Гороховая улица

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Координаты: 59°56′10″ с. ш. 30°18′38″ в. д. / 59.93611° с. ш. 30.31056° в. д. / 59.93611; 30.31056 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=59.93611&mlon=30.31056&zoom=12 (O)] (Я)
Гороховая улица
Санкт-Петербург
Общая информация
Район города Центральный, Адмиралтейский
Полицейская часть Адмиралтейская Казанская, Спасская и Московская части
Прежние названия Средняя перспектива,
2-й Адмиралтейский проспект,
2-я Перспективная улица,
Адмиралтейская улица,
Гороховая улица,
Комиссаровская улица,
улица Дзержинского,
Гороховая улица
Протяжённость 2 км
Ближайшие станции метро  «Адмиралтейская»
 «Невский проспект»
 «Гостиный двор»,
 «Сенная площадь»
 «Спасская»
 «Садовая»
 «Звенигородская»
 «Пушкинская»
Почтовый индекс 190000, 191186, 191023, 190031, 191180.

Гороховая улица
[www.openstreetmap.org/?lat=59.93667&lon=30.30944&zoom=15&layers=M на карте OpenStreetMap]
[maps.yandex.ru/map.xml?mapID=500&mapX=3376355&mapY=8345589&descx=3376355&descy=8345589&scale=9 на карте Яндекс]
[maps.google.com/maps?f=q&hl=en&geocode=&q=%D0%93%D0%BE%D1%80%D0%BE%D1%85%D0%BE%D0%B2%D0%B0%D1%8F+%D1%83%D0%BB%D0%B8%D1%86%D0%B0,+%D0%A1%D0%B0%D0%BD%D0%BA%D1%82-%D0%9F%D0%B5%D1%82%D0%B5%D1%80%D0%B1%D1%83%D1%80%D0%B3,+%D0%A0%D0%BE%D1%81%D1%81%D0%B8%D1%8F&sll=37.0625,-95.677068&sspn=33.984987,72.773438&ie=UTF8&t=h&z=14&iwloc=addr на карте Google]
Гороховая улица на Викискладе

Горо́ховая улица — одна из центральных магистралей в центре Санкт-Петербурга. Является границей между Центральным и Адмиралтейским районами города. Гороховая улица идёт от Адмиралтейского проспекта до Пионерской площади (бывшего Семёновского плаца).

Это один из трёх лучей, расходящихся от центральной башни Адмиралтейства. Три луча — вместе с Вознесенским проспектом и Невским проспектом, которые планировались П. М. Еропкиным как основной ансамбль для застройки города на левом берегу Невы после пожаров 1736—1737 годов.





История

Первоначально имела название Сре́дней перспекти́вы (Невский проспектБольша́я перспекти́ва, Вознесенский проспектМа́лая (?) перспекти́ва). С середины XVIII века носила сразу три имени — 2-й (второй) Адмиралте́йский проспе́кт, 2-я (вторая) Перспекти́вная у́лица либо Адмиралте́йская у́лица.

Нынешнее название улица получила после 1756 года, когда купец Гаррах (в народе Горох, Горохов) построил на ней каменный дом и открыл лавку.

В доме № 2 по Гороховой улице с 1918 года находилась Всероссийская чрезвычайная комиссия Совета народных комиссаров по борьбе с контрреволюцией и саботажем (ВЧК), которую возглавлял Ф. Э. Дзержинский. В том же году улицу переименовали в Комисса́ровскую, а затем в 1927 году — в у́лицу Дзержи́нского. Прежнее название — Гороховая — вернули в 1991 году.

В советские годы существовали планы по продлению Гороховой улицы за Пионерскую площадь (Невский продлился Заневским проспектом, а Вознесенский и ИзмайловскийНовоизмайловским). С этой целью ровно в створе Гороховой улицы проложили Софийскую улицу. Также в Волкове по этой оси построили дома №№ 2 и 4 по Волковскому проспекту, а также №№ 20, 22 и 24 по улице Салова. Однако масштабные планы реализованы не были.

26 ноября 2010 года Гороховая улица от Загородного проспекта до Адмиралтейского проспекта закрыта на капитальный ремонт, который завершили в сентябре 2011 года.[1]

До 50-х годов ХХ века Гороховая улица была вымощена диабазовой брусчаткой.

История переименований

  • Средняя Проспективая ул. (1730—1750-е)
  • Адмиралтейская перспектива, Семеновская перспектива (1750—1770-е)
  • Гороховая ул. (1770-е — октябрь 1918)
  • Комиссаровская ул. (октябрь 1918 — 13.01.1927)
  • ул. Дзержинского (13.01.1927 — 04.10.1991)
  • Гороховая ул. (с 04.10.1991)[2]

Другие названия улицы:

  • Адмиралтейский пр. (1828—1840)
  • Адмиралтейская ул. (1828—1846)
  • Средняя Адмиралтейская перспектива (1766—1801)
  • Графский пролом (1758—1793)
  • Семеновский пр.[3]

Здания и сооружения Гороховой улицы

Дома

1—10

 Объект культурного наследия РФ [old.kulturnoe-nasledie.ru/monuments.php?id=7802415000 № 7802415000]№ 7802415000
В доме (Крюковской) находился первый в городе магазин «гуммилистических» (резиновых) изделий а также трактир первого класса «Город Лондон».
  • Гороховая улица, 3 — доходный дом Второго российского страхового общества (1912—1915, архитектор А. В. Кенель, стиль — неоклассицизм).
 Объект культурного наследия РФ [old.kulturnoe-nasledie.ru/monuments.php?id=7802416000 № 7802416000]№ 7802416000
Второе российское страховое от огня общество было открыто в 1835 году.
  • Гороховая улица, 4 — доходный дом страхового общества «Саламандра» (1908—1909, архитектор М. М. Перетяткович при участии Н. Н. Верёвкина, стиль — неоклассицизм с элементами модерна).
 Объект культурного наследия РФ [old.kulturnoe-nasledie.ru/monuments.php?id=7800717000 № 7800717000]№ 7800717000
Фасад здания облицован гранитом с двумя симметричными двухъярусными эркерами. Другие элементы фасада: гирлянды, венки, маски, медальоны с женскими фигурами из белого мрамора, рога изобилия. Над въездом во двор помещено изображение саламандры.
В этом доме жили: балетмейстер и педагог А. Я. Ваганова (мемориальная доска «Здесь с 1937 года по 1951 год жила Агриппина Яковлевна Ваганова, профессор, крупнейший деятель советской хореографии», архитектор М. Ф. Егоров; в 1990-е мраморная доска 1958 года была заменена на гранитную), композитор И. О. Дунаевский (мемориальная доска «В этом доме с 1936 года по 1941 год жил и работал выдающийся композитор Исаак Осипович Дунаевский»), певец И. В. Ершов (мемориальная доска «В этом доме с 1931 по 1941 годы жил великий русский певец, профессор Ленинградской консерватории, народный артист СССР Иван Васильевич Ершов», 1989, архитектор Л. Г. Бадалян, гранит), певица С. П. Преображенская (мемориальная доска «В этом доме с 1937 по 1966 годы жила народная артистка СССР, лауреат Государственных премий СССР, профессор Софья Петровна Преображенская», 1971, архитектор В. Д. Попов, гранит), балерина Г. С. Уланова.
В настоящее время — Генеральное консульство Румынии.
  • Гороховая улица, 5 — доходный дом С. В. Орлова-Давыдова, здание в стиле модерн (XVIII век; 1834; 1904, архитектор А. А. Грубе). В 2001 году включён в «Список вновь выявленных объектов, представляющих историческую, научную, художественную или иную культурную ценность».
С февраля 1842 года до отъезда в Париж в 1844 году здесь жил М. И. Глинка[4], здесь он заканчивал свою оперу «Руслан и Людмила».
 Объект культурного наследия РФ [old.kulturnoe-nasledie.ru/monuments.php?id=7802353000 № 7802353000]№ 7802353000
Страховое общество «Саламандра» было создано в 1846 году. В здании находилась школа МГБ СССР, на фасаде — мемориальная доска Алиеву, учившемуся здесь: «В этом доме, в высшей школе МГБ СССР в 1949—1950 гг. учился выдающийся государственный деятель, президент Азербайджанской республики Гейдар Алиевич Алиев» ([commons.wikimedia.org/wiki/File:H.AlievMemS-Peterburg.jpg фотография]).
В доме тайного советника Клоссена в начале 1820-х годов французом Андрие был открыт трактир 1-го класса. Андрие, вернувшийся на родину в 1829 году, продал ресторан Дюме. В 1829—1830-х годах здесь многократно бывал А. С. Пушкин, здесь же в 1834 году он познакомился с Ж. Дантесом. В 1882 году перестроен для Русского страхового от огня общества, основанного в 1867 году (брат архитектора А. Л. Гуна был одним из его основателей). В 1895 году общество сменило название на «Русское страховое общество» и начало страховать транспортные средства.
 Объект культурного наследия РФ [old.kulturnoe-nasledie.ru/monuments.php?id=7810597000 № 7810597000]№ 7810597000
Во 2-й половине XIX века дом был надстроен одним этажом. Принадлежал Ф. И. Ротину, который в 1870-х годах открыл здесь ресторан «Вена» (другие названия «Венский трактир»/«Интернациональный ресторан»/«Ресторан И. Соколова»). В 1884 году при ресторане был открыт «Новый шахматный клуб». Постоянными посетителями ресторана были писатели А. Т. Аверченко, Л. Н. Андреев, М. Горький, А. И. Куприн, А. Н. Толстой, поэты А. А. Блок, С. М. Городецкий, певец Ф. И. Шаляпин. Ресторан был в бельэтаже с окнами на Гороховую, затем были сделаны 19 отдельных кабинетов, на стенах были развешаны рисунки и автографы знаменитых посетителей. В 1903 году новым владельцем ресторана, вновь открывшегося 31 мая, стал И. С. Соколов. Название «Ресторан Ивана Соколова» закрепилось с началом Первой мировой войны. После революции ресторан был закрыт, вновь открылся на этом месте в 1993 году. В настоящее время здесь расположен мини-отель «Старая Вена»[6], все номера в котором посвящены поэтам и писателям Серебряного века. Также в отеле проводятся поэтические и литературные вечера и мероприятия.
Среди жильцов дома были писатель И. С. Тургенев (1851—1852), композитор П. И. Чайковский (1893, в 1911 году здесь установлена одна из первых мемориальных досок в России с надписью: «Пётръ Ильичъ Чайковский родился 25го апреля 1840-го года въ Вятской губернии на Воткинскомъ заводе. Скончался в этомъ доме 25го октября 1893-го года», архитектор Л. Н. Бенуа), военачальник В. К. Блюхер (1923—1926), балерина Г. С. Уланова (1926—1935, мемориальная доска установлена 21 июля 2011 года).
  • Гороховая улица, 9 — доходный дом Н. П. Жеребцовой (1852—1854, архитектор И. А. Монигетти, стиль — необарокко, надстроен). В 2001 году включён в «Перечень вновь выявленных объектов, представляющих историческую, научную, художественную или иную культурную ценность».
Здесь были магазин «Детская обувь» В. Евстифеева (1912) и торговый дом «Ю. Мартенс» (1914).
 Объект культурного наследия РФ [old.kulturnoe-nasledie.ru/monuments.php?id=7802352000 № 7802352000]№ 7802352000
В XIX веке здесь жила княгиня Н. П. Голицына, послужившая, по мнению литературоведов, прообразом старухи-графини из «Пиковой дамы» А. С. Пушкина. Описание дома в повести соответствовало реальной обстановке дома: «Просторный вестибюль. Парадная мраморная лестница ведёт к камину на площадке. Над ним высокое полуциркульное зеркало, а в нём небольшие круглые часы. Полустёршиеся римские цифры на циферблате. Внизу надпись: Leroy Paris.» Голицына умерла здесь в 1837 году в возрасте 94 лет, после чего дом был куплен казной для военного министра князя А. И. Чернышёва.
В 1839—1840 годах здание было перестроено архитектором А. А. Тоном: первый этаж остался без изменений, однако здание стало выше, увеличились окна бельэтажа, изменился характер наличников, на фасаде добавились скульптурный пояс, чугунная золочёная решётка, герб на фронтоне. Также были изменены внутренняя планировка и отделка. В 1852 году, к 25-летнему юбилею Чернышёва на посту военного министра, казённый дом был передан ему в вечное и потомственное владение.

11—20

Культурное наследие
Российской Федерации, [old.kulturnoe-nasledie.ru/monuments.php?id=7810060000 объект № 7810060000]
объект № 7810060000

Построен в 1745 г., надстроен и перестроен в 1838 г. (архитектор Реймерс К. И.). Стиль — классицизм, барокко.
— В 1730-х гг. обжигальщик кирпичных заводов Полунин Гаврила Дмитриевич хотел построить дом на этом месте, но не построил.
— Место отдали под строительство театрального здания (одного из первых в городе), которое обещал построить немецкий артист Яган Христофор Зихмунт
— В 1745 г. дом был построен. (в духе ранних работ Растрелли или Чевакинского)
— После смерти Зигмунта Я. Х. в 1750 г., его вдова Мария-Елизавета заложила дом. Дом выкуплен не был.
— Затем дом принадлежал: вдове подполковнице Марфе Кирилловне Елагиной. В 1755 г. было дано объявление о продаже, далее купцам Василию Портеру, Луи Фоконье, в 1781 г. его приобрела фрейлина Наталья Львовна Нарышкина (жена полковника Славянского гусарского полка Ивана Антоновича Соллогуба).
— В 1820-х гг. дом принадлежал Кусовникову. Музыкальный магазин Рихтера.
— В конце 1830-х гг. дом был приобре тён глазным врачом В. В. Лерхом.
— В 1838 г. дом был надстроен (архитектор Реймерс К. И. с одобрения архитектора П. П. Жако), Во дворе построили 5-ти, 6-и этажные флигели.
— Дом, где в 1840—1841 гг. жил писатель и философ Герцен А. И..
— Ресторан «Лерхе». открыт в 1843 г. Г. В. Лерхе (1787—1876) чиновник Военного министерства. Перестроен в 1838 г., архитектор П. П. Жако при участии К. И. Реймерса.
«Славился» офицерскими пирушками. В стихотворении «Говорун» Н. А. Некрасов упоминал его.
— С конца 1840-х гг. до 1917 г. владельцами дома были Елисеевы.
— В 1840 г. жил Фотограф Левицкий С. Л. (1819—1898)
— В 1840—1841 гг. в кв. 21 жил писатель Герцен А. И. (1812—1870)
— «Литературная газета» печаталась в типографии К. К. Края (Гороховая ул., участок д. 11).
— Поэт Мицкевич А. (1798—1855) польский поэт. Поэма «Конрад Валленрод» и сборник «Поэзия» отпечатаны в типографии К. К. Края.
— Была здесь фруктовая лавка купцов Смуровых.
— В 1896—1915 гг. жил писатель Тихонов Н. С..
— На доме была Реклама торгового дома «Ф. Бутц».
— В 1955 г. установлена мемориальная доска «В этом доме в квартире № 21 в 1840-41 гг. жил Александр Иванович Герцен».
— В 2003 г. открыли отель "Комфорт".
— В 2005 г.открыли Герцен Хаус отель.

Построен в 1740 г., надстроен в 1760-х гг. и 1839 г. Стиль — классицизм
— В 1736—1737 гг. участок отдали секретарю воинской морской команды Пимену Пареному.
— С начала 1740-х гг. владельцем участка был генерал Загряжский.
— Был погреб с винами купеца Миттендорфа.
— Затем дом принадлежал: сенатору Д. В. Волкову, А. В. Олсуфьеву.
— В 1760-х гг. дом надстроен одним этажом.
— В 1784 г. Олсуфьев умер, и дом купил Григорий Максимович Походяшин.
— В 1789 г. дом купил обер-прокурор Сената Александр Николаевич Зубов.
— Затем дом перешёл к жене брата Г. М. Походяшина — Каролине Антоновне (сестре директора лицея Е. А. Энгельгардта).
— В конце 1790-х гг. принадлежал барону Григорию Александровичу Строганову.
— В 1820—1860-х гг. домом владели аптекарь Иван Штраух и его наследники.
— В 1839 г. дом надстроен до четвёртого этажа.
— В 1840-е гг. в доме Штрауха члены кружка петрашевцев П. Д. Антонелли и Ф. Г. Толль снимали меблированную квартиру.
— В 1850-х гг. находилась мебельная фабрика А. Гамбса.
— Магазины:

Стиль — эклектика. Дважды перестроил архитектор Сюзор П. Ю.. Дом и дворовые флигеля были надстроены.
— В 1736 г. был отведён участок тайному советнику Василию Яковлевичу Новосильцеву.
— С 1860-х гг. дом принадлежал Ивану Федоровичу Тутолмину.

Стиль — эклектика. Построен по планам П. М. Еропкина, составленным до 1738 г. В 1867—1868 гг. перестройка, надстройка и изменение фасада, архитектор Гёдике Р. А. В 1893—1894 гг. перестройка, военный инженер А. И. Донченко
— Возведён на участке бывшей Морской слободы.
— Со стороны Гороховой ул. был построен как служебный флигель.
— На плане Соколова, Горихвостова и Сент-Илера (1760—1770-е гг.) дом был одноэтажными на высоком подвале.
— В 1824 г. здесь открылось первое в Петербурге «справочное место». (принимали объявления, давали справки).
— В 1830-х гг. дом принадлежал представителю известной купеческой семьи Петру Алексеевичу Жадимировскому.
— Снимал помещение дамский портной и корсетный мастер М. Зегер.
— Размещалась центральная гомеопатическая аптека Ф. Бахмана. (высылала по почте желающим готовые аптечки).
— В 1832—1833 гг. жил А. С. Пушкин (в квартире из 12 комнат со службами (конюшня, сарай для экипажей, сарай для дров, ледник, чердак за 3 тыс. руб. в год).
Здесь он создал последнюю главу повести «Дубровский», приступил к написанию «Капитанской дочки» и в это же время появилось первое полное издание романа в стихах «Евгений Онегин».
— В 1844 г. после смерти П. А. Жадимировский, владелицей дома стала его вдова Елизавета Степановна с детьми (три дочери и сын Алексй).
— До 1860-х гг. дом был трёхэтажным.
— В 1860—1870-х гг. дом принадлежал действительному статскому советнику Александру Степановичу Воронину.
— В 1868 г. были надстроен четвёртый этаж и изменён фасад здания. (архитектор Р. А. Гёдике)
— В 1893—1894 гг. дом был капитально перестроен (инженер-капитаном А. И. Донченко).
— В конце 19 века дом купил Доминик Яковлевич Риц-а-Порто (выходец из Швейцарии, хозяин кафе «Доминик» на Невском пр., 24).
— С начала 20 века домом владело «Российское общество страхования капиталов и доходов».
— В 1909 г. здесь находилась контора подрядчика строительных работ Карла Осиповича Гвиди.
— После Февральской революции здесь помещался Угрозыск (в корпусе по Гороховой, 14 ).
— Далее жилой дом.
— В начале 1970-х гг. был отдан Ленинградской телефонной сети.

Культурное наследие
Российской Федерации, [old.kulturnoe-nasledie.ru/monuments.php?id=7802443000 объект № 7802443000]
объект № 7802443000

Ныне Фабрика одежды, 1905—1907 гг., архитекторы К. Н. де Рошефор, В. А. Липский Стиль — модерн
— В первой половине 18 века участок принадлежал В. Я. Новосильцеву.
— В 1746 г. участок был разделён. Уже был дом.
— В середине 18 века владение принадлежало вице-президенту Юстиц-коллегии Фридриху фон Бремеру.
— В 1778 г. участок был продан придворному портному Крестьяну Федорову (Христиану Фридриху) Поппе.
— В 1783 г. жена Поппе — Авдотья Федоровна продала дом портному «здешнего портного цеха» Карлу Гейдеману.
— Следующим владельцем был коммерции советник, городской голова Николай Дмитриевич Меншиков (от него достался сыну, а затем внуку).
— В 1842 г. дом был трёхэтажным. Было дано разрешение построить балкон. Проект подписал архитектор Ф. И. Габерцетель.
— В 1860 г. архитектор И. И. Цим проектирует перештукатурку фасадов, строятся каменные службы во дворе.
— В 1861 г. по проекту архитектора А. А. Докушевского был устроен фотопавильон. (Фотоателье Иоганна Абрагамсона)
— С 1870 г. в доме находилась центральная гомеопатическая аптека.
— В 1890-х гг. – гомеопатическая лечебница. Одну из квартир снимал врач-гомеопат А. Ф. Флеминг.
— В 1905 г. бельгийский подданный С. Эсдерс и нидерландский подданный Н. Схейфальс подали прошение о разрешении построить пятиэтажное с мансардой здание для их торгового дома на месте дома № 15.
— С 1906 г. дом заняла фирма «Эсдерс и Схейфальс» (продажа готового женского и мужского платья).
— 1905—1907 гг. построено новое здание архитекторы К. Н. де Рошефор (Рошфор), В. А. Липский. Металлический каркас дома весил 70 000 пудов и изготовлен на заводе Э. Тильманса.
Здание украшено штукатурным декором, большие окна, узкие простенки, на трёх нижних этажах окна прямоугольные, на 4-м с полукруглым завершением и над окнами изображены кувшинки, на 5-м – сдвоенные оконные проемы, на мансардном этаже окна подковообразной формы. Также со стороны Гороховой ул. завершался невысоким аттиком с именами владельцев. Угловая башня с куполом и шпилем утрачена.
— Универсальный магазин «Au pont rouge» — «У Красного моста».
— Швейная фабрика им. В. Володарского. В 1919 г. Центральная швейная фабрика. С 1922 г. ей присвоено имя комиссара по делам печати, пропаганды и агитации В. Володарского (начинавшего свою трудовую деятельность портным). 1928 г. из цех пошива дамской одежды фабрики им. В. Володарского была создана фабрика «Большевичка». С. 13.04.1992 г. зарегистрировано АОЗТ (ныне ЗАО) «Фабрика одежды Санкт-Петербург».

Построен в 18761878 годах по проекту А. Р. Гешвенда. Включён существовавший дом. Стиль — эклектика

Стиль — классицизм. Начало 19 века.
— В начале 19 века. участок купил купец Христофор Таль.
— Было одноэтажное здание (14 окон). Два выступа этого дома соединяла железная ограда с венками.
— В 1810 г. — Английское собрание. (переехало из дома № 19)
В клубе были баснописец И. А. Крылов, архитектор В. П. Стасов, поэт В. А. Жуковский. В 1822 г. Английский клуб переехал (1822 г.).
— В 1826 г. — Третье отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии. Создано Николаем I, Главой был назначен граф А. Х. Бенкендорф.
— В 1830-е гг. — Раздел владения наследниками Таля. Перепланировка участка, новые постройки.
— В 1840-е гг. — Корпус жандармов и Главная императорская контора. Третье отделение переехало на Фонтанку.

Культурное наследие
Российской Федерации, [old.kulturnoe-nasledie.ru/monuments.php?id=7810587025 объект № 7810587025]
объект № 7810587025

(Конец 18 века) 1760-е гг., архитектор (предп.) Т. Томон. Перестраивалось в 1817—1820 гг., архитектор Квадри Д.; 1844—1847 гг., архитектор П. С. Плавов. Стиль — классицизм
— Участок принадлежал Мусиным-Пушкиным. После казни Платона Ивановича Мусина-Пушкина, участок достался его племяннику Аполлосу Эпафродитовичу Мусину-Пушкину. (не застроен)
Указом Елизаветы Петровны участок у него был отобран и передан А. Б. Бутурлину.
— В начале 1770-х гг. сын А. Б. Бутурлина — Пётр Александрович возвёл каменный дом. (стиль — ранний классицизм).
— В 1797 г. Дмитрий Петрович Бутурлин продаёт участок купцу Кусовникову.
— Композитор Глинка М. И. (1804—1857) жил в 1848—1849 гг. в этом доме у своего зятя В. И. Флери (директора Училища глухонемых)
— Писатель, журналист, издатель, филолог, тайный советник (1843), член-кор. Петербургской Академия Наук (1827) Греч Н. И. (1787—1867) жил в этом доме
— В 1817 г. для первого в России Училища глухонемых дом был выкуплен в казну у купчихи Кусовкиной.
— В 1820 Санкт-Петербургское училище глухонемых перевели в приобретенное по воле Марии Фёдоровны и перестроенное здание у Красного моста, включенное в комплекс Санкт-Петербургского Воспитательного дома.
— Церковь аппостолов Петра и Павла при Императорском училище глухонемых. (по проекту того же Плавова) Была заложена 29.06.1844 на третьем этаже, в центральной части корпуса на Гороховой
— В 1844—1847 гг. дом перестроили по проекту архитектора П. С. Плавова. (надстроили четвёртый этаж, проведена внутренняя перепланировка, центр украшен 9-ю полуколоннами).
— В 1901 г. Попечительство императрицы Марии Фёдоровны о глухонемых открыло амбулаторию для приходящих в здании Училища глухонемых. Руководил ею М. В. Богданов-Березовский, трудились доктора В. А. Лийк и М. С. Шумахер
— Педагогический университет им. А. И. Герцена. В здании располагался исторический факультет Ленинградского Педагогического института им. А. И. Герцена.
— В 1996 г. Государственный педагогический университет им. А. И. Герцена вернул помещение церкви.

(конец 18 века) 1834 г., архитектор А. Х. Пель. Стиль — эклектика
— В конце 18 века на участке находился особняк графа Павла Скавронского (внучатого племянника Екатерины I).
— В 1778 г. Скавронский сдал дом Английскому собранию. В 1810 г. Английское собрание переехало в соседний дом № 17.
— В 1820-е гг. дом купил купец Христофор Таль.
— В 2001 г. КГИОП включил дом в «Перечень вновь выявленных объектов, представляющих историческую, научную, художественную или иную культурную ценность».
— Мемориальная доска «Вышина воды 7-го ноября 1824 года» вырублена на цоколе здания.

Построено в 18701871 по проекту архитектора П. К. Нотбека
— Участок принадлежал сахарозаводчику Жадимировскому.
— В 1820-е гг. дом был куплен казной у купчихи Жадимировской и отдан Воспитательному дому (в его ведении находилось Училище глухонемых).
— В 1871—1917 гг. Александровская женская гимназия.
— В 1903—1906 гг. в помещении Воспитательного дома размещался Женский педагогический институт.
— В 1908 г. Высшие женские историко-литературные курсы Н. П. Раева (называвшиеся Вольным университетом).
— В 1920-х гг. была образована 11-я трудовая школа, в конце 1920-х гг. 38-й фабрично-заводская девятилетка, затем десятилетняя школа № 27.
— С 1945 г. мужская школа № 211.
— В 1950-х гг. средняя общеобразовательная школа № 211.
— В 1962 г. школа стала Физико-математической (набирались только 9—10 классы).
— С 1990 г. сменился директор и школа получила статус средней общеобразовательной школы № 211 (с углубленным изучением французского языка).
— В 1998 г. школа стала ассоциированным членом Российского государственного педагогического университета имени А. И. Герцена.
— В 2000 г. школе присвоено имя Пьера де Кубертена.
— В 2001 г. КГИОП включил дом в «Перечень вновь выявленных объектов, представляющих историческую, научную, художественную или иную культурную ценность».
Выпускниками этого заведения были:
Народный артист В. И. Стржельчик, кинорежиссёр Ю. Б. Мамин, ведущий телепрограммы «Взгляд» В. В. Мукусев, Б. В. Грызлов, Н. П. Патрушев, С. М. Смирнов, Г. С. Полтавченко, тренер сборной России по дзюдо Александр Корнеев, Л. Д. Рейман.

21—30

— Ныне 5 этажей. Два балкона. [maps.yandex.ru/-/CZQQbtB]

— Полиграфическая Фабрика № 2

1899—1900 гг. перестроен, архитектор П. Н. Батуев
— Во второй половине 19 века была надстроена мансарда
— В 1905 в д. 23 образован профсоюз деревообделочников
— Мемориальная доска «Пролетарии всех стран, соединяйтесь! 1905–XX–1925. В этом доме (5-ый этаж кв. 50) 12 ноября 1905 г. происходило первое собрание союза деревообделочников. Ленинградский подрайком союза деревообделочников. 2–I–26 г.» 1926 г. Материал – мрамор

Конец 18 века. 1840 г. перестроен и надстроен, архитектор А. Х. Пель, Начало 20 века изменены интерьеры. Стиль — классицизм.
— В начале 17 века участок принадлежал трактирщику Исайе Петровичу Норштрейну и наследникам.
— В 1780-м гг. территория перешла к владелице фабрики игральных карт Анне Дюпон. Каменный дом.
— Следующий владелец — придворный врач Егор Торсберг.
— В 1833 г. певец, композитор и учитель пения Иван Алексеевич Рупин снимал квартиру. (автор песен «Вот мчится тройка удалая», «Не шуми, мати, зелёная дубравушка», «Ах, не одна-то во поле дороженька».)
— В 1840 г. хозяин дома Ивана Дмитриевича Черткова (1796—1865). Архитектор А. Х. Пель надстраивает два этажа со стороны Гороховой ул. и третий этаж со стороны канала.
— В 1850 г. дом перешёл (по наследству) к Елене Ивановне Шуваловой (в первом браке Орлова-Денисова). (от жены Елены Григорьевны Строгановой (1800—1832)).
— В 1874 г. архитектор М. Шендека перестроил лестницу и увеличил окна подвального этажа.
— В 1888 г. была построена новая лестница до чердака (из несгораемых материалов).
— В этом доме были: чайный и часовой магазины, мясная и свечная лавки, позолотная мастерская, парикмахерская, литография Гейндрихсена и типография Л. Эттингер, портерная Н. Дурдина, магазин молочных продуктов Сумаковых, ювелирная мастерская К. К. Бланка и аптека Пеля (основатель Василий Пель и его сын Оскар Васильевич Пель).
— В 1897 г. владелец дома Василий Андреевич Лапшин («спичечный король»)
— В 2001 г. КГИОП включил дом в «Перечень вновь выявленных объектов, представляющих историческую, научную, художественную или иную культурную ценность».

Вторая половина 18 века, расширен — первая четверть 19 века
— В 2001 г. КГИОП включил дом в «Перечень вновь выявленных объектов, представляющих историческую, научную, художественную или иную культурную ценность».
— Распоряжением комитета по государственному контролю использованию и охране памятников истории и культуры от 21.07.2009 № 10-22 здание включено в Единый государственный реестр объектов культурного наследия (памятников истории и культуры) народов Российской Федерации в качестве объекта культурного наследия регионального значения.

Культурное наследие
Российской Федерации, [old.kulturnoe-nasledie.ru/monuments.php?id=7802540000 объект № 7802540000]
объект № 7802540000

Середина 18 века. 1750-х гг., 1838 г. надстроен, архитектор Августин Матвеевич Камуцци, 1956 г. реконструирован. Стиль — барокко.
Подвергался многочисленным перестройкам, но сохранил черты. Главный фасад (со сторону канала) отличается богатым архитектурным оформлением.
Фасад оформлен коринфскими пилястрами, окна обрамлены барочными наличниками, на стенах декоративные детали.
— Построен в 1750-х гг. (имел 3 этажа).
— Одним из первых владельцев был М. М. Граббе.
— В 1810—1820-х гг. в доме находился трактир «У Каменного моста».
— В 1838 г. надстроен четвёртый этаж. Внутренняя отделка дома не сохранилась. (архитектор А. М. Камуцци).
— В 1956 г. проводилась реконструкция с заменой части перекрытий.[7]

1859 г. перестроен и расширен, архитектор Г. И. Карпов

Конец 18—начало 19 века. Стиль — классицизм.

1840 г., архитектор А. Х. Пель (1809—1902). Стиль — эклектика
— Фабрика орденов и знаков Д. И. Осипова (основана в 1856 г.). В 1905 г. перешла к фирме «А. К. Адлер & Ко»
— Трест № 36 Главзапстроя.
— Управление призводственно-технологической комплектацией (создано в 1968 г.).
— В 2001 г. КГИОП включил дом в «Перечень вновь выявленных объектов, представляющих историческую, научную, художественную или иную культурную ценность».

Построен в 1837 году по проекту В. Е. Моргана. Стиль — классицизм.
— В 2001 г. КГИОП включил дом в «Перечень вновь выявленных объектов, представляющих историческую, научную, художественную или иную культурную ценность».
— Приказом председателя КГИОП от 15.09.2006 № 8-112 исключен из списка.

31—40

Надстройка и расширение 1869 годаГаральд Боссе младший. Стиль — эклектика

1875—1876 гг., архитекторы Гронвальд А. Г., Кенель В. А. (перестроил). Стиль — эклектика
— Во второй половине 19 века надстроен один этаж.

Конец 18 века. 1800, в начале 19 века расширен, 1900—1910 гг. перестроен частично. Стиль — классицизм
— Одним из владельцев был «табачный король» В. Г. Жуков
— В 2001 г. КГИОП включил дом в «Перечень вновь выявленных объектов, представляющих историческую, научную, художественную или иную культурную ценность».

Конец 18—начало 19 веков. 1843 г., архитектор Ланге А. И. надстроил, 1845 г. архитектор Гребёнка Н. П. изменил фасады
— Одним из владельцев был «табачный король» В. Г. Жуков
— В 1843 г. архитектор Ланге А. И. надстроил дом
— В 1845 г. архитектор Гребёнка Н. П. изменил фасады
— В 2001 г. КГИОП включил дом в «Перечень вновь выявленных объектов, представляющих историческую, научную, художественную или иную культурную ценность».

1830—1840-е гг., архитектор Л. В. Глама, 1872 г. архитектор К. Ф. Мюллер (Миллер) перестроил. Стиль — эклектика

1877 г., архитектор Китнер И. С. перестроил левую часть. Стиль — эклектика

Три этажа. [maps.yandex.ru/-/CZQOnmc]. Фасад изуродован пластиковыми окнами, да ещё и с разной расстекловкой.

Конец 18—начало 19 веков, архитектор Франсуа Д. Стиль — классицизм
— 1858 г., архитектор Д. Франсуа построил скульптурную мастерскую во дворе
— В 2001 г. КГИОП включил дом в «Перечень вновь выявленных объектов, представляющих историческую, научную, художественную или иную культурную ценность».

1838 г., архитекторы Брюн и П. И. Висконти. Стиль — эклектика
— В 2001 г. КГИОП включил дом в «Перечень вновь выявленных объектов, представляющих историческую, научную, художественную или иную культурную ценность».

Культурное наследие
Российской Федерации, [old.kulturnoe-nasledie.ru/monuments.php?id=7802539000 объект № 7802539000]
объект № 7802539000

Первая четверть 18 века. Стиль — классицизм.
Трёхэтажный дом, к которому примыкают четырёхэтажные дворовые корпуса, построенные в 1832 г. Главный фасад простотой и скромный, сохранился до нашего времени, за исключением окон первого этажа, неоднократно переделывались.
— Коммерческое училище Общества трудового воспитания
— Зеркальное производство Безбородко. 1922 г.

41—50

Конец 18 века, 1863 г., архитектор Н. А. Гамазов. Стиль — эклектика
— У писателя Достоевского Ф. М. (1821—1881) «Домом Рогожина» считают дом на Гороховой ул., 41
— В 2001 г. КГИОП включил дом в «Перечень вновь выявленных объектов, представляющих историческую, научную, художественную или иную культурную ценность».

— В 1870 г. надстроен архитектором Нейгаузен М. К.
— В 1905 в д. 42 образован профсоюз трактирщиков
— Мемориальная доска «В этом доме в 1905–1906 гг. помещался профессиональный союз трактирщиков трактирного промысла гор. С.-Петербурга. Лен. Губ. отдел проф. союза рабочих нарпит и общежитий СССР. 13–XII–25». 1925 г. Материал – мрамор
— В начале 20 века была типография акционерного обществава «Народ и труд»

Конец 18—начало 19 веков, 1865 г., архитекторы Мельников А. И., Юргенс Э. Г., Гамазов Н. А.
— Специализированный молочный магазин (конец 19 века)
— Музыкальный магазин «Товарищества И. Винокуров и Н. Синицкий»
— Ресторан «Васильев»
м — Ресторан «Ростов-на-Дону»
— Общество взаимного кредита при Петроградской фруктовой, чайной, винной, и рыбной бирже
— В 1934 г. библиотека имени А. С. Грибоедова (в бывшем помещении ресторана «Ростов-на-Дону»)
— В 1950-е гг. пивная, затем пирожковая
— В романе Ф. М. Достоевского «Идиот» в этом доме купец Рогожин зарезал Настасью Филипповну
— В 2001 г. КГИОП включил дом в «Перечень вновь выявленных объектов, представляющих историческую, научную, художественную или иную культурную ценность».

1871 г., архитектор Маас И. П. перестроил

Культурное наследие
Российской Федерации, [old.kulturnoe-nasledie.ru/monuments.php?id=7810102000 объект № 7810102000]
объект № 7810102000

1756 г., 1780-е гг., 1913 г. Стиль — классицизм
Фасад (на Садовую ул.) выделен колоннадой, боковой украшен пилястрами, на углу полукруглая лоджия
— Владелец купец Яковлев С. Я. (Собакин) (В 1762 г. возведён в потомственное дворянство императором Петром III)
— Далее домом владел крупный купец 1-й гильдии, коммерции советник Александр Водеников
— В 1810 г. открыта мастерская по изготовлению мраморных и гипсовых изделий (принадлежавшая брату итальянского скульп. П. Трискорни — А. Трискорни)
— Была живописная мастерская художников Медичи и Туричелли
— В начале 19 века были ваксельная, меняльная и восковая лавки, магазины мебели, бронзовых изделий, стеклянной посуды, мод, булочная, цирюльня и винный погреб
— Контора Ленинградского пусконаладочного участка треста «Рыбстрой» министерства рыбного хозяйства СССР. (участок основан в 1970 г.)

Перестройка 18711872 — архитекторы В. А. Шретер, И. С. Китнер.
— В 1970 г. была Передвижная механизированная колонна № 5 (ПМК-5) треста Главленинградстроя

Культурное наследие
Российской Федерации, [old.kulturnoe-nasledie.ru/monuments.php?id=7802417000 объект № 7802417000]
объект № 7802417000

1-я половина 19 века. 1857 г., архитектор И. Б. Слупский, 1872—1874 гг., 1876—1877 гг. перестраивался, архитектор П. Ю. Сюзор, 1883 г. расширил архитектор Н. П. Басин (склады Компании во дворе), 1912 г. архитектор В. С. Карпович (фасад первого этажа). Флигели (1801 г., 1803 г.)
— В 1840 создана «Компания для хранения и залога разных движимостей и товаров»
— Публичный дом. Притон с 7 женщинами, сеанс в нём стоил 5 руб.
— Перестроен в 1870-х гг., архитектор П. Ю. Сюзор, и в 1912 г.
— 1857 г., архитектор И. Б. Слупский
— 1872—1874 гг., 1876—1877 гг. перестраивался, архитектор П. Ю. Сюзор
— 1883 г. расширил архитектор Н. П. Басин (склады Компании во дворе)
— 1912 г. архитектор В. С. Карпович (фасад первого этажа)
— В 1929 г. здание передано под фабрику мягкой мебели
— Швейное объединение «Труд». Управление и один из его цехов (основана в 1945 г.)

Первая половина 19 века, 1854 г. перестроили архитекторы Буятти Г. и Н. П. Гребёнка. Стиль — классицизм
— Дом купца Николая Галибина
— Был трёхэтажным. в 1854 г. перестроен, изменены фасады, надстроен четвёртый этаж (архитекторы Буятти Георгий и Гребёнка Николай Павлович)
— В 1829 г. здесь жил Н. В. Гоголь
— В начале 20 века в доме была «Типография Лурье»

— Склады бутылочного стекла А. М. Северова (двор). 1859—1860 гг. архитектор Н. А. Сычев
— Здания словолитни и складов О. И. Лемана (двор). 1890—1891 гг. перестроил и расширил архитектор Л. П. Андреев
— Дом при словолитне и складах О. И. Лемана. 1905—1906 гг. достроено, архитекторы В. А. Козловский и И. П. Макаровым
— СМУ-58 треста № 33 Спецстроя Главзапстроя

Культурное наследие
Российской Федерации, [old.kulturnoe-nasledie.ru/monuments.php?id=7810676000 объект № 7810676000]
объект № 7810676000

1831—1832 гг., архитектор Мельников А. И. Стиль — классицизм
Фасад с колоннадой на уровне второго и третьего этажей и широкий балкон на четвёртом этаже
— Участок который принадлежал купчихе Кукановой
— В 1830-е гг. был Комитет для строений и гидравлических работ
— В 1831—1832 гг., архитектор Мельников А. И. пристроил ещё корпус

51—60

1880 г. архитекторы А. Г. Гронвальд и Н. А. Мельников, перестроено

1787—1790 гг., архитектор предположительно Ф. И. Волков, 1798—1803 гг. , архитектор А. Д. Захарова. Стиль — классицизм. Памятник архитектуры федерального значения.

В копиях планов домаК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3201 день] значится: 1805 год (год либо окончания строительства, либо заселения жильцов), архитектор К.И. Росси. Возможно, дом существовал и до этого года, но был перестроен.
Четыре этажа, арка, балкон над аркой [maps.yandex.ru/-/CZQxYtD]. Фасад (на Фонтанку) украшаен колоннадой из 8-ми тосканских, сближенных попарно колонн, ранее между ними находились три проезда
— Суконная фабрика Глебова
— Казармы местных войск
— Казармы лейб-гвардии Московского полка
— В 1798—1803 гг. дом перешёл в казну, был перестроен и приспособлен под казармы. Достроены большой корпус казарм и два симметричных дворовых флигеля
— С 1817 г. до конца 19 века здесь дислоцировался лейб-гвардии Московский полк (мемориальная доска офицерам-декабристам)
— Мемориальная доска «Здесь размещались казармы лейб-гвардии Московского полка, солдаты которого во главе с декабристами А. А. Бестужевым-Марлинским, М. А. Бестужевым и Д. А. Щепиным-Ростовским, первыми вышли на Сетатскую площадь в день восстания против самодержавия 14 (26) декабря 1825 г.»
— Церковь святого Архангела Михаила лейб-гвардии Московского полка (освящена 27.04.1815 г.). Образа для иконостаса написаны А. К. Виги, Я. Ф. Яненко, А. А. Сухих
— Позже усадьбу купил однофамилец Глебова (ярославский купец) и открыл в здании суконную фабрику
— В 1798—1803 гг. дом перешёл в казну
— 1798—1803 гг. перестроен, (наблюдал) архитектор А. Д. Захарова
— В 1917 г. Центральное правление Петроградского союза металлистов
— Сейчас Школа-студия Театра юных зрителей, областной военкомат и др.
— Распоряжением Правительства РФ от 19.05.2009 № 680-р здание включено в Перечень объектов культурного наследия федерального значения

Четыре этажа, балкон. Стиль — эклектика

1870 г. перестроил архитектор Гун А. Л.
— В этом доме жили: архитектор В. П. Стасов и его сын искусствовед В. В. Стасов (1831—1838)

Построен в 1846 году, перестроен в 1880 году по проекту академика архитектуры Фридриха Августа (Александра Ивановича) Ланге в стиле неоклассицизм
— В 1917 г. этот дом приобрёл доктор медицины, действительный статский советник П.А. Яппа, который здесь же и проживал с семьёй (в кв. № 11); в 1927 г. здесь родился его внук, известный физик Ю. А. Яппа.

1879—1880 гг. перестроили архитекторы Гронвальд А. Г., Мельников Н. А.
— В этом доме жил латышский композитор Я. Витолс (1895—1918)
— Мемориальная доска «В этом доме с 1895 по 1918 годы жил и работал профессор Петербургской консерватории, основоположник латышской классической музыки Язепс Витолс. 1988», Портрет, подпись Я. Витолса и даты его жизни «1863–1948». 1988 г. Скульптор Кедис С. М. Материал — бронза

Культурное наследие
Российской Федерации, [old.kulturnoe-nasledie.ru/monuments.php?id=7810115000 объект № 7810115000]
объект № 7810115000

1780—1790-е гг., 1856 г., архитектор Ферри-де-Пиньи Е. И. Стиль — классицизм
Начало 19 века. Фасад, выходящий на р. Фонтанку не подвергался изменениям, в 1856 г. была переделана центральная часть здания, выходящая на Фонтанку, в 1870 г. изменены размеры окон первого этажа. Сохранилась круглая лестница, представляющая художественный интерес в планировочном отношении. В 1948 г. был произведён реставрационный ремонт и окраска фасада. Каменный трёхэтажный жилой дом, доходного типа. Фасад обработан колонным портиком и фронтоном. Здание № 81/57 по набережной реки Фонтанки часть архитектурного комплекса (проект А. Квасова, 1762 г.), построено в первой четверти 19 века (участок принадлежал наследникам Саввы Яковлева). Фасад со стороны набережной реки Фонтанки без значительных переделок. В 1856 г. была построена (центральная часть здания со стороны Горохвой). До 1863 г. домом владели Яковлевы. Часть дома они продали. 1913—1917 гг. дом принадлежал Евментьеву, тогда же была попытка перестроить дом (не осущ.). Информацию о доме также можно найти в следующих публикациях/документах:

Обмер здания произведён ГИОП в 1949 г. (по данным из Паспорта здания).
— В 1780—1790 гг. месте завода Эльмзеля был выстроен дом для купца Яковлева.
— В этом здании находится любимое «тусовочное» место молодежи 1980-х знаменитая «Ротонда».

Стиль — конструктивизм, 1940, архитектор Л. М. Хидекель
— Школа, 1940, архитектор Л. М. Хидекель
— Ленинградский областной колледж культуры и искусства. Гороховая ул., 57а
— В 2001 г. КГИОП включил дом в «Перечень вновь выявленных объектов, представляющих историческую, научную, художественную или иную культурную ценность».
— Памятник О. Ф. Берггольц (1910—1975). 1988. Скульптор Н. Г. Сухорукова. Гороховая ул., 57а. Открыт 16.05.1988 года. Материалы: известняк — скульптура, постамент; бронза — плинт скульптуры, текстовая доска; искусственный камень — стела. Текст доски: Ольга Берггольц. Текст на стеле: Из недр души я стих свой выдирала, Не пощадив живую ткань её. По предложению скульптора М. К. Аникушина статую установили во дворе Ленинградскому областному колледжу культуры и искусства. Высота постамента — 0,8 м. Высота скульптуры — 1,1 м.

1878 г. перестроил архитектор Ланге А. И. Стиль — неоклассицизм

Культурное наследие
Российской Федерации, [old.kulturnoe-nasledie.ru/monuments.php?id=7810118000 объект № 7810118000]
объект № 7810118000

1817—1822 гг., архитектор Шарлемань И. И. 1-й (дворовый корпус). Стиль — классицизм
Первая четверть 19 века. Фасады перестройкам не подвергались. Каменный четырёхэтажный на цоколе жилой дом доходного характера. Ранее на этом участке были два двухэтажных дома. Один выходил на Гороховую ул., другой — на наб. реки Фонтанки. Оба принадлежали Братьям Устиновым. Большинство лестниц сохранили изначальную конструкцию.
— К 1820-м гг. построен Один Четырёхэтажный доходный дом. (оформивший Семёновскую пл.).
— В 1822 г. построен круглый корпус в середине двора (архитектор Шарлемань И. И.).
— В 1858 г. пристроена застеклённая каменная галерея (по проекту архитектора Е. Варгина).
— В 1861 г. к круглому дворовому корпусу пристроили трёхэтажный корпус.
— В 1882 г. переделали окна на первом этаже дворовых корпусов.
— В 1857—1917 гг. принадлежал Петрову.
— В 1953 г. производился ремонт крыши и частичный ремонт межэтажных перекрытий.
Доп. инф.: Областной исторический архив — планы, Фонд Санкт-Петербургской городской Управы и Фонд Санкт-Петербургского Кредитного общества — чертежи 19 века. (по данным из Паспорта здания).

Четырёхэтажнай дом. По центру арка. [maps.yandex.ru/-/CZUqA3C]

61—70

1901—1902 гг., архитектор Иорс И. Н. Стиль — эклектика
— В этом доме жил мореплаватель Ю. Ф. Лисянский (1809—1812)
— В 2001 г. КГИОП включил дом в «Перечень вновь выявленных объектов, представляющих историческую, научную, художественную или иную культурную ценность».

1862 г., архитектор Мельников Н. А.

2009 г., архитектор Питанин В. Н., проект — В. Н. Питанин, (Бизнес-центр класса А)
— Доходный дом. 18 век.
— 1870-е гг. (1871—1879 гг.) перестроен (стал четырёхэтажным)
— 1980-е гг. снесён
В 1774 г. отведён участок для Ирины Григорьевны (жены чиновника Главной полиции Петра Наумовича Вязмина). Был построен каменный дом. В 1782 г. здание купил Василий Васильевич Цыгоров (Цигорев) (секретарь Государственного банка для дворянства). После его смерти дом перешёл Сильвестру Сигизмундовичу Малиновскому (мужу его дочери Анны). После его смерти в 1851 г. дом перешёл в другие руки.
— Архитектор Василий Петрович Стасов жил в этом доме в 1831 г. (потом переехал в дом № 54)
— В 1874 г. домом владел Василий Григорьевич Петров (потомственный почётный гражданин СПб)
— В 1870-е гг. в центре здания над подъездом был сооружён балкон с металлической решеткой
— В 1914 г. дом принадлежал Н. П. Степанову, был создан проект реконструкции (архитектор С. Гингер)
— В 1976 г. было проведено обследование здание

— В этом доме жил русский ветеринарный врач, статский советник С. Г. Гринцер (1902—1906)
— В этом доме в 1916 году проживал Г. Е. Распутин.
— Квартира, в которой жил Распутин, находится на 2 этаже, вход со двора. Из этой квартиры он отправился в свой последний путь.
— КГИОП включил это здание в «Перечень вновь выявленных объектов, представляющих историческую, научную, художественную или иную культурную ценность» в 2001 г.[8]

1859 г., архитектор Дмитревский Е. П., стиль — эклектика

Культурное наследие
Российской Федерации, [old.kulturnoe-nasledie.ru/monuments.php?id=7810023000 объект № 7810023000]
объект № 7810023000

1-я четверть 19 века. Замковые камни окон имеют лепные украшения. Каменное трёхэтажное здание — типа особняка. Цоколь из известняка. В 1825 г. двухэтажный дворовый флигель был надстроен одним этажом, в 1857 г. со стороны двора на фасаде произведены мелкие переделки, в 1896 г. была попытка перестройки здания (не осуществлена). Здание сохранило свой первоначальный облик. (по данным из Паспорта здания). Стиль — классицизм.
Балкон на гранитных кронштейнах. Балконная дверь в виде портала из двух ионических пилястр, увенчанных небольшим фронтоном. Сохранились лепные карнизы, кафельные печи со скульптурным декором.
— Владелицей участка была Прасковья Тимофеевна Мохова.
— Место было выделено для строительства дома от Главной Полиции.
— В 1784 г. Моховы заложили, а затем продали дом вдове комиссара Екатерине Чулковой.
— В 1797 г. он принадлежал полковнице Екатерине Абрамовне Воронковой.
— Следующими владельцами участка были полковник Васильев и купец Клинин.
— Затем владела семья Домонтовичей (около 60 лет).
— В 1840-е гг. жил писатель, драматург Н. В. Кукольник (1809—1868).
— В жил поэт Игорь Северянин.
В 1873 г. в возрасте 83 лет умерла владелица дома Елизавета Варламовна. В 1874 г. наследниками стали все её четыре сына... В 1912 г. Каменев — генерал-майор. А. К. Каменева владела домом до 1917 г.
— Потом дом национализировали.
— Памятная доска: Памятник архитектуры XIX века. Здание построено в 1820-х годах. Охраняется государством.

1898—1899 гг. перестроен, архитектор Архангельский Н. А. Стиль — эклектика

1882 г., архитектор Шестов П. И.

Четыре этажа. Балкон. Стиль — эклектика

2007 г., архитектор М. А. Мамошин. Стиль — современный. Проект — ООО «Архитектурно-проектный центр Мамошина»
Дом «элитного» жилья. Вентилируемый фасад, панорамное остекление, ночная подсветка фасада, отделка натуральным камнем и керамогранитом (1-й этаж)

71—79

1883 г. перестроен, архитектор Грейфан Х. И. Стиль — эклектика

1885 г., архитектор Садовников С. В., 1904 г., перестроил архитектор Батуев П. Н.. Стиль — эклектика
— Во второй половине 19 века надстроен одиним этажом

Пять этажей. Три балкона. Вход по центру

— Участок получил Павел Леонтьев (отставной каменных дел подмастерье) от Конюшенной конторы
— Его вдова продалаи дом Матвею Матвеевичу Шарухину Шарухины владели домом более 20 лет
— В 1800-е гг. владельцем дома был купец Шебанов
— затем купчиха Матрёна Ивановна Алексеева
— 11.03.1838 г. дом купил священник А. И. Окунев
— После смерти А. И. Окунева дом перешёл его дочеям Мария и Александра, далее Александре Андреевне (Григорович)
— В 1863 г. по проекту Ф. Ф. Рудольфа дом надстроели третьим этажом
— В 1869 г. дом перешёл по наследству Владимиру Абрамовичу Григоровичу и сестре его Софье Абрамовне
— Был чайный магазин М. А. Блохина
— Было питейное заведение Ф. И. Аленчикова
— В 1874 г. дом принадлежал Бабетте Ивановне Штер
— 1949 г. надстроен четвёртый этаж

Первоначальный проект В. А. Шретера (1884), строительство Л. Н. Бенуа (18851886). Стиль — эклектика.
На 1 этаже гидравлическая штукатурка, на остальных имитируется кирпичная кладка, разные окна на разных этажах. Лепной фриз и эркер украшают здание.
— Женское патриотическое общество. Школа графини К. П. Клейнмихель.
— Вензель городского главы В. А. Ратькова-Рожнова на стене здания.

Мосты

Культурное наследие
Российской Федерации, [old.kulturnoe-nasledie.ru/monuments.php?id=7810699003 объект № 7810699003]
объект № 7810699003

— 1808 г., 1813—1814 гг., архитектор Гесте В. И., 1953 г., архитекторы Блажевич В. В. и Ротач А. Л.
Длина моста 42 метра,
Ширина моста 16,8 метра.
Появился на Мойке в 1717 г.
В 1737 г. мост перестроен. (инженер Герман ван Болес)
В 1778 г. мост из Белого был переименован в Красный.
В конце 18 века снова подвергался реконструкции.
В 1808—1814 гг. деревянный мост заменён на чугунный. (о проекту инженера В. И. Гесте) Металлические конструкции для моста изготовили уральские заводы Н. Н. Демидова.
В 1953—1954 гг. (по проекту инженера В. В. Блажевича) чугунные конструкции заменили стальными.

Культурное наследие
Российской Федерации, [old.kulturnoe-nasledie.ru/monuments.php?id=7810694005 объект № 7810694005]
объект № 7810694005

— Мост Екатерининского канала (ныне канала Грибоедова), 1776 г., строитель-инженер Борисов И. Н.
Длина моста 19,7 метра,
Ширина моста 13,8 метра.
В 1752 г. на месте Каменного моста была деревянная свайная переправа, носившая название «Средний мост».
В 1774—1778 гг. появился каменный мост. (по проекту инженера В. И. Назимова, под руководством инженера И. Н. Борисова)
В 1880 г. была заложена бомба, но взрывать не стали и мост сохранился. (заговор революционеров из общества «Народная воля», попытка покушения на жизнь императора Александра II)

Длина моста 52 метра,
Ширина моста 19,5 метров.[9]
Первое упоминание моста 1717 г. (план)
В 1733 г. был построен новый деревянный мост.
В 1788 г. деревянный мост заменён каменным.
В 1857 г. Семёновский мост был реконструирован.(из-за ветхости, по проекту инженера Ф. И. Энрольда).
В 1949 г. была очередная реконструкция Семёновского моста. (по проекту и под руководством инженера П. В. Баженова и архитектора Л. А. Носкова).[10]

В литературе и искусстве

По мнению некоторых литературоведов, Гороховая улица является самой «литературной» в классической русской литературе[11].

«Ну, можете представить себе: эдакой какой-нибудь,то есть, капитан Копейкин и очутился вдруг в столице, которой подобной, так сказать, нет в мире!.. Вдруг какой-нибудь эдакой, можете представить себе, Невский прешпект, или там, знаете, какая-нибудь Гороховая, черт возьми…»

«и по Гороховой троллейбус
не привезёт уже к судьбе.
Литейный, бежевая крепость,
подъезд четвёртый кгб.»

«Россия Достоевского. Луна
Почти на четверть скрыта колокольней.
Торгуют кабаки, летят пролётки
Пятиэтажные растут громады
В Гороховой, у Знаменья, под Смольным.»

Транспорт

В направлении Адмиралтейства разрешено движение любого транспорта, в противоположном - только одна полоса для движения общественного транспорта. По Гороховой улице организовано троллейбусное движение.

Объекты городской среды

Напишите отзыв о статье "Гороховая улица"

Примечания

  1. [www.mr7.ru/news/transport/story_36011.html Движение по Гороховой улице сегодня надолго закроют]
  2. [encspb.ru/object/2804017678 Гороховая улица, Энциклопедия Санкт-Петербурга]
  3. [encspb.ru/object/2803908488 Гороховая ул., Санкт-Петербург :: Энциклопедия Санкт-Петербурга]
  4. [www.citywalls.ru/house2264.html Дом С. В. Орлова-Давыдова, Архитектор А. А. Грубе.]
  5. [encspb.ru/object/2804001057 Энциклопедия Санкт-Петербурга. Страховые общества.]
  6. [www.old-spb.ru/vena.html "Старая Вена"]. [www.webcitation.org/683so4Dgb Архивировано из первоисточника 31 мая 2012].
  7. [www.ilovepetersburg.ru/content/dom-grabbe Дом Граббе | Архитектура Санкт-Петербурга]
  8. [www.citywalls.ru/house5318.html Доходный дом А. В. Бадаевой и М. П. Тимофеевой, Эклектика, Архитектор Фащевский Л. А., Гороховая ул., 64]
  9. [www.most-spb.ru/semenovsky/semenovsky_glav.htm Семеновский мост. Мосты Петербурга. Фото]
  10. [www.opeterburge.ru/bridge_404.html Семеновский мост, Мосты Санкт-Петербурга, Все о Санкт-Петербурге - информационный портал о Петербурге]
  11. [globus64.ru/articles/357.html Вечная улица русской литературы]

Литература

Ссылки

Отрывок, характеризующий Гороховая улица

«Ну, тише, тише, замирайте теперь. – И звуки слушались его. – Ну, теперь полнее, веселее. Еще, еще радостнее. – И из неизвестной глубины поднимались усиливающиеся, торжественные звуки. – Ну, голоса, приставайте!» – приказал Петя. И сначала издалека послышались голоса мужские, потом женские. Голоса росли, росли в равномерном торжественном усилии. Пете страшно и радостно было внимать их необычайной красоте.
С торжественным победным маршем сливалась песня, и капли капали, и вжиг, жиг, жиг… свистела сабля, и опять подрались и заржали лошади, не нарушая хора, а входя в него.
Петя не знал, как долго это продолжалось: он наслаждался, все время удивлялся своему наслаждению и жалел, что некому сообщить его. Его разбудил ласковый голос Лихачева.
– Готово, ваше благородие, надвое хранцуза распластаете.
Петя очнулся.
– Уж светает, право, светает! – вскрикнул он.
Невидные прежде лошади стали видны до хвостов, и сквозь оголенные ветки виднелся водянистый свет. Петя встряхнулся, вскочил, достал из кармана целковый и дал Лихачеву, махнув, попробовал шашку и положил ее в ножны. Казаки отвязывали лошадей и подтягивали подпруги.
– Вот и командир, – сказал Лихачев. Из караулки вышел Денисов и, окликнув Петю, приказал собираться.


Быстро в полутьме разобрали лошадей, подтянули подпруги и разобрались по командам. Денисов стоял у караулки, отдавая последние приказания. Пехота партии, шлепая сотней ног, прошла вперед по дороге и быстро скрылась между деревьев в предрассветном тумане. Эсаул что то приказывал казакам. Петя держал свою лошадь в поводу, с нетерпением ожидая приказания садиться. Обмытое холодной водой, лицо его, в особенности глаза горели огнем, озноб пробегал по спине, и во всем теле что то быстро и равномерно дрожало.
– Ну, готово у вас все? – сказал Денисов. – Давай лошадей.
Лошадей подали. Денисов рассердился на казака за то, что подпруги были слабы, и, разбранив его, сел. Петя взялся за стремя. Лошадь, по привычке, хотела куснуть его за ногу, но Петя, не чувствуя своей тяжести, быстро вскочил в седло и, оглядываясь на тронувшихся сзади в темноте гусар, подъехал к Денисову.
– Василий Федорович, вы мне поручите что нибудь? Пожалуйста… ради бога… – сказал он. Денисов, казалось, забыл про существование Пети. Он оглянулся на него.
– Об одном тебя пг'ошу, – сказал он строго, – слушаться меня и никуда не соваться.
Во все время переезда Денисов ни слова не говорил больше с Петей и ехал молча. Когда подъехали к опушке леса, в поле заметно уже стало светлеть. Денисов поговорил что то шепотом с эсаулом, и казаки стали проезжать мимо Пети и Денисова. Когда они все проехали, Денисов тронул свою лошадь и поехал под гору. Садясь на зады и скользя, лошади спускались с своими седоками в лощину. Петя ехал рядом с Денисовым. Дрожь во всем его теле все усиливалась. Становилось все светлее и светлее, только туман скрывал отдаленные предметы. Съехав вниз и оглянувшись назад, Денисов кивнул головой казаку, стоявшему подле него.
– Сигнал! – проговорил он.
Казак поднял руку, раздался выстрел. И в то же мгновение послышался топот впереди поскакавших лошадей, крики с разных сторон и еще выстрелы.
В то же мгновение, как раздались первые звуки топота и крика, Петя, ударив свою лошадь и выпустив поводья, не слушая Денисова, кричавшего на него, поскакал вперед. Пете показалось, что вдруг совершенно, как середь дня, ярко рассвело в ту минуту, как послышался выстрел. Он подскакал к мосту. Впереди по дороге скакали казаки. На мосту он столкнулся с отставшим казаком и поскакал дальше. Впереди какие то люди, – должно быть, это были французы, – бежали с правой стороны дороги на левую. Один упал в грязь под ногами Петиной лошади.
У одной избы столпились казаки, что то делая. Из середины толпы послышался страшный крик. Петя подскакал к этой толпе, и первое, что он увидал, было бледное, с трясущейся нижней челюстью лицо француза, державшегося за древко направленной на него пики.
– Ура!.. Ребята… наши… – прокричал Петя и, дав поводья разгорячившейся лошади, поскакал вперед по улице.
Впереди слышны были выстрелы. Казаки, гусары и русские оборванные пленные, бежавшие с обеих сторон дороги, все громко и нескладно кричали что то. Молодцеватый, без шапки, с красным нахмуренным лицом, француз в синей шинели отбивался штыком от гусаров. Когда Петя подскакал, француз уже упал. Опять опоздал, мелькнуло в голове Пети, и он поскакал туда, откуда слышались частые выстрелы. Выстрелы раздавались на дворе того барского дома, на котором он был вчера ночью с Долоховым. Французы засели там за плетнем в густом, заросшем кустами саду и стреляли по казакам, столпившимся у ворот. Подъезжая к воротам, Петя в пороховом дыму увидал Долохова с бледным, зеленоватым лицом, кричавшего что то людям. «В объезд! Пехоту подождать!» – кричал он, в то время как Петя подъехал к нему.
– Подождать?.. Ураааа!.. – закричал Петя и, не медля ни одной минуты, поскакал к тому месту, откуда слышались выстрелы и где гуще был пороховой дым. Послышался залп, провизжали пустые и во что то шлепнувшие пули. Казаки и Долохов вскакали вслед за Петей в ворота дома. Французы в колеблющемся густом дыме одни бросали оружие и выбегали из кустов навстречу казакам, другие бежали под гору к пруду. Петя скакал на своей лошади вдоль по барскому двору и, вместо того чтобы держать поводья, странно и быстро махал обеими руками и все дальше и дальше сбивался с седла на одну сторону. Лошадь, набежав на тлевший в утреннем свето костер, уперлась, и Петя тяжело упал на мокрую землю. Казаки видели, как быстро задергались его руки и ноги, несмотря на то, что голова его не шевелилась. Пуля пробила ему голову.
Переговоривши с старшим французским офицером, который вышел к нему из за дома с платком на шпаге и объявил, что они сдаются, Долохов слез с лошади и подошел к неподвижно, с раскинутыми руками, лежавшему Пете.
– Готов, – сказал он, нахмурившись, и пошел в ворота навстречу ехавшему к нему Денисову.
– Убит?! – вскрикнул Денисов, увидав еще издалека то знакомое ему, несомненно безжизненное положение, в котором лежало тело Пети.
– Готов, – повторил Долохов, как будто выговаривание этого слова доставляло ему удовольствие, и быстро пошел к пленным, которых окружили спешившиеся казаки. – Брать не будем! – крикнул он Денисову.
Денисов не отвечал; он подъехал к Пете, слез с лошади и дрожащими руками повернул к себе запачканное кровью и грязью, уже побледневшее лицо Пети.
«Я привык что нибудь сладкое. Отличный изюм, берите весь», – вспомнилось ему. И казаки с удивлением оглянулись на звуки, похожие на собачий лай, с которыми Денисов быстро отвернулся, подошел к плетню и схватился за него.
В числе отбитых Денисовым и Долоховым русских пленных был Пьер Безухов.


О той партии пленных, в которой был Пьер, во время всего своего движения от Москвы, не было от французского начальства никакого нового распоряжения. Партия эта 22 го октября находилась уже не с теми войсками и обозами, с которыми она вышла из Москвы. Половина обоза с сухарями, который шел за ними первые переходы, была отбита казаками, другая половина уехала вперед; пеших кавалеристов, которые шли впереди, не было ни одного больше; они все исчезли. Артиллерия, которая первые переходы виднелась впереди, заменилась теперь огромным обозом маршала Жюно, конвоируемого вестфальцами. Сзади пленных ехал обоз кавалерийских вещей.
От Вязьмы французские войска, прежде шедшие тремя колоннами, шли теперь одной кучей. Те признаки беспорядка, которые заметил Пьер на первом привале из Москвы, теперь дошли до последней степени.
Дорога, по которой они шли, с обеих сторон была уложена мертвыми лошадьми; оборванные люди, отсталые от разных команд, беспрестанно переменяясь, то присоединялись, то опять отставали от шедшей колонны.
Несколько раз во время похода бывали фальшивые тревоги, и солдаты конвоя поднимали ружья, стреляли и бежали стремглав, давя друг друга, но потом опять собирались и бранили друг друга за напрасный страх.
Эти три сборища, шедшие вместе, – кавалерийское депо, депо пленных и обоз Жюно, – все еще составляли что то отдельное и цельное, хотя и то, и другое, и третье быстро таяло.
В депо, в котором было сто двадцать повозок сначала, теперь оставалось не больше шестидесяти; остальные были отбиты или брошены. Из обоза Жюно тоже было оставлено и отбито несколько повозок. Три повозки были разграблены набежавшими отсталыми солдатами из корпуса Даву. Из разговоров немцев Пьер слышал, что к этому обозу ставили караул больше, чем к пленным, и что один из их товарищей, солдат немец, был расстрелян по приказанию самого маршала за то, что у солдата нашли серебряную ложку, принадлежавшую маршалу.
Больше же всего из этих трех сборищ растаяло депо пленных. Из трехсот тридцати человек, вышедших из Москвы, теперь оставалось меньше ста. Пленные еще более, чем седла кавалерийского депо и чем обоз Жюно, тяготили конвоирующих солдат. Седла и ложки Жюно, они понимали, что могли для чего нибудь пригодиться, но для чего было голодным и холодным солдатам конвоя стоять на карауле и стеречь таких же холодных и голодных русских, которые мерли и отставали дорогой, которых было велено пристреливать, – это было не только непонятно, но и противно. И конвойные, как бы боясь в том горестном положении, в котором они сами находились, не отдаться бывшему в них чувству жалости к пленным и тем ухудшить свое положение, особенно мрачно и строго обращались с ними.
В Дорогобуже, в то время как, заперев пленных в конюшню, конвойные солдаты ушли грабить свои же магазины, несколько человек пленных солдат подкопались под стену и убежали, но были захвачены французами и расстреляны.
Прежний, введенный при выходе из Москвы, порядок, чтобы пленные офицеры шли отдельно от солдат, уже давно был уничтожен; все те, которые могли идти, шли вместе, и Пьер с третьего перехода уже соединился опять с Каратаевым и лиловой кривоногой собакой, которая избрала себе хозяином Каратаева.
С Каратаевым, на третий день выхода из Москвы, сделалась та лихорадка, от которой он лежал в московском гошпитале, и по мере того как Каратаев ослабевал, Пьер отдалялся от него. Пьер не знал отчего, но, с тех пор как Каратаев стал слабеть, Пьер должен был делать усилие над собой, чтобы подойти к нему. И подходя к нему и слушая те тихие стоны, с которыми Каратаев обыкновенно на привалах ложился, и чувствуя усилившийся теперь запах, который издавал от себя Каратаев, Пьер отходил от него подальше и не думал о нем.
В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей, и что все несчастье происходит не от недостатка, а от излишка; но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную истину – он узнал, что на свете нет ничего страшного. Он узнал, что так как нет положения, в котором бы человек был счастлив и вполне свободен, так и нет положения, в котором бы он был бы несчастлив и несвободен. Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал оттого, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и пригревая другую; что, когда он, бывало, надевал свои бальные узкие башмаки, он точно так же страдал, как теперь, когда он шел уже босой совсем (обувь его давно растрепалась), ногами, покрытыми болячками. Он узнал, что, когда он, как ему казалось, по собственной своей воле женился на своей жене, он был не более свободен, чем теперь, когда его запирали на ночь в конюшню. Из всего того, что потом и он называл страданием, но которое он тогда почти не чувствовал, главное были босые, стертые, заструпелые ноги. (Лошадиное мясо было вкусно и питательно, селитренный букет пороха, употребляемого вместо соли, был даже приятен, холода большого не было, и днем на ходу всегда бывало жарко, а ночью были костры; вши, евшие тело, приятно согревали.) Одно было тяжело в первое время – это ноги.
Во второй день перехода, осмотрев у костра свои болячки, Пьер думал невозможным ступить на них; но когда все поднялись, он пошел, прихрамывая, и потом, когда разогрелся, пошел без боли, хотя к вечеру страшнее еще было смотреть на ноги. Но он не смотрел на них и думал о другом.
Теперь только Пьер понял всю силу жизненности человека и спасительную силу перемещения внимания, вложенную в человека, подобную тому спасительному клапану в паровиках, который выпускает лишний пар, как только плотность его превышает известную норму.
Он не видал и не слыхал, как пристреливали отсталых пленных, хотя более сотни из них уже погибли таким образом. Он не думал о Каратаеве, который слабел с каждым днем и, очевидно, скоро должен был подвергнуться той же участи. Еще менее Пьер думал о себе. Чем труднее становилось его положение, чем страшнее была будущность, тем независимее от того положения, в котором он находился, приходили ему радостные и успокоительные мысли, воспоминания и представления.


22 го числа, в полдень, Пьер шел в гору по грязной, скользкой дороге, глядя на свои ноги и на неровности пути. Изредка он взглядывал на знакомую толпу, окружающую его, и опять на свои ноги. И то и другое было одинаково свое и знакомое ему. Лиловый кривоногий Серый весело бежал стороной дороги, изредка, в доказательство своей ловкости и довольства, поджимая заднюю лапу и прыгая на трех и потом опять на всех четырех бросаясь с лаем на вороньев, которые сидели на падали. Серый был веселее и глаже, чем в Москве. Со всех сторон лежало мясо различных животных – от человеческого до лошадиного, в различных степенях разложения; и волков не подпускали шедшие люди, так что Серый мог наедаться сколько угодно.
Дождик шел с утра, и казалось, что вот вот он пройдет и на небе расчистит, как вслед за непродолжительной остановкой припускал дождик еще сильнее. Напитанная дождем дорога уже не принимала в себя воды, и ручьи текли по колеям.
Пьер шел, оглядываясь по сторонам, считая шаги по три, и загибал на пальцах. Обращаясь к дождю, он внутренне приговаривал: ну ка, ну ка, еще, еще наддай.
Ему казалось, что он ни о чем не думает; но далеко и глубоко где то что то важное и утешительное думала его душа. Это что то было тончайшее духовное извлечение из вчерашнего его разговора с Каратаевым.
Вчера, на ночном привале, озябнув у потухшего огня, Пьер встал и перешел к ближайшему, лучше горящему костру. У костра, к которому он подошел, сидел Платон, укрывшись, как ризой, с головой шинелью, и рассказывал солдатам своим спорым, приятным, но слабым, болезненным голосом знакомую Пьеру историю. Было уже за полночь. Это было то время, в которое Каратаев обыкновенно оживал от лихорадочного припадка и бывал особенно оживлен. Подойдя к костру и услыхав слабый, болезненный голос Платона и увидав его ярко освещенное огнем жалкое лицо, Пьера что то неприятно кольнуло в сердце. Он испугался своей жалости к этому человеку и хотел уйти, но другого костра не было, и Пьер, стараясь не глядеть на Платона, подсел к костру.
– Что, как твое здоровье? – спросил он.
– Что здоровье? На болезнь плакаться – бог смерти не даст, – сказал Каратаев и тотчас же возвратился к начатому рассказу.
– …И вот, братец ты мой, – продолжал Платон с улыбкой на худом, бледном лице и с особенным, радостным блеском в глазах, – вот, братец ты мой…
Пьер знал эту историю давно, Каратаев раз шесть ему одному рассказывал эту историю, и всегда с особенным, радостным чувством. Но как ни хорошо знал Пьер эту историю, он теперь прислушался к ней, как к чему то новому, и тот тихий восторг, который, рассказывая, видимо, испытывал Каратаев, сообщился и Пьеру. История эта была о старом купце, благообразно и богобоязненно жившем с семьей и поехавшем однажды с товарищем, богатым купцом, к Макарью.
Остановившись на постоялом дворе, оба купца заснули, и на другой день товарищ купца был найден зарезанным и ограбленным. Окровавленный нож найден был под подушкой старого купца. Купца судили, наказали кнутом и, выдернув ноздри, – как следует по порядку, говорил Каратаев, – сослали в каторгу.
– И вот, братец ты мой (на этом месте Пьер застал рассказ Каратаева), проходит тому делу годов десять или больше того. Живет старичок на каторге. Как следовает, покоряется, худого не делает. Только у бога смерти просит. – Хорошо. И соберись они, ночным делом, каторжные то, так же вот как мы с тобой, и старичок с ними. И зашел разговор, кто за что страдает, в чем богу виноват. Стали сказывать, тот душу загубил, тот две, тот поджег, тот беглый, так ни за что. Стали старичка спрашивать: ты за что, мол, дедушка, страдаешь? Я, братцы мои миленькие, говорит, за свои да за людские грехи страдаю. А я ни душ не губил, ни чужого не брал, акромя что нищую братию оделял. Я, братцы мои миленькие, купец; и богатство большое имел. Так и так, говорит. И рассказал им, значит, как все дело было, по порядку. Я, говорит, о себе не тужу. Меня, значит, бог сыскал. Одно, говорит, мне свою старуху и деток жаль. И так то заплакал старичок. Случись в их компании тот самый человек, значит, что купца убил. Где, говорит, дедушка, было? Когда, в каком месяце? все расспросил. Заболело у него сердце. Подходит таким манером к старичку – хлоп в ноги. За меня ты, говорит, старичок, пропадаешь. Правда истинная; безвинно напрасно, говорит, ребятушки, человек этот мучится. Я, говорит, то самое дело сделал и нож тебе под голова сонному подложил. Прости, говорит, дедушка, меня ты ради Христа.
Каратаев замолчал, радостно улыбаясь, глядя на огонь, и поправил поленья.
– Старичок и говорит: бог, мол, тебя простит, а мы все, говорит, богу грешны, я за свои грехи страдаю. Сам заплакал горючьми слезьми. Что же думаешь, соколик, – все светлее и светлее сияя восторженной улыбкой, говорил Каратаев, как будто в том, что он имел теперь рассказать, заключалась главная прелесть и все значение рассказа, – что же думаешь, соколик, объявился этот убийца самый по начальству. Я, говорит, шесть душ загубил (большой злодей был), но всего мне жальче старичка этого. Пускай же он на меня не плачется. Объявился: списали, послали бумагу, как следовает. Место дальнее, пока суд да дело, пока все бумаги списали как должно, по начальствам, значит. До царя доходило. Пока что, пришел царский указ: выпустить купца, дать ему награждения, сколько там присудили. Пришла бумага, стали старичка разыскивать. Где такой старичок безвинно напрасно страдал? От царя бумага вышла. Стали искать. – Нижняя челюсть Каратаева дрогнула. – А его уж бог простил – помер. Так то, соколик, – закончил Каратаев и долго, молча улыбаясь, смотрел перед собой.
Не самый рассказ этот, но таинственный смысл его, та восторженная радость, которая сияла в лице Каратаева при этом рассказе, таинственное значение этой радости, это то смутно и радостно наполняло теперь душу Пьера.


– A vos places! [По местам!] – вдруг закричал голос.
Между пленными и конвойными произошло радостное смятение и ожидание чего то счастливого и торжественного. Со всех сторон послышались крики команды, и с левой стороны, рысью объезжая пленных, показались кавалеристы, хорошо одетые, на хороших лошадях. На всех лицах было выражение напряженности, которая бывает у людей при близости высших властей. Пленные сбились в кучу, их столкнули с дороги; конвойные построились.
– L'Empereur! L'Empereur! Le marechal! Le duc! [Император! Император! Маршал! Герцог!] – и только что проехали сытые конвойные, как прогремела карета цугом, на серых лошадях. Пьер мельком увидал спокойное, красивое, толстое и белое лицо человека в треугольной шляпе. Это был один из маршалов. Взгляд маршала обратился на крупную, заметную фигуру Пьера, и в том выражении, с которым маршал этот нахмурился и отвернул лицо, Пьеру показалось сострадание и желание скрыть его.
Генерал, который вел депо, с красным испуганным лицом, погоняя свою худую лошадь, скакал за каретой. Несколько офицеров сошлось вместе, солдаты окружили их. У всех были взволнованно напряженные лица.
– Qu'est ce qu'il a dit? Qu'est ce qu'il a dit?.. [Что он сказал? Что? Что?..] – слышал Пьер.
Во время проезда маршала пленные сбились в кучу, и Пьер увидал Каратаева, которого он не видал еще в нынешнее утро. Каратаев в своей шинельке сидел, прислонившись к березе. В лице его, кроме выражения вчерашнего радостного умиления при рассказе о безвинном страдании купца, светилось еще выражение тихой торжественности.
Каратаев смотрел на Пьера своими добрыми, круглыми глазами, подернутыми теперь слезою, и, видимо, подзывал его к себе, хотел сказать что то. Но Пьеру слишком страшно было за себя. Он сделал так, как будто не видал его взгляда, и поспешно отошел.
Когда пленные опять тронулись, Пьер оглянулся назад. Каратаев сидел на краю дороги, у березы; и два француза что то говорили над ним. Пьер не оглядывался больше. Он шел, прихрамывая, в гору.
Сзади, с того места, где сидел Каратаев, послышался выстрел. Пьер слышал явственно этот выстрел, но в то же мгновение, как он услыхал его, Пьер вспомнил, что он не кончил еще начатое перед проездом маршала вычисление о том, сколько переходов оставалось до Смоленска. И он стал считать. Два французские солдата, из которых один держал в руке снятое, дымящееся ружье, пробежали мимо Пьера. Они оба были бледны, и в выражении их лиц – один из них робко взглянул на Пьера – было что то похожее на то, что он видел в молодом солдате на казни. Пьер посмотрел на солдата и вспомнил о том, как этот солдат третьего дня сжег, высушивая на костре, свою рубаху и как смеялись над ним.
Собака завыла сзади, с того места, где сидел Каратаев. «Экая дура, о чем она воет?» – подумал Пьер.
Солдаты товарищи, шедшие рядом с Пьером, не оглядывались, так же как и он, на то место, с которого послышался выстрел и потом вой собаки; но строгое выражение лежало на всех лицах.


Депо, и пленные, и обоз маршала остановились в деревне Шамшеве. Все сбилось в кучу у костров. Пьер подошел к костру, поел жареного лошадиного мяса, лег спиной к огню и тотчас же заснул. Он спал опять тем же сном, каким он спал в Можайске после Бородина.
Опять события действительности соединялись с сновидениями, и опять кто то, сам ли он или кто другой, говорил ему мысли, и даже те же мысли, которые ему говорились в Можайске.
«Жизнь есть всё. Жизнь есть бог. Все перемещается и движется, и это движение есть бог. И пока есть жизнь, есть наслаждение самосознания божества. Любить жизнь, любить бога. Труднее и блаженнее всего любить эту жизнь в своих страданиях, в безвинности страданий».
«Каратаев» – вспомнилось Пьеру.
И вдруг Пьеру представился, как живой, давно забытый, кроткий старичок учитель, который в Швейцарии преподавал Пьеру географию. «Постой», – сказал старичок. И он показал Пьеру глобус. Глобус этот был живой, колеблющийся шар, не имеющий размеров. Вся поверхность шара состояла из капель, плотно сжатых между собой. И капли эти все двигались, перемещались и то сливались из нескольких в одну, то из одной разделялись на многие. Каждая капля стремилась разлиться, захватить наибольшее пространство, но другие, стремясь к тому же, сжимали ее, иногда уничтожали, иногда сливались с нею.
– Вот жизнь, – сказал старичок учитель.
«Как это просто и ясно, – подумал Пьер. – Как я мог не знать этого прежде».
– В середине бог, и каждая капля стремится расшириться, чтобы в наибольших размерах отражать его. И растет, сливается, и сжимается, и уничтожается на поверхности, уходит в глубину и опять всплывает. Вот он, Каратаев, вот разлился и исчез. – Vous avez compris, mon enfant, [Понимаешь ты.] – сказал учитель.
– Vous avez compris, sacre nom, [Понимаешь ты, черт тебя дери.] – закричал голос, и Пьер проснулся.
Он приподнялся и сел. У костра, присев на корточках, сидел француз, только что оттолкнувший русского солдата, и жарил надетое на шомпол мясо. Жилистые, засученные, обросшие волосами, красные руки с короткими пальцами ловко поворачивали шомпол. Коричневое мрачное лицо с насупленными бровями ясно виднелось в свете угольев.
– Ca lui est bien egal, – проворчал он, быстро обращаясь к солдату, стоявшему за ним. – …brigand. Va! [Ему все равно… разбойник, право!]
И солдат, вертя шомпол, мрачно взглянул на Пьера. Пьер отвернулся, вглядываясь в тени. Один русский солдат пленный, тот, которого оттолкнул француз, сидел у костра и трепал по чем то рукой. Вглядевшись ближе, Пьер узнал лиловую собачонку, которая, виляя хвостом, сидела подле солдата.
– А, пришла? – сказал Пьер. – А, Пла… – начал он и не договорил. В его воображении вдруг, одновременно, связываясь между собой, возникло воспоминание о взгляде, которым смотрел на него Платон, сидя под деревом, о выстреле, слышанном на том месте, о вое собаки, о преступных лицах двух французов, пробежавших мимо его, о снятом дымящемся ружье, об отсутствии Каратаева на этом привале, и он готов уже был понять, что Каратаев убит, но в то же самое мгновенье в его душе, взявшись бог знает откуда, возникло воспоминание о вечере, проведенном им с красавицей полькой, летом, на балконе своего киевского дома. И все таки не связав воспоминаний нынешнего дня и не сделав о них вывода, Пьер закрыл глаза, и картина летней природы смешалась с воспоминанием о купанье, о жидком колеблющемся шаре, и он опустился куда то в воду, так что вода сошлась над его головой.
Перед восходом солнца его разбудили громкие частые выстрелы и крики. Мимо Пьера пробежали французы.
– Les cosaques! [Казаки!] – прокричал один из них, и через минуту толпа русских лиц окружила Пьера.
Долго не мог понять Пьер того, что с ним было. Со всех сторон он слышал вопли радости товарищей.
– Братцы! Родимые мои, голубчики! – плача, кричали старые солдаты, обнимая казаков и гусар. Гусары и казаки окружали пленных и торопливо предлагали кто платья, кто сапоги, кто хлеба. Пьер рыдал, сидя посреди их, и не мог выговорить ни слова; он обнял первого подошедшего к нему солдата и, плача, целовал его.
Долохов стоял у ворот разваленного дома, пропуская мимо себя толпу обезоруженных французов. Французы, взволнованные всем происшедшим, громко говорили между собой; но когда они проходили мимо Долохова, который слегка хлестал себя по сапогам нагайкой и глядел на них своим холодным, стеклянным, ничего доброго не обещающим взглядом, говор их замолкал. С другой стороны стоял казак Долохова и считал пленных, отмечая сотни чертой мела на воротах.
– Сколько? – спросил Долохов у казака, считавшего пленных.
– На вторую сотню, – отвечал казак.
– Filez, filez, [Проходи, проходи.] – приговаривал Долохов, выучившись этому выражению у французов, и, встречаясь глазами с проходившими пленными, взгляд его вспыхивал жестоким блеском.
Денисов, с мрачным лицом, сняв папаху, шел позади казаков, несших к вырытой в саду яме тело Пети Ростова.


С 28 го октября, когда начались морозы, бегство французов получило только более трагический характер замерзающих и изжаривающихся насмерть у костров людей и продолжающих в шубах и колясках ехать с награбленным добром императора, королей и герцогов; но в сущности своей процесс бегства и разложения французской армии со времени выступления из Москвы нисколько не изменился.
От Москвы до Вязьмы из семидесятитрехтысячной французской армии, не считая гвардии (которая во всю войну ничего не делала, кроме грабежа), из семидесяти трех тысяч осталось тридцать шесть тысяч (из этого числа не более пяти тысяч выбыло в сражениях). Вот первый член прогрессии, которым математически верно определяются последующие.
Французская армия в той же пропорции таяла и уничтожалась от Москвы до Вязьмы, от Вязьмы до Смоленска, от Смоленска до Березины, от Березины до Вильны, независимо от большей или меньшей степени холода, преследования, заграждения пути и всех других условий, взятых отдельно. После Вязьмы войска французские вместо трех колонн сбились в одну кучу и так шли до конца. Бертье писал своему государю (известно, как отдаленно от истины позволяют себе начальники описывать положение армии). Он писал:
«Je crois devoir faire connaitre a Votre Majeste l'etat de ses troupes dans les differents corps d'annee que j'ai ete a meme d'observer depuis deux ou trois jours dans differents passages. Elles sont presque debandees. Le nombre des soldats qui suivent les drapeaux est en proportion du quart au plus dans presque tous les regiments, les autres marchent isolement dans differentes directions et pour leur compte, dans l'esperance de trouver des subsistances et pour se debarrasser de la discipline. En general ils regardent Smolensk comme le point ou ils doivent se refaire. Ces derniers jours on a remarque que beaucoup de soldats jettent leurs cartouches et leurs armes. Dans cet etat de choses, l'interet du service de Votre Majeste exige, quelles que soient ses vues ulterieures qu'on rallie l'armee a Smolensk en commencant a la debarrasser des non combattans, tels que hommes demontes et des bagages inutiles et du materiel de l'artillerie qui n'est plus en proportion avec les forces actuelles. En outre les jours de repos, des subsistances sont necessaires aux soldats qui sont extenues par la faim et la fatigue; beaucoup sont morts ces derniers jours sur la route et dans les bivacs. Cet etat de choses va toujours en augmentant et donne lieu de craindre que si l'on n'y prete un prompt remede, on ne soit plus maitre des troupes dans un combat. Le 9 November, a 30 verstes de Smolensk».
[Долгом поставляю донести вашему величеству о состоянии корпусов, осмотренных мною на марше в последние три дня. Они почти в совершенном разброде. Только четвертая часть солдат остается при знаменах, прочие идут сами по себе разными направлениями, стараясь сыскать пропитание и избавиться от службы. Все думают только о Смоленске, где надеются отдохнуть. В последние дни много солдат побросали патроны и ружья. Какие бы ни были ваши дальнейшие намерения, но польза службы вашего величества требует собрать корпуса в Смоленске и отделить от них спешенных кавалеристов, безоружных, лишние обозы и часть артиллерии, ибо она теперь не в соразмерности с числом войск. Необходимо продовольствие и несколько дней покоя; солдаты изнурены голодом и усталостью; в последние дни многие умерли на дороге и на биваках. Такое бедственное положение беспрестанно усиливается и заставляет опасаться, что, если не будут приняты быстрые меры для предотвращения зла, мы скоро не будем иметь войска в своей власти в случае сражения. 9 ноября, в 30 верстах от Смоленка.]
Ввалившись в Смоленск, представлявшийся им обетованной землей, французы убивали друг друга за провиант, ограбили свои же магазины и, когда все было разграблено, побежали дальше.
Все шли, сами не зная, куда и зачем они идут. Еще менее других знал это гений Наполеона, так как никто ему не приказывал. Но все таки он и его окружающие соблюдали свои давнишние привычки: писались приказы, письма, рапорты, ordre du jour [распорядок дня]; называли друг друга:
«Sire, Mon Cousin, Prince d'Ekmuhl, roi de Naples» [Ваше величество, брат мой, принц Экмюльский, король Неаполитанский.] и т.д. Но приказы и рапорты были только на бумаге, ничто по ним не исполнялось, потому что не могло исполняться, и, несмотря на именование друг друга величествами, высочествами и двоюродными братьями, все они чувствовали, что они жалкие и гадкие люди, наделавшие много зла, за которое теперь приходилось расплачиваться. И, несмотря на то, что они притворялись, будто заботятся об армии, они думали только каждый о себе и о том, как бы поскорее уйти и спастись.


Действия русского и французского войск во время обратной кампании от Москвы и до Немана подобны игре в жмурки, когда двум играющим завязывают глаза и один изредка звонит колокольчиком, чтобы уведомить о себе ловящего. Сначала тот, кого ловят, звонит, не боясь неприятеля, но когда ему приходится плохо, он, стараясь неслышно идти, убегает от своего врага и часто, думая убежать, идет прямо к нему в руки.
Сначала наполеоновские войска еще давали о себе знать – это было в первый период движения по Калужской дороге, но потом, выбравшись на Смоленскую дорогу, они побежали, прижимая рукой язычок колокольчика, и часто, думая, что они уходят, набегали прямо на русских.
При быстроте бега французов и за ними русских и вследствие того изнурения лошадей, главное средство приблизительного узнавания положения, в котором находится неприятель, – разъезды кавалерии, – не существовало. Кроме того, вследствие частых и быстрых перемен положений обеих армий, сведения, какие и были, не могли поспевать вовремя. Если второго числа приходило известие о том, что армия неприятеля была там то первого числа, то третьего числа, когда можно было предпринять что нибудь, уже армия эта сделала два перехода и находилась совсем в другом положении.
Одна армия бежала, другая догоняла. От Смоленска французам предстояло много различных дорог; и, казалось бы, тут, простояв четыре дня, французы могли бы узнать, где неприятель, сообразить что нибудь выгодное и предпринять что нибудь новое. Но после четырехдневной остановки толпы их опять побежали не вправо, не влево, но, без всяких маневров и соображений, по старой, худшей дороге, на Красное и Оршу – по пробитому следу.
Ожидая врага сзади, а не спереди, французы бежали, растянувшись и разделившись друг от друга на двадцать четыре часа расстояния. Впереди всех бежал император, потом короли, потом герцоги. Русская армия, думая, что Наполеон возьмет вправо за Днепр, что было одно разумно, подалась тоже вправо и вышла на большую дорогу к Красному. И тут, как в игре в жмурки, французы наткнулись на наш авангард. Неожиданно увидав врага, французы смешались, приостановились от неожиданности испуга, но потом опять побежали, бросая своих сзади следовавших товарищей. Тут, как сквозь строй русских войск, проходили три дня, одна за одной, отдельные части французов, сначала вице короля, потом Даву, потом Нея. Все они побросали друг друга, побросали все свои тяжести, артиллерию, половину народа и убегали, только по ночам справа полукругами обходя русских.
Ней, шедший последним (потому что, несмотря на несчастное их положение или именно вследствие его, им хотелось побить тот пол, который ушиб их, он занялся нзрыванием никому не мешавших стен Смоленска), – шедший последним, Ней, с своим десятитысячным корпусом, прибежал в Оршу к Наполеону только с тысячью человеками, побросав и всех людей, и все пушки и ночью, украдучись, пробравшись лесом через Днепр.
От Орши побежали дальше по дороге к Вильно, точно так же играя в жмурки с преследующей армией. На Березине опять замешались, многие потонули, многие сдались, но те, которые перебрались через реку, побежали дальше. Главный начальник их надел шубу и, сев в сани, поскакал один, оставив своих товарищей. Кто мог – уехал тоже, кто не мог – сдался или умер.


Казалось бы, в этой то кампании бегства французов, когда они делали все то, что только можно было, чтобы погубить себя; когда ни в одном движении этой толпы, начиная от поворота на Калужскую дорогу и до бегства начальника от армии, не было ни малейшего смысла, – казалось бы, в этот период кампании невозможно уже историкам, приписывающим действия масс воле одного человека, описывать это отступление в их смысле. Но нет. Горы книг написаны историками об этой кампании, и везде описаны распоряжения Наполеона и глубокомысленные его планы – маневры, руководившие войском, и гениальные распоряжения его маршалов.
Отступление от Малоярославца тогда, когда ему дают дорогу в обильный край и когда ему открыта та параллельная дорога, по которой потом преследовал его Кутузов, ненужное отступление по разоренной дороге объясняется нам по разным глубокомысленным соображениям. По таким же глубокомысленным соображениям описывается его отступление от Смоленска на Оршу. Потом описывается его геройство при Красном, где он будто бы готовится принять сражение и сам командовать, и ходит с березовой палкой и говорит:
– J'ai assez fait l'Empereur, il est temps de faire le general, [Довольно уже я представлял императора, теперь время быть генералом.] – и, несмотря на то, тотчас же после этого бежит дальше, оставляя на произвол судьбы разрозненные части армии, находящиеся сзади.
Потом описывают нам величие души маршалов, в особенности Нея, величие души, состоящее в том, что он ночью пробрался лесом в обход через Днепр и без знамен и артиллерии и без девяти десятых войска прибежал в Оршу.
И, наконец, последний отъезд великого императора от геройской армии представляется нам историками как что то великое и гениальное. Даже этот последний поступок бегства, на языке человеческом называемый последней степенью подлости, которой учится стыдиться каждый ребенок, и этот поступок на языке историков получает оправдание.
Тогда, когда уже невозможно дальше растянуть столь эластичные нити исторических рассуждений, когда действие уже явно противно тому, что все человечество называет добром и даже справедливостью, является у историков спасительное понятие о величии. Величие как будто исключает возможность меры хорошего и дурного. Для великого – нет дурного. Нет ужаса, который бы мог быть поставлен в вину тому, кто велик.
– «C'est grand!» [Это величественно!] – говорят историки, и тогда уже нет ни хорошего, ни дурного, а есть «grand» и «не grand». Grand – хорошо, не grand – дурно. Grand есть свойство, по их понятиям, каких то особенных животных, называемых ими героями. И Наполеон, убираясь в теплой шубе домой от гибнущих не только товарищей, но (по его мнению) людей, им приведенных сюда, чувствует que c'est grand, и душа его покойна.
«Du sublime (он что то sublime видит в себе) au ridicule il n'y a qu'un pas», – говорит он. И весь мир пятьдесят лет повторяет: «Sublime! Grand! Napoleon le grand! Du sublime au ridicule il n'y a qu'un pas». [величественное… От величественного до смешного только один шаг… Величественное! Великое! Наполеон великий! От величественного до смешного только шаг.]
И никому в голову не придет, что признание величия, неизмеримого мерой хорошего и дурного, есть только признание своей ничтожности и неизмеримой малости.
Для нас, с данной нам Христом мерой хорошего и дурного, нет неизмеримого. И нет величия там, где нет простоты, добра и правды.


Кто из русских людей, читая описания последнего периода кампании 1812 года, не испытывал тяжелого чувства досады, неудовлетворенности и неясности. Кто не задавал себе вопросов: как не забрали, не уничтожили всех французов, когда все три армии окружали их в превосходящем числе, когда расстроенные французы, голодая и замерзая, сдавались толпами и когда (как нам рассказывает история) цель русских состояла именно в том, чтобы остановить, отрезать и забрать в плен всех французов.
Каким образом то русское войско, которое, слабее числом французов, дало Бородинское сражение, каким образом это войско, с трех сторон окружавшее французов и имевшее целью их забрать, не достигло своей цели? Неужели такое громадное преимущество перед нами имеют французы, что мы, с превосходными силами окружив, не могли побить их? Каким образом это могло случиться?
История (та, которая называется этим словом), отвечая на эти вопросы, говорит, что это случилось оттого, что Кутузов, и Тормасов, и Чичагов, и тот то, и тот то не сделали таких то и таких то маневров.
Но отчего они не сделали всех этих маневров? Отчего, ежели они были виноваты в том, что не достигнута была предназначавшаяся цель, – отчего их не судили и не казнили? Но, даже ежели и допустить, что виною неудачи русских были Кутузов и Чичагов и т. п., нельзя понять все таки, почему и в тех условиях, в которых находились русские войска под Красным и под Березиной (в обоих случаях русские были в превосходных силах), почему не взято в плен французское войско с маршалами, королями и императорами, когда в этом состояла цель русских?
Объяснение этого странного явления тем (как то делают русские военные историки), что Кутузов помешал нападению, неосновательно потому, что мы знаем, что воля Кутузова не могла удержать войска от нападения под Вязьмой и под Тарутиным.
Почему то русское войско, которое с слабейшими силами одержало победу под Бородиным над неприятелем во всей его силе, под Красным и под Березиной в превосходных силах было побеждено расстроенными толпами французов?
Если цель русских состояла в том, чтобы отрезать и взять в плен Наполеона и маршалов, и цель эта не только не была достигнута, и все попытки к достижению этой цели всякий раз были разрушены самым постыдным образом, то последний период кампании совершенно справедливо представляется французами рядом побед и совершенно несправедливо представляется русскими историками победоносным.
Русские военные историки, настолько, насколько для них обязательна логика, невольно приходят к этому заключению и, несмотря на лирические воззвания о мужестве и преданности и т. д., должны невольно признаться, что отступление французов из Москвы есть ряд побед Наполеона и поражений Кутузова.
Но, оставив совершенно в стороне народное самолюбие, чувствуется, что заключение это само в себе заключает противуречие, так как ряд побед французов привел их к совершенному уничтожению, а ряд поражений русских привел их к полному уничтожению врага и очищению своего отечества.
Источник этого противуречия лежит в том, что историками, изучающими события по письмам государей и генералов, по реляциям, рапортам, планам и т. п., предположена ложная, никогда не существовавшая цель последнего периода войны 1812 года, – цель, будто бы состоявшая в том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с маршалами и армией.
Цели этой никогда не было и не могло быть, потому что она не имела смысла, и достижение ее было совершенно невозможно.
Цель эта не имела никакого смысла, во первых, потому, что расстроенная армия Наполеона со всей возможной быстротой бежала из России, то есть исполняла то самое, что мог желать всякий русский. Для чего же было делать различные операции над французами, которые бежали так быстро, как только они могли?
Во вторых, бессмысленно было становиться на дороге людей, всю свою энергию направивших на бегство.
В третьих, бессмысленно было терять свои войска для уничтожения французских армий, уничтожавшихся без внешних причин в такой прогрессии, что без всякого загораживания пути они не могли перевести через границу больше того, что они перевели в декабре месяце, то есть одну сотую всего войска.
В четвертых, бессмысленно было желание взять в плен императора, королей, герцогов – людей, плен которых в высшей степени затруднил бы действия русских, как то признавали самые искусные дипломаты того времени (J. Maistre и другие). Еще бессмысленнее было желание взять корпуса французов, когда свои войска растаяли наполовину до Красного, а к корпусам пленных надо было отделять дивизии конвоя, и когда свои солдаты не всегда получали полный провиант и забранные уже пленные мерли с голода.
Весь глубокомысленный план о том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с армией, был подобен тому плану огородника, который, выгоняя из огорода потоптавшую его гряды скотину, забежал бы к воротам и стал бы по голове бить эту скотину. Одно, что можно бы было сказать в оправдание огородника, было бы то, что он очень рассердился. Но это нельзя было даже сказать про составителей проекта, потому что не они пострадали от потоптанных гряд.
Но, кроме того, что отрезывание Наполеона с армией было бессмысленно, оно было невозможно.
Невозможно это было, во первых, потому что, так как из опыта видно, что движение колонн на пяти верстах в одном сражении никогда не совпадает с планами, то вероятность того, чтобы Чичагов, Кутузов и Витгенштейн сошлись вовремя в назначенное место, была столь ничтожна, что она равнялась невозможности, как то и думал Кутузов, еще при получении плана сказавший, что диверсии на большие расстояния не приносят желаемых результатов.
Во вторых, невозможно было потому, что, для того чтобы парализировать ту силу инерции, с которой двигалось назад войско Наполеона, надо было без сравнения большие войска, чем те, которые имели русские.
В третьих, невозможно это было потому, что военное слово отрезать не имеет никакого смысла. Отрезать можно кусок хлеба, но не армию. Отрезать армию – перегородить ей дорогу – никак нельзя, ибо места кругом всегда много, где можно обойти, и есть ночь, во время которой ничего не видно, в чем могли бы убедиться военные ученые хоть из примеров Красного и Березины. Взять же в плен никак нельзя без того, чтобы тот, кого берут в плен, на это не согласился, как нельзя поймать ласточку, хотя и можно взять ее, когда она сядет на руку. Взять в плен можно того, кто сдается, как немцы, по правилам стратегии и тактики. Но французские войска совершенно справедливо не находили этого удобным, так как одинаковая голодная и холодная смерть ожидала их на бегстве и в плену.
В четвертых же, и главное, это было невозможно потому, что никогда, с тех пор как существует мир, не было войны при тех страшных условиях, при которых она происходила в 1812 году, и русские войска в преследовании французов напрягли все свои силы и не могли сделать большего, не уничтожившись сами.
В движении русской армии от Тарутина до Красного выбыло пятьдесят тысяч больными и отсталыми, то есть число, равное населению большого губернского города. Половина людей выбыла из армии без сражений.
И об этом то периоде кампании, когда войска без сапог и шуб, с неполным провиантом, без водки, по месяцам ночуют в снегу и при пятнадцати градусах мороза; когда дня только семь и восемь часов, а остальное ночь, во время которой не может быть влияния дисциплины; когда, не так как в сраженье, на несколько часов только люди вводятся в область смерти, где уже нет дисциплины, а когда люди по месяцам живут, всякую минуту борясь с смертью от голода и холода; когда в месяц погибает половина армии, – об этом то периоде кампании нам рассказывают историки, как Милорадович должен был сделать фланговый марш туда то, а Тормасов туда то и как Чичагов должен был передвинуться туда то (передвинуться выше колена в снегу), и как тот опрокинул и отрезал, и т. д., и т. д.
Русские, умиравшие наполовину, сделали все, что можно сделать и должно было сделать для достижения достойной народа цели, и не виноваты в том, что другие русские люди, сидевшие в теплых комнатах, предполагали сделать то, что было невозможно.
Все это странное, непонятное теперь противоречие факта с описанием истории происходит только оттого, что историки, писавшие об этом событии, писали историю прекрасных чувств и слов разных генералов, а не историю событий.
Для них кажутся очень занимательны слова Милорадовича, награды, которые получил тот и этот генерал, и их предположения; а вопрос о тех пятидесяти тысячах, которые остались по госпиталям и могилам, даже не интересует их, потому что не подлежит их изучению.
А между тем стоит только отвернуться от изучения рапортов и генеральных планов, а вникнуть в движение тех сотен тысяч людей, принимавших прямое, непосредственное участие в событии, и все, казавшиеся прежде неразрешимыми, вопросы вдруг с необыкновенной легкостью и простотой получают несомненное разрешение.
Цель отрезывания Наполеона с армией никогда не существовала, кроме как в воображении десятка людей. Она не могла существовать, потому что она была бессмысленна, и достижение ее было невозможно.
Цель народа была одна: очистить свою землю от нашествия. Цель эта достигалась, во первых, сама собою, так как французы бежали, и потому следовало только не останавливать это движение. Во вторых, цель эта достигалась действиями народной войны, уничтожавшей французов, и, в третьих, тем, что большая русская армия шла следом за французами, готовая употребить силу в случае остановки движения французов.
Русская армия должна была действовать, как кнут на бегущее животное. И опытный погонщик знал, что самое выгодное держать кнут поднятым, угрожая им, а не по голове стегать бегущее животное.



Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам, – сущность его, в его глазах очевидно уничтожается – перестает быть. Но когда умирающее есть человек, и человек любимый – ощущаемый, тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая, так же как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.
После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.
Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.

Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.
Наташа оставалась одна и с тех пор, как княжна Марья стала заниматься приготовлениями к отъезду, избегала и ее.
Княжна Марья предложила графине отпустить с собой Наташу в Москву, и мать и отец радостно согласились на это предложение, с каждым днем замечая упадок физических сил дочери и полагая для нее полезным и перемену места, и помощь московских врачей.
– Я никуда не поеду, – отвечала Наташа, когда ей сделали это предложение, – только, пожалуйста, оставьте меня, – сказала она и выбежала из комнаты, с трудом удерживая слезы не столько горя, сколько досады и озлобления.
После того как она почувствовала себя покинутой княжной Марьей и одинокой в своем горе, Наташа большую часть времени, одна в своей комнате, сидела с ногами в углу дивана, и, что нибудь разрывая или переминая своими тонкими, напряженными пальцами, упорным, неподвижным взглядом смотрела на то, на чем останавливались глаза. Уединение это изнуряло, мучило ее; но оно было для нее необходимо. Как только кто нибудь входил к ней, она быстро вставала, изменяла положение и выражение взгляда и бралась за книгу или шитье, очевидно с нетерпением ожидая ухода того, кто помешал ей.
Ей все казалось, что она вот вот сейчас поймет, проникнет то, на что с страшным, непосильным ей вопросом устремлен был ее душевный взгляд.
В конце декабря, в черном шерстяном платье, с небрежно связанной пучком косой, худая и бледная, Наташа сидела с ногами в углу дивана, напряженно комкая и распуская концы пояса, и смотрела на угол двери.
Она смотрела туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. И та сторона жизни, о которой она прежде никогда не думала, которая прежде ей казалась такою далекою, невероятною, теперь была ей ближе и роднее, понятнее, чем эта сторона жизни, в которой все было или пустота и разрушение, или страдание и оскорбление.
Она смотрела туда, где она знала, что был он; но она не могла его видеть иначе, как таким, каким он был здесь. Она видела его опять таким же, каким он был в Мытищах, у Троицы, в Ярославле.
Она видела его лицо, слышала его голос и повторяла его слова и свои слова, сказанные ему, и иногда придумывала за себя и за него новые слова, которые тогда могли бы быть сказаны.
Вот он лежит на кресле в своей бархатной шубке, облокотив голову на худую, бледную руку. Грудь его страшно низка и плечи подняты. Губы твердо сжаты, глаза блестят, и на бледном лбу вспрыгивает и исчезает морщина. Одна нога его чуть заметно быстро дрожит. Наташа знает, что он борется с мучительной болью. «Что такое эта боль? Зачем боль? Что он чувствует? Как у него болит!» – думает Наташа. Он заметил ее вниманье, поднял глаза и, не улыбаясь, стал говорить.
«Одно ужасно, – сказал он, – это связать себя навеки с страдающим человеком. Это вечное мученье». И он испытующим взглядом – Наташа видела теперь этот взгляд – посмотрел на нее. Наташа, как и всегда, ответила тогда прежде, чем успела подумать о том, что она отвечает; она сказала: «Это не может так продолжаться, этого не будет, вы будете здоровы – совсем».
Она теперь сначала видела его и переживала теперь все то, что она чувствовала тогда. Она вспомнила продолжительный, грустный, строгий взгляд его при этих словах и поняла значение упрека и отчаяния этого продолжительного взгляда.
«Я согласилась, – говорила себе теперь Наташа, – что было бы ужасно, если б он остался всегда страдающим. Я сказала это тогда так только потому, что для него это было бы ужасно, а он понял это иначе. Он подумал, что это для меня ужасно бы было. Он тогда еще хотел жить – боялся смерти. И я так грубо, глупо сказала ему. Я не думала этого. Я думала совсем другое. Если бы я сказала то, что думала, я бы сказала: пускай бы он умирал, все время умирал бы перед моими глазами, я была бы счастлива в сравнении с тем, что я теперь. Теперь… Ничего, никого нет. Знал ли он это? Нет. Не знал и никогда не узнает. И теперь никогда, никогда уже нельзя поправить этого». И опять он говорил ей те же слова, но теперь в воображении своем Наташа отвечала ему иначе. Она останавливала его и говорила: «Ужасно для вас, но не для меня. Вы знайте, что мне без вас нет ничего в жизни, и страдать с вами для меня лучшее счастие». И он брал ее руку и жал ее так, как он жал ее в тот страшный вечер, за четыре дня перед смертью. И в воображении своем она говорила ему еще другие нежные, любовные речи, которые она могла бы сказать тогда, которые она говорила теперь. «Я люблю тебя… тебя… люблю, люблю…» – говорила она, судорожно сжимая руки, стискивая зубы с ожесточенным усилием.
И сладкое горе охватывало ее, и слезы уже выступали в глаза, но вдруг она спрашивала себя: кому она говорит это? Где он и кто он теперь? И опять все застилалось сухим, жестким недоумением, и опять, напряженно сдвинув брови, она вглядывалась туда, где он был. И вот, вот, ей казалось, она проникает тайну… Но в ту минуту, как уж ей открывалось, казалось, непонятное, громкий стук ручки замка двери болезненно поразил ее слух. Быстро и неосторожно, с испуганным, незанятым ею выражением лица, в комнату вошла горничная Дуняша.
– Пожалуйте к папаше, скорее, – сказала Дуняша с особенным и оживленным выражением. – Несчастье, о Петре Ильиче… письмо, – всхлипнув, проговорила она.


Кроме общего чувства отчуждения от всех людей, Наташа в это время испытывала особенное чувство отчуждения от лиц своей семьи. Все свои: отец, мать, Соня, были ей так близки, привычны, так будничны, что все их слова, чувства казались ей оскорблением того мира, в котором она жила последнее время, и она не только была равнодушна, но враждебно смотрела на них. Она слышала слова Дуняши о Петре Ильиче, о несчастии, но не поняла их.
«Какое там у них несчастие, какое может быть несчастие? У них все свое старое, привычное и покойное», – мысленно сказала себе Наташа.
Когда она вошла в залу, отец быстро выходил из комнаты графини. Лицо его было сморщено и мокро от слез. Он, видимо, выбежал из той комнаты, чтобы дать волю давившим его рыданиям. Увидав Наташу, он отчаянно взмахнул руками и разразился болезненно судорожными всхлипываниями, исказившими его круглое, мягкое лицо.
– Пе… Петя… Поди, поди, она… она… зовет… – И он, рыдая, как дитя, быстро семеня ослабевшими ногами, подошел к стулу и упал почти на него, закрыв лицо руками.
Вдруг как электрический ток пробежал по всему существу Наташи. Что то страшно больно ударило ее в сердце. Она почувствовала страшную боль; ей показалось, что что то отрывается в ней и что она умирает. Но вслед за болью она почувствовала мгновенно освобождение от запрета жизни, лежавшего на ней. Увидав отца и услыхав из за двери страшный, грубый крик матери, она мгновенно забыла себя и свое горе. Она подбежала к отцу, но он, бессильно махая рукой, указывал на дверь матери. Княжна Марья, бледная, с дрожащей нижней челюстью, вышла из двери и взяла Наташу за руку, говоря ей что то. Наташа не видела, не слышала ее. Она быстрыми шагами вошла в дверь, остановилась на мгновение, как бы в борьбе с самой собой, и подбежала к матери.
Графиня лежала на кресле, странно неловко вытягиваясь, и билась головой об стену. Соня и девушки держали ее за руки.
– Наташу, Наташу!.. – кричала графиня. – Неправда, неправда… Он лжет… Наташу! – кричала она, отталкивая от себя окружающих. – Подите прочь все, неправда! Убили!.. ха ха ха ха!.. неправда!
Наташа стала коленом на кресло, нагнулась над матерью, обняла ее, с неожиданной силой подняла, повернула к себе ее лицо и прижалась к ней.
– Маменька!.. голубчик!.. Я тут, друг мой. Маменька, – шептала она ей, не замолкая ни на секунду.
Она не выпускала матери, нежно боролась с ней, требовала подушки, воды, расстегивала и разрывала платье на матери.
– Друг мой, голубушка… маменька, душенька, – не переставая шептала она, целуя ее голову, руки, лицо и чувствуя, как неудержимо, ручьями, щекоча ей нос и щеки, текли ее слезы.
Графиня сжала руку дочери, закрыла глаза и затихла на мгновение. Вдруг она с непривычной быстротой поднялась, бессмысленно оглянулась и, увидав Наташу, стала из всех сил сжимать ее голову. Потом она повернула к себе ее морщившееся от боли лицо и долго вглядывалась в него.
– Наташа, ты меня любишь, – сказала она тихим, доверчивым шепотом. – Наташа, ты не обманешь меня? Ты мне скажешь всю правду?
Наташа смотрела на нее налитыми слезами глазами, и в лице ее была только мольба о прощении и любви.
– Друг мой, маменька, – повторяла она, напрягая все силы своей любви на то, чтобы как нибудь снять с нее на себя излишек давившего ее горя.
И опять в бессильной борьбе с действительностью мать, отказываясь верить в то, что она могла жить, когда был убит цветущий жизнью ее любимый мальчик, спасалась от действительности в мире безумия.
Наташа не помнила, как прошел этот день, ночь, следующий день, следующая ночь. Она не спала и не отходила от матери. Любовь Наташи, упорная, терпеливая, не как объяснение, не как утешение, а как призыв к жизни, всякую секунду как будто со всех сторон обнимала графиню. На третью ночь графиня затихла на несколько минут, и Наташа закрыла глаза, облокотив голову на ручку кресла. Кровать скрипнула. Наташа открыла глаза. Графиня сидела на кровати и тихо говорила.
– Как я рада, что ты приехал. Ты устал, хочешь чаю? – Наташа подошла к ней. – Ты похорошел и возмужал, – продолжала графиня, взяв дочь за руку.
– Маменька, что вы говорите!..
– Наташа, его нет, нет больше! – И, обняв дочь, в первый раз графиня начала плакать.


Княжна Марья отложила свой отъезд. Соня, граф старались заменить Наташу, но не могли. Они видели, что она одна могла удерживать мать от безумного отчаяния. Три недели Наташа безвыходно жила при матери, спала на кресле в ее комнате, поила, кормила ее и не переставая говорила с ней, – говорила, потому что один нежный, ласкающий голос ее успокоивал графиню.
Душевная рана матери не могла залечиться. Смерть Пети оторвала половину ее жизни. Через месяц после известия о смерти Пети, заставшего ее свежей и бодрой пятидесятилетней женщиной, она вышла из своей комнаты полумертвой и не принимающею участия в жизни – старухой. Но та же рана, которая наполовину убила графиню, эта новая рана вызвала Наташу к жизни.
Душевная рана, происходящая от разрыва духовного тела, точно так же, как и рана физическая, как ни странно это кажется, после того как глубокая рана зажила и кажется сошедшейся своими краями, рана душевная, как и физическая, заживает только изнутри выпирающею силой жизни.
Так же зажила рана Наташи. Она думала, что жизнь ее кончена. Но вдруг любовь к матери показала ей, что сущность ее жизни – любовь – еще жива в ней. Проснулась любовь, и проснулась жизнь.
Последние дни князя Андрея связали Наташу с княжной Марьей. Новое несчастье еще более сблизило их. Княжна Марья отложила свой отъезд и последние три недели, как за больным ребенком, ухаживала за Наташей. Последние недели, проведенные Наташей в комнате матери, надорвали ее физические силы.
Однажды княжна Марья, в середине дня, заметив, что Наташа дрожит в лихорадочном ознобе, увела ее к себе и уложила на своей постели. Наташа легла, но когда княжна Марья, опустив сторы, хотела выйти, Наташа подозвала ее к себе.
– Мне не хочется спать. Мари, посиди со мной.
– Ты устала – постарайся заснуть.
– Нет, нет. Зачем ты увела меня? Она спросит.
– Ей гораздо лучше. Она нынче так хорошо говорила, – сказала княжна Марья.
Наташа лежала в постели и в полутьме комнаты рассматривала лицо княжны Марьи.
«Похожа она на него? – думала Наташа. – Да, похожа и не похожа. Но она особенная, чужая, совсем новая, неизвестная. И она любит меня. Что у ней на душе? Все доброе. Но как? Как она думает? Как она на меня смотрит? Да, она прекрасная».
– Маша, – сказала она, робко притянув к себе ее руку. – Маша, ты не думай, что я дурная. Нет? Маша, голубушка. Как я тебя люблю. Будем совсем, совсем друзьями.
И Наташа, обнимая, стала целовать руки и лицо княжны Марьи. Княжна Марья стыдилась и радовалась этому выражению чувств Наташи.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Гороховая_улица&oldid=79368262»