Горский, Осип-Юлиан Викентьевич

Осип-Юлиан Викентьевич Горский
Род деятельности:	российский артиллерист времен Наполеоновских войн, Кавказский вице-губернатор
Дата рождения:	1766(1766)
Место рождения:	Российская империя
Гражданство:	Российская империя Российская империя
Дата смерти:	7 июля 1849(1849-07-07)
Место смерти:	Омск, Российская империя
Отец:	Юлиан-Викентий Иосифович-Казимирович Горский
Награды и премии:	Золотое оружие «За храбрость»

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Осип-Юлиан Викентьевич Горский (1766 — 07.07.1849) — офицер-артиллерист, участник военных действий российской армии начала XIX века, Отечественной войны 1812 г. и заграничных походов 1813—1814 гг. Неоднократно награждён за храбрость и отличие в сражениях. Полковник. Статский советник. В некоторых источниках упоминается под фамилиями Грабя-Горский, Грабе-Горский, Друцкий-Горский. М. В. Нечкина считала его 122-м декабристом, преданным Верховному суду.

Участвовал в событиях 14 декабря 1825 г. на Сенатской площади Санкт-Петербурга. Был арестован в ночь на 15 декабря 1825 г. и заключён в Алексеевский равелин Петропавловской крепости. Без приговора Верховного суда по высочайшему указу в 1827 г. отправлен на поселение в Берёзов Тобольской губернии под надзор полиции.

Биография

Отец — Юлиан-Викентий Иосифович-Казимирович, полковник Минского воеводства, стольник Мстиславского воеводства).

О.-Ю. В. Горский в 1787 г. находился на службе при польском короле Станиславе-Августе Понятовском.

Военная карьера

C 28.08.1804 г. — юнкер во 2-й конно-артиллерийский батальон. 23.08. 1806 г. причислен к 9-й артиллерийской бригаде. Участвовал в походе российской армии через Австрию, Пруссию, Силезию, Венгрию и Галицию. В ноябре 1806 г. был участником блокады турецкого гарнизона города Хотин.

19.02.1807 г. за отличие в сражениях против французских войск произведён в подпоручики с назначением в Санкт-Петербургскую артиллерийскую бригаду. В 1809 г. переведён сначала в 7-ю, а затем в 5-ю артиллерийскую бригаду.

9.02.1811 г. произведён в поручики. В сражениях с французами у местечка Клястицы в июле 1812 г. был контужен пушечным ядром и получил три ранения ружейными пулями.

29.07. 1812 г. переведён в лейб-гвардии артиллерийскую бригаду.

1.09. 1812 г. произведён в штабс-капитаны и назначен командиром 7-й конной роты 3-й резервной артиллерийской бригады.

За отличие в сражениях при Вейсенфельсе и Бауцене во время заграничного похода российской армии 9.05. 1813 г. произведён в капитаны, а за участие во взятии Суассона — 2.02.18114 г. в подполковники.

C 13.07.1816 г. — полковник, командир 10-й артиллерийской бригады.

1.02.1818 г. уволен из армии «за ранами» с правом ношения мундира и полным жалованием.

Награды и память

• Орден Святой Анны 2-й степени (с бриллиантами).
• Орден Святой Анны 4-й степени.
• Орден Святого Георгия 4-й степени с алмазами.
• Знак отличия военного ордена Георгия № 8771.
• Золотая шпага «За храбрость».

На памятных досках, установленных в нижнем коридоре храма Христа Спасителя в честь важных событий и подвигов Отечественной войны 1812 г., значатся:

• на стене 34 — конная рота № 7 — (Грабе-Горского), участвовавшая в «Авангардном деле при ручье Риппах 19 апреля (1 мая) 1813 года»

• на стене 35 — конная рота № 7 , участвовавшая в «Сражении при Люцене 20 апреля (2 мая) 1813 года»
• на стене 52 — капитан Грабе-Горский, отличившийся в «Деле при Суассоне 1 (13) февраля 1814 года»

Штатская служба

24.10. 1818 г. определен в Департамент разных податей и сборов Министерства финансов.

5.03. 1819 г. пожалован в статские советники и назначен вице-губернатором на Кавказ, управляющим по гражданской части которого с 1816 г. по 1827 г. был генерал А. П. Ермолов, участник войн и сражений с наполеоновской Францией. С 16.08.1821 г. Горский управлял Кавказской губернией. В марте 1821 г. Ермолов предложил ряд мер по совершенствованию управления краем, а саму «Кавказскую губернию по малому числу жителей переименовать в область».

5.05. 1822 г. по собственной просьбе был уволен от должности. Жил в Петербурге , так как в Сенате было начато следствие о недостаче спирта в Кавказской казенной палате.

14 декабря 1825 г.: ход следствия и наказание

Горский не был членом тайных обществ, но был замечен очевидцами на Сенатской площади, в возбуждении находившимся среди восставших, в парадном мундире при орденах и с пистолетом. Уже в 11 час. 30 мин. Николай писал Константину Павловичу, что в событиях замешан «некий вице-губернатор, уволенный с Кавказа; мы надеемся разыскать его». Был арестован в 2 часа ночи 15 декабря 1825 г.

После допроса, проведённого генералом В. В. Левашовым и записанным в журнале под № 16, Горский по указанию Николая был помещён в каземат № 12 Алексеевского равелина Петропавловской крепости. Сенатор П. Г. Дивов в своём дневнике в этот же день называет Горского среди основных заговорщиков. Но вскоре начались задержания более важных и очевидных участников движения. Когда 28 декабря в Петербург был доставлен М. Ф. Орлов, Николай распорядился посадить его «в Алексеевский равелин, выведя Горского или кого другого и содержа хорошо». Горского перевели сначала в № 1 Кронверкскую куртину, а потом в четвёртый каземат Никольской куртины. 2 января 1826 г. император, в ответ на просьбу Тайного комитета, решил не заковывать арестованного. В крепости он страдал от припадков «падучей болезни» и 20 февраля 1826 был отправлен в Военно-сухопутный госпиталь, где оставался до окончательного решения его судьбы.

Следственный комитет пытался найти подтверждения активной роли Горского в беспорядках.

И. И. Пущин на допросе 17 декабря показал: «В то время подходили многие незнакомые… между коими более всех для меня был заметен высокий мужчина с плюмажем на шляпе, Георгиевским крестом и подвязанной рукой. Сей последний спрашивал у меня пороха, говоря, что у него есть пистолет». На полях протокола — пометка карандашом «NB», ниже написано «Горский».

А. Н. Сутгоф не слышал, о чём Горский говорил с солдатами Московского полка, но с народом кричал «Ура!». А. А. Бестужев 29 декабря показал на допросе: «О том, принадлежал ли статский советник Горский обществу, никогда не слыхал, …я увидел его на площади, где он, со слезами меня обнимая, говорил, что он рад душу свою положить за Константина Павловича. Иван Пущин предлагал ему принять команду, но он отказался, говоря, что фрунтом никогда не командовал, и я долго видел его, ходящего около каре». На очной ставке c Бестужевым Пущин заявил, что «он совершенно не помнит показанного Бестужевым обстоятельства, а потому не может согласиться с показанием, на него сделанным».

В своем рассказе о 14 декабря Якушкин написал, что Горский на площади, «стал проповедовать толпе и возбуждать её, толпа его слушала и готова была ему повиноваться… Народ, возбужденный Граббе-Горским, разобрал дрова, сложенные у Исаакиевского собора, и принял корпусного командира (Воинова) в поленья».

28 декабря Горскому был, предложен вопрос: «Для чего просили вы пороха у коллежского асессора Пущина, говоря, что у вас есть пистолет…?» Горский ответил, что пороха не просил, с Пущиным вообще не разговаривал, «и хотя около трех лет, как я с ним знаком, но в этой толпе совсем не узнал его, и что он учинил сей извет на меня…» Горский объяснял своё появление на Сенатской площади в парадном мундире тем, что, получив 13 декабря приглашение на заседание «печальной комиссии», он отправился на следующий день во дворец и только там узнал об отмене заседания по случаю восшествия на престол Николая Павловича. Увидев проходящие войска, из любопытства оказался на площади. Своё участие в событиях категорически отрицал.

27 июня 1826 г. разрядная комиссия включила отставного статского советника Горского в «Список подсудимых, коими не учинено собственного признания во взводимых на них преступлениях и о коих прилагаются особые записки». Из записки о Горском, по мнению комиссии, следовало: «…не относя ни к какому разряду, вменить ему в наказание содержание в заключении».

8 июля 1826 г. Верховный уголовный суд не смог вынести никакого приговора и представил участь Горского «на благоусмотрение его императорскому величеству».

10 июля 1826 г. Николай повелел Председателю Верховного уголовного суда «отложить решение о Горском, так как подсудимый сверх участия в мятеже состоит под судом в правительствующем Сенате по другим делам» и до окончания этого дела «содержать его под стражею».

5 марта 1827 г. высочайшим распоряжением находившийся в госпитале Горский был отправлен под надзор полиции в Березов.

В 1828 г. Горский обратился к императору с просьбой о зачислении «в действующую армию противу турок», но получил отказ. В 1830 г. ему, как не лишённому чинов, восстановили пенсию.

Пребыванию Горскому в ссылке сопутствовала череда разбирательств по жалобам и доносам, как с его стороны, так и на него, попыток добиться оправдания, и неоднократных материальных претензий по поводу конфискованных у него при арестах ценном имуществе и денежных средств.

В 1831 г. по состоянию здоровья Горский был переведён в Тару, откуда написал Бенкендорфу, что проживавшие в Берёзове ссыльные декабристы Ентальцев, Фохт и Черкасов «обнаруживают злобление и ненависть к правительству». Проведенное расследование выявило вздорность доноса. Напротив, управляющий Тобольскою губернией доносил в 1832 г., что Горский «при разговорах насчёт российского правления иногда бывает дерзок, отлично привержен к полякам, коих прежние права защищает с жаром» и «вступается в дела, ему не принадлежащие». 16 марта 1833 г. тарский окружной начальник сообщал тобольскому губернскому управляющему , что Горский «с дерзостью относится насчет российского правительства», что при проходе через Тару пленных поляков «оправдывал ихние поступки, упрекал русское правительство в жестоком якобы с пленными обращении». Несмотря на дружеские отношения с ссыльными, по доносу одного из них — И. Высоцкого — Горский в том же году был арестован якобы за подготовку мятежа среди поляков с целью «завоевания Бухары и Китая» и отправлен через Тобольск в Омск. Под арестом находился до 2 апреля 1835 г., до окончания следствия, установившего его непричастность к обвинению. 27 февраля 1836 освобождён от суда.

Не теряя надежды на царское милосердие, он дважды (в 1832 и 1843 гг.) подавал в правительство записки с изложением собственной версии участия в событиях 14 декабря 1825 г. и обоснованием несправедливости назначенного наказания.

После окончания следственного дела Горский был оставлен в Омске, где и умер 7 июля 1849 г.

Семья

Горский выдавал себя за человека весьма знатного происхождения. В формуляре, находящемся в его следственном деле, в графе «из какого звания происходят», значится: «Из дворян польских, грабя или граф (hrabia по-польски — граф)». В его прошении в Тайный комитет от 4 февраля 1826 г. он упоминает «крепостные акты всего рода нашего князей Друцких-Горских графов». Но справка III отделения, составленная 31 января 1827 г., утверждает: «Никто не знает даже о его происхождении. Сперва он объявил себя графом… После того Горский производил себя из Горских князей и хлопотал о сем в Сенате… Для поляков сие знаменитое происхождение Горского вовсе непонятно, ибо в Белоруссии никогда не было ни графской, ни княжеской, ни даже дворянской фамилии Горских, а есть дворяне Горские в Литве, которые не признают своим подсудимого Горского. Общий слух носится, что он сын мещанина из местечка Бялыничь в Белоруссии, но верного ничего нет».

Жена — уроженка Курляндии баронесса Елизавета-Каролина-Фредерика Мирбах (умерла ранее 1821 г.)

Сыновья — Карл Николай и Адольф Адам.

Внебрачные дети — Ярослав, Владимир, Владислав, Святослав-Вячеслав, Ольга, София.

Горский в литературных источниках

О Горском в своих мемуарах писали декабристы Н. В. Басаргин, А. Е Розен, И. Д. Якушкин и другие.

Критик и прозаик О. Н. Михайлов в романе-биографии генерала А. П. Ермолова дал художественный портрет одного из его подчинённых, храброго офицера-артиллериста, командира батареи Степана Харитоновича Горского, который «удачно пущенным ядром сразил наповал маршала Бессьера, неосмотрительно выехавшего для обозрения наших позиций».

Литература

• 14 декабря 1825 года. Воспоминания очевидцев. — СПб.: Академический проект, 1999. — 752 с. — ISBN 5-7331-0052-4
• Следственное дело № 380. О статском советнике Горском. //Восстание декабристов. Т. XV — M.: Наука, 1979. — сс. 81-104, 307—309.
• Журналы и докладные записки Следственного комитета. //Восстание декабристов. Т. XVI — M.: Наука, 1986. — 400 с.
• Дела Верховного уголовного суда и Следственной комиссии. //Восстание декабристов. Т. XVII — M.: Наука, 1980. — 296 с.
• Декабристы. Биографический справочник. — М.: Наука, 1988. — 448 с.

Примечания

Комментарии

Отрывок, характеризующий Горский, Осип-Юлиан Викентьевич

Наполеон начал войну с Россией потому, что он не мог не приехать в Дрезден, не мог не отуманиться почестями, не мог не надеть польского мундира, не поддаться предприимчивому впечатлению июньского утра, не мог воздержаться от вспышки гнева в присутствии Куракина и потом Балашева.
Александр отказывался от всех переговоров потому, что он лично чувствовал себя оскорбленным. Барклай де Толли старался наилучшим образом управлять армией для того, чтобы исполнить свой долг и заслужить славу великого полководца. Ростов поскакал в атаку на французов потому, что он не мог удержаться от желания проскакаться по ровному полю. И так точно, вследствие своих личных свойств, привычек, условий и целей, действовали все те неперечислимые лица, участники этой войны. Они боялись, тщеславились, радовались, негодовали, рассуждали, полагая, что они знают то, что они делают, и что делают для себя, а все были непроизвольными орудиями истории и производили скрытую от них, но понятную для нас работу. Такова неизменная судьба всех практических деятелей, и тем не свободнее, чем выше они стоят в людской иерархии.
Теперь деятели 1812 го года давно сошли с своих мест, их личные интересы исчезли бесследно, и одни исторические результаты того времени перед нами.
Но допустим, что должны были люди Европы, под предводительством Наполеона, зайти в глубь России и там погибнуть, и вся противуречащая сама себе, бессмысленная, жестокая деятельность людей – участников этой войны, становится для нас понятною.
Провидение заставляло всех этих людей, стремясь к достижению своих личных целей, содействовать исполнению одного огромного результата, о котором ни один человек (ни Наполеон, ни Александр, ни еще менее кто либо из участников войны) не имел ни малейшего чаяния.
Теперь нам ясно, что было в 1812 м году причиной погибели французской армии. Никто не станет спорить, что причиной погибели французских войск Наполеона было, с одной стороны, вступление их в позднее время без приготовления к зимнему походу в глубь России, а с другой стороны, характер, который приняла война от сожжения русских городов и возбуждения ненависти к врагу в русском народе. Но тогда не только никто не предвидел того (что теперь кажется очевидным), что только этим путем могла погибнуть восьмисоттысячная, лучшая в мире и предводимая лучшим полководцем армия в столкновении с вдвое слабейшей, неопытной и предводимой неопытными полководцами – русской армией; не только никто не предвидел этого, но все усилия со стороны русских были постоянно устремляемы на то, чтобы помешать тому, что одно могло спасти Россию, и со стороны французов, несмотря на опытность и так называемый военный гений Наполеона, были устремлены все усилия к тому, чтобы растянуться в конце лета до Москвы, то есть сделать то самое, что должно было погубить их.
В исторических сочинениях о 1812 м годе авторы французы очень любят говорить о том, как Наполеон чувствовал опасность растяжения своей линии, как он искал сражения, как маршалы его советовали ему остановиться в Смоленске, и приводить другие подобные доводы, доказывающие, что тогда уже будто понята была опасность кампании; а авторы русские еще более любят говорить о том, как с начала кампании существовал план скифской войны заманивания Наполеона в глубь России, и приписывают этот план кто Пфулю, кто какому то французу, кто Толю, кто самому императору Александру, указывая на записки, проекты и письма, в которых действительно находятся намеки на этот образ действий. Но все эти намеки на предвидение того, что случилось, как со стороны французов так и со стороны русских выставляются теперь только потому, что событие оправдало их. Ежели бы событие не совершилось, то намеки эти были бы забыты, как забыты теперь тысячи и миллионы противоположных намеков и предположений, бывших в ходу тогда, но оказавшихся несправедливыми и потому забытых. Об исходе каждого совершающегося события всегда бывает так много предположений, что, чем бы оно ни кончилось, всегда найдутся люди, которые скажут: «Я тогда еще сказал, что это так будет», забывая совсем, что в числе бесчисленных предположений были делаемы и совершенно противоположные.
Предположения о сознании Наполеоном опасности растяжения линии и со стороны русских – о завлечении неприятеля в глубь России – принадлежат, очевидно, к этому разряду, и историки только с большой натяжкой могут приписывать такие соображения Наполеону и его маршалам и такие планы русским военачальникам. Все факты совершенно противоречат таким предположениям. Не только во все время войны со стороны русских не было желания заманить французов в глубь России, но все было делаемо для того, чтобы остановить их с первого вступления их в Россию, и не только Наполеон не боялся растяжения своей линии, но он радовался, как торжеству, каждому своему шагу вперед и очень лениво, не так, как в прежние свои кампании, искал сражения.
При самом начале кампании армии наши разрезаны, и единственная цель, к которой мы стремимся, состоит в том, чтобы соединить их, хотя для того, чтобы отступать и завлекать неприятеля в глубь страны, в соединении армий не представляется выгод. Император находится при армии для воодушевления ее в отстаивании каждого шага русской земли, а не для отступления. Устроивается громадный Дрисский лагерь по плану Пфуля и не предполагается отступать далее. Государь делает упреки главнокомандующим за каждый шаг отступления. Не только сожжение Москвы, но допущение неприятеля до Смоленска не может даже представиться воображению императора, и когда армии соединяются, то государь негодует за то, что Смоленск взят и сожжен и не дано пред стенами его генерального сражения.
Так думает государь, но русские военачальники и все русские люди еще более негодуют при мысли о том, что наши отступают в глубь страны.
Наполеон, разрезав армии, движется в глубь страны и упускает несколько случаев сражения. В августе месяце он в Смоленске и думает только о том, как бы ему идти дальше, хотя, как мы теперь видим, это движение вперед для него очевидно пагубно.
Факты говорят очевидно, что ни Наполеон не предвидел опасности в движении на Москву, ни Александр и русские военачальники не думали тогда о заманивании Наполеона, а думали о противном. Завлечение Наполеона в глубь страны произошло не по чьему нибудь плану (никто и не верил в возможность этого), а произошло от сложнейшей игры интриг, целей, желаний людей – участников войны, не угадывавших того, что должно быть, и того, что было единственным спасением России. Все происходит нечаянно. Армии разрезаны при начале кампании. Мы стараемся соединить их с очевидной целью дать сражение и удержать наступление неприятеля, но и этом стремлении к соединению, избегая сражений с сильнейшим неприятелем и невольно отходя под острым углом, мы заводим французов до Смоленска. Но мало того сказать, что мы отходим под острым углом потому, что французы двигаются между обеими армиями, – угол этот делается еще острее, и мы еще дальше уходим потому, что Барклай де Толли, непопулярный немец, ненавистен Багратиону (имеющему стать под его начальство), и Багратион, командуя 2 й армией, старается как можно дольше не присоединяться к Барклаю, чтобы не стать под его команду. Багратион долго не присоединяется (хотя в этом главная цель всех начальствующих лиц) потому, что ему кажется, что он на этом марше ставит в опасность свою армию и что выгоднее всего для него отступить левее и южнее, беспокоя с фланга и тыла неприятеля и комплектуя свою армию в Украине. А кажется, и придумано это им потому, что ему не хочется подчиняться ненавистному и младшему чином немцу Барклаю.
Император находится при армии, чтобы воодушевлять ее, а присутствие его и незнание на что решиться, и огромное количество советников и планов уничтожают энергию действий 1 й армии, и армия отступает.
В Дрисском лагере предположено остановиться; но неожиданно Паулучи, метящий в главнокомандующие, своей энергией действует на Александра, и весь план Пфуля бросается, и все дело поручается Барклаю, Но так как Барклай не внушает доверия, власть его ограничивают.
Армии раздроблены, нет единства начальства, Барклай не популярен; но из этой путаницы, раздробления и непопулярности немца главнокомандующего, с одной стороны, вытекает нерешительность и избежание сражения (от которого нельзя бы было удержаться, ежели бы армии были вместе и не Барклай был бы начальником), с другой стороны, – все большее и большее негодование против немцев и возбуждение патриотического духа.
Наконец государь уезжает из армии, и как единственный и удобнейший предлог для его отъезда избирается мысль, что ему надо воодушевить народ в столицах для возбуждения народной войны. И эта поездка государя и Москву утрояет силы русского войска.
Государь отъезжает из армии для того, чтобы не стеснять единство власти главнокомандующего, и надеется, что будут приняты более решительные меры; но положение начальства армий еще более путается и ослабевает. Бенигсен, великий князь и рой генерал адъютантов остаются при армии с тем, чтобы следить за действиями главнокомандующего и возбуждать его к энергии, и Барклай, еще менее чувствуя себя свободным под глазами всех этих глаз государевых, делается еще осторожнее для решительных действий и избегает сражений.
Барклай стоит за осторожность. Цесаревич намекает на измену и требует генерального сражения. Любомирский, Браницкий, Влоцкий и тому подобные так раздувают весь этот шум, что Барклай, под предлогом доставления бумаг государю, отсылает поляков генерал адъютантов в Петербург и входит в открытую борьбу с Бенигсеном и великим князем.
В Смоленске, наконец, как ни не желал того Багратион, соединяются армии.
Багратион в карете подъезжает к дому, занимаемому Барклаем. Барклай надевает шарф, выходит навстречу v рапортует старшему чином Багратиону. Багратион, в борьбе великодушия, несмотря на старшинство чина, подчиняется Барклаю; но, подчинившись, еще меньше соглашается с ним. Багратион лично, по приказанию государя, доносит ему. Он пишет Аракчееву: «Воля государя моего, я никак вместе с министром (Барклаем) не могу. Ради бога, пошлите меня куда нибудь хотя полком командовать, а здесь быть не могу; и вся главная квартира немцами наполнена, так что русскому жить невозможно, и толку никакого нет. Я думал, истинно служу государю и отечеству, а на поверку выходит, что я служу Барклаю. Признаюсь, не хочу». Рой Браницких, Винцингероде и тому подобных еще больше отравляет сношения главнокомандующих, и выходит еще меньше единства. Сбираются атаковать французов перед Смоленском. Посылается генерал для осмотра позиции. Генерал этот, ненавидя Барклая, едет к приятелю, корпусному командиру, и, просидев у него день, возвращается к Барклаю и осуждает по всем пунктам будущее поле сражения, которого он не видал.
Пока происходят споры и интриги о будущем поле сражения, пока мы отыскиваем французов, ошибившись в их месте нахождения, французы натыкаются на дивизию Неверовского и подходят к самым стенам Смоленска.
Надо принять неожиданное сражение в Смоленске, чтобы спасти свои сообщения. Сражение дается. Убиваются тысячи с той и с другой стороны.
Смоленск оставляется вопреки воле государя и всего народа. Но Смоленск сожжен самими жителями, обманутыми своим губернатором, и разоренные жители, показывая пример другим русским, едут в Москву, думая только о своих потерях и разжигая ненависть к врагу. Наполеон идет дальше, мы отступаем, и достигается то самое, что должно было победить Наполеона.


На другой день после отъезда сына князь Николай Андреич позвал к себе княжну Марью.
– Ну что, довольна теперь? – сказал он ей, – поссорила с сыном! Довольна? Тебе только и нужно было! Довольна?.. Мне это больно, больно. Я стар и слаб, и тебе этого хотелось. Ну радуйся, радуйся… – И после этого княжна Марья в продолжение недели не видала своего отца. Он был болен и не выходил из кабинета.
К удивлению своему, княжна Марья заметила, что за это время болезни старый князь так же не допускал к себе и m lle Bourienne. Один Тихон ходил за ним.
Через неделю князь вышел и начал опять прежнюю жизнь, с особенной деятельностью занимаясь постройками и садами и прекратив все прежние отношения с m lle Bourienne. Вид его и холодный тон с княжной Марьей как будто говорил ей: «Вот видишь, ты выдумала на меня налгала князю Андрею про отношения мои с этой француженкой и поссорила меня с ним; а ты видишь, что мне не нужны ни ты, ни француженка».
Одну половину дня княжна Марья проводила у Николушки, следя за его уроками, сама давала ему уроки русского языка и музыки, и разговаривая с Десалем; другую часть дня она проводила в своей половине с книгами, старухой няней и с божьими людьми, которые иногда с заднего крыльца приходили к ней.
О войне княжна Марья думала так, как думают о войне женщины. Она боялась за брата, который был там, ужасалась, не понимая ее, перед людской жестокостью, заставлявшей их убивать друг друга; но не понимала значения этой войны, казавшейся ей такою же, как и все прежние войны. Она не понимала значения этой войны, несмотря на то, что Десаль, ее постоянный собеседник, страстно интересовавшийся ходом войны, старался ей растолковать свои соображения, и несмотря на то, что приходившие к ней божьи люди все по своему с ужасом говорили о народных слухах про нашествие антихриста, и несмотря на то, что Жюли, теперь княгиня Друбецкая, опять вступившая с ней в переписку, писала ей из Москвы патриотические письма.
«Я вам пишу по русски, мой добрый друг, – писала Жюли, – потому что я имею ненависть ко всем французам, равно и к языку их, который я не могу слышать говорить… Мы в Москве все восторжены через энтузиазм к нашему обожаемому императору.
Бедный муж мой переносит труды и голод в жидовских корчмах; но новости, которые я имею, еще более воодушевляют меня.
Вы слышали, верно, о героическом подвиге Раевского, обнявшего двух сыновей и сказавшего: «Погибну с ними, но не поколеблемся!И действительно, хотя неприятель был вдвое сильнее нас, мы не колебнулись. Мы проводим время, как можем; но на войне, как на войне. Княжна Алина и Sophie сидят со мною целые дни, и мы, несчастные вдовы живых мужей, за корпией делаем прекрасные разговоры; только вас, мой друг, недостает… и т. д.
Преимущественно не понимала княжна Марья всего значения этой войны потому, что старый князь никогда не говорил про нее, не признавал ее и смеялся за обедом над Десалем, говорившим об этой войне. Тон князя был так спокоен и уверен, что княжна Марья, не рассуждая, верила ему.
Весь июль месяц старый князь был чрезвычайно деятелен и даже оживлен. Он заложил еще новый сад и новый корпус, строение для дворовых. Одно, что беспокоило княжну Марью, было то, что он мало спал и, изменив свою привычку спать в кабинете, каждый день менял место своих ночлегов. То он приказывал разбить свою походную кровать в галерее, то он оставался на диване или в вольтеровском кресле в гостиной и дремал не раздеваясь, между тем как не m lle Bourienne, a мальчик Петруша читал ему; то он ночевал в столовой.
Первого августа было получено второе письмо от кня зя Андрея. В первом письме, полученном вскоре после его отъезда, князь Андрей просил с покорностью прощения у своего отца за то, что он позволил себе сказать ему, и просил его возвратить ему свою милость. На это письмо старый князь отвечал ласковым письмом и после этого письма отдалил от себя француженку. Второе письмо князя Андрея, писанное из под Витебска, после того как французы заняли его, состояло из краткого описания всей кампании с планом, нарисованным в письме, и из соображений о дальнейшем ходе кампании. В письме этом князь Андрей представлял отцу неудобства его положения вблизи от театра войны, на самой линии движения войск, и советовал ехать в Москву.