Городские головы Москвы
Поделись знанием:
Пьер, сделавшись неожиданно богачом и графом Безухим, после недавнего одиночества и беззаботности, почувствовал себя до такой степени окруженным, занятым, что ему только в постели удавалось остаться одному с самим собою. Ему нужно было подписывать бумаги, ведаться с присутственными местами, о значении которых он не имел ясного понятия, спрашивать о чем то главного управляющего, ехать в подмосковное имение и принимать множество лиц, которые прежде не хотели и знать о его существовании, а теперь были бы обижены и огорчены, ежели бы он не захотел их видеть. Все эти разнообразные лица – деловые, родственники, знакомые – все были одинаково хорошо, ласково расположены к молодому наследнику; все они, очевидно и несомненно, были убеждены в высоких достоинствах Пьера. Беспрестанно он слышал слова: «С вашей необыкновенной добротой» или «при вашем прекрасном сердце», или «вы сами так чисты, граф…» или «ежели бы он был так умен, как вы» и т. п., так что он искренно начинал верить своей необыкновенной доброте и своему необыкновенному уму, тем более, что и всегда, в глубине души, ему казалось, что он действительно очень добр и очень умен. Даже люди, прежде бывшие злыми и очевидно враждебными, делались с ним нежными и любящими. Столь сердитая старшая из княжен, с длинной талией, с приглаженными, как у куклы, волосами, после похорон пришла в комнату Пьера. Опуская глаза и беспрестанно вспыхивая, она сказала ему, что очень жалеет о бывших между ними недоразумениях и что теперь не чувствует себя вправе ничего просить, разве только позволения, после постигшего ее удара, остаться на несколько недель в доме, который она так любила и где столько принесла жертв. Она не могла удержаться и заплакала при этих словах. Растроганный тем, что эта статуеобразная княжна могла так измениться, Пьер взял ее за руку и просил извинения, сам не зная, за что. С этого дня княжна начала вязать полосатый шарф для Пьера и совершенно изменилась к нему.
– Сделай это для нее, mon cher; всё таки она много пострадала от покойника, – сказал ему князь Василий, давая подписать какую то бумагу в пользу княжны.
Князь Василий решил, что эту кость, вексель в 30 т., надо было всё таки бросить бедной княжне с тем, чтобы ей не могло притти в голову толковать об участии князя Василия в деле мозаикового портфеля. Пьер подписал вексель, и с тех пор княжна стала еще добрее. Младшие сестры стали также ласковы к нему, в особенности самая младшая, хорошенькая, с родинкой, часто смущала Пьера своими улыбками и смущением при виде его.
Пьеру так естественно казалось, что все его любят, так казалось бы неестественно, ежели бы кто нибудь не полюбил его, что он не мог не верить в искренность людей, окружавших его. Притом ему не было времени спрашивать себя об искренности или неискренности этих людей. Ему постоянно было некогда, он постоянно чувствовал себя в состоянии кроткого и веселого опьянения. Он чувствовал себя центром какого то важного общего движения; чувствовал, что от него что то постоянно ожидается; что, не сделай он того, он огорчит многих и лишит их ожидаемого, а сделай то то и то то, всё будет хорошо, – и он делал то, что требовали от него, но это что то хорошее всё оставалось впереди.
Более всех других в это первое время как делами Пьера, так и им самим овладел князь Василий. Со смерти графа Безухого он не выпускал из рук Пьера. Князь Василий имел вид человека, отягченного делами, усталого, измученного, но из сострадания не могущего, наконец, бросить на произвол судьбы и плутов этого беспомощного юношу, сына его друга, apres tout, [в конце концов,] и с таким огромным состоянием. В те несколько дней, которые он пробыл в Москве после смерти графа Безухого, он призывал к себе Пьера или сам приходил к нему и предписывал ему то, что нужно было делать, таким тоном усталости и уверенности, как будто он всякий раз приговаривал:
«Vous savez, que je suis accable d'affaires et que ce n'est que par pure charite, que je m'occupe de vous, et puis vous savez bien, que ce que je vous propose est la seule chose faisable». [Ты знаешь, я завален делами; но было бы безжалостно покинуть тебя так; разумеется, что я тебе говорю, есть единственно возможное.]
– Ну, мой друг, завтра мы едем, наконец, – сказал он ему однажды, закрывая глаза, перебирая пальцами его локоть и таким тоном, как будто то, что он говорил, было давным давно решено между ними и не могло быть решено иначе.
– Завтра мы едем, я тебе даю место в своей коляске. Я очень рад. Здесь у нас всё важное покончено. А мне уж давно бы надо. Вот я получил от канцлера. Я его просил о тебе, и ты зачислен в дипломатический корпус и сделан камер юнкером. Теперь дипломатическая дорога тебе открыта.
Несмотря на всю силу тона усталости и уверенности, с которой произнесены были эти слова, Пьер, так долго думавший о своей карьере, хотел было возражать. Но князь Василий перебил его тем воркующим, басистым тоном, который исключал возможность перебить его речь и который употреблялся им в случае необходимости крайнего убеждения.
Городской голова Москвы — выборная должность в Российской империи, глава Московского городского общественного управления. Учреждена императрицей Екатериной II в 1767 году. Городской голова избирался сроком на 3 года, утверждался в должности губернатором. В соответствии с городскими положениями 1862 и 1870 годов, избирался на 4 года и утверждался императором. Городской голова был подведомствен генерал-губернатору. Он вёл заседания Московской городской думы, осуществлял контроль исполнения её решений. Являлся ответственным редактором журнала «Известия Московской городской думы». Должность городского головы была упразднена в 1917 году вместе с городской думой.
Список городских голов Москвы
| Изображение | Фамилия, Имя Отчество | Период пребывания в должности |
|---|---|---|
|
Мещанинов, Демид Демидович | 6 октября 1782 — 15 января 1786 |
|
|
Ситников, Семён Дмитриевич | 15 января 1786—1789 |
|
|
Емельянов, Егор Емельянович (и. о.) | 1789 |
|
|
Губин, Михаил Павлович | 1789 — 1792 |
|
|
Долгов, Афанасий Иванович | 1792 — 1795 |
|
|
Жигарев, Василий Яковлевич | 1795 — 1798 |
|
|
Емельянов, Владимир Егорович | январь 1798 — 4 апреля 1799 |
|
|
Губин, Михаил Павлович | март 1802 — декабрь 1803 |
|
|
Фалеев, Дмитрий Фёдорович | декабрь 1803 — декабрь 1806 |
|
|
Кирьяков, Григорий Авраамович | до 30 июля 1807 — после мая 1810 |
|
|
Насонов, Иван Степанович | январь 1810 — 21 июля 1811 |
|
|
Куманин, Алексей Алексеевич | 21 июля 1811 — март 1813 |
|
|
Находкин, Пётр Иванович | сентябрь — начало октября 1812 |
|
|
Шелапутин П. Д. (и. о.) | октябрь (?) 1812 — после 21 января 1813 |
|
|
Кожевников, Фёдор Иванович | март 1813 — 12 сентября 1814 |
|
|
Титов, Михаил Иванович | 1814 — 1819 |
|
|
Савельев, Андрей Яковлевич | 23 января 1819 — 13 декабря 1821 |
|
|
Попов, Алексей Гаврилович | 13 декабря 1821 — 20 декабря 1824 |
|
|
Куманин, Константин Алексеевич | 20 декабря 1824—1828 |
|
|
Мазурин, Алексей Алексеевич | 1 января 1828 — 31 декабря 1831 |
|
|
Ярцов, Иван Матвеевич | 17 января 1831—1834 |
|
|
Колесов, Иван Алексеевич | 7 февраля 1834—1837 |
|
|
Куманин, Валентин Алексеевич | 1 января 1837—1840 |
|
|
Алексеев, Александр Васильевич | январь 1840 — 2 октября 1841 |
|
|
Шапошников, Кондратий Карпович | октябрь 1841—1843 |
|
|
Шестов, Андрей Петрович | 1843 — 1845 |
|
|
Лепёшкин, Семён Логинович | 1846 — 1849 |
|
Кирьяков, Клавдий Афанасьевич | 1 января 1849 — 10 августа 1849 |
|
|
Щёкин, Илья Афанасьевич | 1849 — 31 декабря 1851 |
|
|
Куманин, Пётр Иванович | 26 ноября 1851 — 10 декабря 1851 |
|
|
Кукин, Кирилл Афанасьевич | январь 1852 года — 1855 год |
|
|
Гучков, Ефим Фёдорович | ноябрь 1858 — 29 сентября 1859 |
|
|
Королёв, Михаил Леонтьевич | 1 января 1861 — 10 апреля 1863 |
|
Щербатов, Александр Алексеевич | 10 апреля 1863 года — 18 февраля 1869 |
|
Черкасский, Владимир Александрович | 4 апреля 1869 — 13 марта 1871 |
|
|
Лямин, Иван Артемьевич | 13 марта 1871 — 19 марта 1873 |
|
|
Ладыженский, Сергей Александрович (и. о.) | 19 марта 1873 — 16 октября 1873 |
|
|
Шумахер, Даниил Данилович | 16 октября 1873 — 16 апреля 1876 |
|
|
Ладыженский, Сергей Александрович (и. о.) | 16 апреля 1876 — 7 января 1877 |
|
Третьяков, Сергей Михайлович | 7 января 1877 — 5 декабря 1881 |
|
Чичерин, Борис Николаевич | 22 декабря 1881 — 11 августа 1883 |
|
|
Ушаков, Михаил Фёдорович (и. о.) | 11 августа 1883 — 9 апреля 1885 |
|
|
Тарасов, Степан Алексеевич | 28 марта 1885 — 19 сентября 1885 |
|
|
Ушаков, Михаил Фёдорович (и. о.) | 23 октября 1885 — 9 ноября 1885 |
|
Алексеев, Николай Александрович | 9 ноября 1885 — 11 марта 1893 |
|
|
Ушаков, Михаил Фёдорович (и. о.) | 11 марта 1893 — 13 апреля 1893 |
|
Рукавишников, Константин Васильевич | 13 апреля 1893 — 19 апреля 1897 |
|
Голицын, Владимир Михайлович | 19 апреля 1897 — 25 октября 1905 |
|
Гучков, Николай Иванович | 17 ноября 1905 — 18 декабря 1912 |
|
|
Брянский, Виктор Диодорович | 19 декабря 1912 — ноябрь 1914 |
|
Челноков, Михаил Васильевич | 29 сентября 1914 — 28 марта 1917 |
См. также
Напишите отзыв о статье "Городские головы Москвы"
Литература
- Городской голова // Москва: Энциклопедия / Глав. ред. С. О. Шмидт; Сост.: М. И. Андреев, В. М. Карев. — М. : Большая Российская энциклопедия, 1997. — 976 с. — 100 000 экз. — ISBN 5-85270-277-3.</span>
- [mj.rusk.ru/show.php?idar=801229 Лица, возглавлявшие органы местного самоуправления Москвы и Московской области (1775—1917). Городские головы] // «Московский журнал» (часть 1)
- [mj.rusk.ru/show.php?idar=801239 Лица, возглавлявшие органы местного самоуправления Москвы и Московской области (1775—1917). Городские головы] // «Московский журнал» (часть 2)
Отрывок, характеризующий Городские головы Москвы
Пьер был у него под рукою в Москве, и князь Василий устроил для него назначение в камер юнкеры, что тогда равнялось чину статского советника, и настоял на том, чтобы молодой человек с ним вместе ехал в Петербург и остановился в его доме. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал всё, что было нужно для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношении со всеми людьми, выше и ниже себя поставленными. Что то влекло его постоянно к людям сильнее или богаче его, и он одарен был редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми.Пьер, сделавшись неожиданно богачом и графом Безухим, после недавнего одиночества и беззаботности, почувствовал себя до такой степени окруженным, занятым, что ему только в постели удавалось остаться одному с самим собою. Ему нужно было подписывать бумаги, ведаться с присутственными местами, о значении которых он не имел ясного понятия, спрашивать о чем то главного управляющего, ехать в подмосковное имение и принимать множество лиц, которые прежде не хотели и знать о его существовании, а теперь были бы обижены и огорчены, ежели бы он не захотел их видеть. Все эти разнообразные лица – деловые, родственники, знакомые – все были одинаково хорошо, ласково расположены к молодому наследнику; все они, очевидно и несомненно, были убеждены в высоких достоинствах Пьера. Беспрестанно он слышал слова: «С вашей необыкновенной добротой» или «при вашем прекрасном сердце», или «вы сами так чисты, граф…» или «ежели бы он был так умен, как вы» и т. п., так что он искренно начинал верить своей необыкновенной доброте и своему необыкновенному уму, тем более, что и всегда, в глубине души, ему казалось, что он действительно очень добр и очень умен. Даже люди, прежде бывшие злыми и очевидно враждебными, делались с ним нежными и любящими. Столь сердитая старшая из княжен, с длинной талией, с приглаженными, как у куклы, волосами, после похорон пришла в комнату Пьера. Опуская глаза и беспрестанно вспыхивая, она сказала ему, что очень жалеет о бывших между ними недоразумениях и что теперь не чувствует себя вправе ничего просить, разве только позволения, после постигшего ее удара, остаться на несколько недель в доме, который она так любила и где столько принесла жертв. Она не могла удержаться и заплакала при этих словах. Растроганный тем, что эта статуеобразная княжна могла так измениться, Пьер взял ее за руку и просил извинения, сам не зная, за что. С этого дня княжна начала вязать полосатый шарф для Пьера и совершенно изменилась к нему.
– Сделай это для нее, mon cher; всё таки она много пострадала от покойника, – сказал ему князь Василий, давая подписать какую то бумагу в пользу княжны.
Князь Василий решил, что эту кость, вексель в 30 т., надо было всё таки бросить бедной княжне с тем, чтобы ей не могло притти в голову толковать об участии князя Василия в деле мозаикового портфеля. Пьер подписал вексель, и с тех пор княжна стала еще добрее. Младшие сестры стали также ласковы к нему, в особенности самая младшая, хорошенькая, с родинкой, часто смущала Пьера своими улыбками и смущением при виде его.
Пьеру так естественно казалось, что все его любят, так казалось бы неестественно, ежели бы кто нибудь не полюбил его, что он не мог не верить в искренность людей, окружавших его. Притом ему не было времени спрашивать себя об искренности или неискренности этих людей. Ему постоянно было некогда, он постоянно чувствовал себя в состоянии кроткого и веселого опьянения. Он чувствовал себя центром какого то важного общего движения; чувствовал, что от него что то постоянно ожидается; что, не сделай он того, он огорчит многих и лишит их ожидаемого, а сделай то то и то то, всё будет хорошо, – и он делал то, что требовали от него, но это что то хорошее всё оставалось впереди.
Более всех других в это первое время как делами Пьера, так и им самим овладел князь Василий. Со смерти графа Безухого он не выпускал из рук Пьера. Князь Василий имел вид человека, отягченного делами, усталого, измученного, но из сострадания не могущего, наконец, бросить на произвол судьбы и плутов этого беспомощного юношу, сына его друга, apres tout, [в конце концов,] и с таким огромным состоянием. В те несколько дней, которые он пробыл в Москве после смерти графа Безухого, он призывал к себе Пьера или сам приходил к нему и предписывал ему то, что нужно было делать, таким тоном усталости и уверенности, как будто он всякий раз приговаривал:
«Vous savez, que je suis accable d'affaires et que ce n'est que par pure charite, que je m'occupe de vous, et puis vous savez bien, que ce que je vous propose est la seule chose faisable». [Ты знаешь, я завален делами; но было бы безжалостно покинуть тебя так; разумеется, что я тебе говорю, есть единственно возможное.]
– Ну, мой друг, завтра мы едем, наконец, – сказал он ему однажды, закрывая глаза, перебирая пальцами его локоть и таким тоном, как будто то, что он говорил, было давным давно решено между ними и не могло быть решено иначе.
– Завтра мы едем, я тебе даю место в своей коляске. Я очень рад. Здесь у нас всё важное покончено. А мне уж давно бы надо. Вот я получил от канцлера. Я его просил о тебе, и ты зачислен в дипломатический корпус и сделан камер юнкером. Теперь дипломатическая дорога тебе открыта.
Несмотря на всю силу тона усталости и уверенности, с которой произнесены были эти слова, Пьер, так долго думавший о своей карьере, хотел было возражать. Но князь Василий перебил его тем воркующим, басистым тоном, который исключал возможность перебить его речь и который употреблялся им в случае необходимости крайнего убеждения.
