Горохова, Мария Алексеевна

Горохова, Мария Алексеевна
Дата рождения:	1903(1903)
Место рождения:	Санкт-Петербург, Российская империя
Дата смерти:	1991(1991)
Место смерти:	Ленинград, РСФСР
Гражданство:	Российская империя Российская империя СССР СССР
Жанр:	живопись, графика
Влияние:	Малевич К. С., Рождественский К. И., Ермолаева В. М., Юдин Л. А.
Влияние на:	Арефьева А. Д., Поварову В. П.

Мари́я Алексе́евна Горо́хова (1903, Санкт-Петербург — 1991, Ленинград) — русский советский живописец, график, художник росписи по ткани, педагог.

Биография

В 1910-х получила начальное художественное образование в Художественно-ремесленных мастерских при ОПХ. С 1920 по 1927 занималась в мастерских при Обществе поощрения художеств (ОПХ), где обучалась скульптуре у В. В. Лишева, живописи у М. И. Авилова и А. А. Рылова, а также у В. Н. Федоровича. После преобразования мастерских в Художественно-промышленный техникум окончила графический факультет у В. Н. Левитского. Получила звание художника-техника книжного искусства и графики. Примерно в это же время посещала вечернюю студию рисования Центрального Дома работников искусств, входила в круг учеников К. С. Малевича, К. И. Рождественского, В. М. Ермолаевой, Л. А. Юдина, ставшего её мужем. С конца 1920-х и по 1967 работала преподавателем изобразительного искусства в различных детских художественных школах. 1937 – 1941, 1946 – 1952 – в Ленинградском Дворце пионеров и в Институте повышения квалификации учителей руководителем кружка отдела изобразительных искусств, заведующей отделом и сектором изоискусства. 1952 – 1967 – преподавала в Доме пионеров и школьников Калининского района. Одновременно с С. Д. Левиным совершала методические поездки с группой учеников по стране. 1967 – начала заниматься творчеством, заявила о себе как о самостоятельном художнике. Изучая дневники покойного мужа, вникала в теорию авангарда, размышляла о проблемах пластического языка. В 2004 состоялась выставка М. Гороховой в музее "Царскосельская коллекция".

Семья

• Муж — Лев Александрович Юдин (1903-1941) — русский и советский художник-живописец, график-силуэтист, деятель русского авангарда.

• Сын — Александр Львович Юдин — доктор биологических наук, работает в Институте цитологии РАН.

Ссылки

• [www.pv-gallery.ru/author/1596/Goroxova-M-A/ Горохова М.А.]
• [www.spbmuseum.ru/exhibits_and_exhibitions/93/4101/ Музей истории Петербурга]
• [www.museumfa.ru/russian/collection/gorohova1.php Санкт-Петербургский Государственный музей. Царскосельская коллекция. Горохова Мария Алексеевна]

Отрывок, характеризующий Горохова, Мария Алексеевна

– Ваше сиятельство? А? Князь? – дрожащим голосом сказал подбежавший Тимохин, заглядывая в носилки.
Князь Андрей открыл глаза и посмотрел из за носилок, в которые глубоко ушла его голова, на того, кто говорил, и опять опустил веки.
Ополченцы принесли князя Андрея к лесу, где стояли фуры и где был перевязочный пункт. Перевязочный пункт состоял из трех раскинутых, с завороченными полами, палаток на краю березника. В березнике стояла фуры и лошади. Лошади в хребтугах ели овес, и воробьи слетали к ним и подбирали просыпанные зерна. Воронья, чуя кровь, нетерпеливо каркая, перелетали на березах. Вокруг палаток, больше чем на две десятины места, лежали, сидели, стояли окровавленные люди в различных одеждах. Вокруг раненых, с унылыми и внимательными лицами, стояли толпы солдат носильщиков, которых тщетно отгоняли от этого места распоряжавшиеся порядком офицеры. Не слушая офицеров, солдаты стояли, опираясь на носилки, и пристально, как будто пытаясь понять трудное значение зрелища, смотрели на то, что делалось перед ними. Из палаток слышались то громкие, злые вопли, то жалобные стенания. Изредка выбегали оттуда фельдшера за водой и указывали на тех, который надо было вносить. Раненые, ожидая у палатки своей очереди, хрипели, стонали, плакали, кричали, ругались, просили водки. Некоторые бредили. Князя Андрея, как полкового командира, шагая через неперевязанных раненых, пронесли ближе к одной из палаток и остановились, ожидая приказания. Князь Андрей открыл глаза и долго не мог понять того, что делалось вокруг него. Луг, полынь, пашня, черный крутящийся мячик и его страстный порыв любви к жизни вспомнились ему. В двух шагах от него, громко говоря и обращая на себя общее внимание, стоял, опершись на сук и с обвязанной головой, высокий, красивый, черноволосый унтер офицер. Он был ранен в голову и ногу пулями. Вокруг него, жадно слушая его речь, собралась толпа раненых и носильщиков.
– Мы его оттеда как долбанули, так все побросал, самого короля забрали! – блестя черными разгоряченными глазами и оглядываясь вокруг себя, кричал солдат. – Подойди только в тот самый раз лезервы, его б, братец ты мой, звания не осталось, потому верно тебе говорю…
Князь Андрей, так же как и все окружавшие рассказчика, блестящим взглядом смотрел на него и испытывал утешительное чувство. «Но разве не все равно теперь, – подумал он. – А что будет там и что такое было здесь? Отчего мне так жалко было расставаться с жизнью? Что то было в этой жизни, чего я не понимал и не понимаю».


Один из докторов, в окровавленном фартуке и с окровавленными небольшими руками, в одной из которых он между мизинцем и большим пальцем (чтобы не запачкать ее) держал сигару, вышел из палатки. Доктор этот поднял голову и стал смотреть по сторонам, но выше раненых. Он, очевидно, хотел отдохнуть немного. Поводив несколько времени головой вправо и влево, он вздохнул и опустил глаза.
– Ну, сейчас, – сказал он на слова фельдшера, указывавшего ему на князя Андрея, и велел нести его в палатку.
В толпе ожидавших раненых поднялся ропот.
– Видно, и на том свете господам одним жить, – проговорил один.
Князя Андрея внесли и положили на только что очистившийся стол, с которого фельдшер споласкивал что то. Князь Андрей не мог разобрать в отдельности того, что было в палатке. Жалобные стоны с разных сторон, мучительная боль бедра, живота и спины развлекали его. Все, что он видел вокруг себя, слилось для него в одно общее впечатление обнаженного, окровавленного человеческого тела, которое, казалось, наполняло всю низкую палатку, как несколько недель тому назад в этот жаркий, августовский день это же тело наполняло грязный пруд по Смоленской дороге. Да, это было то самое тело, та самая chair a canon [мясо для пушек], вид которой еще тогда, как бы предсказывая теперешнее, возбудил в нем ужас.
В палатке было три стола. Два были заняты, на третий положили князя Андрея. Несколько времени его оставили одного, и он невольно увидал то, что делалось на других двух столах. На ближнем столе сидел татарин, вероятно, казак – по мундиру, брошенному подле. Четверо солдат держали его. Доктор в очках что то резал в его коричневой, мускулистой спине.
– Ух, ух, ух!.. – как будто хрюкал татарин, и вдруг, подняв кверху свое скуластое черное курносое лицо, оскалив белые зубы, начинал рваться, дергаться и визжат ь пронзительно звенящим, протяжным визгом. На другом столе, около которого толпилось много народа, на спине лежал большой, полный человек с закинутой назад головой (вьющиеся волоса, их цвет и форма головы показались странно знакомы князю Андрею). Несколько человек фельдшеров навалились на грудь этому человеку и держали его. Белая большая полная нога быстро и часто, не переставая, дергалась лихорадочными трепетаниями. Человек этот судорожно рыдал и захлебывался. Два доктора молча – один был бледен и дрожал – что то делали над другой, красной ногой этого человека. Управившись с татарином, на которого накинули шинель, доктор в очках, обтирая руки, подошел к князю Андрею. Он взглянул в лицо князя Андрея и поспешно отвернулся.