Городской дворец (Берлин)

Берлинский Городской дворец (нем. Berliner Stadtschloß) — главная (зимняя) резиденция бранденбургских маркграфов и курфюрстов, а позднее прусских королей и германских императоров на острове Шпрееинзель на реке Шпрее в центре Берлина.

После Ноябрьской революции 1918 года дворец использовался в качестве музея и штаб-квартиры различных учреждений: Общества кайзера Вильгельма, Института психологии берлинского университета имени Фридриха Вильгельма и Общества взаимопомощи немецкой науки. Дворец значительно пострадал во Вторую мировую войну, однако его состояние тем не менее позволяло проводить в нём некоторые общественные мероприятия. Однако от планов по его восстановлению было решено отказаться, и развалины дворца в 1950 г. были снесены.

Совместным решеним федеральных и земельных властей принят проект «Гумбольдтфорум» (нем. Humboldtforum — «Форум Гумбольдта») по строительству на старом месте, в кубатуре старого дворца, нового здания в пропорциях старого дворца, с восстановлением трёх его исторических фасадов. Строительство началось в 2013 г.

История строительства

Курфюрст Фридрих II по прозвищу «Железный зуб» начал строительство дворца в 1443 году. На месте, где позднее возникнет шлютеровский шедевр, находилась крепость, контролировавшая пересекающиеся на Шпрееинзель торговые пути. В 1465 году была построена позднеготическая часовня Эразма. По приказу курфюрста Йоахима II на месте крепости архитекторами Каспаром Тайссом и Кунцем Бунтшу по образцу замка в Торгау была построена роскошная резиденция в стиле Ренессанса.

При курфюрсте Иоганне Георге в конце XVI в. по проекту придворного архитектора Рохусом, графом Линар было возведено западное крыло дворца и прилегающая придворная аптека. После Тридцатилетней войны благоустройством обветшавшего дворца занялся Великий курфюрст Фридрих Вильгельм. Позднее во времена его правления были оформлены внутренние помещения дворца как, например, «Кугелькаммер» и «Брауншвейгская галерея».

В великолепную королевскую резиденцию дворец превратил курфюрст Фридрих III, ставший в 1701 году королём Пруссии Фридрихом I. Под руководством архитектора Андреаса Шлютера начиная с 1699 года началось масштабное превращение дворца в грандиозный образец архитектуры протестантского барокко. Построенную архитектором Монетную башню в северо-западной части дворца пришлось снести из-за допущенных ошибок, за что в 1706 г. Шлютер поплатился должностью придворного архитектора, оставшись при этом придворным скульптором. На место Шлютера был назначен его конкурент Иоганн Эозандер фон Гёте, выступивший с новыми архитектурными идеями. Проект дворца подлежал пересмотру, чего однако не произошло из-за смерти Фридриха I. Его преемник, король Фридрих Вильгельм I, король-солдат, уволил большинство работавших при дворе художников из соображений экономии и при опустевшей государственной казне поручил завершить строительство дворца неизвестному ученику Шлютера Мартину Генриху Бёме.

За исключением купольного здания, возведённого в 1845—1853 гг. по проекту Карла Фридриха Шинкеля архитекторами Фридрихом Августом Штюлером и Альбертом Дитрихом Шадовом, внешний облик дворца сохранился практически без изменений. Во внутреннем убранстве дворца напротив происходили многочисленные и иногда значительные изменения. Упоминания заслуживает работа декораторов дворца Георга Венцеслауса фон Кнобельсдорффа, Карла фон Гонтарда, Карла Готтгарда Лангганса, Фридриха Вильгельма фон Эрдмансдорфа и Карла Фридриха Шинкеля. Дворец был свидетелем многих исторических событий Первой мировой войны. С балкона Городского дворца 31 июля и 1 августа 1914 г. кайзер Вильгельм II обратился с речами к жителям Берлина, призывая к национальному единству в преддверии начинавшейся войны. С того же балкона 9 ноября 1918 г. после поражения кайзеровской империи и бегства монарха лидер социалистов Карл Либкнехт провозгласил в Германии социалистическую республику.

В результате масштабных бомбардировок Берлина 3 и 24 февраля 1945 г. здание Городского дворца пострадало от разрушений и пожара. Дворец, у которого сохранились лишь внешние и несущие стены, лестничные марши и отдельные помещения крыла с Белым залом, представлял собой живописную и драматическую картину грандиозных руин. С 1945 по 1950 гг. некоторые помещения дворца, в том числе Белый зал, были кое-как восстановлены для проведения выставок. Для новых властей дворец был символом прусского абсолютизма, и руководство ГДР отказалось от идей дорогостоящего восстановления разрушенного здания и приняло решение о его сносе. В конце 1950 года по приказу Вальтера Ульбрихта Городской дворец был взорван.

После сноса дворца площадь Маркса и Энгельса (нем. Marx-Engels-Platz) с 1 мая 1951 года стала местом проведения демонстраций и парадов с трибуной для руководства страны. В 1973—1976 годах на месте трибуны был выстроен Дворец Республики. С южной стороны площади в 1964 году было возведено здание Государственного Совета ГДР, в которое был встроен портал Городского дворца, с балкона которого в 1918 году Карл Либкнехт провозгласил в Германии социалистическую республику.

Художественное значение

Городской дворец и окружавшие его здания представляли собой уникальный архитектурный ансамбль в центре Берлина. Несмотря на то, что дворец постоянно находился в незаконченном виде, он стал одним из выдающихся произведений архитектуры протестантского барокко и занял значительное место в истории искусства. В первую очередь заслуживают внимания творения Андреаса Шлютера, крупного мастера германского барокко. Вклад Эозандера, в частности, его так и нереализованный проект, имеет также большое художественное значение, но по своему стилистическому исполнению значительно уступает таланту Шлютера.

Классицистское убранство помещений дворца, возникшее спустя век после Шлютера, также считалось шедевром своего времени.

Берлинский Городской дворец являлся одним из лучших образцов королевских резиденций Европы.

Восстановление дворца

После воссоединения Германии началась дискуссия о восстановлении дворца. В 2007 году Бундестаг принял решение о воссоздании здания. На проектирование и строительство было потрачено более 500 миллионов евро из федерального бюджета. Кроме того, в проекте участвуют частные инвесторы.

Реконструкция должна была начаться в 2010 году, после разборки здания Дворца республики, закончившейся в конце 2008 года. Однако закладной камень в присутствии германского президента Йоахима Гаука был установлен в фундамент только 12 июня 2013 года.

К 2015 году построена первая очередь сооружения будущего комплекса «Гумбольдт-форум». Предполагается, что строительство закончится в 2019 году, когда в здании будущего комплекса разместятся музеи, библиотека, лаборатории, кафе и ресторан с панорамным видом.

Восстановление Городского дворца в Берлине вдохновило энтузиастов восстановления замка Кёнигсберг в Калининграде.

Курьёзы

• По легенде, в «Берлинском городском дворце» обитало известное привидение династии Гогенцоллернов — «Белая женщина», которая своим появлением за три дня до смерти члена монаршей семьи извещала об этом трагическом событии. Впервые привидение появилось в 1628 году, позднее в 1840 и 1850 годах. Смотритель дворца, а позднее его директор Маргарете Кюн заявляла, что последний раз видела привидение 31 января 1945 года — за три дня до бомбардировки дворца.

• По другой легенде, взгляд Нептуна в Дворцовом фонтане (ныне известный берлинский фонтан «Нептун»), подаренном кайзеру Вильгельму II городом, был направлен на окна королевской спальни, что чрезвычайно нервировало императрицу Августу Викторию, которая приказала даже развернуть фонтан на 180 градусов.

См. также

• Дворцовая площадь Берлина
• Дворец Республики (Берлин)

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Берлинский Городской дворец
• Harriet Alexander. [www.telegraph.co.uk/news/worldnews/europe/germany/10117103/Berlin-begins-reconstruction-of-King-Frederick-the-Greats-palace.html Berlin begins reconstruction of King Frederick the Great's palace]. The Telegraph (12 Jun 2013). Проверено 14 июня 2013.<
• [berliner-schloss.de/ Сайт, посвященный воссозданию Берлинского дворца]
• [www.skyscrapercity.com/showthread.php?t=1390928 Графика и строительные фотографии дворца Берлина] (Английский)
• [cam01.berlinerschloss-webcam.de/ Веб-камера на месте восстановления Городского дворца]

Отрывок, характеризующий Городской дворец (Берлин)

– Слава Богу, что успели, – сказала она духовному лицу, – мы все, родные, так боялись. Вот этот молодой человек – сын графа, – прибавила она тише. – Ужасная минута!
Проговорив эти слова, она подошла к доктору.
– Cher docteur, – сказала она ему, – ce jeune homme est le fils du comte… y a t il de l'espoir? [этот молодой человек – сын графа… Есть ли надежда?]
Доктор молча, быстрым движением возвел кверху глаза и плечи. Анна Михайловна точно таким же движением возвела плечи и глаза, почти закрыв их, вздохнула и отошла от доктора к Пьеру. Она особенно почтительно и нежно грустно обратилась к Пьеру.
– Ayez confiance en Sa misericorde, [Доверьтесь Его милосердию,] – сказала она ему, указав ему диванчик, чтобы сесть подождать ее, сама неслышно направилась к двери, на которую все смотрели, и вслед за чуть слышным звуком этой двери скрылась за нею.
Пьер, решившись во всем повиноваться своей руководительнице, направился к диванчику, который она ему указала. Как только Анна Михайловна скрылась, он заметил, что взгляды всех, бывших в комнате, больше чем с любопытством и с участием устремились на него. Он заметил, что все перешептывались, указывая на него глазами, как будто со страхом и даже с подобострастием. Ему оказывали уважение, какого прежде никогда не оказывали: неизвестная ему дама, которая говорила с духовными лицами, встала с своего места и предложила ему сесть, адъютант поднял уроненную Пьером перчатку и подал ему; доктора почтительно замолкли, когда он проходил мимо их, и посторонились, чтобы дать ему место. Пьер хотел сначала сесть на другое место, чтобы не стеснять даму, хотел сам поднять перчатку и обойти докторов, которые вовсе и не стояли на дороге; но он вдруг почувствовал, что это было бы неприлично, он почувствовал, что он в нынешнюю ночь есть лицо, которое обязано совершить какой то страшный и ожидаемый всеми обряд, и что поэтому он должен был принимать от всех услуги. Он принял молча перчатку от адъютанта, сел на место дамы, положив свои большие руки на симметрично выставленные колени, в наивной позе египетской статуи, и решил про себя, что всё это так именно должно быть и что ему в нынешний вечер, для того чтобы не потеряться и не наделать глупостей, не следует действовать по своим соображениям, а надобно предоставить себя вполне на волю тех, которые руководили им.
Не прошло и двух минут, как князь Василий, в своем кафтане с тремя звездами, величественно, высоко неся голову, вошел в комнату. Он казался похудевшим с утра; глаза его были больше обыкновенного, когда он оглянул комнату и увидал Пьера. Он подошел к нему, взял руку (чего он прежде никогда не делал) и потянул ее книзу, как будто он хотел испытать, крепко ли она держится.
– Courage, courage, mon ami. Il a demande a vous voir. C'est bien… [Не унывать, не унывать, мой друг. Он пожелал вас видеть. Это хорошо…] – и он хотел итти.
Но Пьер почел нужным спросить:
– Как здоровье…
Он замялся, не зная, прилично ли назвать умирающего графом; назвать же отцом ему было совестно.
– Il a eu encore un coup, il y a une demi heure. Еще был удар. Courage, mon аmi… [Полчаса назад у него был еще удар. Не унывать, мой друг…]
Пьер был в таком состоянии неясности мысли, что при слове «удар» ему представился удар какого нибудь тела. Он, недоумевая, посмотрел на князя Василия и уже потом сообразил, что ударом называется болезнь. Князь Василий на ходу сказал несколько слов Лоррену и прошел в дверь на цыпочках. Он не умел ходить на цыпочках и неловко подпрыгивал всем телом. Вслед за ним прошла старшая княжна, потом прошли духовные лица и причетники, люди (прислуга) тоже прошли в дверь. За этою дверью послышалось передвиженье, и наконец, всё с тем же бледным, но твердым в исполнении долга лицом, выбежала Анна Михайловна и, дотронувшись до руки Пьера, сказала:
– La bonte divine est inepuisable. C'est la ceremonie de l'extreme onction qui va commencer. Venez. [Милосердие Божие неисчерпаемо. Соборование сейчас начнется. Пойдемте.]
Пьер прошел в дверь, ступая по мягкому ковру, и заметил, что и адъютант, и незнакомая дама, и еще кто то из прислуги – все прошли за ним, как будто теперь уж не надо было спрашивать разрешения входить в эту комнату.


Пьер хорошо знал эту большую, разделенную колоннами и аркой комнату, всю обитую персидскими коврами. Часть комнаты за колоннами, где с одной стороны стояла высокая красного дерева кровать, под шелковыми занавесами, а с другой – огромный киот с образами, была красно и ярко освещена, как бывают освещены церкви во время вечерней службы. Под освещенными ризами киота стояло длинное вольтеровское кресло, и на кресле, обложенном вверху снежно белыми, не смятыми, видимо, только – что перемененными подушками, укрытая до пояса ярко зеленым одеялом, лежала знакомая Пьеру величественная фигура его отца, графа Безухого, с тою же седою гривой волос, напоминавших льва, над широким лбом и с теми же характерно благородными крупными морщинами на красивом красно желтом лице. Он лежал прямо под образами; обе толстые, большие руки его были выпростаны из под одеяла и лежали на нем. В правую руку, лежавшую ладонью книзу, между большим и указательным пальцами вставлена была восковая свеча, которую, нагибаясь из за кресла, придерживал в ней старый слуга. Над креслом стояли духовные лица в своих величественных блестящих одеждах, с выпростанными на них длинными волосами, с зажженными свечами в руках, и медленно торжественно служили. Немного позади их стояли две младшие княжны, с платком в руках и у глаз, и впереди их старшая, Катишь, с злобным и решительным видом, ни на мгновение не спуская глаз с икон, как будто говорила всем, что не отвечает за себя, если оглянется. Анна Михайловна, с кроткою печалью и всепрощением на лице, и неизвестная дама стояли у двери. Князь Василий стоял с другой стороны двери, близко к креслу, за резным бархатным стулом, который он поворотил к себе спинкой, и, облокотив на нее левую руку со свечой, крестился правою, каждый раз поднимая глаза кверху, когда приставлял персты ко лбу. Лицо его выражало спокойную набожность и преданность воле Божией. «Ежели вы не понимаете этих чувств, то тем хуже для вас», казалось, говорило его лицо.
Сзади его стоял адъютант, доктора и мужская прислуга; как бы в церкви, мужчины и женщины разделились. Всё молчало, крестилось, только слышны были церковное чтение, сдержанное, густое басовое пение и в минуты молчания перестановка ног и вздохи. Анна Михайловна, с тем значительным видом, который показывал, что она знает, что делает, перешла через всю комнату к Пьеру и подала ему свечу. Он зажег ее и, развлеченный наблюдениями над окружающими, стал креститься тою же рукой, в которой была свеча.
Младшая, румяная и смешливая княжна Софи, с родинкою, смотрела на него. Она улыбнулась, спрятала свое лицо в платок и долго не открывала его; но, посмотрев на Пьера, опять засмеялась. Она, видимо, чувствовала себя не в силах глядеть на него без смеха, но не могла удержаться, чтобы не смотреть на него, и во избежание искушений тихо перешла за колонну. В середине службы голоса духовенства вдруг замолкли; духовные лица шопотом сказали что то друг другу; старый слуга, державший руку графа, поднялся и обратился к дамам. Анна Михайловна выступила вперед и, нагнувшись над больным, из за спины пальцем поманила к себе Лоррена. Француз доктор, – стоявший без зажженной свечи, прислонившись к колонне, в той почтительной позе иностранца, которая показывает, что, несмотря на различие веры, он понимает всю важность совершающегося обряда и даже одобряет его, – неслышными шагами человека во всей силе возраста подошел к больному, взял своими белыми тонкими пальцами его свободную руку с зеленого одеяла и, отвернувшись, стал щупать пульс и задумался. Больному дали чего то выпить, зашевелились около него, потом опять расступились по местам, и богослужение возобновилось. Во время этого перерыва Пьер заметил, что князь Василий вышел из за своей спинки стула и, с тем же видом, который показывал, что он знает, что делает, и что тем хуже для других, ежели они не понимают его, не подошел к больному, а, пройдя мимо его, присоединился к старшей княжне и с нею вместе направился в глубь спальни, к высокой кровати под шелковыми занавесами. От кровати и князь и княжна оба скрылись в заднюю дверь, но перед концом службы один за другим возвратились на свои места. Пьер обратил на это обстоятельство не более внимания, как и на все другие, раз навсегда решив в своем уме, что всё, что совершалось перед ним нынешний вечер, было так необходимо нужно.
Звуки церковного пения прекратились, и послышался голос духовного лица, которое почтительно поздравляло больного с принятием таинства. Больной лежал всё так же безжизненно и неподвижно. Вокруг него всё зашевелилось, послышались шаги и шопоты, из которых шопот Анны Михайловны выдавался резче всех.
Пьер слышал, как она сказала:
– Непременно надо перенести на кровать, здесь никак нельзя будет…
Больного так обступили доктора, княжны и слуги, что Пьер уже не видал той красно желтой головы с седою гривой, которая, несмотря на то, что он видел и другие лица, ни на мгновение не выходила у него из вида во всё время службы. Пьер догадался по осторожному движению людей, обступивших кресло, что умирающего поднимали и переносили.
– За мою руку держись, уронишь так, – послышался ему испуганный шопот одного из слуг, – снизу… еще один, – говорили голоса, и тяжелые дыхания и переступанья ногами людей стали торопливее, как будто тяжесть, которую они несли, была сверх сил их.
Несущие, в числе которых была и Анна Михайловна, поровнялись с молодым человеком, и ему на мгновение из за спин и затылков людей показалась высокая, жирная, открытая грудь, тучные плечи больного, приподнятые кверху людьми, державшими его под мышки, и седая курчавая, львиная голова. Голова эта, с необычайно широким лбом и скулами, красивым чувственным ртом и величественным холодным взглядом, была не обезображена близостью смерти. Она была такая же, какою знал ее Пьер назад тому три месяца, когда граф отпускал его в Петербург. Но голова эта беспомощно покачивалась от неровных шагов несущих, и холодный, безучастный взгляд не знал, на чем остановиться.