Город под куполом
Город под куполом (англ. domed city) — разновидность теоретической или вымышленной структуры, которая представляет собой большую урбанизированную область, помещённую под единую крышу. В большинстве описаний купол является герметичным, что позволяет контролировать температуру и качество воздуха под ним. Города под куполом являются одной из повторяющихся тем в научной фантастике и футурологии начиная с первой половины XX века. Различные авторы располагают их на Земле, Луне или других планетах.
Содержание
Происхождение
Когда появилось первое описание города под куполом, доподлинно неизвестно. Словосочетание «domed city» в XIX веке использовалось в другом смысле: оно обозначало скайлайн, в котором господствуют здания с крышей в форме купола. Один из каталогов ранних научно-фантастических произведений упоминает изданную в 1881 году фантастическую книгу Уильяма Делайл Хэя «Триста лет спустя» (англ. Three Hundred Years Hence), в которой описывается будущая цивилизация, в которой большая часть человечества живёт в накрытых стеклянными куполами городах под поверхностью моря, что даёт возможность использовать поверхность суши преимущественно для сельского хозяйства. В данном каталоге также приводятся некоторые упоминания концепции, относящиеся к началу XX века[1].
Темы
Авторы используют города под куполом для разрешения многих проблем. Иногда они воздвигаются на благо людей, живущих в них, иногда нет. Обычным мотивом являются проблемы загрязнения воздуха и иные виды разрушения окружающей среды, особенно в произведениях, относящихся к середине и концу XX века. В некоторых работах в городах под куполом живут остатки человечества, остальная часть которого умерла или умирает[2]. В фильме 1976 года «Бегство Логана» присутствуют оба таких мотива. Персонажи фильма живут в комфортабельном городе под куполом, однако системы города одновременно контролируют их, не допуская восстановления прежней численности человечества[3].
В литературоведении город под куполом интерпретируется как символическое чрево, которое одновременно кормит и защищает человечество. В то время как другие сюжеты научной фантастики делают акцент на безбрежности просторов вселенной, тема города под куполом ограничивает его обитателей, с тем подтекстом, что их взаимодействие с внешним миром приведёт к возникновению хаоса[4].
Инженерные проекты
В 1960—1970-х годах концепция города под куполом широко обсуждалась вне контекста научной фантастики. В 1960 году инженер Бакминстер Фуллер описал трёхкилометровый геодезический купол, накрывающий Средний Манхэттен, который позволил бы регулировать погодные условия в данном районе и уменьшить загрязнение воздуха[5].
Проекты возведения купола предлагались в 1979 году для города Винуски (штат Вермонт)[6], в 2010 году — для Хьюстона[7] и для города Мирный в Якутии[8].
Напишите отзыв о статье "Город под куполом"
Примечания
- ↑ Bleiler Everett F. Science Fiction: The Early Years. — 1990.
- ↑ Yanarella Ernest J. The Cross, the Plow and the Skyline. — 2001.
- ↑ Díaz-Diocaretz Myriam. The Matrix in Theory and Practice. — 2006.
- ↑ Kreuziger Frederick A. The Religion of Science Fiction. — 1986.
- ↑ [archive.is/20120904040953/www.newyorker.com/online/2008/06/09/slideshow_080609_fuller?slide=7%23slide=7 Weird Science] The New Yorker on Fuller dome over Manhattan
- ↑ [www.time.com/time/magazine/article/0,9171,912572,00.html Time: Environment: A Dome for Winooski? (Dec 1979)]
- ↑ [dsc.discovery.com/tv/mega-engineering/explore/houston-dome.html Discovery Channel: A Dome over Houston]
- ↑ Geere, Duncan. [www.wired.co.uk/news/archive/2010-11/17/russia-domed-city-siberia Russia plans domed city in Siberian mine], Wired UK (17 November 2010).
Отрывок, характеризующий Город под куполом
Русские, умиравшие наполовину, сделали все, что можно сделать и должно было сделать для достижения достойной народа цели, и не виноваты в том, что другие русские люди, сидевшие в теплых комнатах, предполагали сделать то, что было невозможно.Все это странное, непонятное теперь противоречие факта с описанием истории происходит только оттого, что историки, писавшие об этом событии, писали историю прекрасных чувств и слов разных генералов, а не историю событий.
Для них кажутся очень занимательны слова Милорадовича, награды, которые получил тот и этот генерал, и их предположения; а вопрос о тех пятидесяти тысячах, которые остались по госпиталям и могилам, даже не интересует их, потому что не подлежит их изучению.
А между тем стоит только отвернуться от изучения рапортов и генеральных планов, а вникнуть в движение тех сотен тысяч людей, принимавших прямое, непосредственное участие в событии, и все, казавшиеся прежде неразрешимыми, вопросы вдруг с необыкновенной легкостью и простотой получают несомненное разрешение.
Цель отрезывания Наполеона с армией никогда не существовала, кроме как в воображении десятка людей. Она не могла существовать, потому что она была бессмысленна, и достижение ее было невозможно.
Цель народа была одна: очистить свою землю от нашествия. Цель эта достигалась, во первых, сама собою, так как французы бежали, и потому следовало только не останавливать это движение. Во вторых, цель эта достигалась действиями народной войны, уничтожавшей французов, и, в третьих, тем, что большая русская армия шла следом за французами, готовая употребить силу в случае остановки движения французов.
Русская армия должна была действовать, как кнут на бегущее животное. И опытный погонщик знал, что самое выгодное держать кнут поднятым, угрожая им, а не по голове стегать бегущее животное.
Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам, – сущность его, в его глазах очевидно уничтожается – перестает быть. Но когда умирающее есть человек, и человек любимый – ощущаемый, тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая, так же как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.
После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.
Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.
