Горский, Иван Константинович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Ива́н Константи́нович Го́рский (род. 30 мая 1921, местечко Улла Витебской области) — советский и российский литературовед, специалист по польской литературе.





Биография

Участник Великой Отечественной войны. В марте 1943 был тяжело ранен. [1]

Окончил филологический факультет Московского государственного университета (1949). В том же году поступил в аспирантуру.

С 1950 печатал статьи и книги, преимущественно по истории польской литературы, в академической печати, а также в газетах («Учительская газета», «Советский флот»), в сборниках «Славяне и Запад. Сборник статей к 70-летию И. Ф. Бэлзы» (М., 1975), «Писатели народной Польши» (М., 1976), «Реализм в литературах стран Центральной и Юго-Восточной Европы» (М., 1983).

Кандидатскую диссертацию «Черты реализма в творчестве Юлия Словацкого» защитил в 1953.

Докторская диссертация (1967) — «Исторический роман Сенкевича» (опубликована 1966). Работал в Институте славяноведения и балканистики АН СССР.

Научная деятельность

Основные работы посвящены польской литературе, проблемам литературных связей и сравнительного изучения литератур, также дантологии и истории русского литературоведения. Один из авторов «Истории польской литературы» (т. 1, 1968) и книги «Академические школы в русском литературоведении» (1975). Написал несколько десятков статей по польской литературе для Краткой литературной энциклопедии, Большой советской энциклопедии, Малой советской энциклопедии.

Публиковал в советской академической печати рецензии на книги польских литературоведов Станислова Пигоня, Алины Нофер, Ярослава Мацеевского, Мечислова Инглёта и многих других, также работы белорусских, российских, украинских учёных.

Сочинения

  • Черты реализма в творчестве Юлия Словацкого. Москва, 1953.
  • Творческий путь Ежи Путрамента. — Современная польская литература. Москва, 1953.
  • Адам Мицкевич. Москва, 1955.
  • Польский исторический роман и проблема историзма. Москва, 1963.
  • Исторический роман Сенкевича. Москва, 1966.
  • Крашевский и Данте. — Дантовские чтения. (Т. 1). Москва, 1968.
  • Данте и некоторые вопросы исторического развития Италии в трудах и высказываниях А. Н. Веселовского. — Дантовские чтения. (Т. 2). Москва, 1973.
  • Александр Веселовский и современность. Москва, 1975.
  • O Sienkiewiczu i Wiesiełowskim. Przekład Mirosław Czertowicz. Warsazawa: Państwowe Wydawnictwo Naukowe, 1986. ISBN 83-01-06463-3.

Напишите отзыв о статье "Горский, Иван Константинович"

Примечания

  1. [podvignaroda.ru/?#id=80401761&tab=navDetailManAward Подвиг народа]

Литература

  • Краткая литературная энциклопедия. Т. 9: А — Я. Москва: Советская энциклопедия, 1978. Стлб. 239.
  • Bazyli Białokozowicz. Słowo wstępne. — O Sienkiewiczu i Wiesiełowskim. Przekład Mirosław Czertowicz. Warsazawa: Państwowe Wydawnictwo Naukowe, 1986. S. 5—17.

Отрывок, характеризующий Горский, Иван Константинович

– С вечера нездоровы очень были, третью ночь не спят, – заступнически прошептал денщицкий голос. – Уж вы капитана разбудите сначала.
– Очень важное, от генерала Дохтурова, – сказал Болховитинов, входя в ощупанную им растворенную дверь. Денщик прошел вперед его и стал будить кого то:
– Ваше благородие, ваше благородие – кульер.
– Что, что? от кого? – проговорил чей то сонный голос.
– От Дохтурова и от Алексея Петровича. Наполеон в Фоминском, – сказал Болховитинов, не видя в темноте того, кто спрашивал его, но по звуку голоса предполагая, что это был не Коновницын.
Разбуженный человек зевал и тянулся.
– Будить то мне его не хочется, – сказал он, ощупывая что то. – Больнёшенек! Может, так, слухи.
– Вот донесение, – сказал Болховитинов, – велено сейчас же передать дежурному генералу.
– Постойте, огня зажгу. Куда ты, проклятый, всегда засунешь? – обращаясь к денщику, сказал тянувшийся человек. Это был Щербинин, адъютант Коновницына. – Нашел, нашел, – прибавил он.
Денщик рубил огонь, Щербинин ощупывал подсвечник.
– Ах, мерзкие, – с отвращением сказал он.
При свете искр Болховитинов увидел молодое лицо Щербинина со свечой и в переднем углу еще спящего человека. Это был Коновницын.
Когда сначала синим и потом красным пламенем загорелись серники о трут, Щербинин зажег сальную свечку, с подсвечника которой побежали обгладывавшие ее прусаки, и осмотрел вестника. Болховитинов был весь в грязи и, рукавом обтираясь, размазывал себе лицо.
– Да кто доносит? – сказал Щербинин, взяв конверт.
– Известие верное, – сказал Болховитинов. – И пленные, и казаки, и лазутчики – все единогласно показывают одно и то же.
– Нечего делать, надо будить, – сказал Щербинин, вставая и подходя к человеку в ночном колпаке, укрытому шинелью. – Петр Петрович! – проговорил он. Коновницын не шевелился. – В главный штаб! – проговорил он, улыбнувшись, зная, что эти слова наверное разбудят его. И действительно, голова в ночном колпаке поднялась тотчас же. На красивом, твердом лице Коновницына, с лихорадочно воспаленными щеками, на мгновение оставалось еще выражение далеких от настоящего положения мечтаний сна, но потом вдруг он вздрогнул: лицо его приняло обычно спокойное и твердое выражение.
– Ну, что такое? От кого? – неторопливо, но тотчас же спросил он, мигая от света. Слушая донесение офицера, Коновницын распечатал и прочел. Едва прочтя, он опустил ноги в шерстяных чулках на земляной пол и стал обуваться. Потом снял колпак и, причесав виски, надел фуражку.
– Ты скоро доехал? Пойдем к светлейшему.
Коновницын тотчас понял, что привезенное известие имело большую важность и что нельзя медлить. Хорошо ли, дурно ли это было, он не думал и не спрашивал себя. Его это не интересовало. На все дело войны он смотрел не умом, не рассуждением, а чем то другим. В душе его было глубокое, невысказанное убеждение, что все будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.
Петр Петрович Коновницын, так же как и Дохтуров, только как бы из приличия внесенный в список так называемых героев 12 го года – Барклаев, Раевских, Ермоловых, Платовых, Милорадовичей, так же как и Дохтуров, пользовался репутацией человека весьма ограниченных способностей и сведений, и, так же как и Дохтуров, Коновницын никогда не делал проектов сражений, но всегда находился там, где было труднее всего; спал всегда с раскрытой дверью с тех пор, как был назначен дежурным генералом, приказывая каждому посланному будить себя, всегда во время сраженья был под огнем, так что Кутузов упрекал его за то и боялся посылать, и был так же, как и Дохтуров, одной из тех незаметных шестерен, которые, не треща и не шумя, составляют самую существенную часть машины.