Категории городов (Россия)
Поделись знанием:
Княжна Марья предложила графине отпустить с собой Наташу в Москву, и мать и отец радостно согласились на это предложение, с каждым днем замечая упадок физических сил дочери и полагая для нее полезным и перемену места, и помощь московских врачей.
– Я никуда не поеду, – отвечала Наташа, когда ей сделали это предложение, – только, пожалуйста, оставьте меня, – сказала она и выбежала из комнаты, с трудом удерживая слезы не столько горя, сколько досады и озлобления.
После того как она почувствовала себя покинутой княжной Марьей и одинокой в своем горе, Наташа большую часть времени, одна в своей комнате, сидела с ногами в углу дивана, и, что нибудь разрывая или переминая своими тонкими, напряженными пальцами, упорным, неподвижным взглядом смотрела на то, на чем останавливались глаза. Уединение это изнуряло, мучило ее; но оно было для нее необходимо. Как только кто нибудь входил к ней, она быстро вставала, изменяла положение и выражение взгляда и бралась за книгу или шитье, очевидно с нетерпением ожидая ухода того, кто помешал ей.
Ей все казалось, что она вот вот сейчас поймет, проникнет то, на что с страшным, непосильным ей вопросом устремлен был ее душевный взгляд.
В конце декабря, в черном шерстяном платье, с небрежно связанной пучком косой, худая и бледная, Наташа сидела с ногами в углу дивана, напряженно комкая и распуская концы пояса, и смотрела на угол двери.
Она смотрела туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. И та сторона жизни, о которой она прежде никогда не думала, которая прежде ей казалась такою далекою, невероятною, теперь была ей ближе и роднее, понятнее, чем эта сторона жизни, в которой все было или пустота и разрушение, или страдание и оскорбление.
Она смотрела туда, где она знала, что был он; но она не могла его видеть иначе, как таким, каким он был здесь. Она видела его опять таким же, каким он был в Мытищах, у Троицы, в Ярославле.
Она видела его лицо, слышала его голос и повторяла его слова и свои слова, сказанные ему, и иногда придумывала за себя и за него новые слова, которые тогда могли бы быть сказаны.
Вот он лежит на кресле в своей бархатной шубке, облокотив голову на худую, бледную руку. Грудь его страшно низка и плечи подняты. Губы твердо сжаты, глаза блестят, и на бледном лбу вспрыгивает и исчезает морщина. Одна нога его чуть заметно быстро дрожит. Наташа знает, что он борется с мучительной болью. «Что такое эта боль? Зачем боль? Что он чувствует? Как у него болит!» – думает Наташа. Он заметил ее вниманье, поднял глаза и, не улыбаясь, стал говорить.
«Одно ужасно, – сказал он, – это связать себя навеки с страдающим человеком. Это вечное мученье». И он испытующим взглядом – Наташа видела теперь этот взгляд – посмотрел на нее. Наташа, как и всегда, ответила тогда прежде, чем успела подумать о том, что она отвечает; она сказала: «Это не может так продолжаться, этого не будет, вы будете здоровы – совсем».
Она теперь сначала видела его и переживала теперь все то, что она чувствовала тогда. Она вспомнила продолжительный, грустный, строгий взгляд его при этих словах и поняла значение упрека и отчаяния этого продолжительного взгляда.
«Я согласилась, – говорила себе теперь Наташа, – что было бы ужасно, если б он остался всегда страдающим. Я сказала это тогда так только потому, что для него это было бы ужасно, а он понял это иначе. Он подумал, что это для меня ужасно бы было. Он тогда еще хотел жить – боялся смерти. И я так грубо, глупо сказала ему. Я не думала этого. Я думала совсем другое. Если бы я сказала то, что думала, я бы сказала: пускай бы он умирал, все время умирал бы перед моими глазами, я была бы счастлива в сравнении с тем, что я теперь. Теперь… Ничего, никого нет. Знал ли он это? Нет. Не знал и никогда не узнает. И теперь никогда, никогда уже нельзя поправить этого». И опять он говорил ей те же слова, но теперь в воображении своем Наташа отвечала ему иначе. Она останавливала его и говорила: «Ужасно для вас, но не для меня. Вы знайте, что мне без вас нет ничего в жизни, и страдать с вами для меня лучшее счастие». И он брал ее руку и жал ее так, как он жал ее в тот страшный вечер, за четыре дня перед смертью. И в воображении своем она говорила ему еще другие нежные, любовные речи, которые она могла бы сказать тогда, которые она говорила теперь. «Я люблю тебя… тебя… люблю, люблю…» – говорила она, судорожно сжимая руки, стискивая зубы с ожесточенным усилием.
И сладкое горе охватывало ее, и слезы уже выступали в глаза, но вдруг она спрашивала себя: кому она говорит это? Где он и кто он теперь? И опять все застилалось сухим, жестким недоумением, и опять, напряженно сдвинув брови, она вглядывалась туда, где он был. И вот, вот, ей казалось, она проникает тайну… Но в ту минуту, как уж ей открывалось, казалось, непонятное, громкий стук ручки замка двери болезненно поразил ее слух. Быстро и неосторожно, с испуганным, незанятым ею выражением лица, в комнату вошла горничная Дуняша.
– Пожалуйте к папаше, скорее, – сказала Дуняша с особенным и оживленным выражением. – Несчастье, о Петре Ильиче… письмо, – всхлипнув, проговорила она.
Кроме общего чувства отчуждения от всех людей, Наташа в это время испытывала особенное чувство отчуждения от лиц своей семьи. Все свои: отец, мать, Соня, были ей так близки, привычны, так будничны, что все их слова, чувства казались ей оскорблением того мира, в котором она жила последнее время, и она не только была равнодушна, но враждебно смотрела на них. Она слышала слова Дуняши о Петре Ильиче, о несчастии, но не поняла их.
«Какое там у них несчастие, какое может быть несчастие? У них все свое старое, привычное и покойное», – мысленно сказала себе Наташа.
Когда она вошла в залу, отец быстро выходил из комнаты графини. Лицо его было сморщено и мокро от слез. Он, видимо, выбежал из той комнаты, чтобы дать волю давившим его рыданиям. Увидав Наташу, он отчаянно взмахнул руками и разразился болезненно судорожными всхлипываниями, исказившими его круглое, мягкое лицо.
– Пе… Петя… Поди, поди, она… она… зовет… – И он, рыдая, как дитя, быстро семеня ослабевшими ногами, подошел к стулу и упал почти на него, закрыв лицо руками.
Вдруг как электрический ток пробежал по всему существу Наташи. Что то страшно больно ударило ее в сердце. Она почувствовала страшную боль; ей показалось, что что то отрывается в ней и что она умирает. Но вслед за болью она почувствовала мгновенно освобождение от запрета жизни, лежавшего на ней. Увидав отца и услыхав из за двери страшный, грубый крик матери, она мгновенно забыла себя и свое горе. Она подбежала к отцу, но он, бессильно махая рукой, указывал на дверь матери. Княжна Марья, бледная, с дрожащей нижней челюстью, вышла из двери и взяла Наташу за руку, говоря ей что то. Наташа не видела, не слышала ее. Она быстрыми шагами вошла в дверь, остановилась на мгновение, как бы в борьбе с самой собой, и подбежала к матери.
Графиня лежала на кресле, странно неловко вытягиваясь, и билась головой об стену. Соня и девушки держали ее за руки.
– Наташу, Наташу!.. – кричала графиня. – Неправда, неправда… Он лжет… Наташу! – кричала она, отталкивая от себя окружающих. – Подите прочь все, неправда! Убили!.. ха ха ха ха!.. неправда!
Наташа стала коленом на кресло, нагнулась над матерью, обняла ее, с неожиданной силой подняла, повернула к себе ее лицо и прижалась к ней.
– Маменька!.. голубчик!.. Я тут, друг мой. Маменька, – шептала она ей, не замолкая ни на секунду.
Она не выпускала матери, нежно боролась с ней, требовала подушки, воды, расстегивала и разрывала платье на матери.
– Друг мой, голубушка… маменька, душенька, – не переставая шептала она, целуя ее голову, руки, лицо и чувствуя, как неудержимо, ручьями, щекоча ей нос и щеки, текли ее слезы.
Графиня сжала руку дочери, закрыла глаза и затихла на мгновение. Вдруг она с непривычной быстротой поднялась, бессмысленно оглянулась и, увидав Наташу, стала из всех сил сжимать ее голову. Потом она повернула к себе ее морщившееся от боли лицо и долго вглядывалась в него.
– Наташа, ты меня любишь, – сказала она тихим, доверчивым шепотом. – Наташа, ты не обманешь меня? Ты мне скажешь всю правду?
Наташа смотрела на нее налитыми слезами глазами, и в лице ее была только мольба о прощении и любви.
– Друг мой, маменька, – повторяла она, напрягая все силы своей любви на то, чтобы как нибудь снять с нее на себя излишек давившего ее горя.
И опять в бессильной борьбе с действительностью мать, отказываясь верить в то, что она могла жить, когда был убит цветущий жизнью ее любимый мальчик, спасалась от действительности в мире безумия.
Наташа не помнила, как прошел этот день, ночь, следующий день, следующая ночь. Она не спала и не отходила от матери. Любовь Наташи, упорная, терпеливая, не как объяснение, не как утешение, а как призыв к жизни, всякую секунду как будто со всех сторон обнимала графиню. На третью ночь графиня затихла на несколько минут, и Наташа закрыла глаза, облокотив голову на ручку кресла. Кровать скрипнула. Наташа открыла глаза. Графиня сидела на кровати и тихо говорила.
– Как я рада, что ты приехал. Ты устал, хочешь чаю? – Наташа подошла к ней. – Ты похорошел и возмужал, – продолжала графиня, взяв дочь за руку.
– Маменька, что вы говорите!..
– Наташа, его нет, нет больше! – И, обняв дочь, в первый раз графиня начала плакать.
Княжна Марья отложила свой отъезд. Соня, граф старались заменить Наташу, но не могли. Они видели, что она одна могла удерживать мать от безумного отчаяния. Три недели Наташа безвыходно жила при матери, спала на кресле в ее комнате, поила, кормила ее и не переставая говорила с ней, – говорила, потому что один нежный, ласкающий голос ее успокоивал графиню.
Душевная рана матери не могла залечиться. Смерть Пети оторвала половину ее жизни. Через месяц после известия о смерти Пети, заставшего ее свежей и бодрой пятидесятилетней женщиной, она вышла из своей комнаты полумертвой и не принимающею участия в жизни – старухой. Но та же рана, которая наполовину убила графиню, эта новая рана вызвала Наташу к жизни.
Душевная рана, происходящая от разрыва духовного тела, точно так же, как и рана физическая, как ни странно это кажется, после того как глубокая рана зажила и кажется сошедшейся своими краями, рана душевная, как и физическая, заживает только изнутри выпирающею силой жизни.
Так же зажила рана Наташи. Она думала, что жизнь ее кончена. Но вдруг любовь к матери показала ей, что сущность ее жизни – любовь – еще жива в ней. Проснулась любовь, и проснулась жизнь.
Последние дни князя Андрея связали Наташу с княжной Марьей. Новое несчастье еще более сблизило их. Княжна Марья отложила свой отъезд и последние три недели, как за больным ребенком, ухаживала за Наташей. Последние недели, проведенные Наташей в комнате матери, надорвали ее физические силы.
Однажды княжна Марья, в середине дня, заметив, что Наташа дрожит в лихорадочном ознобе, увела ее к себе и уложила на своей постели. Наташа легла, но когда княжна Марья, опустив сторы, хотела выйти, Наташа подозвала ее к себе.
– Мне не хочется спать. Мари, посиди со мной.
– Ты устала – постарайся заснуть.
– Нет, нет. Зачем ты увела меня? Она спросит.
– Ей гораздо лучше. Она нынче так хорошо говорила, – сказала княжна Марья.
Наташа лежала в постели и в полутьме комнаты рассматривала лицо княжны Марьи.
«Похожа она на него? – думала Наташа. – Да, похожа и не похожа. Но она особенная, чужая, совсем новая, неизвестная. И она любит меня. Что у ней на душе? Все доброе. Но как? Как она думает? Как она на меня смотрит? Да, она прекрасная».
– Маша, – сказала она, робко притянув к себе ее руку. – Маша, ты не думай, что я дурная. Нет? Маша, голубушка. Как я тебя люблю. Будем совсем, совсем друзьями.
И Наташа, обнимая, стала целовать руки и лицо княжны Марьи. Княжна Марья стыдилась и радовалась этому выражению чувств Наташи.
С этого дня между княжной Марьей и Наташей установилась та страстная и нежная дружба, которая бывает только между женщинами. Они беспрестанно целовались, говорили друг другу нежные слова и большую часть времени проводили вместе. Если одна выходила, то другаябыла беспокойна и спешила присоединиться к ней. Они вдвоем чувствовали большее согласие между собой, чем порознь, каждая сама с собою. Между ними установилось чувство сильнейшее, чем дружба: это было исключительное чувство возможности жизни только в присутствии друг друга.
Иногда они молчали целые часы; иногда, уже лежа в постелях, они начинали говорить и говорили до утра. Они говорили большей частию о дальнем прошедшем. Княжна Марья рассказывала про свое детство, про свою мать, про своего отца, про свои мечтания; и Наташа, прежде с спокойным непониманием отворачивавшаяся от этой жизни, преданности, покорности, от поэзии христианского самоотвержения, теперь, чувствуя себя связанной любовью с княжной Марьей, полюбила и прошедшее княжны Марьи и поняла непонятную ей прежде сторону жизни. Она не думала прилагать к своей жизни покорность и самоотвержение, потому что она привыкла искать других радостей, но она поняла и полюбила в другой эту прежде непонятную ей добродетель. Для княжны Марьи, слушавшей рассказы о детстве и первой молодости Наташи, тоже открывалась прежде непонятная сторона жизни, вера в жизнь, в наслаждения жизни.
Они всё точно так же никогда не говорили про него с тем, чтобы не нарушать словами, как им казалось, той высоты чувства, которая была в них, а это умолчание о нем делало то, что понемногу, не веря этому, они забывали его.
Наташа похудела, побледнела и физически так стала слаба, что все постоянно говорили о ее здоровье, и ей это приятно было. Но иногда на нее неожиданно находил не только страх смерти, но страх болезни, слабости, потери красоты, и невольно она иногда внимательно разглядывала свою голую руку, удивляясь на ее худобу, или заглядывалась по утрам в зеркало на свое вытянувшееся, жалкое, как ей казалось, лицо. Ей казалось, что это так должно быть, и вместе с тем становилось страшно и грустно.
Один раз она скоро взошла наверх и тяжело запыхалась. Тотчас же невольно она придумала себе дело внизу и оттуда вбежала опять наверх, пробуя силы и наблюдая за собой.
Другой раз она позвала Дуняшу, и голос ее задребезжал. Она еще раз кликнула ее, несмотря на то, что она слышала ее шаги, – кликнула тем грудным голосом, которым она певала, и прислушалась к нему.
Она не знала этого, не поверила бы, но под казавшимся ей непроницаемым слоем ила, застлавшим ее душу, уже пробивались тонкие, нежные молодые иглы травы, которые должны были укорениться и так застлать своими жизненными побегами задавившее ее горе, что его скоро будет не видно и не заметно. Рана заживала изнутри. В конце января княжна Марья уехала в Москву, и граф настоял на том, чтобы Наташа ехала с нею, с тем чтобы посоветоваться с докторами.
После столкновения при Вязьме, где Кутузов не мог удержать свои войска от желания опрокинуть, отрезать и т. д., дальнейшее движение бежавших французов и за ними бежавших русских, до Красного, происходило без сражений. Бегство было так быстро, что бежавшая за французами русская армия не могла поспевать за ними, что лошади в кавалерии и артиллерии становились и что сведения о движении французов были всегда неверны.
Люди русского войска были так измучены этим непрерывным движением по сорок верст в сутки, что не могли двигаться быстрее.
Чтобы понять степень истощения русской армии, надо только ясно понять значение того факта, что, потеряв ранеными и убитыми во все время движения от Тарутина не более пяти тысяч человек, не потеряв сотни людей пленными, армия русская, вышедшая из Тарутина в числе ста тысяч, пришла к Красному в числе пятидесяти тысяч.
Быстрое движение русских за французами действовало на русскую армию точно так же разрушительно, как и бегство французов. Разница была только в том, что русская армия двигалась произвольно, без угрозы погибели, которая висела над французской армией, и в том, что отсталые больные у французов оставались в руках врага, отсталые русские оставались у себя дома. Главная причина уменьшения армии Наполеона была быстрота движения, и несомненным доказательством тому служит соответственное уменьшение русских войск.
Вся деятельность Кутузова, как это было под Тарутиным и под Вязьмой, была направлена только к тому, чтобы, – насколько то было в его власти, – не останавливать этого гибельного для французов движения (как хотели в Петербурге и в армии русские генералы), а содействовать ему и облегчить движение своих войск.
Но, кроме того, со времени выказавшихся в войсках утомления и огромной убыли, происходивших от быстроты движения, еще другая причина представлялась Кутузову для замедления движения войск и для выжидания. Цель русских войск была – следование за французами. Путь французов был неизвестен, и потому, чем ближе следовали наши войска по пятам французов, тем больше они проходили расстояния. Только следуя в некотором расстоянии, можно было по кратчайшему пути перерезывать зигзаги, которые делали французы. Все искусные маневры, которые предлагали генералы, выражались в передвижениях войск, в увеличении переходов, а единственно разумная цель состояла в том, чтобы уменьшить эти переходы. И к этой цели во всю кампанию, от Москвы до Вильны, была направлена деятельность Кутузова – не случайно, не временно, но так последовательно, что он ни разу не изменил ей.
Кутузов знал не умом или наукой, а всем русским существом своим знал и чувствовал то, что чувствовал каждый русский солдат, что французы побеждены, что враги бегут и надо выпроводить их; но вместе с тем он чувствовал, заодно с солдатами, всю тяжесть этого, неслыханного по быстроте и времени года, похода.
Но генералам, в особенности не русским, желавшим отличиться, удивить кого то, забрать в плен для чего то какого нибудь герцога или короля, – генералам этим казалось теперь, когда всякое сражение было и гадко и бессмысленно, им казалось, что теперь то самое время давать сражения и побеждать кого то. Кутузов только пожимал плечами, когда ему один за другим представляли проекты маневров с теми дурно обутыми, без полушубков, полуголодными солдатами, которые в один месяц, без сражений, растаяли до половины и с которыми, при наилучших условиях продолжающегося бегства, надо было пройти до границы пространство больше того, которое было пройдено.
В особенности это стремление отличиться и маневрировать, опрокидывать и отрезывать проявлялось тогда, когда русские войска наталкивались на войска французов.
Так это случилось под Красным, где думали найти одну из трех колонн французов и наткнулись на самого Наполеона с шестнадцатью тысячами. Несмотря на все средства, употребленные Кутузовым, для того чтобы избавиться от этого пагубного столкновения и чтобы сберечь свои войска, три дня у Красного продолжалось добивание разбитых сборищ французов измученными людьми русской армии.
Толь написал диспозицию: die erste Colonne marschiert [первая колонна направится туда то] и т. д. И, как всегда, сделалось все не по диспозиции. Принц Евгений Виртембергский расстреливал с горы мимо бегущие толпы французов и требовал подкрепления, которое не приходило. Французы, по ночам обегая русских, рассыпались, прятались в леса и пробирались, кто как мог, дальше.
Милорадович, который говорил, что он знать ничего не хочет о хозяйственных делах отряда, которого никогда нельзя было найти, когда его было нужно, «chevalier sans peur et sans reproche» [«рыцарь без страха и упрека»], как он сам называл себя, и охотник до разговоров с французами, посылал парламентеров, требуя сдачи, и терял время и делал не то, что ему приказывали.
– Дарю вам, ребята, эту колонну, – говорил он, подъезжая к войскам и указывая кавалеристам на французов. И кавалеристы на худых, ободранных, еле двигающихся лошадях, подгоняя их шпорами и саблями, рысцой, после сильных напряжений, подъезжали к подаренной колонне, то есть к толпе обмороженных, закоченевших и голодных французов; и подаренная колонна кидала оружие и сдавалась, чего ей уже давно хотелось.
Под Красным взяли двадцать шесть тысяч пленных, сотни пушек, какую то палку, которую называли маршальским жезлом, и спорили о том, кто там отличился, и были этим довольны, но очень сожалели о том, что не взяли Наполеона или хоть какого нибудь героя, маршала, и упрекали в этом друг друга и в особенности Кутузова.
(перенаправлено с «Город краевого подчинения»)
Категория города в Российской Федерации (РФ) определяет его расположение в иерархии административно-территориального деления (АТД) страны.
Все города России делятся на три категории по уровню АТДК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3621 день]:
- город федерального значения
- город регионального (республиканского / краевого / областного / окружного) значения
- город районного значения
Содержание
Город федерального значения
Город федерального значения является самостоятельной административной единицей верхнего уровня наряду с республиками, краями, автономными округами и областями.
В Российской Федерации таких городов три: Москва (1993)[1][2], Санкт-Петербург (1993) и Севастополь[3] (2014). Статус города федерального значения РФ также имеет Байконур, находящийся в РФ на правах аренды по [www.baikonuradm.ru/index.php?mod=1957 договору аренды комплекса «Байконур» между Правительством Российской Федерации и Правительством Республики Казахстан от 10.12.1994 года и соглашению между Российской Федерацией и Республикой Казахстан о развитии сотрудничества по эффективному использованию комплекса «Байконур», которое предусматривающему продление срока аренды до 2050 года], но не являющийся субъектом РФ.
Город регионального значения
 |
Этот раздел не завершён. Вы поможете проекту, исправив и дополнив его.
|
Город регионального значения является самостоятельной административной единицей субъекта федерации наравне с районами и подчиняется непосредственно администрации субъекта РФ. К такой категории относятся все административные центры субъектов РФ, а также крупные районные центры.
В России существуют следующие города регионального значенияК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3621 день] (жирным выделены административные центры):
Города республиканского значения
- Адыгея[4]: Адыгейск, Майкоп
- Алтай[4]: Горно-Алтайск
- Башкортостан: Агидель, Кумертау, Нефтекамск, Октябрьский (1946), Салават, Сибай, Стерлитамак, Уфа; ЗАТО Межгорье. Ранее городами республиканского значения также являлись Баймак, Белебей, Белорецк, Бирск, Благовещенск (1989), Давлеканово, Дюртюли, Ишимбай (1940—2000), Мелеуз, Туймазы, Учалы, Черниковск (1944—1956), Янаул.
- Бурятия: Северобайкальск, Улан-Удэ. Ранее городами республиканского значения также являлись Бабушкин, Гусиноозёрск, Закаменск (1944—1965).
- Дагестан: Буйнакск, Дагестанские огни (1990), Дербент, Избербаш, Каспийск, Кизилюрт, Кизляр, Махачкала, Хасавюрт, Южно-Сухокумск
- Ингушетия: Карабулак (1995), Магас, Малгобек, Назрань
- Кабардино-Балкария: Баксан (2003), Нальчик, Прохладный. Ранее городом республиканского значения также являлся Тырныауз.
- Калмыкия: Городовиковск, Лагань, Элиста
- Карачаево-Черкесия[4]: Карачаевск, Черкесск
- Карелия: Костомукша, Петрозаводск, Сортавала
- Коми: Воркута, Вуктыл, Инта, Печора, Сосногорск, Сыктывкар, Усинск, Ухта
- Крым: Алушта (1964), Армянск (1993), Джанкой (1958), Евпатория (1946), Керчь (1946), Красноперекопск (1976), Саки (1979), Симферополь (1946), Судак (1991), Феодосия (1946), Ялта (1946)
- Марий Эл: Волжск, Йошкар-Ола, Козьмодемьянск
- Мордовия: Ковылкино, Рузаевка, Саранск
- Саха (Якутия): Якутск. Ранее городами республиканского значения также являлись Мирный, Нерюнгри, Нюрба (1997—2006), Покровск (1997—2006).
- Северная Осетия: Владикавказ
- Татарстан: Азнакаево, Альметьевск, Бавлы, Бугульма, Буинск, Елабуга, Заинск, Зеленодольск, Казань, Лениногорск, Набережные Челны, Нижнекамск, Нурлат, Чистополь
- Тыва: Ак-Довурак, Кызыл
- Удмуртия: Воткинск, Глазов, Ижевск, Можга, Сарапул
- Хакасия[4]: Абаза, Абакан, Саяногорск, Сорск, Черногорск
- Чечня: Аргун, Грозный, Гудермес
- Чувашия: Алатырь, Канаш, Новочебоксарск, Чебоксары, Шумерля
Города краевого значения
- Алтайский край: Алейск, Барнаул, Белокуриха, Бийск, Заринск, Камень-на-Оби, Новоалтайск, Рубцовск, Славгород, Яровое. Ранее городами краевого значения также являлись Горняк, Змеиногорск (1952—2008).
- Забайкальский край[5]: Петровск-Забайкальский, Чита. Ранее городами краевого значения также являлись Балей (1938—2008), Борзя, Краснокаменск.
- Камчатский край[6]: Палана, Петропавловск-Камчатский; ЗАТО Вилючинск. Ранее городом краевого значения также являлось Елизово.
- Краснодарский край: Анапа, Армавир, Геленджик, Горячий Ключ, Краснодар, Новороссийск, Сочи. Ранее городами краевого значения также являлись Белореченск (1979—2005), Ейск (1939—2008), Кропоткин (1943—2008), Крымск (1981—2005), Лабинск (1965—2005), Славянск-на-Кубани (1965—2005), Тихорецк (1961—2005), Туапсе (1935—2007).
- Красноярский край: Ачинск, Боготол, Бородино, Дивногорск, Енисейск, Канск, Красноярск, Лесосибирск, Минусинск, Назарово, Норильск, Сосновоборск, Шарыпово (1981); ЗАТО Железногорск, Зеленогорск. Ранее городами краевого значения также являлись Заозёрный (1948—2008), Игарка.
- Пермский край[7]: Березники, Губаха, Кудымкар, Кунгур, Лысьва, Пермь, Соликамск; ЗАТО Звёздный. Ранее городами краевого значения также являлись Александровск (1951—2006), Гремячинск, Кизел, Краснокамск, Углеуральский (1946—1960), Чайковский (1963—2005), Чусовой.
- Приморский край: Арсеньев, Артём, Владивосток, Дальнегорск, Дальнереченск, Лесозаводск, Находка, Партизанск, Спасск-Дальний, Уссурийск; ЗАТО Большой Камень, Фокино.
- Ставропольский край: Будённовск, Георгиевск, Ессентуки, Железноводск, Кисловодск, Лермонтов, Невинномысск, Пятигорск, Ставрополь. Ранее городом краевого значения также являлись Минеральные Воды (1956—2007).
- Хабаровский край: Амурск, Бикин, Комсомольск-на-Амуре, Николаевск-на-Амуре, Советская Гавань, Хабаровск
Города областного значения
Жирным шрифтом выделен крупнейший город региона.
- Амурская область: Благовещенск, Белогорск, Зея, Райчихинск, Свободный, Тында, Шимановск
- Архангельская область: Архангельск, Коряжма, Котлас, Новодвинск, Северодвинск; ЗАТО Мирный. Ранее городом областного значения также являлась Онега (1963—2006).
- Астраханская область: Астрахань, Ахтубинск; ЗАТО Знаменск.
- Белгородская область: Алексеевка, Белгород, Валуйки, Губкин, Старый Оскол, Шебекино.
- Брянская область: Брянск, Клинцы, Новозыбков, Сельцо. Ранее городами областного значения также являлась Бежица (1929—1956) и Дятьково (1963—2005).
- Владимирская область: Владимир, Гусь-Хрустальный, Ковров, Муром; ЗАТО Радужный. Ранее городами областного значения также являлись Вязники, Кольчугино, Собинка, Суздаль (1967—2006).
- Волгоградская область: Волгоград, Волжский, Камышин, Михайловка, Урюпинск, Фролово.
- Вологодская область: Вологда, Череповец
- Воронежская область: Борисоглебск, Воронеж, Нововоронеж. Ранее городами областного значения также являлись Лиски, Острогожск, Поворино, Россошь.
- Ивановская область: Вичуга, Иваново, Кинешма, Кохма, Тейково, Шуя. Ранее городом областного значения также являлся Фурманов.
- Иркутская область: Братск, Зима, Иркутск, Саянск, Свирск, Тулун, Усолье-Сибирское, Усть-Илимск, Черемхово. Ранее городами областного значения также являлись Ангарск, Бодайбо, Нижнеудинск, Тайшет, Усть-Кут, Шелехов.
- Калининградская область: Калининград, Ладушкин, Мамоново, Пионерский, Светлый, Советск, Янтарный. Ранее городами областного значения также являлись Балтийск, Гусев, Неман, Светлогорск, Черняховск.
- Калужская область: Калуга, Киров, Людиново, Обнинск.
- Кемеровская область: Белово, Кемерово, Ленинск-Кузнецкий, Новокузнецк, Междуреченск, Прокопьевск.
- Кировская область: Киров
- Костромская область: Кострома
- Курганская область: Курган, Шадринск
- Курская область: Курск
- Ленинградская область: Сосновый Бор (1973). Ранее городами областного значения также являлись Бокситогорск (1963—2006), Волхов (1939—2006), Всеволожск (1963—2006), Выборг (1944—2006), Гатчина (1938—2006), Зеленогорск (1940—1946), Ивангород (1992—2006), Кингисепп (1976—2006), Кириши (1967—2006), Кировск (1965—2006), Красное Село (1963—1973), Лодейное Поле (1965—2006), Ломоносов (1939—1978), Луга (1939—2006), Павловск (1939—1953), Пикалёво (1992—2006), Подпорожье (1963—2006), Приозерск (1944—2006), Светогорск (1951—1959), Сертолово (1998—2006), Сестрорецк (1936—1946), Сланцы (1958—2006), Тихвин (1945—2006), Тосно (1963—2006), Шлиссельбург (1936—1959, 1993—2006).
- Липецкая область: Липецк
- Магаданская область: Магадан
- Московская область: Балашиха, Бронницы, Дзержинский, Долгопрудный, Домодедово, Дубна, Егорьевск, Жуковский, Звенигород, Ивантеевка, Кашира, Коломна, Королёв, Котельники, Лобня, Лосино-Петровский, Лыткарино, Мытищи, Орехово-Зуево, Озёры, Подольск, Протвино, Пущино, Реутов, Рошаль, Серпухов, Фрязино, Химки, Черноголовка, Электрогорск, Электросталь; ЗАТО Власиха, Восход, Звёздный Городок, Краснознаменск, Молодёжный. Ранее городами областного значения также являлись Видное, Волоколамск, Воскресенск, Дмитров, Железнодорожный, Зарайск, Истра, Климовск, Клин, Красногорск, Люберцы, Люблино, Можайск, Наро-Фоминск, Ногинск, Одинцово, Павловский Посад, Перово, Пушкино, Раменское, Сергиев Посад, Солнечногорск, Ступино, Троицк, Тушино, Шатура, Щербинка, Юбилейный.
- Мурманская область: Мурманск, Оленегорск.
- Нижегородская область: Арзамас, Бор, Выкса, Дзержинск, Нижний Новгород, Первомайск, Саров, Семёнов, Шахунья, Кулебаки
- Новгородская область: Великий Новгород. Ранее городами областного значения также являлись Боровичи (1930—2006)[8], Старая Русса (1939—2006)[8].
- Новосибирская область: Новосибирск, Бердск, Искитим, Обь, Кольцово.
- Омская область: Омск, Кормиловка, Исилькуль, Тара, Тюкалинск
- Оренбургская область: Оренбург
- Орловская область: Орёл
- Пензенская область: Пенза, Никольск
- Псковская область: Псков, Великие Луки
- Ростовская область: Ростов-на-Дону, Азов, Аксай, Волгодонск.
- Рязанская область: Рязань, Касимов, Скопин, Сасово
- Самарская область: Самара, Тольятти
- Саратовская область: Саратов
- Сахалинская область: Южно-Сахалинск
- Свердловская область: Екатеринбург, Качканар, Кушва, Лесной, Белоярский
- Смоленская область: Смоленск
- Тамбовская область: Тамбов
- Тверская область: Тверь
- Томская область: Томск
- Тульская область: Донской, Новогуровский (2006), Новомосковск (1943)[9], Тула. Ранее городами областного значения также являлись Алексин, Богородицк, Ефремов, Кимовск, Узловая (1943—2006)[9], Щёкино.
- Тюменская область: Тюмень, Ишим, Тобольск
- Ульяновская область: Ульяновск
- Челябинская область: Верхний Уфалей, Златоуст, Карабаш, Копейск, Кыштым, Магнитогорск, Миасс, Троицк, Усть-Катав, Чебаркуль, Челябинск, Южноуральск; ЗАТО Озёрск, Снежинск, Трёхгорный. Ранее городами областного значения также являлись Аша, Еманжелинск, Карталы, Касли, Катав-Ивановск, Коркино (1942—2005), Пласт, Сатка.
- Ярославская область: Ярославль, Переславль-Залесский, Ростов Великий
- Еврейская автономная область: Биробиджан
Города окружного значения
- Ненецкий АО: Нарьян-Мар
- Ханты-Мансийский АО: Ханты-Мансийск, Сургут, Нижневартовск, Лангепас
- Чукотский АО: Анадырь, Уэлен, Провидения
- Ямало-Ненецкий АО: Салехард, Ноябрьск
Город районного значения
|
Этот раздел не завершён. Вы поможете проекту, исправив и дополнив его.
|
К категории города районного значения относятся все остальные города субъектов РФ, такие города находятся в подчинении районной администрации. Чаще всего городами районного значения являются небольшие районные центры, а также прочие города, входящие в состав района.
История
После проведения административной реформы, все города Российской империи стали разделяться на губернские, уездные и заштатные. Губернский город являлся административным центром какой-либо губернии, уездный — уезда в губернии, заштатный (также назывался безуездным или посадом) город обладал всеми правами города, но не являлся административным центром.
Впервые выделение городов в самостоятельные административные единицы было осуществлено во второй половине XVIII века, когда город Нарва был выведен из состава Санкт-Петербургской губернии и не приписан никакой другой губернии. В 1802 году Нарва была возвращена в состав Санкт-Петербургской губернии, однако этот год можно считать началом нового этапа в истории городов.
Именно в 1802 году появились первые градоначальства — города с прилегающими территориями, выделяемые из состава губерний вследствие их особого расположения или значения. Тогда были образованы три градоначальства. В дальнейшем одни градоначальства упразднялись, а другие образовывались; в итоге к 1917 году в Российской империи было девять градоначальств.
В 1917—1930 годах велось активное административно-территориальное переустройство страны, был осуществлён переход от имперской системы «губерния (область) — уезд — волость» к новой системе «область (край, республика) — округ — район», а затем и к системе «область (край, республика) — район», фактически сохраняющейся по сей день. Все градоначальства в этот период были упразднены; появилось новое разделение городов. Разделение городов и их список:
- город республиканского подчинения — административный центр союзной республики СССР, в ряде случаев также и некоторые другие города союзных республик;
- город республиканского (АССР) подчинения — административный центр АССР в составе союзной республики, некоторые другие города автономных республик;
- город краевого подчинения — административный центр края, некоторые другие города в составе края;
- город областного подчинения — административный центр области или автономной области, некоторые другие города;
- город окружного подчинения — административный центр округа, национального округа или автономного округа, некоторые другие города;
До 1931 года все города входили в состав своих административных единиц, а города республиканского подчинения также выполняли функции административных центров соответствующих областей или районов.
В 1931 году два крупных города СССР — Москва и Ленинград были отделены от их областей в самостоятельные единицы. Кроме того, Ленинград, не являясь столицей республики, также получил категорию «город республиканского подчинения». В 1943 и 1946 году соответственно от своих областей в самостоятельные единицы были отделены города Ташкент и Минск.
В 1943—1951 годах целый ряд крупных городов РСФСР были отнесены к категории городов республиканского подчинения, в их числе Горький, Красноярск, Куйбышев, Молотов, Новосибирск, Омск, Ростов-на-Дону, Саратов, Свердловск, Севастополь, Сочи, Сталинград и Челябинск. Однако 3 июня 1958 года всем этим городам (кроме Севастополя) были возвращены категории областного или краевого подчинения.
Также начиная с 1920-х годов крупные районные центры начинают получать категорию городов республиканского (АССР), краевого, областного подчинения, а в союзных республиках, не имеющих административных единиц выше района (например, Молдавская ССР или Эстонская ССР) — республиканского подчинения. В свою очередь города, не имевшие какого-либо статуса, получают категорию города районного подчинения.
В течение всего времени города различных категорий появлялись и исчезали. Причиной перевода из одной категории в другую могли послужить изменение административно-территориального устройства региона (например, упразднение какого-либо района или перенос его административного центра), потеря значимости города для региона (например, закрытие градообразующего предприятия), значительное сокращение численности населения, потеря статуса города, слияние города с более крупным городом и некоторые иные причины.
Новые независимые государства
В первые годы после распада СССР ситуация кардинально не поменялась, изменилась лишь терминология: убрано уточнение «(АССР)», вместо слова «подчинения» стали применять слово «значения», а категория «город республиканского подчинения» заменена категорией «город федерального значения». После проведения административной реформы города регионального (то есть республиканского, краевого, областного, окружного) значения стали именоваться «городской округ», однако категория городов остаётся поныне. Некоторые города регионального значения были объединены со своими районами и фактически перешли в категорию городов районного значения.
В остальных республиках бывшего СССР ситуация с городами сложилась по-разному. Так, в Азербайджане, Белоруссии, Казахстане, Киргизии, Латвии, Таджикистане, Туркмении, Узбекистане и Украине фактически сохранилась советская система категорий городов, ряд городов был выделен из состава областей в самостоятельные единицы (Алматы и Астана в Казахстане, Бишкек и Ош в Киргизии, Душанбе в Таджикистане, Ашхабад в Туркмении, Киев на Украине). В Литве, Грузии и Армении города республиканского подчинения исчезли в результате административно-территориальных реформ. В Эстонии города республиканского подчинения были включены в состав уездов, то есть фактически тоже перестали существовать. В Молдавии категория «город республиканского подчинения» была снята со всех городов. Позже некоторым городам был присвоен новый статус «муниципий», однако он не является строгим эквивалентом «города республиканского подчинения», так, некоторые муниципии являются административными единицами второго уровня, то есть входят в состав района или АТО.
См. также
Напишите отзыв о статье "Категории городов (Россия)"
Примечания
- ↑ В скобках указан год присвоения категории
- ↑ [constitution.garant.ru/history/ussr-rsfsr/1978/zakony/183130/ Закон Российской Федерации от 9 декабря 1992 года № 4061-I «Об изменениях и дополнениях Конституции (Основного Закона) Российской Федерации — России»]. Данный закон вступил в силу с момента опубликования в Российской газете 12 января 1993 года
- ↑ В 1954 году при передачи Крымского полуострова в состав Украинской ССР, будущий статус Севастополя не был никак прописан. После провозглашения Украиной независимости, Севастополь остался в её составе «по факту», где получил неясную категорию «город с особым статусом». В марте 2014 года Крымский полуостров был возвращён в состав РФ, после чего Севастополь получил современный статус.
- ↑ 1 2 3 4 До 1990 года — города областного (АО) подчинения
- ↑ До марта 2008 года — города областного значения Читинской области
- ↑ До июля 2007 года — города областного значения Камчатской области
- ↑ До декабря 2005 года Кудымкар — город окружного значения Коми-Пермяцкого АО, остальные — города областного значения Пермской области
- ↑ 1 2 До 1944 года — в составе Ленинградской области
- ↑ 1 2 До 1957 года — в составе Московской области
Отрывок, характеризующий Категории городов (Россия)
Наташа оставалась одна и с тех пор, как княжна Марья стала заниматься приготовлениями к отъезду, избегала и ее.Княжна Марья предложила графине отпустить с собой Наташу в Москву, и мать и отец радостно согласились на это предложение, с каждым днем замечая упадок физических сил дочери и полагая для нее полезным и перемену места, и помощь московских врачей.
– Я никуда не поеду, – отвечала Наташа, когда ей сделали это предложение, – только, пожалуйста, оставьте меня, – сказала она и выбежала из комнаты, с трудом удерживая слезы не столько горя, сколько досады и озлобления.
После того как она почувствовала себя покинутой княжной Марьей и одинокой в своем горе, Наташа большую часть времени, одна в своей комнате, сидела с ногами в углу дивана, и, что нибудь разрывая или переминая своими тонкими, напряженными пальцами, упорным, неподвижным взглядом смотрела на то, на чем останавливались глаза. Уединение это изнуряло, мучило ее; но оно было для нее необходимо. Как только кто нибудь входил к ней, она быстро вставала, изменяла положение и выражение взгляда и бралась за книгу или шитье, очевидно с нетерпением ожидая ухода того, кто помешал ей.
Ей все казалось, что она вот вот сейчас поймет, проникнет то, на что с страшным, непосильным ей вопросом устремлен был ее душевный взгляд.
В конце декабря, в черном шерстяном платье, с небрежно связанной пучком косой, худая и бледная, Наташа сидела с ногами в углу дивана, напряженно комкая и распуская концы пояса, и смотрела на угол двери.
Она смотрела туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. И та сторона жизни, о которой она прежде никогда не думала, которая прежде ей казалась такою далекою, невероятною, теперь была ей ближе и роднее, понятнее, чем эта сторона жизни, в которой все было или пустота и разрушение, или страдание и оскорбление.
Она смотрела туда, где она знала, что был он; но она не могла его видеть иначе, как таким, каким он был здесь. Она видела его опять таким же, каким он был в Мытищах, у Троицы, в Ярославле.
Она видела его лицо, слышала его голос и повторяла его слова и свои слова, сказанные ему, и иногда придумывала за себя и за него новые слова, которые тогда могли бы быть сказаны.
Вот он лежит на кресле в своей бархатной шубке, облокотив голову на худую, бледную руку. Грудь его страшно низка и плечи подняты. Губы твердо сжаты, глаза блестят, и на бледном лбу вспрыгивает и исчезает морщина. Одна нога его чуть заметно быстро дрожит. Наташа знает, что он борется с мучительной болью. «Что такое эта боль? Зачем боль? Что он чувствует? Как у него болит!» – думает Наташа. Он заметил ее вниманье, поднял глаза и, не улыбаясь, стал говорить.
«Одно ужасно, – сказал он, – это связать себя навеки с страдающим человеком. Это вечное мученье». И он испытующим взглядом – Наташа видела теперь этот взгляд – посмотрел на нее. Наташа, как и всегда, ответила тогда прежде, чем успела подумать о том, что она отвечает; она сказала: «Это не может так продолжаться, этого не будет, вы будете здоровы – совсем».
Она теперь сначала видела его и переживала теперь все то, что она чувствовала тогда. Она вспомнила продолжительный, грустный, строгий взгляд его при этих словах и поняла значение упрека и отчаяния этого продолжительного взгляда.
«Я согласилась, – говорила себе теперь Наташа, – что было бы ужасно, если б он остался всегда страдающим. Я сказала это тогда так только потому, что для него это было бы ужасно, а он понял это иначе. Он подумал, что это для меня ужасно бы было. Он тогда еще хотел жить – боялся смерти. И я так грубо, глупо сказала ему. Я не думала этого. Я думала совсем другое. Если бы я сказала то, что думала, я бы сказала: пускай бы он умирал, все время умирал бы перед моими глазами, я была бы счастлива в сравнении с тем, что я теперь. Теперь… Ничего, никого нет. Знал ли он это? Нет. Не знал и никогда не узнает. И теперь никогда, никогда уже нельзя поправить этого». И опять он говорил ей те же слова, но теперь в воображении своем Наташа отвечала ему иначе. Она останавливала его и говорила: «Ужасно для вас, но не для меня. Вы знайте, что мне без вас нет ничего в жизни, и страдать с вами для меня лучшее счастие». И он брал ее руку и жал ее так, как он жал ее в тот страшный вечер, за четыре дня перед смертью. И в воображении своем она говорила ему еще другие нежные, любовные речи, которые она могла бы сказать тогда, которые она говорила теперь. «Я люблю тебя… тебя… люблю, люблю…» – говорила она, судорожно сжимая руки, стискивая зубы с ожесточенным усилием.
И сладкое горе охватывало ее, и слезы уже выступали в глаза, но вдруг она спрашивала себя: кому она говорит это? Где он и кто он теперь? И опять все застилалось сухим, жестким недоумением, и опять, напряженно сдвинув брови, она вглядывалась туда, где он был. И вот, вот, ей казалось, она проникает тайну… Но в ту минуту, как уж ей открывалось, казалось, непонятное, громкий стук ручки замка двери болезненно поразил ее слух. Быстро и неосторожно, с испуганным, незанятым ею выражением лица, в комнату вошла горничная Дуняша.
– Пожалуйте к папаше, скорее, – сказала Дуняша с особенным и оживленным выражением. – Несчастье, о Петре Ильиче… письмо, – всхлипнув, проговорила она.
Кроме общего чувства отчуждения от всех людей, Наташа в это время испытывала особенное чувство отчуждения от лиц своей семьи. Все свои: отец, мать, Соня, были ей так близки, привычны, так будничны, что все их слова, чувства казались ей оскорблением того мира, в котором она жила последнее время, и она не только была равнодушна, но враждебно смотрела на них. Она слышала слова Дуняши о Петре Ильиче, о несчастии, но не поняла их.
«Какое там у них несчастие, какое может быть несчастие? У них все свое старое, привычное и покойное», – мысленно сказала себе Наташа.
Когда она вошла в залу, отец быстро выходил из комнаты графини. Лицо его было сморщено и мокро от слез. Он, видимо, выбежал из той комнаты, чтобы дать волю давившим его рыданиям. Увидав Наташу, он отчаянно взмахнул руками и разразился болезненно судорожными всхлипываниями, исказившими его круглое, мягкое лицо.
– Пе… Петя… Поди, поди, она… она… зовет… – И он, рыдая, как дитя, быстро семеня ослабевшими ногами, подошел к стулу и упал почти на него, закрыв лицо руками.
Вдруг как электрический ток пробежал по всему существу Наташи. Что то страшно больно ударило ее в сердце. Она почувствовала страшную боль; ей показалось, что что то отрывается в ней и что она умирает. Но вслед за болью она почувствовала мгновенно освобождение от запрета жизни, лежавшего на ней. Увидав отца и услыхав из за двери страшный, грубый крик матери, она мгновенно забыла себя и свое горе. Она подбежала к отцу, но он, бессильно махая рукой, указывал на дверь матери. Княжна Марья, бледная, с дрожащей нижней челюстью, вышла из двери и взяла Наташу за руку, говоря ей что то. Наташа не видела, не слышала ее. Она быстрыми шагами вошла в дверь, остановилась на мгновение, как бы в борьбе с самой собой, и подбежала к матери.
Графиня лежала на кресле, странно неловко вытягиваясь, и билась головой об стену. Соня и девушки держали ее за руки.
– Наташу, Наташу!.. – кричала графиня. – Неправда, неправда… Он лжет… Наташу! – кричала она, отталкивая от себя окружающих. – Подите прочь все, неправда! Убили!.. ха ха ха ха!.. неправда!
Наташа стала коленом на кресло, нагнулась над матерью, обняла ее, с неожиданной силой подняла, повернула к себе ее лицо и прижалась к ней.
– Маменька!.. голубчик!.. Я тут, друг мой. Маменька, – шептала она ей, не замолкая ни на секунду.
Она не выпускала матери, нежно боролась с ней, требовала подушки, воды, расстегивала и разрывала платье на матери.
– Друг мой, голубушка… маменька, душенька, – не переставая шептала она, целуя ее голову, руки, лицо и чувствуя, как неудержимо, ручьями, щекоча ей нос и щеки, текли ее слезы.
Графиня сжала руку дочери, закрыла глаза и затихла на мгновение. Вдруг она с непривычной быстротой поднялась, бессмысленно оглянулась и, увидав Наташу, стала из всех сил сжимать ее голову. Потом она повернула к себе ее морщившееся от боли лицо и долго вглядывалась в него.
– Наташа, ты меня любишь, – сказала она тихим, доверчивым шепотом. – Наташа, ты не обманешь меня? Ты мне скажешь всю правду?
Наташа смотрела на нее налитыми слезами глазами, и в лице ее была только мольба о прощении и любви.
– Друг мой, маменька, – повторяла она, напрягая все силы своей любви на то, чтобы как нибудь снять с нее на себя излишек давившего ее горя.
И опять в бессильной борьбе с действительностью мать, отказываясь верить в то, что она могла жить, когда был убит цветущий жизнью ее любимый мальчик, спасалась от действительности в мире безумия.
Наташа не помнила, как прошел этот день, ночь, следующий день, следующая ночь. Она не спала и не отходила от матери. Любовь Наташи, упорная, терпеливая, не как объяснение, не как утешение, а как призыв к жизни, всякую секунду как будто со всех сторон обнимала графиню. На третью ночь графиня затихла на несколько минут, и Наташа закрыла глаза, облокотив голову на ручку кресла. Кровать скрипнула. Наташа открыла глаза. Графиня сидела на кровати и тихо говорила.
– Как я рада, что ты приехал. Ты устал, хочешь чаю? – Наташа подошла к ней. – Ты похорошел и возмужал, – продолжала графиня, взяв дочь за руку.
– Маменька, что вы говорите!..
– Наташа, его нет, нет больше! – И, обняв дочь, в первый раз графиня начала плакать.
Княжна Марья отложила свой отъезд. Соня, граф старались заменить Наташу, но не могли. Они видели, что она одна могла удерживать мать от безумного отчаяния. Три недели Наташа безвыходно жила при матери, спала на кресле в ее комнате, поила, кормила ее и не переставая говорила с ней, – говорила, потому что один нежный, ласкающий голос ее успокоивал графиню.
Душевная рана матери не могла залечиться. Смерть Пети оторвала половину ее жизни. Через месяц после известия о смерти Пети, заставшего ее свежей и бодрой пятидесятилетней женщиной, она вышла из своей комнаты полумертвой и не принимающею участия в жизни – старухой. Но та же рана, которая наполовину убила графиню, эта новая рана вызвала Наташу к жизни.
Душевная рана, происходящая от разрыва духовного тела, точно так же, как и рана физическая, как ни странно это кажется, после того как глубокая рана зажила и кажется сошедшейся своими краями, рана душевная, как и физическая, заживает только изнутри выпирающею силой жизни.
Так же зажила рана Наташи. Она думала, что жизнь ее кончена. Но вдруг любовь к матери показала ей, что сущность ее жизни – любовь – еще жива в ней. Проснулась любовь, и проснулась жизнь.
Последние дни князя Андрея связали Наташу с княжной Марьей. Новое несчастье еще более сблизило их. Княжна Марья отложила свой отъезд и последние три недели, как за больным ребенком, ухаживала за Наташей. Последние недели, проведенные Наташей в комнате матери, надорвали ее физические силы.
Однажды княжна Марья, в середине дня, заметив, что Наташа дрожит в лихорадочном ознобе, увела ее к себе и уложила на своей постели. Наташа легла, но когда княжна Марья, опустив сторы, хотела выйти, Наташа подозвала ее к себе.
– Мне не хочется спать. Мари, посиди со мной.
– Ты устала – постарайся заснуть.
– Нет, нет. Зачем ты увела меня? Она спросит.
– Ей гораздо лучше. Она нынче так хорошо говорила, – сказала княжна Марья.
Наташа лежала в постели и в полутьме комнаты рассматривала лицо княжны Марьи.
«Похожа она на него? – думала Наташа. – Да, похожа и не похожа. Но она особенная, чужая, совсем новая, неизвестная. И она любит меня. Что у ней на душе? Все доброе. Но как? Как она думает? Как она на меня смотрит? Да, она прекрасная».
– Маша, – сказала она, робко притянув к себе ее руку. – Маша, ты не думай, что я дурная. Нет? Маша, голубушка. Как я тебя люблю. Будем совсем, совсем друзьями.
И Наташа, обнимая, стала целовать руки и лицо княжны Марьи. Княжна Марья стыдилась и радовалась этому выражению чувств Наташи.
С этого дня между княжной Марьей и Наташей установилась та страстная и нежная дружба, которая бывает только между женщинами. Они беспрестанно целовались, говорили друг другу нежные слова и большую часть времени проводили вместе. Если одна выходила, то другаябыла беспокойна и спешила присоединиться к ней. Они вдвоем чувствовали большее согласие между собой, чем порознь, каждая сама с собою. Между ними установилось чувство сильнейшее, чем дружба: это было исключительное чувство возможности жизни только в присутствии друг друга.
Иногда они молчали целые часы; иногда, уже лежа в постелях, они начинали говорить и говорили до утра. Они говорили большей частию о дальнем прошедшем. Княжна Марья рассказывала про свое детство, про свою мать, про своего отца, про свои мечтания; и Наташа, прежде с спокойным непониманием отворачивавшаяся от этой жизни, преданности, покорности, от поэзии христианского самоотвержения, теперь, чувствуя себя связанной любовью с княжной Марьей, полюбила и прошедшее княжны Марьи и поняла непонятную ей прежде сторону жизни. Она не думала прилагать к своей жизни покорность и самоотвержение, потому что она привыкла искать других радостей, но она поняла и полюбила в другой эту прежде непонятную ей добродетель. Для княжны Марьи, слушавшей рассказы о детстве и первой молодости Наташи, тоже открывалась прежде непонятная сторона жизни, вера в жизнь, в наслаждения жизни.
Они всё точно так же никогда не говорили про него с тем, чтобы не нарушать словами, как им казалось, той высоты чувства, которая была в них, а это умолчание о нем делало то, что понемногу, не веря этому, они забывали его.
Наташа похудела, побледнела и физически так стала слаба, что все постоянно говорили о ее здоровье, и ей это приятно было. Но иногда на нее неожиданно находил не только страх смерти, но страх болезни, слабости, потери красоты, и невольно она иногда внимательно разглядывала свою голую руку, удивляясь на ее худобу, или заглядывалась по утрам в зеркало на свое вытянувшееся, жалкое, как ей казалось, лицо. Ей казалось, что это так должно быть, и вместе с тем становилось страшно и грустно.
Один раз она скоро взошла наверх и тяжело запыхалась. Тотчас же невольно она придумала себе дело внизу и оттуда вбежала опять наверх, пробуя силы и наблюдая за собой.
Другой раз она позвала Дуняшу, и голос ее задребезжал. Она еще раз кликнула ее, несмотря на то, что она слышала ее шаги, – кликнула тем грудным голосом, которым она певала, и прислушалась к нему.
Она не знала этого, не поверила бы, но под казавшимся ей непроницаемым слоем ила, застлавшим ее душу, уже пробивались тонкие, нежные молодые иглы травы, которые должны были укорениться и так застлать своими жизненными побегами задавившее ее горе, что его скоро будет не видно и не заметно. Рана заживала изнутри. В конце января княжна Марья уехала в Москву, и граф настоял на том, чтобы Наташа ехала с нею, с тем чтобы посоветоваться с докторами.
После столкновения при Вязьме, где Кутузов не мог удержать свои войска от желания опрокинуть, отрезать и т. д., дальнейшее движение бежавших французов и за ними бежавших русских, до Красного, происходило без сражений. Бегство было так быстро, что бежавшая за французами русская армия не могла поспевать за ними, что лошади в кавалерии и артиллерии становились и что сведения о движении французов были всегда неверны.
Люди русского войска были так измучены этим непрерывным движением по сорок верст в сутки, что не могли двигаться быстрее.
Чтобы понять степень истощения русской армии, надо только ясно понять значение того факта, что, потеряв ранеными и убитыми во все время движения от Тарутина не более пяти тысяч человек, не потеряв сотни людей пленными, армия русская, вышедшая из Тарутина в числе ста тысяч, пришла к Красному в числе пятидесяти тысяч.
Быстрое движение русских за французами действовало на русскую армию точно так же разрушительно, как и бегство французов. Разница была только в том, что русская армия двигалась произвольно, без угрозы погибели, которая висела над французской армией, и в том, что отсталые больные у французов оставались в руках врага, отсталые русские оставались у себя дома. Главная причина уменьшения армии Наполеона была быстрота движения, и несомненным доказательством тому служит соответственное уменьшение русских войск.
Вся деятельность Кутузова, как это было под Тарутиным и под Вязьмой, была направлена только к тому, чтобы, – насколько то было в его власти, – не останавливать этого гибельного для французов движения (как хотели в Петербурге и в армии русские генералы), а содействовать ему и облегчить движение своих войск.
Но, кроме того, со времени выказавшихся в войсках утомления и огромной убыли, происходивших от быстроты движения, еще другая причина представлялась Кутузову для замедления движения войск и для выжидания. Цель русских войск была – следование за французами. Путь французов был неизвестен, и потому, чем ближе следовали наши войска по пятам французов, тем больше они проходили расстояния. Только следуя в некотором расстоянии, можно было по кратчайшему пути перерезывать зигзаги, которые делали французы. Все искусные маневры, которые предлагали генералы, выражались в передвижениях войск, в увеличении переходов, а единственно разумная цель состояла в том, чтобы уменьшить эти переходы. И к этой цели во всю кампанию, от Москвы до Вильны, была направлена деятельность Кутузова – не случайно, не временно, но так последовательно, что он ни разу не изменил ей.
Кутузов знал не умом или наукой, а всем русским существом своим знал и чувствовал то, что чувствовал каждый русский солдат, что французы побеждены, что враги бегут и надо выпроводить их; но вместе с тем он чувствовал, заодно с солдатами, всю тяжесть этого, неслыханного по быстроте и времени года, похода.
Но генералам, в особенности не русским, желавшим отличиться, удивить кого то, забрать в плен для чего то какого нибудь герцога или короля, – генералам этим казалось теперь, когда всякое сражение было и гадко и бессмысленно, им казалось, что теперь то самое время давать сражения и побеждать кого то. Кутузов только пожимал плечами, когда ему один за другим представляли проекты маневров с теми дурно обутыми, без полушубков, полуголодными солдатами, которые в один месяц, без сражений, растаяли до половины и с которыми, при наилучших условиях продолжающегося бегства, надо было пройти до границы пространство больше того, которое было пройдено.
В особенности это стремление отличиться и маневрировать, опрокидывать и отрезывать проявлялось тогда, когда русские войска наталкивались на войска французов.
Так это случилось под Красным, где думали найти одну из трех колонн французов и наткнулись на самого Наполеона с шестнадцатью тысячами. Несмотря на все средства, употребленные Кутузовым, для того чтобы избавиться от этого пагубного столкновения и чтобы сберечь свои войска, три дня у Красного продолжалось добивание разбитых сборищ французов измученными людьми русской армии.
Толь написал диспозицию: die erste Colonne marschiert [первая колонна направится туда то] и т. д. И, как всегда, сделалось все не по диспозиции. Принц Евгений Виртембергский расстреливал с горы мимо бегущие толпы французов и требовал подкрепления, которое не приходило. Французы, по ночам обегая русских, рассыпались, прятались в леса и пробирались, кто как мог, дальше.
Милорадович, который говорил, что он знать ничего не хочет о хозяйственных делах отряда, которого никогда нельзя было найти, когда его было нужно, «chevalier sans peur et sans reproche» [«рыцарь без страха и упрека»], как он сам называл себя, и охотник до разговоров с французами, посылал парламентеров, требуя сдачи, и терял время и делал не то, что ему приказывали.
– Дарю вам, ребята, эту колонну, – говорил он, подъезжая к войскам и указывая кавалеристам на французов. И кавалеристы на худых, ободранных, еле двигающихся лошадях, подгоняя их шпорами и саблями, рысцой, после сильных напряжений, подъезжали к подаренной колонне, то есть к толпе обмороженных, закоченевших и голодных французов; и подаренная колонна кидала оружие и сдавалась, чего ей уже давно хотелось.
Под Красным взяли двадцать шесть тысяч пленных, сотни пушек, какую то палку, которую называли маршальским жезлом, и спорили о том, кто там отличился, и были этим довольны, но очень сожалели о том, что не взяли Наполеона или хоть какого нибудь героя, маршала, и упрекали в этом друг друга и в особенности Кутузова.
