Города Латвии
Поделись знанием:
Княжна Марья отложила свой отъезд. Соня, граф старались заменить Наташу, но не могли. Они видели, что она одна могла удерживать мать от безумного отчаяния. Три недели Наташа безвыходно жила при матери, спала на кресле в ее комнате, поила, кормила ее и не переставая говорила с ней, – говорила, потому что один нежный, ласкающий голос ее успокоивал графиню.
Душевная рана матери не могла залечиться. Смерть Пети оторвала половину ее жизни. Через месяц после известия о смерти Пети, заставшего ее свежей и бодрой пятидесятилетней женщиной, она вышла из своей комнаты полумертвой и не принимающею участия в жизни – старухой. Но та же рана, которая наполовину убила графиню, эта новая рана вызвала Наташу к жизни.
Душевная рана, происходящая от разрыва духовного тела, точно так же, как и рана физическая, как ни странно это кажется, после того как глубокая рана зажила и кажется сошедшейся своими краями, рана душевная, как и физическая, заживает только изнутри выпирающею силой жизни.
Так же зажила рана Наташи. Она думала, что жизнь ее кончена. Но вдруг любовь к матери показала ей, что сущность ее жизни – любовь – еще жива в ней. Проснулась любовь, и проснулась жизнь.
Последние дни князя Андрея связали Наташу с княжной Марьей. Новое несчастье еще более сблизило их. Княжна Марья отложила свой отъезд и последние три недели, как за больным ребенком, ухаживала за Наташей. Последние недели, проведенные Наташей в комнате матери, надорвали ее физические силы.
Однажды княжна Марья, в середине дня, заметив, что Наташа дрожит в лихорадочном ознобе, увела ее к себе и уложила на своей постели. Наташа легла, но когда княжна Марья, опустив сторы, хотела выйти, Наташа подозвала ее к себе.
– Мне не хочется спать. Мари, посиди со мной.
– Ты устала – постарайся заснуть.
– Нет, нет. Зачем ты увела меня? Она спросит.
– Ей гораздо лучше. Она нынче так хорошо говорила, – сказала княжна Марья.
Наташа лежала в постели и в полутьме комнаты рассматривала лицо княжны Марьи.
«Похожа она на него? – думала Наташа. – Да, похожа и не похожа. Но она особенная, чужая, совсем новая, неизвестная. И она любит меня. Что у ней на душе? Все доброе. Но как? Как она думает? Как она на меня смотрит? Да, она прекрасная».
– Маша, – сказала она, робко притянув к себе ее руку. – Маша, ты не думай, что я дурная. Нет? Маша, голубушка. Как я тебя люблю. Будем совсем, совсем друзьями.
И Наташа, обнимая, стала целовать руки и лицо княжны Марьи. Княжна Марья стыдилась и радовалась этому выражению чувств Наташи.
С этого дня между княжной Марьей и Наташей установилась та страстная и нежная дружба, которая бывает только между женщинами. Они беспрестанно целовались, говорили друг другу нежные слова и большую часть времени проводили вместе. Если одна выходила, то другаябыла беспокойна и спешила присоединиться к ней. Они вдвоем чувствовали большее согласие между собой, чем порознь, каждая сама с собою. Между ними установилось чувство сильнейшее, чем дружба: это было исключительное чувство возможности жизни только в присутствии друг друга.
Иногда они молчали целые часы; иногда, уже лежа в постелях, они начинали говорить и говорили до утра. Они говорили большей частию о дальнем прошедшем. Княжна Марья рассказывала про свое детство, про свою мать, про своего отца, про свои мечтания; и Наташа, прежде с спокойным непониманием отворачивавшаяся от этой жизни, преданности, покорности, от поэзии христианского самоотвержения, теперь, чувствуя себя связанной любовью с княжной Марьей, полюбила и прошедшее княжны Марьи и поняла непонятную ей прежде сторону жизни. Она не думала прилагать к своей жизни покорность и самоотвержение, потому что она привыкла искать других радостей, но она поняла и полюбила в другой эту прежде непонятную ей добродетель. Для княжны Марьи, слушавшей рассказы о детстве и первой молодости Наташи, тоже открывалась прежде непонятная сторона жизни, вера в жизнь, в наслаждения жизни.
Они всё точно так же никогда не говорили про него с тем, чтобы не нарушать словами, как им казалось, той высоты чувства, которая была в них, а это умолчание о нем делало то, что понемногу, не веря этому, они забывали его.
Наташа похудела, побледнела и физически так стала слаба, что все постоянно говорили о ее здоровье, и ей это приятно было. Но иногда на нее неожиданно находил не только страх смерти, но страх болезни, слабости, потери красоты, и невольно она иногда внимательно разглядывала свою голую руку, удивляясь на ее худобу, или заглядывалась по утрам в зеркало на свое вытянувшееся, жалкое, как ей казалось, лицо. Ей казалось, что это так должно быть, и вместе с тем становилось страшно и грустно.
Один раз она скоро взошла наверх и тяжело запыхалась. Тотчас же невольно она придумала себе дело внизу и оттуда вбежала опять наверх, пробуя силы и наблюдая за собой.
Другой раз она позвала Дуняшу, и голос ее задребезжал. Она еще раз кликнула ее, несмотря на то, что она слышала ее шаги, – кликнула тем грудным голосом, которым она певала, и прислушалась к нему.
Она не знала этого, не поверила бы, но под казавшимся ей непроницаемым слоем ила, застлавшим ее душу, уже пробивались тонкие, нежные молодые иглы травы, которые должны были укорениться и так застлать своими жизненными побегами задавившее ее горе, что его скоро будет не видно и не заметно. Рана заживала изнутри. В конце января княжна Марья уехала в Москву, и граф настоял на том, чтобы Наташа ехала с нею, с тем чтобы посоветоваться с докторами.
После столкновения при Вязьме, где Кутузов не мог удержать свои войска от желания опрокинуть, отрезать и т. д., дальнейшее движение бежавших французов и за ними бежавших русских, до Красного, происходило без сражений. Бегство было так быстро, что бежавшая за французами русская армия не могла поспевать за ними, что лошади в кавалерии и артиллерии становились и что сведения о движении французов были всегда неверны.
Люди русского войска были так измучены этим непрерывным движением по сорок верст в сутки, что не могли двигаться быстрее.
Чтобы понять степень истощения русской армии, надо только ясно понять значение того факта, что, потеряв ранеными и убитыми во все время движения от Тарутина не более пяти тысяч человек, не потеряв сотни людей пленными, армия русская, вышедшая из Тарутина в числе ста тысяч, пришла к Красному в числе пятидесяти тысяч.
Быстрое движение русских за французами действовало на русскую армию точно так же разрушительно, как и бегство французов. Разница была только в том, что русская армия двигалась произвольно, без угрозы погибели, которая висела над французской армией, и в том, что отсталые больные у французов оставались в руках врага, отсталые русские оставались у себя дома. Главная причина уменьшения армии Наполеона была быстрота движения, и несомненным доказательством тому служит соответственное уменьшение русских войск.
Вся деятельность Кутузова, как это было под Тарутиным и под Вязьмой, была направлена только к тому, чтобы, – насколько то было в его власти, – не останавливать этого гибельного для французов движения (как хотели в Петербурге и в армии русские генералы), а содействовать ему и облегчить движение своих войск.
Но, кроме того, со времени выказавшихся в войсках утомления и огромной убыли, происходивших от быстроты движения, еще другая причина представлялась Кутузову для замедления движения войск и для выжидания. Цель русских войск была – следование за французами. Путь французов был неизвестен, и потому, чем ближе следовали наши войска по пятам французов, тем больше они проходили расстояния. Только следуя в некотором расстоянии, можно было по кратчайшему пути перерезывать зигзаги, которые делали французы. Все искусные маневры, которые предлагали генералы, выражались в передвижениях войск, в увеличении переходов, а единственно разумная цель состояла в том, чтобы уменьшить эти переходы. И к этой цели во всю кампанию, от Москвы до Вильны, была направлена деятельность Кутузова – не случайно, не временно, но так последовательно, что он ни разу не изменил ей.
Кутузов знал не умом или наукой, а всем русским существом своим знал и чувствовал то, что чувствовал каждый русский солдат, что французы побеждены, что враги бегут и надо выпроводить их; но вместе с тем он чувствовал, заодно с солдатами, всю тяжесть этого, неслыханного по быстроте и времени года, похода.
Но генералам, в особенности не русским, желавшим отличиться, удивить кого то, забрать в плен для чего то какого нибудь герцога или короля, – генералам этим казалось теперь, когда всякое сражение было и гадко и бессмысленно, им казалось, что теперь то самое время давать сражения и побеждать кого то. Кутузов только пожимал плечами, когда ему один за другим представляли проекты маневров с теми дурно обутыми, без полушубков, полуголодными солдатами, которые в один месяц, без сражений, растаяли до половины и с которыми, при наилучших условиях продолжающегося бегства, надо было пройти до границы пространство больше того, которое было пройдено.
В особенности это стремление отличиться и маневрировать, опрокидывать и отрезывать проявлялось тогда, когда русские войска наталкивались на войска французов.
Так это случилось под Красным, где думали найти одну из трех колонн французов и наткнулись на самого Наполеона с шестнадцатью тысячами. Несмотря на все средства, употребленные Кутузовым, для того чтобы избавиться от этого пагубного столкновения и чтобы сберечь свои войска, три дня у Красного продолжалось добивание разбитых сборищ французов измученными людьми русской армии.
Толь написал диспозицию: die erste Colonne marschiert [первая колонна направится туда то] и т. д. И, как всегда, сделалось все не по диспозиции. Принц Евгений Виртембергский расстреливал с горы мимо бегущие толпы французов и требовал подкрепления, которое не приходило. Французы, по ночам обегая русских, рассыпались, прятались в леса и пробирались, кто как мог, дальше.
Милорадович, который говорил, что он знать ничего не хочет о хозяйственных делах отряда, которого никогда нельзя было найти, когда его было нужно, «chevalier sans peur et sans reproche» [«рыцарь без страха и упрека»], как он сам называл себя, и охотник до разговоров с французами, посылал парламентеров, требуя сдачи, и терял время и делал не то, что ему приказывали.
– Дарю вам, ребята, эту колонну, – говорил он, подъезжая к войскам и указывая кавалеристам на французов. И кавалеристы на худых, ободранных, еле двигающихся лошадях, подгоняя их шпорами и саблями, рысцой, после сильных напряжений, подъезжали к подаренной колонне, то есть к толпе обмороженных, закоченевших и голодных французов; и подаренная колонна кидала оружие и сдавалась, чего ей уже давно хотелось.
Под Красным взяли двадцать шесть тысяч пленных, сотни пушек, какую то палку, которую называли маршальским жезлом, и спорили о том, кто там отличился, и были этим довольны, но очень сожалели о том, что не взяли Наполеона или хоть какого нибудь героя, маршала, и упрекали в этом друг друга и в особенности Кутузова.
Люди эти, увлекаемые своими страстями, были слепыми исполнителями только самого печального закона необходимости; но они считали себя героями и воображали, что то, что они делали, было самое достойное и благородное дело. Они обвиняли Кутузова и говорили, что он с самого начала кампании мешал им победить Наполеона, что он думает только об удовлетворении своих страстей и не хотел выходить из Полотняных Заводов, потому что ему там было покойно; что он под Красным остановил движенье только потому, что, узнав о присутствии Наполеона, он совершенно потерялся; что можно предполагать, что он находится в заговоре с Наполеоном, что он подкуплен им, [Записки Вильсона. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ] и т. д., и т. д.
Мало того, что современники, увлекаемые страстями, говорили так, – потомство и история признали Наполеона grand, a Кутузова: иностранцы – хитрым, развратным, слабым придворным стариком; русские – чем то неопределенным – какой то куклой, полезной только по своему русскому имени…
В 12 м и 13 м годах Кутузова прямо обвиняли за ошибки. Государь был недоволен им. И в истории, написанной недавно по высочайшему повелению, сказано, что Кутузов был хитрый придворный лжец, боявшийся имени Наполеона и своими ошибками под Красным и под Березиной лишивший русские войска славы – полной победы над французами. [История 1812 года Богдановича: характеристика Кутузова и рассуждение о неудовлетворительности результатов Красненских сражений. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ]
Такова судьба не великих людей, не grand homme, которых не признает русский ум, а судьба тех редких, всегда одиноких людей, которые, постигая волю провидения, подчиняют ей свою личную волю. Ненависть и презрение толпы наказывают этих людей за прозрение высших законов.
Для русских историков – странно и страшно сказать – Наполеон – это ничтожнейшее орудие истории – никогда и нигде, даже в изгнании, не выказавший человеческого достоинства, – Наполеон есть предмет восхищения и восторга; он grand. Кутузов же, тот человек, который от начала и до конца своей деятельности в 1812 году, от Бородина и до Вильны, ни разу ни одним действием, ни словом не изменяя себе, являет необычайный s истории пример самоотвержения и сознания в настоящем будущего значения события, – Кутузов представляется им чем то неопределенным и жалким, и, говоря о Кутузове и 12 м годе, им всегда как будто немножко стыдно.
А между тем трудно себе представить историческое лицо, деятельность которого так неизменно постоянно была бы направлена к одной и той же цели. Трудно вообразить себе цель, более достойную и более совпадающую с волею всего народа. Еще труднее найти другой пример в истории, где бы цель, которую поставило себе историческое лицо, была бы так совершенно достигнута, как та цель, к достижению которой была направлена вся деятельность Кутузова в 1812 году.
Кутузов никогда не говорил о сорока веках, которые смотрят с пирамид, о жертвах, которые он приносит отечеству, о том, что он намерен совершить или совершил: он вообще ничего не говорил о себе, не играл никакой роли, казался всегда самым простым и обыкновенным человеком и говорил самые простые и обыкновенные вещи. Он писал письма своим дочерям и m me Stael, читал романы, любил общество красивых женщин, шутил с генералами, офицерами и солдатами и никогда не противоречил тем людям, которые хотели ему что нибудь доказывать. Когда граф Растопчин на Яузском мосту подскакал к Кутузову с личными упреками о том, кто виноват в погибели Москвы, и сказал: «Как же вы обещали не оставлять Москвы, не дав сраженья?» – Кутузов отвечал: «Я и не оставлю Москвы без сражения», несмотря на то, что Москва была уже оставлена. Когда приехавший к нему от государя Аракчеев сказал, что надо бы Ермолова назначить начальником артиллерии, Кутузов отвечал: «Да, я и сам только что говорил это», – хотя он за минуту говорил совсем другое. Какое дело было ему, одному понимавшему тогда весь громадный смысл события, среди бестолковой толпы, окружавшей его, какое ему дело было до того, к себе или к нему отнесет граф Растопчин бедствие столицы? Еще менее могло занимать его то, кого назначат начальником артиллерии.
Не только в этих случаях, но беспрестанно этот старый человек дошедший опытом жизни до убеждения в том, что мысли и слова, служащие им выражением, не суть двигатели людей, говорил слова совершенно бессмысленные – первые, которые ему приходили в голову.
Но этот самый человек, так пренебрегавший своими словами, ни разу во всю свою деятельность не сказал ни одного слова, которое было бы не согласно с той единственной целью, к достижению которой он шел во время всей войны. Очевидно, невольно, с тяжелой уверенностью, что не поймут его, он неоднократно в самых разнообразных обстоятельствах высказывал свою мысль. Начиная от Бородинского сражения, с которого начался его разлад с окружающими, он один говорил, что Бородинское сражение есть победа, и повторял это и изустно, и в рапортах, и донесениях до самой своей смерти. Он один сказал, что потеря Москвы не есть потеря России. Он в ответ Лористону на предложение о мире отвечал, что мира не может быть, потому что такова воля народа; он один во время отступления французов говорил, что все наши маневры не нужны, что все сделается само собой лучше, чем мы того желаем, что неприятелю надо дать золотой мост, что ни Тарутинское, ни Вяземское, ни Красненское сражения не нужны, что с чем нибудь надо прийти на границу, что за десять французов он не отдаст одного русского.
И он один, этот придворный человек, как нам изображают его, человек, который лжет Аракчееву с целью угодить государю, – он один, этот придворный человек, в Вильне, тем заслуживая немилость государя, говорит, что дальнейшая война за границей вредна и бесполезна.
Но одни слова не доказали бы, что он тогда понимал значение события. Действия его – все без малейшего отступления, все были направлены к одной и той же цели, выражающейся в трех действиях: 1) напрячь все свои силы для столкновения с французами, 2) победить их и 3) изгнать из России, облегчая, насколько возможно, бедствия народа и войска.
Он, тот медлитель Кутузов, которого девиз есть терпение и время, враг решительных действий, он дает Бородинское сражение, облекая приготовления к нему в беспримерную торжественность. Он, тот Кутузов, который в Аустерлицком сражении, прежде начала его, говорит, что оно будет проиграно, в Бородине, несмотря на уверения генералов о том, что сражение проиграно, несмотря на неслыханный в истории пример того, что после выигранного сражения войско должно отступать, он один, в противность всем, до самой смерти утверждает, что Бородинское сражение – победа. Он один во все время отступления настаивает на том, чтобы не давать сражений, которые теперь бесполезны, не начинать новой войны и не переходить границ России.
Теперь понять значение события, если только не прилагать к деятельности масс целей, которые были в голове десятка людей, легко, так как все событие с его последствиями лежит перед нами.
Но каким образом тогда этот старый человек, один, в противность мнения всех, мог угадать, так верно угадал тогда значение народного смысла события, что ни разу во всю свою деятельность не изменил ему?
Источник этой необычайной силы прозрения в смысл совершающихся явлений лежал в том народном чувстве, которое он носил в себе во всей чистоте и силе его.
Только признание в нем этого чувства заставило народ такими странными путями из в немилости находящегося старика выбрать его против воли царя в представители народной войны. И только это чувство поставило его на ту высшую человеческую высоту, с которой он, главнокомандующий, направлял все свои силы не на то, чтоб убивать и истреблять людей, а на то, чтобы спасать и жалеть их.
Простая, скромная и потому истинно величественная фигура эта не могла улечься в ту лживую форму европейского героя, мнимо управляющего людьми, которую придумала история.
Для лакея не может быть великого человека, потому что у лакея свое понятие о величии.
5 ноября был первый день так называемого Красненского сражения. Перед вечером, когда уже после многих споров и ошибок генералов, зашедших не туда, куда надо; после рассылок адъютантов с противуприказаниями, когда уже стало ясно, что неприятель везде бежит и сражения не может быть и не будет, Кутузов выехал из Красного и поехал в Доброе, куда была переведена в нынешний день главная квартира.
День был ясный, морозный. Кутузов с огромной свитой недовольных им, шушукающихся за ним генералов, верхом на своей жирной белой лошадке ехал к Доброму. По всей дороге толпились, отогреваясь у костров, партии взятых нынешний день французских пленных (их взято было в этот день семь тысяч). Недалеко от Доброго огромная толпа оборванных, обвязанных и укутанных чем попало пленных гудела говором, стоя на дороге подле длинного ряда отпряженных французских орудий. При приближении главнокомандующего говор замолк, и все глаза уставились на Кутузова, который в своей белой с красным околышем шапке и ватной шинели, горбом сидевшей на его сутуловатых плечах, медленно подвигался по дороге. Один из генералов докладывал Кутузову, где взяты орудия и пленные.
Кутузов, казалось, чем то озабочен и не слышал слов генерала. Он недовольно щурился и внимательно и пристально вглядывался в те фигуры пленных, которые представляли особенно жалкий вид. Большая часть лиц французских солдат были изуродованы отмороженными носами и щеками, и почти у всех были красные, распухшие и гноившиеся глаза.
Одна кучка французов стояла близко у дороги, и два солдата – лицо одного из них было покрыто болячками – разрывали руками кусок сырого мяса. Что то было страшное и животное в том беглом взгляде, который они бросили на проезжавших, и в том злобном выражении, с которым солдат с болячками, взглянув на Кутузова, тотчас же отвернулся и продолжал свое дело.
Кутузов долго внимательно поглядел на этих двух солдат; еще более сморщившись, он прищурил глаза и раздумчиво покачал головой. В другом месте он заметил русского солдата, который, смеясь и трепля по плечу француза, что то ласково говорил ему. Кутузов опять с тем же выражением покачал головой.
– Что ты говоришь? Что? – спросил он у генерала, продолжавшего докладывать и обращавшего внимание главнокомандующего на французские взятые знамена, стоявшие перед фронтом Преображенского полка.
– А, знамена! – сказал Кутузов, видимо с трудом отрываясь от предмета, занимавшего его мысли. Он рассеянно оглянулся. Тысячи глаз со всех сторон, ожидая его сло ва, смотрели на него.
Перед Преображенским полком он остановился, тяжело вздохнул и закрыл глаза. Кто то из свиты махнул, чтобы державшие знамена солдаты подошли и поставили их древками знамен вокруг главнокомандующего. Кутузов помолчал несколько секунд и, видимо неохотно, подчиняясь необходимости своего положения, поднял голову и начал говорить. Толпы офицеров окружили его. Он внимательным взглядом обвел кружок офицеров, узнав некоторых из них.
– Благодарю всех! – сказал он, обращаясь к солдатам и опять к офицерам. В тишине, воцарившейся вокруг него, отчетливо слышны были его медленно выговариваемые слова. – Благодарю всех за трудную и верную службу. Победа совершенная, и Россия не забудет вас. Вам слава вовеки! – Он помолчал, оглядываясь.
– Нагни, нагни ему голову то, – сказал он солдату, державшему французского орла и нечаянно опустившему его перед знаменем преображенцев. – Пониже, пониже, так то вот. Ура! ребята, – быстрым движением подбородка обратись к солдатам, проговорил он.
– Ура ра ра! – заревели тысячи голосов. Пока кричали солдаты, Кутузов, согнувшись на седле, склонил голову, и глаз его засветился кротким, как будто насмешливым, блеском.
– Вот что, братцы, – сказал он, когда замолкли голоса…
И вдруг голос и выражение лица его изменились: перестал говорить главнокомандующий, а заговорил простой, старый человек, очевидно что то самое нужное желавший сообщить теперь своим товарищам.
В толпе офицеров и в рядах солдат произошло движение, чтобы яснее слышать то, что он скажет теперь.
– А вот что, братцы. Я знаю, трудно вам, да что же делать! Потерпите; недолго осталось. Выпроводим гостей, отдохнем тогда. За службу вашу вас царь не забудет. Вам трудно, да все же вы дома; а они – видите, до чего они дошли, – сказал он, указывая на пленных. – Хуже нищих последних. Пока они были сильны, мы себя не жалели, а теперь их и пожалеть можно. Тоже и они люди. Так, ребята?
Он смотрел вокруг себя, и в упорных, почтительно недоумевающих, устремленных на него взглядах он читал сочувствие своим словам: лицо его становилось все светлее и светлее от старческой кроткой улыбки, звездами морщившейся в углах губ и глаз. Он помолчал и как бы в недоумении опустил голову.
– А и то сказать, кто же их к нам звал? Поделом им, м… и… в г…. – вдруг сказал он, подняв голову. И, взмахнув нагайкой, он галопом, в первый раз во всю кампанию, поехал прочь от радостно хохотавших и ревевших ура, расстроивавших ряды солдат.
Слова, сказанные Кутузовым, едва ли были поняты войсками. Никто не сумел бы передать содержания сначала торжественной и под конец простодушно стариковской речи фельдмаршала; но сердечный смысл этой речи не только был понят, но то самое, то самое чувство величественного торжества в соединении с жалостью к врагам и сознанием своей правоты, выраженное этим, именно этим стариковским, добродушным ругательством, – это самое (чувство лежало в душе каждого солдата и выразилось радостным, долго не умолкавшим криком. Когда после этого один из генералов с вопросом о том, не прикажет ли главнокомандующий приехать коляске, обратился к нему, Кутузов, отвечая, неожиданно всхлипнул, видимо находясь в сильном волнении.
8 го ноября последний день Красненских сражений; уже смерклось, когда войска пришли на место ночлега. Весь день был тихий, морозный, с падающим легким, редким снегом; к вечеру стало выясняться. Сквозь снежинки виднелось черно лиловое звездное небо, и мороз стал усиливаться.
Мушкатерский полк, вышедший из Тарутина в числе трех тысяч, теперь, в числе девятисот человек, пришел одним из первых на назначенное место ночлега, в деревне на большой дороге. Квартиргеры, встретившие полк, объявили, что все избы заняты больными и мертвыми французами, кавалеристами и штабами. Была только одна изба для полкового командира.
Полковой командир подъехал к своей избе. Полк прошел деревню и у крайних изб на дороге поставил ружья в козлы.
Как огромное, многочленное животное, полк принялся за работу устройства своего логовища и пищи. Одна часть солдат разбрелась, по колено в снегу, в березовый лес, бывший вправо от деревни, и тотчас же послышались в лесу стук топоров, тесаков, треск ломающихся сучьев и веселые голоса; другая часть возилась около центра полковых повозок и лошадей, поставленных в кучку, доставая котлы, сухари и задавая корм лошадям; третья часть рассыпалась в деревне, устраивая помещения штабным, выбирая мертвые тела французов, лежавшие по избам, и растаскивая доски, сухие дрова и солому с крыш для костров и плетни для защиты.
Человек пятнадцать солдат за избами, с края деревни, с веселым криком раскачивали высокий плетень сарая, с которого снята уже была крыша.
– Ну, ну, разом, налегни! – кричали голоса, и в темноте ночи раскачивалось с морозным треском огромное, запорошенное снегом полотно плетня. Чаще и чаще трещали нижние колья, и, наконец, плетень завалился вместе с солдатами, напиравшими на него. Послышался громкий грубо радостный крик и хохот.
В Латвии статус города (латыш. pilsēta) присвоен 76 населённым пунктам.
Из них 9 имеют статус республиканских городов, 67 — статус краевых городов.
Содержание
Список городов Латвии
| Название на русском | Герб | Название на латышском | Статус города с (год) / Первое упоминание (год) | Подробности | Население, чел. (2015) |
Фотография | Флаг | Прежние названия (рус.) |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Айзкраукле | 
|
Aizkraukle | 1967 / 1960 | Административный центр Айзкраукльского края | 7315 | 
|
|
1960-1967 — посёлок им. Петра Стучки 1967—1990 — Стучка |
| Айзпуте | 
|
Aizpute | 1378 / 1248 | Административный центр Айзпутского края | 4389 | 
|
|
до 1917 — Газенпот (нем. Hasenpoth) |
| Айнажи | 
|
Ainaži | 1926 / 1564 | Город в Салацгривском крае | 770 | 
|
|
Гайнаш (нем. Haynasch) |
| Акнисте | 
|
Aknīste | 1991 | Административный центр Акнистского края | 1074 | 
|
19-начало 20 века — местечко Окнист | |
| Алоя | 
|
Aloja | 1992 | Административный центр Алойского края | 1174 | 
|
|
|
| Алуксне | 
|
Alūksne | 1920 / 1284 | Административный центр Алуксненского края | 7295 | 
|
|
до 1917 — Мариенбург (Marienburg) |
| Апе | 
|
Ape | 1928 / 1449 | Административный центр Апского края | 927 | 
|
Гоппенгоф (нем. Hoppenhof), Оппекальн | |
| Ауце | 
|
Auce | 1924 | Административный центр Ауцского края | 2418 | 
|
Альт-Ауц (нем. Alt-Autz) | |
| Балвы | 
|
Balvi | 1928 / 1224 | Административный центр Балвского края | 6659 | 
|
|
Больвен (нем. Bolwen), Боловск |
| Балдоне | 
|
Baldone | 1991 | Административный центр Балдонского края | 2305 | 
|
до 1920 — Бальдон (нем. Baldohn) | |
| Баложи | 
|
Baloži | 1991 | Город в Кекавском крае | 6246 | 
|
|
Рольбуш (нем. Rollbusch) |
| Бауска | 
|
Bauska | 1609 | Административный центр Бауского края | 9061 | 
|
|
до 1920 — Бауск (нем. Marienland, Bauske) |
| Броцены | 
|
Brocēni | 1992 | Административный центр Броценского края | 2881 | 
|
|
Бергхоф (нем. Berghof) |
| Валдемарпилс | 
|
Valdemārpils | 1917 / 1528 | Город в Талсинском крае | 1287 | 
|
до 1920- Сасмаккен (нем. Saßmacken), 1920—1926 — Сасмака | |
| Валка | 
|
Valka | 1584 / XIII век | Административный центр Валкского края | 4966 | 
|
|
до 1920 — Валк (нем. Walk) |
| Валмиера | 
|
Valmiera | 1323 | Город республиканского подчинения | 23432 | 
|
|
Вольмар (нем. Wolmar) |
| Вангажи | 
|
Vangaži | 1991 | Город в Инчукалнсском крае | 3453 | 
|
||
| Варакляны | 
|
Varakļāni | 1928 | Административный центр Вараклянского края | 1887 | 
|
Варкланд (нем. Warkland) | |
| Вентспилс | 
|
Ventspils | 1378 | Город республиканского подчинения Административный центр Вентспилсского края |
36274 | 
|
|
Виндава (нем. Windau) |
| Виесите | 
|
Viesīte | 1928 | Административный центр Виеситского края | 1663 | 
|
|
Экенграф (нем. Eckengraf) |
| Виляка | 
|
Viļaka | 1945 | Административный центр Вилякского края | 1370 | 
|
|
Мариенгаузен (нем. Marienhausen) |
| Виляны | 
|
Viļāni | 1928 | Административный центр Вилянского края | 3004 | 
|
Велоны (нем. Wielona) | |
| Гробиня | 
|
Grobiņa | 1695 / XIII век | Административный центр Гробинского края | 3769 | 
|
Зеебург (нем. Seeburg) | |
| Гулбене | 
|
Gulbene | 1928 / 1224 | Административный центр Гулбенского края | 7843 | 
|
|
до 1917 — Шваненбург (нем. Schwanenburg) |
| Дагда | 
|
Dagda | 1992 / XVII век | Административный центр Дагдского края | 2165 | 
|
|
Дагден (нем. Dageten, Dagden) |
| Даугавпилс | 
|
Daugavpils | 1582 / 1275 | Город республиканского подчинения Административный центр Даугавпилсского края |
86435 | 
|
|
до 1656, 1667—1893 — Динабург (нем. Dünaburg), 1656—1667 — Борисоглебск, 1893—1920 — Двинск |
| Добеле | 
|
Dobele | 1917 / 1254 | Административный центр Добельского края | 9710 | 
|
|
до 1918 — Доблен (нем. Doblen) |
| Дурбе | 
|
Durbe | 1893 / 1230 | Административный центр Дурбского края | 526 | 
|
Дурбен (нем. Durben) | |
| Екабпилс | 
|
Jēkabpils | 1670 / 1237 | Город республиканского подчинения Административный центр Екабпилсского и Крустпилсского краёв |
23019 | 
|
|
Якобштадт (нем. Jakobstadt) |
| Елгава | 
|
Jelgava | 1573 / 1226 | Город республиканского подчинения Административный центр Елгавского края |
57180 | 
|
|
до 1917 — Митава (нем. Mitau) |
| Зилупе | 
|
Zilupe | 1931 / 1900 | Административный центр Зилупского края | 1555 | 
|
Розеново | |
| Икшкиле | 
|
Ikšķile | 1992 | Административный центр Икшкильского края | 6508 | 
|
|
Икскюль (нем. Uexküll) |
| Илуксте | 
|
Ilūkste | 1917 / 1550 | Административный центр Илукстского края | 2459 | 
|
Иллукст (нем. Illuxt) | |
| Кандава | 
|
Kandava | 1917 / 1230 | Административный центр Кандавского края | 3769 | 
|
Кандау (нем. Kandau) | |
| Карсава | 
|
Kārsava | 1928 | Административный центр Карсавского края | 2081 | 
|
до 1917 — село Корсовка | |
| Кегумс | 
|
Ķegums | 1993 | Административный центр Кегумского края | 2229 | 
|
Кеггум (Keggum) | |
| Краслава | 
|
Krāslava | 1923 | Административный центр Краславского края | 8349 | 
|
Креславль, Креслау (Kreslau) | |
| Кулдига | 
|
Kuldīga | 1378 | Административный центр Кулдигского края | 11206 | 
|
|
Гольдинген (нем. Goldingen) |
| Ливаны | 
|
Līvani | 1926 | Административный центр Ливанского края | 7511 | 
|
|
до 1917 — Ливенгоф (нем. Lievenhof) |
| Лигатне | 
|
Līgatne | 1993 | Административный центр Лигатненского края | 1068 | 
|
Лигат (нем. Ligat) | |
| Лиелварде | 
|
Lielvārde | 1992 / 1201 | Административный центр Лиелвардского края | 6089 | 
|
Ленневарден (нем. Lennewarden) | |
| Лиепая | 
|
Liepāja | 1625 / 1253 | Город республиканского подчинения | 71125 | 
|
|
до 1253 — Liiv, до 1418 — Lyva portus, до 1520 — Līva, до 1917 — Либава |
| Лимбажи | 
|
Limbaži | 1385 | Административный центр Лимбажского края | 7470 | 
|
|
до 1917 — Лемзаль (нем. Lemsal) |
| Лубана | 
|
Lubāna | 1992 | Административный центр Лубанского края | 1674 |
|
|
Лубан (нем. Lubahn) |
| Лудза | 
|
Ludza | 1777 / 1177 | Административный центр Лудзенского края | 8300 | 
|
до 1920 — Люцин (польск. Lucyn), Лужа | |
| Мадона | 
|
Madona | 1926 | Административный центр Мадонского края | 7515 | 
|
|
|
| Мазсалаца | 
|
Mazsalaca | 1928 / 1861 | Административный центр Мазсалацского края | 1215 | 
|
||
| Огре | 
|
Ogre | 1928 | Административный центр Огрского края | 24322 | 
|
|
до 1917 — Огер (нем. Ohger) |
| Олайне | 
|
Olaine | 1967 / XVII век | Административный центр Олайнского края | 11490 | 
|
|
до 1919 — Олай (нем. Olai) |
| Павилоста | 
|
Pāvilosta | 1991 | Административный центр Павилостского края | 936 | 
|
|
Сакенгаузен, Паульсгафен (нем. Paulshafen), Āķagals, Sakasminde |
| Пилтене | 
|
Piltene | 1557 | Город в Вентспилсском крае | 995 | 
|
|
|
| Плявиняс | 
|
Pļaviņas | 1927 | Административный центр Плявинского края | 3219 | 
|
|
Штокмансгоф (нем. Stockmannshof) |
| Прейли | 
|
Preiļi | 1928 / 1250 | Административный центр Прейльского края | 6729 | 
|
||
| Приекуле | 
|
Priekule | 1928 / 1483 | Административный центр Приекульского края | 2034 | 
|
||
| Резекне | 
|
Rēzekne | 1773 / 1285 | Город республиканского подчинения Административный центр Резекненского края |
29317 | 
|
|
до 1893 — Розиттен (нем. Rositten), 1893—1917; 1944—1945 — Режица |
| Рига | 
|
Rīga | 1225 / 1201 | Столица | 641007 | 
|
|
|
| Руйиена | 
|
Rūjiena | 1920 | Административный центр Руйиенского края | 2960 | 
|
|
Руен (нем. Rujen) |
| Сабиле | 
|
Sabile | 1917 / 1253 | Город в Талсинском крае | 1467 | 
|
Цаббельн (Zabeln) | |
| Саласпилс | 
|
Salaspils | 1993 | Административный центр Саласпилсского края | 16734 | 
|
до 1917 — года Кирхгольм (нем. Kirchholm) | |
| Салацгрива | 
|
Salacgrīva | 1928 | Административный центр Салацгривского края | 2841 | 
|
|
|
| Салдус | 
|
Saldus | 1917 | Административный центр Салдусского края | 10771 | 
|
|
|
| Саулкрасты | 
|
Saulkrasti | 1991 | Административный центр Саулкрастского края | 2978 | 
|
|
Нёйбад (нем. Neubad) |
| Седа | 
|
Seda | 1991 | Горов в Стренчском крае | 1233 | 
|
||
| Сигулда | 
|
Sigulda | 1928 | Административный центр Сигулдского края | 11200 | 
|
|
Зегевольд (нем. Segewold) |
| Скрунда | 
|
Skrunda | 1996 / 1253 | Административный центр Скрундского края | 2081 | 
|
|
Шрунден (нем. Schrunden) |
| Смилтене | 
|
Smiltene | 1920 | Административный центр Смилтенского края | 5416 | 
|
|
Смильтен (нем. Smilten) |
| Стайцеле | 
|
Staicele | 1992 / 1897 | Город в Алойском крае | 953 | 
|
|
Стайцель (нем. Staizel) |
| Стенде | 
|
Stende | 1991 / 1901 | Город в Талсинском крае | 1671 | 
|
||
| Стренчи | 
|
Strenči | 1928 | Административный центр Стренчского края | 1184 | 
|
Стакельн (нем. Stackeln) | |
| Субате | 
|
Subate | 1917 | Город в Илукстском крае | 660 | 
|
до 1920 — Суббат (нем. Subbath) | |
| Талси | 
|
Talsi | 1917 / 1231 | Административный центр Талсинского края | 9712 | 
|
|
до 1917 года — Тальсен (нем. Talsen) |
| Тукумс | 
|
Tukums | 1795 | Административный центр Тукумского края | 17563 | 
|
|
Туккум (нем. Tuckum) |
| Цесвайне | 
|
Cesvaine | 1991 | Административный центр Цесвайнского края | 1477 | 
|
Зесвеген (нем. Sesswegen) | |
| Цесис | 
|
Cēsis | 1323 | Административный центр Цесисского края | 15666 | 
|
|
Венден (нем. Wenden), Кесь |
| Юрмала | 
|
Jūrmala | 1959 | Город республиканского подчинения | 49646 | 
|
|
|
| Яунелгава | 
|
Jaunjelgava | 1647 | Административный центр Яунелгавского края | 1973 | 
|
Серена, Ней-Митау (нем. Neu-Mitau), Фридрихштадт (нем. Friedrichstadt) |
Численность населения городов Латвии
Численность населения городов Латвии по данным переписей населения 1989, 2000, 2011 гг. и по оценке на начало 2015 года (чел.)[1][2][3]:
| # | город | латыш. назв. |
12.01. 1989 |
31.03. 2000 |
01.03. 2011 |
01.01. 2015 |
прирост (-убыль) за 1989 - 2015, % |
прирост (-убыль) за 1989 - 2015, чел. |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | Рига | Rīga | 915106 | 764329 | 658640 | 641007 | -29,95% | -274099 |
| 2 | Даугавпилс | Daugavpils | 126680 | 115265 | 93312 | 86435 | -31,77% | -40245 |
| 3 | Лиепая | Liepāja | 114462 | 89448 | 76731 | 71125 | -37,86% | -43337 |
| 4 | Елгава | Jelgava | 74704 | 63652 | 59511 | 57180 | -23,46% | -17524 |
| 5 | Юрмала | Jūrmala | 66026 | 55718 | 50840 | 49646 | -24,81% | -16380 |
| 6 | Вентспилс | Ventspils | 50438 | 43928 | 38750 | 36274 | -28,08% | -14164 |
| 7 | Резекне | Rēzekne | 42181 | 39233 | 32328 | 29317 | -30,50% | -12864 |
| 8 | Огре | Ogre | 29926 | 26573 | 24840 | 24322 | -18,73% | -5604 |
| 9 | Валмиера | Valmiera | 29457 | 27752 | 25130 | 23432 | -20,45% | -6025 |
| 10 | Екабпилс | Jēkabpils | 31435 | 27871 | 24635 | 23019 | -26,77% | -8416 |
| 11 | Тукумс | Tukums | 21457 | 18886 | 18402 | 17563 | -18,15% | -3894 |
| 12 | Саласпилс | Salaspils | 18111 | 18153 | 17099 | 16734 | -7,60% | -1377 |
| 13 | Цесис | Cēsis | 22013 | 18732 | 16764 | 15666 | -28,83% | -6347 |
| 14 | Олайне | Olaine | 14608 | 12952 | 12023 | 11490 | -21,34% | -3118 |
| 15 | Кулдига | Kuldīga | 14232 | 13678 | 11761 | 11206 | -21,26% | -3026 |
| 16 | Сигулда | Sigulda | 11585 | 10727 | 10702 | 11200 | -3,32% | -385 |
| 17 | Салдус | Saldus | 12490 | 12581 | 11396 | 10771 | -13,76% | -1719 |
| 18 | Талси | Talsi | 13151 | 12374 | 10266 | 9712 | -26,15% | -3439 |
| 19 | Добеле | Dobele | 15173 | 11553 | 10331 | 9710 | -36,00% | -5463 |
| 20 | Бауска | Bauska | 11810 | 10840 | 9508 | 9061 | -23,28% | -2749 |
| 21 | Краслава | Krāslava | 12518 | 11412 | 9112 | 8349 | -33,30% | -4169 |
| 22 | Лудза | Ludza | 11914 | 10822 | 8931 | 8300 | -30,33% | -3614 |
| 23 | Гулбене | Gulbene | 10602 | 9629 | 8314 | 7843 | -26,02% | -2759 |
| 24 | Мадона | Madona | 10034 | 9553 | 7990 | 7515 | -25,10% | -2519 |
| 25 | Ливаны | Līvāni | 12284 | 10379 | 8071 | 7511 | -38,86% | -4773 |
| 26 | Лимбажи | Limbaži | 9997 | 9237 | 7788 | 7470 | -25,28% | -2527 |
| 27 | Айзкраукле | Aizkraukle | 10062 | 9099 | 7830 | 7315 | -27,30% | -2747 |
| 28 | Алуксне | Alūksne | 10897 | 9482 | 8057 | 7295 | -33,05% | -3602 |
| 29 | Прейли | Preiļi | 9539 | 8909 | 7273 | 6729 | -29,46% | -2810 |
| 30 | Балвы | Balvi | 9383 | 8655 | 7176 | 6659 | -29,03% | -2724 |
| 31 | Икшкиле | Ikšķile | 3424 | 3853 | 3799 | 6508[К 1] | 90,07% | 3084 |
| 32 | Баложи | Baloži | 4060 | 3967 | 6015 | 6246 | 53,84% | 2186 |
| 33 | Лиелварде | Lielvārde | 5775 | 5183 | 6241 | 6089 | 5,44% | 314 |
| 34 | Смилтене | Smiltene | 6472 | 6287 | 5518 | 5416 | -16,32% | -1056 |
| 35 | Валка | Valka | 8268 | 6782 | 5471 | 4966 | -39,94% | -3302 |
| 36 | Айзпуте | Aizpute | 6243 | 5799 | 4550 | 4389 | -29,70% | -1854 |
| 37 | Гробиня | Grobiņa | 4564 | 4326 | 3912 | 3769 | -17,42% | -795 |
| 38 | Кандава | Kandava | 4836 | 3701 | 3860 | 3769 | -22,06% | -1067 |
| 39 | Вангажи | Vangaži | 4401 | 4138 | 3574 | 3453 | -21,54% | -948 |
| 40 | Плявиняс | Pļaviņas | 4434 | 4073 | 3422 | 3219 | -27,40% | -1215 |
| 41 | Виляны | Viļāni | 4727 | 4049 | 3208 | 3004 | -36,45% | -1723 |
| 42 | Саулкрасты | Saulkrasti | 3569 | 3297 | 3092 | 2978 | -16,56% | -591 |
| 43 | Руйиена | Rūjiena | 3994 | 3744 | 3162 | 2960 | -25,89% | -1034 |
| 44 | Броцены | Brocēni | 3691 | 3609 | 3096 | 2881 | -21,95% | -810 |
| 45 | Салацгрива | Salacgrīva | 3406 | 3532 | 2930 | 2841 | -16,59% | -565 |
| 46 | Илуксте | Ilūkste | 3340 | 2983 | 2555 | 2459 | -26,38% | -881 |
| 47 | Ауце | Auce | 3373 | 3212 | 2625 | 2418 | -28,31% | -955 |
| 48 | Балдоне | Baldone | 2417 | 2078 | 2312 | 2305 | -4,63% | -112 |
| 49 | Кегумс | Ķegums | 2131 | 2546 | 2279 | 2229 | 4,60% | 98 |
| 50 | Дагда | Dagda | 3380 | 2820 | 2382 | 2165 | -35,95% | -1215 |
| 51 | Карсава | Kārsava | 3177 | 2722 | 2231 | 2081 | -34,50% | -1096 |
| 52 | Скрунда | Skrunda | 5245 | 2744 | 2176 | 2081 | -60,32% | -3164 |
| 53 | Приекуле | Priekule | 3958 | 2625 | 2151 | 2034 | -48,61% | -1924 |
| 54 | Яунелгава | Jaunjelgava | 2437 | 2339 | 2041 | 1973 | -19,04% | -464 |
| 55 | Варакляны | Varakļāni | 2804 | 2413 | 1979 | 1887 | -32,70% | -917 |
| 56 | Лубана | Lubāna | 2101 | 1974 | 1701 | 1674 | -20,32% | -427 |
| 57 | Стенде | Stende | 2118 | 2012 | 1732 | 1671 | -21,10% | -447 |
| 58 | Виесите | Viesīte | 2513 | 2249 | 1785 | 1663 | -33,82% | -850 |
| 59 | Зилупе | Zilupe | 2487 | 1953 | 1658 | 1555 | -37,47% | -932 |
| 60 | Цесвайне | Cesvaine | 2069 | 1880 | 1574 | 1477 | -28,61% | -592 |
| 61 | Сабиле | Sabile | 1760 | 1626 | 1213 | 1467 | -16,65% | -293 |
| 62 | Виляка | Viļaka | 2178 | 1850 | 1487 | 1370 | -37,10% | -808 |
| 63 | Валдемарпилс | Valdemārpils | 1574 | 1228 | 1244 | 1287 | -18,23% | -287 |
| 64 | Седа | Seda | 2279 | 1830 | 1347 | 1233 | -45,90% | -1046 |
| 65 | Мазсалаца | Mazsalaca | 2136 | 1766 | 1301 | 1215 | -43,12% | -921 |
| 66 | Стренчи | Strenči | 2388 | 1640 | 1412 | 1184 | -50,42% | -1204 |
| 67 | Алоя | Aloja | 1591 | 1558 | 1235 | 1174 | -26,21% | -417 |
| 68 | Акнисте | Aknīste | 1516 | 1352 | 1138 | 1074 | -29,16% | -442 |
| 69 | Лигатне | Līgatne | 1723 | 1475 | 1142 | 1068 | -38,02% | -655 |
| 70 | Пилтене | Piltene | 1186 | 1130 | 1076 | 995 | -16,10% | -191 |
| 71 | Стайцеле | Staicele | 1357 | 1223 | 1032 | 953 | -29,77% | -404 |
| 72 | Павилоста | Pāvilosta | 1294 | 1207 | 1026 | 936 | -27,67% | -358 |
| 73 | Апе | Ape | 1681 | 1381 | 983 | 927 | -44,85% | -754 |
| 74 | Айнажи | Ainaži | 1248 | 1324 | 862 | 770 | -38,30% | -478 |
| 75 | Субате | Subate | 1037 | 952 | 659 | 660 | -36,35% | -377 |
| 76 | Дурбе | Durbe | 379 | 464 | 552 | 526 | 38,79% | 147 |
- Latvijas pilsetas 2011.jpg
Города, края и волости Латвии по переписи [pop-stat.mashke.org/latvia-ethnic-comm2011.htm 2011]
См. также
- [commons.wikimedia.org/wiki/Category:Coats_of_arms_of_cities_of_Latvia_on_stamps Гербы городов Латвии на почтовых марках] (англ.)
Напишите отзыв о статье "Города Латвии"
Комментарии
- ↑ Резкое увеличение численности населения обусловлено включением в черту города близлежащих населённых пунктов.
Примечания
- ↑ [data.csb.gov.lv/pxweb/lv/Sociala/Sociala__ikgad__iedz__iedzskaits/IS0042.px/table/tableViewLayout1/?rxid=09cbdccf-2334-4466-bdf7-0051bad1decd Численность постоянного населения по полу: города республиканского значения, края, города и волости в начале и в середине года] // [www.csb.gov.lv/statistikas-temas/iedzivotaji-datubaze-30028.html Iedzīvotāji — Datubāze (Население. База данных)] Centrālo statistikas pārvaldi (Центральное статистическое бюро Латвии) (латыш.)
- ↑ [pop-stat.mashke.org/latvia-cities.htm Численность населения городов Латвии]
- ↑ [www.citypopulation.de/php/latvia.php Города и посёлки Латвии]
Источники
- [www.likumi.lv/doc.php?mode=DOC&id=67938 Par Latvijas Republikas administrativo teritoriju izveidosanu un apdzivoto vietu statusa noteiksanu]
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение
- [toropceva.com/kuda-otpravitsja-v-latvii-na-otdykh.html Латвийские курорты]
Ссылки
- [web.archive.org/web/20071001090556/www.world-gazetteer.com/s/p_lv.htm Карта Латвии]
- [www.uzkartes.lv/ Карта Латвии с поиском населённых пунктов]
| ||||||||||
| ||||||||
| ||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Города Латвии
– Наташа, его нет, нет больше! – И, обняв дочь, в первый раз графиня начала плакать.Княжна Марья отложила свой отъезд. Соня, граф старались заменить Наташу, но не могли. Они видели, что она одна могла удерживать мать от безумного отчаяния. Три недели Наташа безвыходно жила при матери, спала на кресле в ее комнате, поила, кормила ее и не переставая говорила с ней, – говорила, потому что один нежный, ласкающий голос ее успокоивал графиню.
Душевная рана матери не могла залечиться. Смерть Пети оторвала половину ее жизни. Через месяц после известия о смерти Пети, заставшего ее свежей и бодрой пятидесятилетней женщиной, она вышла из своей комнаты полумертвой и не принимающею участия в жизни – старухой. Но та же рана, которая наполовину убила графиню, эта новая рана вызвала Наташу к жизни.
Душевная рана, происходящая от разрыва духовного тела, точно так же, как и рана физическая, как ни странно это кажется, после того как глубокая рана зажила и кажется сошедшейся своими краями, рана душевная, как и физическая, заживает только изнутри выпирающею силой жизни.
Так же зажила рана Наташи. Она думала, что жизнь ее кончена. Но вдруг любовь к матери показала ей, что сущность ее жизни – любовь – еще жива в ней. Проснулась любовь, и проснулась жизнь.
Последние дни князя Андрея связали Наташу с княжной Марьей. Новое несчастье еще более сблизило их. Княжна Марья отложила свой отъезд и последние три недели, как за больным ребенком, ухаживала за Наташей. Последние недели, проведенные Наташей в комнате матери, надорвали ее физические силы.
Однажды княжна Марья, в середине дня, заметив, что Наташа дрожит в лихорадочном ознобе, увела ее к себе и уложила на своей постели. Наташа легла, но когда княжна Марья, опустив сторы, хотела выйти, Наташа подозвала ее к себе.
– Мне не хочется спать. Мари, посиди со мной.
– Ты устала – постарайся заснуть.
– Нет, нет. Зачем ты увела меня? Она спросит.
– Ей гораздо лучше. Она нынче так хорошо говорила, – сказала княжна Марья.
Наташа лежала в постели и в полутьме комнаты рассматривала лицо княжны Марьи.
«Похожа она на него? – думала Наташа. – Да, похожа и не похожа. Но она особенная, чужая, совсем новая, неизвестная. И она любит меня. Что у ней на душе? Все доброе. Но как? Как она думает? Как она на меня смотрит? Да, она прекрасная».
– Маша, – сказала она, робко притянув к себе ее руку. – Маша, ты не думай, что я дурная. Нет? Маша, голубушка. Как я тебя люблю. Будем совсем, совсем друзьями.
И Наташа, обнимая, стала целовать руки и лицо княжны Марьи. Княжна Марья стыдилась и радовалась этому выражению чувств Наташи.
С этого дня между княжной Марьей и Наташей установилась та страстная и нежная дружба, которая бывает только между женщинами. Они беспрестанно целовались, говорили друг другу нежные слова и большую часть времени проводили вместе. Если одна выходила, то другаябыла беспокойна и спешила присоединиться к ней. Они вдвоем чувствовали большее согласие между собой, чем порознь, каждая сама с собою. Между ними установилось чувство сильнейшее, чем дружба: это было исключительное чувство возможности жизни только в присутствии друг друга.
Иногда они молчали целые часы; иногда, уже лежа в постелях, они начинали говорить и говорили до утра. Они говорили большей частию о дальнем прошедшем. Княжна Марья рассказывала про свое детство, про свою мать, про своего отца, про свои мечтания; и Наташа, прежде с спокойным непониманием отворачивавшаяся от этой жизни, преданности, покорности, от поэзии христианского самоотвержения, теперь, чувствуя себя связанной любовью с княжной Марьей, полюбила и прошедшее княжны Марьи и поняла непонятную ей прежде сторону жизни. Она не думала прилагать к своей жизни покорность и самоотвержение, потому что она привыкла искать других радостей, но она поняла и полюбила в другой эту прежде непонятную ей добродетель. Для княжны Марьи, слушавшей рассказы о детстве и первой молодости Наташи, тоже открывалась прежде непонятная сторона жизни, вера в жизнь, в наслаждения жизни.
Они всё точно так же никогда не говорили про него с тем, чтобы не нарушать словами, как им казалось, той высоты чувства, которая была в них, а это умолчание о нем делало то, что понемногу, не веря этому, они забывали его.
Наташа похудела, побледнела и физически так стала слаба, что все постоянно говорили о ее здоровье, и ей это приятно было. Но иногда на нее неожиданно находил не только страх смерти, но страх болезни, слабости, потери красоты, и невольно она иногда внимательно разглядывала свою голую руку, удивляясь на ее худобу, или заглядывалась по утрам в зеркало на свое вытянувшееся, жалкое, как ей казалось, лицо. Ей казалось, что это так должно быть, и вместе с тем становилось страшно и грустно.
Один раз она скоро взошла наверх и тяжело запыхалась. Тотчас же невольно она придумала себе дело внизу и оттуда вбежала опять наверх, пробуя силы и наблюдая за собой.
Другой раз она позвала Дуняшу, и голос ее задребезжал. Она еще раз кликнула ее, несмотря на то, что она слышала ее шаги, – кликнула тем грудным голосом, которым она певала, и прислушалась к нему.
Она не знала этого, не поверила бы, но под казавшимся ей непроницаемым слоем ила, застлавшим ее душу, уже пробивались тонкие, нежные молодые иглы травы, которые должны были укорениться и так застлать своими жизненными побегами задавившее ее горе, что его скоро будет не видно и не заметно. Рана заживала изнутри. В конце января княжна Марья уехала в Москву, и граф настоял на том, чтобы Наташа ехала с нею, с тем чтобы посоветоваться с докторами.
После столкновения при Вязьме, где Кутузов не мог удержать свои войска от желания опрокинуть, отрезать и т. д., дальнейшее движение бежавших французов и за ними бежавших русских, до Красного, происходило без сражений. Бегство было так быстро, что бежавшая за французами русская армия не могла поспевать за ними, что лошади в кавалерии и артиллерии становились и что сведения о движении французов были всегда неверны.
Люди русского войска были так измучены этим непрерывным движением по сорок верст в сутки, что не могли двигаться быстрее.
Чтобы понять степень истощения русской армии, надо только ясно понять значение того факта, что, потеряв ранеными и убитыми во все время движения от Тарутина не более пяти тысяч человек, не потеряв сотни людей пленными, армия русская, вышедшая из Тарутина в числе ста тысяч, пришла к Красному в числе пятидесяти тысяч.
Быстрое движение русских за французами действовало на русскую армию точно так же разрушительно, как и бегство французов. Разница была только в том, что русская армия двигалась произвольно, без угрозы погибели, которая висела над французской армией, и в том, что отсталые больные у французов оставались в руках врага, отсталые русские оставались у себя дома. Главная причина уменьшения армии Наполеона была быстрота движения, и несомненным доказательством тому служит соответственное уменьшение русских войск.
Вся деятельность Кутузова, как это было под Тарутиным и под Вязьмой, была направлена только к тому, чтобы, – насколько то было в его власти, – не останавливать этого гибельного для французов движения (как хотели в Петербурге и в армии русские генералы), а содействовать ему и облегчить движение своих войск.
Но, кроме того, со времени выказавшихся в войсках утомления и огромной убыли, происходивших от быстроты движения, еще другая причина представлялась Кутузову для замедления движения войск и для выжидания. Цель русских войск была – следование за французами. Путь французов был неизвестен, и потому, чем ближе следовали наши войска по пятам французов, тем больше они проходили расстояния. Только следуя в некотором расстоянии, можно было по кратчайшему пути перерезывать зигзаги, которые делали французы. Все искусные маневры, которые предлагали генералы, выражались в передвижениях войск, в увеличении переходов, а единственно разумная цель состояла в том, чтобы уменьшить эти переходы. И к этой цели во всю кампанию, от Москвы до Вильны, была направлена деятельность Кутузова – не случайно, не временно, но так последовательно, что он ни разу не изменил ей.
Кутузов знал не умом или наукой, а всем русским существом своим знал и чувствовал то, что чувствовал каждый русский солдат, что французы побеждены, что враги бегут и надо выпроводить их; но вместе с тем он чувствовал, заодно с солдатами, всю тяжесть этого, неслыханного по быстроте и времени года, похода.
Но генералам, в особенности не русским, желавшим отличиться, удивить кого то, забрать в плен для чего то какого нибудь герцога или короля, – генералам этим казалось теперь, когда всякое сражение было и гадко и бессмысленно, им казалось, что теперь то самое время давать сражения и побеждать кого то. Кутузов только пожимал плечами, когда ему один за другим представляли проекты маневров с теми дурно обутыми, без полушубков, полуголодными солдатами, которые в один месяц, без сражений, растаяли до половины и с которыми, при наилучших условиях продолжающегося бегства, надо было пройти до границы пространство больше того, которое было пройдено.
В особенности это стремление отличиться и маневрировать, опрокидывать и отрезывать проявлялось тогда, когда русские войска наталкивались на войска французов.
Так это случилось под Красным, где думали найти одну из трех колонн французов и наткнулись на самого Наполеона с шестнадцатью тысячами. Несмотря на все средства, употребленные Кутузовым, для того чтобы избавиться от этого пагубного столкновения и чтобы сберечь свои войска, три дня у Красного продолжалось добивание разбитых сборищ французов измученными людьми русской армии.
Толь написал диспозицию: die erste Colonne marschiert [первая колонна направится туда то] и т. д. И, как всегда, сделалось все не по диспозиции. Принц Евгений Виртембергский расстреливал с горы мимо бегущие толпы французов и требовал подкрепления, которое не приходило. Французы, по ночам обегая русских, рассыпались, прятались в леса и пробирались, кто как мог, дальше.
Милорадович, который говорил, что он знать ничего не хочет о хозяйственных делах отряда, которого никогда нельзя было найти, когда его было нужно, «chevalier sans peur et sans reproche» [«рыцарь без страха и упрека»], как он сам называл себя, и охотник до разговоров с французами, посылал парламентеров, требуя сдачи, и терял время и делал не то, что ему приказывали.
– Дарю вам, ребята, эту колонну, – говорил он, подъезжая к войскам и указывая кавалеристам на французов. И кавалеристы на худых, ободранных, еле двигающихся лошадях, подгоняя их шпорами и саблями, рысцой, после сильных напряжений, подъезжали к подаренной колонне, то есть к толпе обмороженных, закоченевших и голодных французов; и подаренная колонна кидала оружие и сдавалась, чего ей уже давно хотелось.
Под Красным взяли двадцать шесть тысяч пленных, сотни пушек, какую то палку, которую называли маршальским жезлом, и спорили о том, кто там отличился, и были этим довольны, но очень сожалели о том, что не взяли Наполеона или хоть какого нибудь героя, маршала, и упрекали в этом друг друга и в особенности Кутузова.
Люди эти, увлекаемые своими страстями, были слепыми исполнителями только самого печального закона необходимости; но они считали себя героями и воображали, что то, что они делали, было самое достойное и благородное дело. Они обвиняли Кутузова и говорили, что он с самого начала кампании мешал им победить Наполеона, что он думает только об удовлетворении своих страстей и не хотел выходить из Полотняных Заводов, потому что ему там было покойно; что он под Красным остановил движенье только потому, что, узнав о присутствии Наполеона, он совершенно потерялся; что можно предполагать, что он находится в заговоре с Наполеоном, что он подкуплен им, [Записки Вильсона. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ] и т. д., и т. д.
Мало того, что современники, увлекаемые страстями, говорили так, – потомство и история признали Наполеона grand, a Кутузова: иностранцы – хитрым, развратным, слабым придворным стариком; русские – чем то неопределенным – какой то куклой, полезной только по своему русскому имени…
В 12 м и 13 м годах Кутузова прямо обвиняли за ошибки. Государь был недоволен им. И в истории, написанной недавно по высочайшему повелению, сказано, что Кутузов был хитрый придворный лжец, боявшийся имени Наполеона и своими ошибками под Красным и под Березиной лишивший русские войска славы – полной победы над французами. [История 1812 года Богдановича: характеристика Кутузова и рассуждение о неудовлетворительности результатов Красненских сражений. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ]
Такова судьба не великих людей, не grand homme, которых не признает русский ум, а судьба тех редких, всегда одиноких людей, которые, постигая волю провидения, подчиняют ей свою личную волю. Ненависть и презрение толпы наказывают этих людей за прозрение высших законов.
Для русских историков – странно и страшно сказать – Наполеон – это ничтожнейшее орудие истории – никогда и нигде, даже в изгнании, не выказавший человеческого достоинства, – Наполеон есть предмет восхищения и восторга; он grand. Кутузов же, тот человек, который от начала и до конца своей деятельности в 1812 году, от Бородина и до Вильны, ни разу ни одним действием, ни словом не изменяя себе, являет необычайный s истории пример самоотвержения и сознания в настоящем будущего значения события, – Кутузов представляется им чем то неопределенным и жалким, и, говоря о Кутузове и 12 м годе, им всегда как будто немножко стыдно.
А между тем трудно себе представить историческое лицо, деятельность которого так неизменно постоянно была бы направлена к одной и той же цели. Трудно вообразить себе цель, более достойную и более совпадающую с волею всего народа. Еще труднее найти другой пример в истории, где бы цель, которую поставило себе историческое лицо, была бы так совершенно достигнута, как та цель, к достижению которой была направлена вся деятельность Кутузова в 1812 году.
Кутузов никогда не говорил о сорока веках, которые смотрят с пирамид, о жертвах, которые он приносит отечеству, о том, что он намерен совершить или совершил: он вообще ничего не говорил о себе, не играл никакой роли, казался всегда самым простым и обыкновенным человеком и говорил самые простые и обыкновенные вещи. Он писал письма своим дочерям и m me Stael, читал романы, любил общество красивых женщин, шутил с генералами, офицерами и солдатами и никогда не противоречил тем людям, которые хотели ему что нибудь доказывать. Когда граф Растопчин на Яузском мосту подскакал к Кутузову с личными упреками о том, кто виноват в погибели Москвы, и сказал: «Как же вы обещали не оставлять Москвы, не дав сраженья?» – Кутузов отвечал: «Я и не оставлю Москвы без сражения», несмотря на то, что Москва была уже оставлена. Когда приехавший к нему от государя Аракчеев сказал, что надо бы Ермолова назначить начальником артиллерии, Кутузов отвечал: «Да, я и сам только что говорил это», – хотя он за минуту говорил совсем другое. Какое дело было ему, одному понимавшему тогда весь громадный смысл события, среди бестолковой толпы, окружавшей его, какое ему дело было до того, к себе или к нему отнесет граф Растопчин бедствие столицы? Еще менее могло занимать его то, кого назначат начальником артиллерии.
Не только в этих случаях, но беспрестанно этот старый человек дошедший опытом жизни до убеждения в том, что мысли и слова, служащие им выражением, не суть двигатели людей, говорил слова совершенно бессмысленные – первые, которые ему приходили в голову.
Но этот самый человек, так пренебрегавший своими словами, ни разу во всю свою деятельность не сказал ни одного слова, которое было бы не согласно с той единственной целью, к достижению которой он шел во время всей войны. Очевидно, невольно, с тяжелой уверенностью, что не поймут его, он неоднократно в самых разнообразных обстоятельствах высказывал свою мысль. Начиная от Бородинского сражения, с которого начался его разлад с окружающими, он один говорил, что Бородинское сражение есть победа, и повторял это и изустно, и в рапортах, и донесениях до самой своей смерти. Он один сказал, что потеря Москвы не есть потеря России. Он в ответ Лористону на предложение о мире отвечал, что мира не может быть, потому что такова воля народа; он один во время отступления французов говорил, что все наши маневры не нужны, что все сделается само собой лучше, чем мы того желаем, что неприятелю надо дать золотой мост, что ни Тарутинское, ни Вяземское, ни Красненское сражения не нужны, что с чем нибудь надо прийти на границу, что за десять французов он не отдаст одного русского.
И он один, этот придворный человек, как нам изображают его, человек, который лжет Аракчееву с целью угодить государю, – он один, этот придворный человек, в Вильне, тем заслуживая немилость государя, говорит, что дальнейшая война за границей вредна и бесполезна.
Но одни слова не доказали бы, что он тогда понимал значение события. Действия его – все без малейшего отступления, все были направлены к одной и той же цели, выражающейся в трех действиях: 1) напрячь все свои силы для столкновения с французами, 2) победить их и 3) изгнать из России, облегчая, насколько возможно, бедствия народа и войска.
Он, тот медлитель Кутузов, которого девиз есть терпение и время, враг решительных действий, он дает Бородинское сражение, облекая приготовления к нему в беспримерную торжественность. Он, тот Кутузов, который в Аустерлицком сражении, прежде начала его, говорит, что оно будет проиграно, в Бородине, несмотря на уверения генералов о том, что сражение проиграно, несмотря на неслыханный в истории пример того, что после выигранного сражения войско должно отступать, он один, в противность всем, до самой смерти утверждает, что Бородинское сражение – победа. Он один во все время отступления настаивает на том, чтобы не давать сражений, которые теперь бесполезны, не начинать новой войны и не переходить границ России.
Теперь понять значение события, если только не прилагать к деятельности масс целей, которые были в голове десятка людей, легко, так как все событие с его последствиями лежит перед нами.
Но каким образом тогда этот старый человек, один, в противность мнения всех, мог угадать, так верно угадал тогда значение народного смысла события, что ни разу во всю свою деятельность не изменил ему?
Источник этой необычайной силы прозрения в смысл совершающихся явлений лежал в том народном чувстве, которое он носил в себе во всей чистоте и силе его.
Только признание в нем этого чувства заставило народ такими странными путями из в немилости находящегося старика выбрать его против воли царя в представители народной войны. И только это чувство поставило его на ту высшую человеческую высоту, с которой он, главнокомандующий, направлял все свои силы не на то, чтоб убивать и истреблять людей, а на то, чтобы спасать и жалеть их.
Простая, скромная и потому истинно величественная фигура эта не могла улечься в ту лживую форму европейского героя, мнимо управляющего людьми, которую придумала история.
Для лакея не может быть великого человека, потому что у лакея свое понятие о величии.
5 ноября был первый день так называемого Красненского сражения. Перед вечером, когда уже после многих споров и ошибок генералов, зашедших не туда, куда надо; после рассылок адъютантов с противуприказаниями, когда уже стало ясно, что неприятель везде бежит и сражения не может быть и не будет, Кутузов выехал из Красного и поехал в Доброе, куда была переведена в нынешний день главная квартира.
День был ясный, морозный. Кутузов с огромной свитой недовольных им, шушукающихся за ним генералов, верхом на своей жирной белой лошадке ехал к Доброму. По всей дороге толпились, отогреваясь у костров, партии взятых нынешний день французских пленных (их взято было в этот день семь тысяч). Недалеко от Доброго огромная толпа оборванных, обвязанных и укутанных чем попало пленных гудела говором, стоя на дороге подле длинного ряда отпряженных французских орудий. При приближении главнокомандующего говор замолк, и все глаза уставились на Кутузова, который в своей белой с красным околышем шапке и ватной шинели, горбом сидевшей на его сутуловатых плечах, медленно подвигался по дороге. Один из генералов докладывал Кутузову, где взяты орудия и пленные.
Кутузов, казалось, чем то озабочен и не слышал слов генерала. Он недовольно щурился и внимательно и пристально вглядывался в те фигуры пленных, которые представляли особенно жалкий вид. Большая часть лиц французских солдат были изуродованы отмороженными носами и щеками, и почти у всех были красные, распухшие и гноившиеся глаза.
Одна кучка французов стояла близко у дороги, и два солдата – лицо одного из них было покрыто болячками – разрывали руками кусок сырого мяса. Что то было страшное и животное в том беглом взгляде, который они бросили на проезжавших, и в том злобном выражении, с которым солдат с болячками, взглянув на Кутузова, тотчас же отвернулся и продолжал свое дело.
Кутузов долго внимательно поглядел на этих двух солдат; еще более сморщившись, он прищурил глаза и раздумчиво покачал головой. В другом месте он заметил русского солдата, который, смеясь и трепля по плечу француза, что то ласково говорил ему. Кутузов опять с тем же выражением покачал головой.
– Что ты говоришь? Что? – спросил он у генерала, продолжавшего докладывать и обращавшего внимание главнокомандующего на французские взятые знамена, стоявшие перед фронтом Преображенского полка.
– А, знамена! – сказал Кутузов, видимо с трудом отрываясь от предмета, занимавшего его мысли. Он рассеянно оглянулся. Тысячи глаз со всех сторон, ожидая его сло ва, смотрели на него.
Перед Преображенским полком он остановился, тяжело вздохнул и закрыл глаза. Кто то из свиты махнул, чтобы державшие знамена солдаты подошли и поставили их древками знамен вокруг главнокомандующего. Кутузов помолчал несколько секунд и, видимо неохотно, подчиняясь необходимости своего положения, поднял голову и начал говорить. Толпы офицеров окружили его. Он внимательным взглядом обвел кружок офицеров, узнав некоторых из них.
– Благодарю всех! – сказал он, обращаясь к солдатам и опять к офицерам. В тишине, воцарившейся вокруг него, отчетливо слышны были его медленно выговариваемые слова. – Благодарю всех за трудную и верную службу. Победа совершенная, и Россия не забудет вас. Вам слава вовеки! – Он помолчал, оглядываясь.
– Нагни, нагни ему голову то, – сказал он солдату, державшему французского орла и нечаянно опустившему его перед знаменем преображенцев. – Пониже, пониже, так то вот. Ура! ребята, – быстрым движением подбородка обратись к солдатам, проговорил он.
– Ура ра ра! – заревели тысячи голосов. Пока кричали солдаты, Кутузов, согнувшись на седле, склонил голову, и глаз его засветился кротким, как будто насмешливым, блеском.
– Вот что, братцы, – сказал он, когда замолкли голоса…
И вдруг голос и выражение лица его изменились: перестал говорить главнокомандующий, а заговорил простой, старый человек, очевидно что то самое нужное желавший сообщить теперь своим товарищам.
В толпе офицеров и в рядах солдат произошло движение, чтобы яснее слышать то, что он скажет теперь.
– А вот что, братцы. Я знаю, трудно вам, да что же делать! Потерпите; недолго осталось. Выпроводим гостей, отдохнем тогда. За службу вашу вас царь не забудет. Вам трудно, да все же вы дома; а они – видите, до чего они дошли, – сказал он, указывая на пленных. – Хуже нищих последних. Пока они были сильны, мы себя не жалели, а теперь их и пожалеть можно. Тоже и они люди. Так, ребята?
Он смотрел вокруг себя, и в упорных, почтительно недоумевающих, устремленных на него взглядах он читал сочувствие своим словам: лицо его становилось все светлее и светлее от старческой кроткой улыбки, звездами морщившейся в углах губ и глаз. Он помолчал и как бы в недоумении опустил голову.
– А и то сказать, кто же их к нам звал? Поделом им, м… и… в г…. – вдруг сказал он, подняв голову. И, взмахнув нагайкой, он галопом, в первый раз во всю кампанию, поехал прочь от радостно хохотавших и ревевших ура, расстроивавших ряды солдат.
Слова, сказанные Кутузовым, едва ли были поняты войсками. Никто не сумел бы передать содержания сначала торжественной и под конец простодушно стариковской речи фельдмаршала; но сердечный смысл этой речи не только был понят, но то самое, то самое чувство величественного торжества в соединении с жалостью к врагам и сознанием своей правоты, выраженное этим, именно этим стариковским, добродушным ругательством, – это самое (чувство лежало в душе каждого солдата и выразилось радостным, долго не умолкавшим криком. Когда после этого один из генералов с вопросом о том, не прикажет ли главнокомандующий приехать коляске, обратился к нему, Кутузов, отвечая, неожиданно всхлипнул, видимо находясь в сильном волнении.
8 го ноября последний день Красненских сражений; уже смерклось, когда войска пришли на место ночлега. Весь день был тихий, морозный, с падающим легким, редким снегом; к вечеру стало выясняться. Сквозь снежинки виднелось черно лиловое звездное небо, и мороз стал усиливаться.
Мушкатерский полк, вышедший из Тарутина в числе трех тысяч, теперь, в числе девятисот человек, пришел одним из первых на назначенное место ночлега, в деревне на большой дороге. Квартиргеры, встретившие полк, объявили, что все избы заняты больными и мертвыми французами, кавалеристами и штабами. Была только одна изба для полкового командира.
Полковой командир подъехал к своей избе. Полк прошел деревню и у крайних изб на дороге поставил ружья в козлы.
Как огромное, многочленное животное, полк принялся за работу устройства своего логовища и пищи. Одна часть солдат разбрелась, по колено в снегу, в березовый лес, бывший вправо от деревни, и тотчас же послышались в лесу стук топоров, тесаков, треск ломающихся сучьев и веселые голоса; другая часть возилась около центра полковых повозок и лошадей, поставленных в кучку, доставая котлы, сухари и задавая корм лошадям; третья часть рассыпалась в деревне, устраивая помещения штабным, выбирая мертвые тела французов, лежавшие по избам, и растаскивая доски, сухие дрова и солому с крыш для костров и плетни для защиты.
Человек пятнадцать солдат за избами, с края деревни, с веселым криком раскачивали высокий плетень сарая, с которого снята уже была крыша.
– Ну, ну, разом, налегни! – кричали голоса, и в темноте ночи раскачивалось с морозным треском огромное, запорошенное снегом полотно плетня. Чаще и чаще трещали нижние колья, и, наконец, плетень завалился вместе с солдатами, напиравшими на него. Послышался громкий грубо радостный крик и хохот.
