайшему пути перерезывать зигзаги, которые делали французы. Все искусные маневры, которые предлагали генералы, выражались в передвижениях войск, в увеличении переходов, а единственно разумная цель состояла в том, чтобы уменьшить эти переходы. И к этой цели во всю кампанию, от Москвы до Вильны, была направлена деятельность Кутузова – не случайно, не временно, но так последовательно, что он ни разу не изменил ей.
