| </td></tr>
</table>
Городские административные единицы
Официально в КНР городами (市 ши) именуются административные единицы разных уровней, фактически состоящие из городского центра и значительной территории, обычно во много раз превышающей площадь собственно городской застройки, внутри этой территории могут быть также подчинённые единицы — уезды, волости и другие города более низкого уровня. То есть такие «города» не являются «городами» в прямом смысле слова.
По данным переписи 2000 года, самыми большими городскими административными единицами КНР были: Чунцин (30,5 млн), Шанхай (16,4 млн), Пекин (13,5 млн), Чэнду (11,1 млн), Баодин (10,5 млн), Линьи (9,9 млн), Гуанчжоу (9,9 млн), Тяньцзинь (9,8 млн).
Таким образом, существуют следующие городские административные единицы (по уровням):
Города центрального подчинения
Города центрального подчинения (直轄市/直辖市 чжисяши) — 4 крупных города, наделённые теми же полномочиями, что и провинции. ГЦП напрямую управляют единицами уездного уровня, без промежуточного окружного уровня. В действительности собственно город составляет небольшую долю общей площади ГЦП, основную часть которой составляют более мелкие города, посёлки и сельскохозяйственные угодья. Наиболее ярким примером в этом смысле является Чунцин: численность его сельского населения превышает городское.
В КНР 4 города центрального подчинения.
В составе Китайской Республики также есть два города центрального подчинения. По сравнению с материковым Китаем ситуация здесь во многом противоположная: если в КНР ГЦП управляет территорией, в несколько раз превышающей площадь собственно города, то на Тайване под управлением ГЦП находится лишь доля городской зоны, частью которой они являются. См. также Административное деление Китайской Республики.
| Название |
Китайский (П) |
Китайский (У) |
Пиньинь |
Сокращение
|
| Гаосюн |
高雄 |
高雄 |
Gāoxióng |
高 гао
|
| Тайбэй |
台北 |
台北 |
Táiběi |
北 бэй
|
Поскольку статус ГЦП был присвоен этим городам после 1949 властями, которые правительство КНР не признаёт в качестве легитимных, то КНР не считает их городами центрального подчинения и считает Тайбэй, а не Чжунсин, административным центром провинции Тайвань.
Окружной уровень
городские округа (города окружного значения) (地级市 дицзиши, Prefecture-level city) составляют подавляющее большинство единиц окружного уровня (283 из 348). Строго говоря, они не являются «городами» в привычном смысле слова, поскольку помимо собственно городской зоны они включают обширные сельские территории, поэтому название «городской округ» является более корректным.
Собственно центральный город обычно делится на районы (市辖区 шисяцюй, или просто 区 цюй), а остальная (преимущественно сельская) часть округа — на уезды и городские уезды.
В большинстве провинций единицы окружного уровня представлены исключительно городскими округами. Из 22 провинций и 5 автономных регионов, находящихся под управлением правительства КНР, только в трёх провинциях (Юньнань, Гуйчжоу, Цинхай) и в двух автономных районах (Синьцзян и Тибет) есть более трёх единиц окружного значения, не являющихся городскими округами.
Уездный уровень
Городские уезды (города уездного значения) (县级市 сяньцзиши), так же, как и городские округа, не являются «городами» в прямом смысле слова, поскольку включают как городские, так и сельские территории. Городские уезды являются третьей по распространенности единицей уездного уровня (после собственно уездов и городских районов), на 31 декабря 2005 года в КНР их насчитывалось 374 штуки. В 1990-х годах многие уезды становились городскими уездами, однако этот процесс был приостановлен. На Тайване аналогичные единицы называются городами провинциального подчинения (省轄市 шэнсяши), их там имеется 5 штук.
Городские районы (市辖区 шисяцюй, или просто 区 цюй) — единицы уездного уровня, на которые делятся города-центры городских округов. Такие города, как правило, не составляют отдельной административной единицы, но состоят из нескольких районов, в отличие от остальной части округа, разделённой на уезды. Однако в последние годы многие уезды были превращены в районы, поэтому сегодня районы зачастую ничем не отличаются от уездов — с посёлками, деревнями и сельхозугодьями.
Волостной уровень
На волостном уровне сельские территории разделены на сельские волости и более городские посёлки (镇 чжэнь), которые по-английски называются urban township (официальный перевод) или просто towns (в отличие от «городов» высших уровней, которые называются «cities»). Таковых насчитывается ещё 19 522.
На Тайване имеется 61 городская волость, а также отсутствующие в КНР 32 города уездного подчинения (縣轄市 сяньсяши).
Промежуточные случаи
Несмотря на чётко определённое место административных единиц в общей иерархии, некоторые из них наделяются большими полномочиями, чем положено.
Например, таковыми являются субпровинциальные городские округа, известные также как города субпровинциального значения (副省级市 фушэнцзиши). Они обладают полномочиями, большими, чем округа и городские округа, но меньшими, нежели провинция. Таким образом, они как бы находятся на «пол-уровня» выше, чем обычные округа и обладают большей автономией, но по-прежнему подчиняются провинции. Сейчас их 15 в КНР.
Аналогичным образом, на уровень ниже (на уездном уровне) существуют также субокружные городские уезды (города субокружного уровня; 副地级市 фудицзиши). Зачастую они не включаются ни в один из округов, а подчиняются напрямую провинциальному правительству.
Один из примеров — район Шанхая Пудун. Несмотря на статус округа в рамках города центрального подчинения, его глава наделён субпровинциальными полномочиями, которые ниже провинциальных, но выше окружных.
Список
А
Б
В
Г
Д
Ж
И
К
Л
М
Н
П
С
Т
У
Ф
Х
Ц
Ч
Ш
Ю
Я
Напишите отзыв о статье "Города Китайской Народной Республики"Примечания
- ↑ [archive.is/20130210024844/www.world-gazetteer.com/wg.php?x=1208391170&men=gcis&lng=en&des=wg&geo=-54&srt=npan&col=adhoq&msz=1500&pt=c&va=x World Gazetteer: China: largest cities and towns and statistics of their population] (нем.)
Ссылки
- [geography.about.com/library/weekly/aa011201a.htm История самых больших городов Китая]
- [web.archive.org/web/20070930230609/www.world-gazetteer.com/s/p_cn.htm Карта]
- [www.fas.harvard.edu/~chgis Китайская Историко-географическая информационная система]
| Города Китайской Народной Республики |
|---|
| |
|
| Города Китайской Народной Республики |
|---|
| |
|
 |
|---|
| | | | Непризнанные и частично признанные государства |
|---|
| | | | </div> | </table></td></tr></table>
Отрывок, характеризующий Города Китайской Народной РеспубликиКняжна Марья предложила графине отпустить с собой Наташу в Москву, и мать и отец радостно согласились на это предложение, с каждым днем замечая упадок физических сил дочери и полагая для нее полезным и перемену места, и помощь московских врачей.
– Я никуда не поеду, – отвечала Наташа, когда ей сделали это предложение, – только, пожалуйста, оставьте меня, – сказала она и выбежала из комнаты, с трудом удерживая слезы не столько горя, сколько досады и озлобления.
После того как она почувствовала себя покинутой княжной Марьей и одинокой в своем горе, Наташа большую часть времени, одна в своей комнате, сидела с ногами в углу дивана, и, что нибудь разрывая или переминая своими тонкими, напряженными пальцами, упорным, неподвижным взглядом смотрела на то, на чем останавливались глаза. Уединение это изнуряло, мучило ее; но оно было для нее необходимо. Как только кто нибудь входил к ней, она быстро вставала, изменяла положение и выражение взгляда и бралась за книгу или шитье, очевидно с нетерпением ожидая ухода того, кто помешал ей.
Ей все казалось, что она вот вот сейчас поймет, проникнет то, на что с страшным, непосильным ей вопросом устремлен был ее душевный взгляд.
В конце декабря, в черном шерстяном платье, с небрежно связанной пучком косой, худая и бледная, Наташа сидела с ногами в углу дивана, напряженно комкая и распуская концы пояса, и смотрела на угол двери.
Она смотрела туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. И та сторона жизни, о которой она прежде никогда не думала, которая прежде ей казалась такою далекою, невероятною, теперь была ей ближе и роднее, понятнее, чем эта сторона жизни, в которой все было или пустота и разрушение, или страдание и оскорбление.
Она смотрела туда, где она знала, что был он; но она не могла его видеть иначе, как таким, каким он был здесь. Она видела его опять таким же, каким он был в Мытищах, у Троицы, в Ярославле.
Она видела его лицо, слышала его голос и повторяла его слова и свои слова, сказанные ему, и иногда придумывала за себя и за него новые слова, которые тогда могли бы быть сказаны.
Вот он лежит на кресле в своей бархатной шубке, облокотив голову на худую, бледную руку. Грудь его страшно низка и плечи подняты. Губы твердо сжаты, глаза блестят, и на бледном лбу вспрыгивает и исчезает морщина. Одна нога его чуть заметно быстро дрожит. Наташа знает, что он борется с мучительной болью. «Что такое эта боль? Зачем боль? Что он чувствует? Как у него болит!» – думает Наташа. Он заметил ее вниманье, поднял глаза и, не улыбаясь, стал говорить.
«Одно ужасно, – сказал он, – это связать себя навеки с страдающим человеком. Это вечное мученье». И он испытующим взглядом – Наташа видела теперь этот взгляд – посмотрел на нее. Наташа, как и всегда, ответила тогда прежде, чем успела подумать о том, что она отвечает; она сказала: «Это не может так продолжаться, этого не будет, вы будете здоровы – совсем».
Она теперь сначала видела его и переживала теперь все то, что она чувствовала тогда. Она вспомнила продолжительный, грустный, строгий взгляд его при этих словах и поняла значение упрека и отчаяния этого продолжительного взгляда.
«Я согласилась, – говорила себе теперь Наташа, – что было бы ужасно, если б он остался всегда страдающим. Я сказала это тогда так только потому, что для него это было бы ужасно, а он понял это иначе. Он подумал, что это для меня ужасно бы было. Он тогда еще хотел жить – боялся смерти. И я так грубо, глупо сказала ему. Я не думала этого. Я думала совсем другое. Если бы я сказала то, что думала, я бы сказала: пускай бы он умирал, все время умирал бы перед моими глазами, я была бы счастлива в сравнении с тем, что я теперь. Теперь… Ничего, никого нет. Знал ли он это? Нет. Не знал и никогда не узнает. И теперь никогда, никогда уже нельзя поправить этого». И опять он говорил ей те же слова, но теперь в воображении своем Наташа отвечала ему иначе. Она останавливала его и говорила: «Ужасно для вас, но не для меня. Вы знайте, что мне без вас нет ничего в жизни, и страдать с вами для меня лучшее счастие». И он брал ее руку и жал ее так, как он жал ее в тот страшный вечер, за четыре дня перед смертью. И в воображении своем она говорила ему еще другие нежные, любовные речи, которые она могла бы сказать тогда, которые она говорила теперь. «Я люблю тебя… тебя… люблю, люблю…» – говорила она, судорожно сжимая руки, стискивая зубы с ожесточенным усилием.
И сладкое горе охватывало ее, и слезы уже выступали в глаза, но вдруг она спрашивала себя: кому она говорит это? Где он и кто он теперь? И опять все застилалось сухим, жестким недоумением, и опять, напряженно сдвинув брови, она вглядывалась туда, где он был. И вот, вот, ей казалось, она проникает тайну… Но в ту минуту, как уж ей открывалось, казалось, непонятное, громкий стук ручки замка двери болезненно поразил ее слух. Быстро и неосторожно, с испуганным, незанятым ею выражением лица, в комнату вошла горничная Дуняша.
– Пожалуйте к папаше, скорее, – сказала Дуняша с особенным и оживленным выражением. – Несчастье, о Петре Ильиче… письмо, – всхлипнув, проговорила она.
Кроме общего чувства отчуждения от всех людей, Наташа в это время испытывала особенное чувство отчуждения от лиц своей семьи. Все свои: отец, мать, Соня, были ей так близки, привычны, так будничны, что все их слова, чувства казались ей оскорблением того мира, в котором она жила последнее время, и она не только была равнодушна, но враждебно смотрела на них. Она слышала слова Дуняши о Петре Ильиче, о несчастии, но не поняла их.
«Какое там у них несчастие, какое может быть несчастие? У них все свое старое, привычное и покойное», – мысленно сказала себе Наташа.
Когда она вошла в залу, отец быстро выходил из комнаты графини. Лицо его было сморщено и мокро от слез. Он, видимо, выбежал из той комнаты, чтобы дать волю давившим его рыданиям. Увидав Наташу, он отчаянно взмахнул руками и разразился болезненно судорожными всхлипываниями, исказившими его круглое, мягкое лицо.
– Пе… Петя… Поди, поди, она… она… зовет… – И он, рыдая, как дитя, быстро семеня ослабевшими ногами, подошел к стулу и упал почти на него, закрыв лицо руками.
Вдруг как электрический ток пробежал по всему существу Наташи. Что то страшно больно ударило ее в сердце. Она почувствовала страшную боль; ей показалось, что что то отрывается в ней и что она умирает. Но вслед за болью она почувствовала мгновенно освобождение от запрета жизни, лежавшего на ней. Увидав отца и услыхав из за двери страшный, грубый крик матери, она мгновенно забыла себя и свое горе. Она подбежала к отцу, но он, бессильно махая рукой, указывал на дверь матери. Княжна Марья, бледная, с дрожащей нижней челюстью, вышла из двери и взяла Наташу за руку, говоря ей что то. Наташа не видела, не слышала ее. Она быстрыми шагами вошла в дверь, остановилась на мгновение, как бы в борьбе с самой собой, и подбежала к матери.
Графиня лежала на кресле, странно неловко вытягиваясь, и билась головой об стену. Соня и девушки держали ее за руки.
– Наташу, Наташу!.. – кричала графиня. – Неправда, неправда… Он лжет… Наташу! – кричала она, отталкивая от себя окружающих. – Подите прочь все, неправда! Убили!.. ха ха ха ха!.. неправда!
Наташа стала коленом на кресло, нагнулась над матерью, обняла ее, с неожиданной силой подняла, повернула к себе ее лицо и прижалась к ней.
– Маменька!.. голубчик!.. Я тут, друг мой. Маменька, – шептала она ей, не замолкая ни на секунду.
Она не выпускала матери, нежно боролась с ней, требовала подушки, воды, расстегивала и разрывала платье на матери.
– Друг мой, голубушка… маменька, душенька, – не переставая шептала она, целуя ее голову, руки, лицо и чувствуя, как неудержимо, ручьями, щекоча ей нос и щеки, текли ее слезы.
Графиня сжала руку дочери, закрыла глаза и затихла на мгновение. Вдруг она с непривычной быстротой поднялась, бессмысленно оглянулась и, увидав Наташу, стала из всех сил сжимать ее голову. Потом она повернула к себе ее морщившееся от боли лицо и долго вглядывалась в него.
– Наташа, ты меня любишь, – сказала она тихим, доверчивым шепотом. – Наташа, ты не обманешь меня? Ты мне скажешь всю правду?
Наташа смотрела на нее налитыми слезами глазами, и в лице ее была только мольба о прощении и любви.
– Друг мой, маменька, – повторяла она, напрягая все силы своей любви на то, чтобы как нибудь снять с нее на себя излишек давившего ее горя.
И опять в бессильной борьбе с действительностью мать, отказываясь верить в то, что она могла жить, когда был убит цветущий жизнью ее любимый мальчик, спасалась от действительности в мире безумия.
Наташа не помнила, как прошел этот день, ночь, следующий день, следующая ночь. Она не спала и не отходила от матери. Любовь Наташи, упорная, терпеливая, не как объяснение, не как утешение, а как призыв к жизни, всякую секунду как будто со всех сторон обнимала графиню. На третью ночь графиня затихла на несколько минут, и Наташа закрыла глаза, облокотив голову на ручку кресла. Кровать скрипнула. Наташа открыла глаза. Графиня сидела на кровати и тихо говорила.
– Как я рада, что ты приехал. Ты устал, хочешь чаю? – Наташа подошла к ней. – Ты похорошел и возмужал, – продолжала графиня, взяв дочь за руку.
– Маменька, что вы говорите!..
– Наташа, его нет, нет больше! – И, обняв дочь, в первый раз графиня начала плакать.
Княжна Марья отложила свой отъезд. Соня, граф старались заменить Наташу, но не могли. Они видели, что она одна могла удерживать мать от безумного отчаяния. Три недели Наташа безвыходно жила при матери, спала на кресле в ее комнате, поила, кормила ее и не переставая говорила с ней, – говорила, потому что один нежный, ласкающий голос ее успокоивал графиню.
Душевная рана матери не могла залечиться. Смерть Пети оторвала половину ее жизни. Через месяц после известия о смерти Пети, заставшего ее свежей и бодрой пятидесятилетней женщиной, она вышла из своей комнаты полумертвой и не принимающею участия в жизни – старухой. Но та же рана, которая наполовину убила графиню, эта новая рана вызвала Наташу к жизни.
Душевная рана, происходящая от разрыва духовного тела, точно так же, как и рана физическая, как ни странно это кажется, после того как глубокая рана зажила и кажется сошедшейся своими краями, рана душевная, как и физическая, заживает только изнутри выпирающею силой жизни.
Так же зажила рана Наташи. Она думала, что жизнь ее кончена. Но вдруг любовь к матери показала ей, что сущность ее жизни – любовь – еще жива в ней. Проснулась любовь, и проснулась жизнь.
Последние дни князя Андрея связали Наташу с княжной Марьей. Новое несчастье еще более сблизило их. Княжна Марья отложила свой отъезд и последние три недели, как за больным ребенком, ухаживала за Наташей. Последние недели, проведенные Наташей в комнате матери, надорвали ее физические силы.
Однажды княжна Марья, в середине дня, заметив, что Наташа дрожит в лихорадочном ознобе, увела ее к себе и уложила на своей постели. Наташа легла, но когда княжна Марья, опустив сторы, хотела выйти, Наташа подозвала ее к себе.
– Мне не хочется спать. Мари, посиди со мной.
– Ты устала – постарайся заснуть.
– Нет, нет. Зачем ты увела меня? Она спросит.
– Ей гораздо лучше. Она нынче так хорошо говорила, – сказала княжна Марья.
|
|
