Города Эстонии

На сегодняшний день в Эстонии 47 поселений имеют статус города. В нижеприведённой таблице указаны: название города; год, когда этот статус был присвоен; кол-во наличного населения в 1979, 1989, 2000 и 2006 годах и постоянного населения в 2012 и 2013 годах; а также уезд, в котором расположен город.

№	Город	эст. назв.	Статус города с	1979	1989	2000	2006	2012	2013	2014	2015	Уезд (Мааконд)
1	Таллин	Tallinn	1248	441800	478974	400378	396193	393232	395392	411063	413782	Харьюмаа
2	Тарту	Tartu	1262	104381	113420	101169	101740	97603	97117	98449	97332	Тартумаа
3	Нарва	Narva	1345	75909	81221	68680	66936	58663	57650	59049	58375	Ида-Вирумаа
4	Пярну	Pärnu	1318	54051	52389	45500	44198	39729	39276	40005	39784	Пярнумаа
5	Кохтла-Ярве	Kohtla-Järve	1946	87472	62059	47679	45740	37201	36377	37198	36662	Ида-Вирумаа
6	Маарду	Maardu	1980	?	16052	16738	16570	17524	17292	17315	17141	Харьюмаа
7	Вильянди	Viljandi	1283	22368	23080	20756	20274	17474	17215	17602	17549	Вильяндимаа
8	Раквере	Rakvere	1302	19011	19822	17097	16698	15265	15102	15400	15303	Ляэне-Вирумаа
9	Силламяэ	Sillamäe	1957	16157	20561	17199	16567	14252	13942	14122	13964	Ида-Вирумаа
10	Курессааре	Kuressaare	1563	14207	16166	14925	14919	13166	12968	13152	13009	Сааремаа
11	Выру	Võru	1784	16767	17496	14879	14554	12667	12379	12571	12458	Вырумаа
12	Валга	Valga	1584	18474	17722	14323	13930	12261	12030	12437	12352	Валгамаа
13	Йыхви	Jõhvi	1938	?	15607	12112	11455	10775	10612	12696	12567	Ида-Вирумаа
14	Хаапсалу	Haapsalu	1279	13035	14617	12054	11774	10253	10146	10316	10160	Ляэнемаа
15	Кейла	Keila	1938	7194	10072	9388	9386	9763	9683	9751	9758	Харьюмаа
16	Пайде	Paide	1291	9641	10849	9642	9751	8228	8053	8162	8056	Ярвамаа
17	Тапа	Tapa	1926	10851	10439	6765	6559	5896	5766			Ляэне-Вирумаа
18	Пылва	Põlva	1993	?	7038	6467	6510	5766	5678			Пылвамаа
19	Сауэ	Saue	1993	?	4395	4958	5067	5514	5528			Харьюмаа
20	Элва	Elva	1938	6358	6325	6020	5826	5607	5499			Тартумаа
21	Кивиыли	Kiviõli	1946	11050	10390	7405	6925	5636	5485			Ида-Вирумаа
22	Йыгева	Jõgeva	1938	5289	7035	6420	6349	5502	5406			Йыгевамаа
23	Тюри	Türi	1926	6626	6862	6324	6137	5410	5292			Ярвамаа
24	Рапла	Rapla	1993	5599	6271	5758	5682	5202	5182			Рапламаа
25	Пылтсамаа	Põltsamaa	1926	4893	5207	4849	4894	4188	4107			Йыгевамаа
26	Синди	Sindi	1938	4428	4548	4179	4049	4076	4060			Пярнумаа
27	Палдиски	Paldiski	1783	7311	7690	4248	4332	4085	4000			Харьюмаа
28	Кунда	Kunda	1938	4828	5037	3899	3751	3422	3332			Ляэне-Вирумаа
29	Кярдла	Kärdla	1938	3426	4139	3773	3724	3050	3000			Хийумаа
30	Кехра	Kehra	1993	3679	4053	3224	3173	2890	2797			Харьюмаа
31	Локса	Loksa	1993	?	4315	3494	3455	2759	2636			Харьюмаа
32	Тырва	Tõrva	1926	3157	3546	3201	3112	2729	2660			Валгамаа
33	Нарва-Йыэсуу	Narva-Jõesuu	1993	3135	3754	2983	2734	2632	2569			Ида-Вирумаа
34	Ряпина	Räpina	1993	3247	3488	2967	2884	2455	2443			Пылвамаа
35	Тамсалу	Tamsalu	1993	?	2978	2618	2629	2236	2168			Ляэне-Вирумаа
36	Отепя	Otepää	1936	2289	2424	2282	2123	1953	1916			Валгамаа
37	Килинги-Нымме	Kilingi-Nõmme	1938	2507	2504	2223	2144	1763	1709			Пярнумаа
38	Каркси-Нуйа	Karksi-Nuia	1993	?	?	?	2059	1573	1536			Вильяндимаа
39	Муствеэ	Mustvee	1938	?	1994	1753	1756	1358	1339			Йыгевамаа
40	Антсла	Antsla	1938	1952	1688	1547	1458	1402	1364			Вырумаа
41	Лихула	Lihula	1993	1624	1872	1497	1614	1338	1310			Ляэнемаа
42	Выхма	Võhma	1993	?	1983	1596	1544	1314	1271			Вильяндимаа
43	Абья-Палуоя	Abja-Paluoja	1993	?	?	1417	1406	1084	1050			Вильяндимаа
44	Сууре-Яани	Suure-Jaani	1938	1653	1503	1324	1238	1039	1026			Вильяндимаа
45	Пюсси	Püssi	1993	1869	2532	1872	1837	1083	1007			Ида-Вирумаа
46	Калласте	Kallaste	1938	?	1361	1211	1152	852	814			Тартумаа
47	Мыйзакюла	Mõisaküla	1938	?	1349	1165	1081	825	813			Вильяндимаа

Галерея

• Tallinn-old-town.jpg

  Таллин

• Town Hall23 2008.JPG

  Тарту

• Narva.jpg

  Нарва

• Tammiku asum 2 2008.jpg

  Кохтла-Ярве

• Parnu01.jpg

  Пярну

• In line for church (but not for mass).jpg

  Вильянди

• Rakvere, hrad.jpg

  Раквере

• Maarduveneoigeusukirik100906.jpg

  Маарду

См. также

• Административное деление Эстонии
• Городские агломерации Эстонии
• Посёлки городского типа Эстонии

Отрывок, характеризующий Города Эстонии

«Я привык что нибудь сладкое. Отличный изюм, берите весь», – вспомнилось ему. И казаки с удивлением оглянулись на звуки, похожие на собачий лай, с которыми Денисов быстро отвернулся, подошел к плетню и схватился за него.
В числе отбитых Денисовым и Долоховым русских пленных был Пьер Безухов.


О той партии пленных, в которой был Пьер, во время всего своего движения от Москвы, не было от французского начальства никакого нового распоряжения. Партия эта 22 го октября находилась уже не с теми войсками и обозами, с которыми она вышла из Москвы. Половина обоза с сухарями, который шел за ними первые переходы, была отбита казаками, другая половина уехала вперед; пеших кавалеристов, которые шли впереди, не было ни одного больше; они все исчезли. Артиллерия, которая первые переходы виднелась впереди, заменилась теперь огромным обозом маршала Жюно, конвоируемого вестфальцами. Сзади пленных ехал обоз кавалерийских вещей.
От Вязьмы французские войска, прежде шедшие тремя колоннами, шли теперь одной кучей. Те признаки беспорядка, которые заметил Пьер на первом привале из Москвы, теперь дошли до последней степени.
Дорога, по которой они шли, с обеих сторон была уложена мертвыми лошадьми; оборванные люди, отсталые от разных команд, беспрестанно переменяясь, то присоединялись, то опять отставали от шедшей колонны.
Несколько раз во время похода бывали фальшивые тревоги, и солдаты конвоя поднимали ружья, стреляли и бежали стремглав, давя друг друга, но потом опять собирались и бранили друг друга за напрасный страх.
Эти три сборища, шедшие вместе, – кавалерийское депо, депо пленных и обоз Жюно, – все еще составляли что то отдельное и цельное, хотя и то, и другое, и третье быстро таяло.
В депо, в котором было сто двадцать повозок сначала, теперь оставалось не больше шестидесяти; остальные были отбиты или брошены. Из обоза Жюно тоже было оставлено и отбито несколько повозок. Три повозки были разграблены набежавшими отсталыми солдатами из корпуса Даву. Из разговоров немцев Пьер слышал, что к этому обозу ставили караул больше, чем к пленным, и что один из их товарищей, солдат немец, был расстрелян по приказанию самого маршала за то, что у солдата нашли серебряную ложку, принадлежавшую маршалу.
Больше же всего из этих трех сборищ растаяло депо пленных. Из трехсот тридцати человек, вышедших из Москвы, теперь оставалось меньше ста. Пленные еще более, чем седла кавалерийского депо и чем обоз Жюно, тяготили конвоирующих солдат. Седла и ложки Жюно, они понимали, что могли для чего нибудь пригодиться, но для чего было голодным и холодным солдатам конвоя стоять на карауле и стеречь таких же холодных и голодных русских, которые мерли и отставали дорогой, которых было велено пристреливать, – это было не только непонятно, но и противно. И конвойные, как бы боясь в том горестном положении, в котором они сами находились, не отдаться бывшему в них чувству жалости к пленным и тем ухудшить свое положение, особенно мрачно и строго обращались с ними.
В Дорогобуже, в то время как, заперев пленных в конюшню, конвойные солдаты ушли грабить свои же магазины, несколько человек пленных солдат подкопались под стену и убежали, но были захвачены французами и расстреляны.
Прежний, введенный при выходе из Москвы, порядок, чтобы пленные офицеры шли отдельно от солдат, уже давно был уничтожен; все те, которые могли идти, шли вместе, и Пьер с третьего перехода уже соединился опять с Каратаевым и лиловой кривоногой собакой, которая избрала себе хозяином Каратаева.
С Каратаевым, на третий день выхода из Москвы, сделалась та лихорадка, от которой он лежал в московском гошпитале, и по мере того как Каратаев ослабевал, Пьер отдалялся от него. Пьер не знал отчего, но, с тех пор как Каратаев стал слабеть, Пьер должен был делать усилие над собой, чтобы подойти к нему. И подходя к нему и слушая те тихие стоны, с которыми Каратаев обыкновенно на привалах ложился, и чувствуя усилившийся теперь запах, который издавал от себя Каратаев, Пьер отходил от него подальше и не думал о нем.
В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей, и что все несчастье происходит не от недостатка, а от излишка; но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную истину – он узнал, что на свете нет ничего страшного. Он узнал, что так как нет положения, в котором бы человек был счастлив и вполне свободен, так и нет положения, в котором бы он был бы несчастлив и несвободен. Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал оттого, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и пригревая другую; что, когда он, бывало, надевал свои бальные узкие башмаки, он точно так же страдал, как теперь, когда он шел уже босой совсем (обувь его давно растрепалась), ногами, покрытыми болячками. Он узнал, что, когда он, как ему казалось, по собственной своей воле женился на своей жене, он был не более свободен, чем теперь, когда его запирали на ночь в конюшню. Из всего того, что потом и он называл страданием, но которое он тогда почти не чувствовал, главное были босые, стертые, заструпелые ноги. (Лошадиное мясо было вкусно и питательно, селитренный букет пороха, употребляемого вместо соли, был даже приятен, холода большого не было, и днем на ходу всегда бывало жарко, а ночью были костры; вши, евшие тело, приятно согревали.) Одно было тяжело в первое время – это ноги.
Во второй день перехода, осмотрев у костра свои болячки, Пьер думал невозможным ступить на них; но когда все поднялись, он пошел, прихрамывая, и потом, когда разогрелся, пошел без боли, хотя к вечеру страшнее еще было смотреть на ноги. Но он не смотрел на них и думал о другом.
Теперь только Пьер понял всю силу жизненности человека и спасительную силу перемещения внимания, вложенную в человека, подобную тому спасительному клапану в паровиках, который выпускает лишний пар, как только плотность его превышает известную норму.
Он не видал и не слыхал, как пристреливали отсталых пленных, хотя более сотни из них уже погибли таким образом. Он не думал о Каратаеве, который слабел с каждым днем и, очевидно, скоро должен был подвергнуться той же участи. Еще менее Пьер думал о себе. Чем труднее становилось его положение, чем страшнее была будущность, тем независимее от того положения, в котором он находился, приходили ему радостные и успокоительные мысли, воспоминания и представления.


22 го числа, в полдень, Пьер шел в гору по грязной, скользкой дороге, глядя на свои ноги и на неровности пути. Изредка он взглядывал на знакомую толпу, окружающую его, и опять на свои ноги. И то и другое было одинаково свое и знакомое ему. Лиловый кривоногий Серый весело бежал стороной дороги, изредка, в доказательство своей ловкости и довольства, поджимая заднюю лапу и прыгая на трех и потом опять на всех четырех бросаясь с лаем на вороньев, которые сидели на падали. Серый был веселее и глаже, чем в Москве. Со всех сторон лежало мясо различных животных – от человеческого до лошадиного, в различных степенях разложения; и волков не подпускали шедшие люди, так что Серый мог наедаться сколько угодно.
Дождик шел с утра, и казалось, что вот вот он пройдет и на небе расчистит, как вслед за непродолжительной остановкой припускал дождик еще сильнее. Напитанная дождем дорога уже не принимала в себя воды, и ручьи текли по колеям.
Пьер шел, оглядываясь по сторонам, считая шаги по три, и загибал на пальцах. Обращаясь к дождю, он внутренне приговаривал: ну ка, ну ка, еще, еще наддай.
Ему казалось, что он ни о чем не думает; но далеко и глубоко где то что то важное и утешительное думала его душа. Это что то было тончайшее духовное извлечение из вчерашнего его разговора с Каратаевым.
Вчера, на ночном привале, озябнув у потухшего огня, Пьер встал и перешел к ближайшему, лучше горящему костру. У костра, к которому он подошел, сидел Платон, укрывшись, как ризой, с головой шинелью, и рассказывал солдатам своим спорым, приятным, но слабым, болезненным голосом знакомую Пьеру историю. Было уже за полночь. Это было то время, в которое Каратаев обыкновенно оживал от лихорадочного припадка и бывал особенно оживлен. Подойдя к костру и услыхав слабый, болезненный голос Платона и увидав его ярко освещенное огнем жалкое лицо, Пьера что то неприятно кольнуло в сердце. Он испугался своей жалости к этому человеку и хотел уйти, но другого костра не было, и Пьер, стараясь не глядеть на Платона, подсел к костру.
– Что, как твое здоровье? – спросил он.
– Что здоровье? На болезнь плакаться – бог смерти не даст, – сказал Каратаев и тотчас же возвратился к начатому рассказу.