Городские суши

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Эпизод «Южного парка»
Городские суши
City Sushi
Сезон: Сезон 15
Эпизод: 1506 (#215)
Сценарист: Трей Паркер
Режиссёр: Трей Паркер
Вышел: 1 июня 2011 США США

Городские суши (англ. City Sushi) — эпизод 1506 (№ 215) сериала «Южный парк», премьера которого состоялась 1 июня 2011 года.





Сюжет

Баттерс раздаёт флайеры нового японского ресторана открытого в Южном Парке, по просьбе его владельца. Туонг Лу Ким, (владелец китайского ресторана) узнав о том, что рядом с его рестораном открыли ещё один восточный ресторан, приходит в бешенство. Он идёт туда и, на глазах у Баттерса, устраивает драку с японцем-продавцом. Баттерса полицейские отвозят домой и говорят его отцу, что он своим поведением спровоцировал китайско-японскую войну.

Родители Баттерса, предварительно его наказав, решают обратиться к психологу, чтобы узнать, что не так с их сыном и почему он оказывается в подобных ситуациях. Они обращаются за помощью в центр для психически больных детей-преступников (что весьма странно). Доктор Янус, опросивший Баттерса, принимает его детские игровые перевоплощения за множественное расстройство личности и берётся ему помочь. Баттерс не понимает в чём дело. Позже оказывается, что доктор сам страдает этим недугом.

В одном из своих приступов (когда одна личность меняется на другую) Янус заставляет Баттерса ограбить хранилище драгоценностей, но когда Баттерс, по его приказу, прожигает дверь паяльной лампой, Янус становится собой и вызывает полицию, рассказав им и родителям Баттерса, что это из-за недуга их сына они оказались тут.

Баттерс решает больше не играть в перевоплощения, когда опять появляется доктор Янус и просит помочь. На этот раз над его разумом взяла верх личность некого Билли. Они отправляются в дом, где у Януса опять происходит смена личности и он гонится за Баттерсом. Баттерс, забежав в одну из комнат, видит, что она завешена газетами с новостью об открытии нового японского ресторана. Газеты и фотографии владельца-японца разрисованы надписями «умри». Янус, забежав в эту комнату, становится Туонг Лу Кимом и бежит в свой ресторан.

До этого он делал вид, что хочет помириться с японцем из другого ресторана, начал всячески его подставлять. Теперь он построил большую башню между их ресторанами и попросил японца быть в назначенное им время (сам доктор ничего не подозревал о своей болезни).

Баттерс сообщает полиции о том, что доктору нужна помощь. Полиция приезжает к башне, на которой находятся Янус и японец. Японец, узнав о том, что Туонг Лу Ким белый, а не китаец, заканчивает жизнь самоубийством, спрыгнув с башни.

Баттерса поздравляют в полицейском участке и решают оставить Януса в покое, раз больше нет владельца японского ресторана.

Проблемы, поднятые в серии

Оценки и критика

Напишите отзыв о статье "Городские суши"

Ссылки на культурные явления

  • Эпизод с записью ночных событий на камеру — отсылка к фильму «Паранормальное явление».
  • Эпизод заканчивается так же, как и фильм «Психо».
  • Билли на трёхколёсном велосипеде — отсылка к фильму «Пила».
  • Смена личностей доктора Януса и Баттерса — отсылка к фильму «Убежище».

Напишите отзыв о статье "Городские суши"

Ссылки на другие эпизоды сериала

Примечательные факты

  • В этом эпизоде не фигурируют Стэн, Кайл, Картман и Кенни.
  • На карте, на которой китаец и японец показывали разницу между странами, в цвет Японии были покрашены остров Сахалин и Курильские острова, в настоящее время принадлежащие России.
  • Доктор Янус, меняя личность на старую женщину, говорит: «Мистер Гаррисон, вы даже понятия не имеете о том, что такое секс».

Напишите отзыв о статье "Городские суши"

Ссылки

В Викицитатнике есть страница по теме
Городские суши

Отрывок, характеризующий Городские суши

Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.
Князь Андрей находился в одном из самых выгодных положений для того, чтобы быть хорошо принятым во все самые разнообразные и высшие круги тогдашнего петербургского общества. Партия преобразователей радушно принимала и заманивала его, во первых потому, что он имел репутацию ума и большой начитанности, во вторых потому, что он своим отпущением крестьян на волю сделал уже себе репутацию либерала. Партия стариков недовольных, прямо как к сыну своего отца, обращалась к нему за сочувствием, осуждая преобразования. Женское общество, свет , радушно принимали его, потому что он был жених, богатый и знатный, и почти новое лицо с ореолом романической истории о его мнимой смерти и трагической кончине жены. Кроме того, общий голос о нем всех, которые знали его прежде, был тот, что он много переменился к лучшему в эти пять лет, смягчился и возмужал, что не было в нем прежнего притворства, гордости и насмешливости, и было то спокойствие, которое приобретается годами. О нем заговорили, им интересовались и все желали его видеть.
На другой день после посещения графа Аракчеева князь Андрей был вечером у графа Кочубея. Он рассказал графу свое свидание с Силой Андреичем (Кочубей так называл Аракчеева с той же неопределенной над чем то насмешкой, которую заметил князь Андрей в приемной военного министра).
– Mon cher, [Дорогой мой,] даже в этом деле вы не минуете Михаил Михайловича. C'est le grand faiseur. [Всё делается им.] Я скажу ему. Он обещался приехать вечером…
– Какое же дело Сперанскому до военных уставов? – спросил князь Андрей.
Кочубей, улыбнувшись, покачал головой, как бы удивляясь наивности Болконского.
– Мы с ним говорили про вас на днях, – продолжал Кочубей, – о ваших вольных хлебопашцах…
– Да, это вы, князь, отпустили своих мужиков? – сказал Екатерининский старик, презрительно обернувшись на Болконского.
– Маленькое именье ничего не приносило дохода, – отвечал Болконский, чтобы напрасно не раздражать старика, стараясь смягчить перед ним свой поступок.
– Vous craignez d'etre en retard, [Боитесь опоздать,] – сказал старик, глядя на Кочубея.
– Я одного не понимаю, – продолжал старик – кто будет землю пахать, коли им волю дать? Легко законы писать, а управлять трудно. Всё равно как теперь, я вас спрашиваю, граф, кто будет начальником палат, когда всем экзамены держать?
– Те, кто выдержат экзамены, я думаю, – отвечал Кочубей, закидывая ногу на ногу и оглядываясь.
– Вот у меня служит Пряничников, славный человек, золото человек, а ему 60 лет, разве он пойдет на экзамены?…
– Да, это затруднительно, понеже образование весьма мало распространено, но… – Граф Кочубей не договорил, он поднялся и, взяв за руку князя Андрея, пошел навстречу входящему высокому, лысому, белокурому человеку, лет сорока, с большим открытым лбом и необычайной, странной белизной продолговатого лица. На вошедшем был синий фрак, крест на шее и звезда на левой стороне груди. Это был Сперанский. Князь Андрей тотчас узнал его и в душе его что то дрогнуло, как это бывает в важные минуты жизни. Было ли это уважение, зависть, ожидание – он не знал. Вся фигура Сперанского имела особенный тип, по которому сейчас можно было узнать его. Ни у кого из того общества, в котором жил князь Андрей, он не видал этого спокойствия и самоуверенности неловких и тупых движений, ни у кого он не видал такого твердого и вместе мягкого взгляда полузакрытых и несколько влажных глаз, не видал такой твердости ничего незначащей улыбки, такого тонкого, ровного, тихого голоса, и, главное, такой нежной белизны лица и особенно рук, несколько широких, но необыкновенно пухлых, нежных и белых. Такую белизну и нежность лица князь Андрей видал только у солдат, долго пробывших в госпитале. Это был Сперанский, государственный секретарь, докладчик государя и спутник его в Эрфурте, где он не раз виделся и говорил с Наполеоном.