Горюнов, Иван Семёнович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Горюнов Иван Семёнович
Дата рождения:

17 января 1869(1869-01-17)

Место рождения:

деревня Закуп
Духовщинского уезда
Смоленской губернии

Дата смерти:

1932(1932)

Страна:

Российская империя Российская империя
СССР СССР

Научная сфера:

Судостроение

Место работы:

ВМФ

Альма-матер:

Высшее военно-морское инженерное училище имени Ф. Э. Дзержинского

Горюнов Иван Семёнович (1869—1932) — учёный-кораблестроитель, военный педагог, конструктор механической части первой в России подводной лодки «Дельфин», генерал-майор.





Биография

Горюнов Иван Семёнович родился 17 января 1869 года в деревне Закуп Духовщинского уезда Смоленской губернии.

В 1886 году поступил Техническое училище Морского ведомства в Кронштадте, которое окончил в 1890 году.

В 1894 году младший инженер-механик Горюнов И. С. окончил механическое отделение Николаевской морской академии и назначен преподавателем Техническое училище Морского ведомства.


С 19 декабря 1900 по октябрь 1901 года вместе с кораблестроителями И. Г. Бубновым и М. Н. Беклемишевым старший инженер-механик Горюнов И. С. состоял в комиссии по проектированию первой подводной лодки России «Дельфин» и отвечал за проектирование и строительство её механической части. В начале октября 1901 года И. С. Горюнов прервал свою работу в комиссии и вернулся на преподавательскую работу в Морское инженерное училище Императора Николая I, а также он был назначен отделенным начальником (ротным командиром) училища.

За участие в проектировании и строительстве подводной лодки «Дельфин» в 1904 году И. С. Горюнов был произведён в старшие инженер-механики (с 1905 года переименован в подполковники) и получил три тысячи наградных рублей.[1]

6 декабря 1909 года присвоено звание полковник.

С 18 мая 1915 года по 1917 год заведующий строительной и хозяйственной частью Морского инженерного училища.

28 июля 1917 года за отличие по службе произведён в генерал-майоры.

Иван Семёнович Горюнов умер в 1932 году.

Семья

Иван Семёнович Горюнов имел 8 детей.

  • Сын — Николай Иванович Горюнов (1890—1930), главный инженер по судоподъёму. В 1920—1927 годах — главный корабельный инженер Севастопольского порта, работал в ЭПРОН. С 1927 года — заместитель директора Севастопольского морского завода. Арестован в 1929 году, расстрелян в 1930. Реабилитирован в 1970 году.[2]

Напишите отзыв о статье "Горюнов, Иван Семёнович"

Примечания

  1. [museum-polar.narod.ru/gorod_delphin.html Подводная лодка «Дельфин». Историческая справка]
  2. [www.museum-nahimov.ru/history/repressii/ Репрессии на флоте. Возвращение имён]

Литература

  • Реброва И. А. Знай и люби свой край. Библиографический указатель. — Смоленск, 2009.
  • [flot2017.com/index.php/item/history/7632 Прима российского подплава.] // Красная звезда. 17.06.09
  • Меркушов В. А. [www.genrogge.ru/merkushov/34.htm Записки подводника 1905—1915 Краткий очерк развития русского подводного флота.] — М.: Согласие, 2004. — 624 с., илл. — ISBN 5-86884-094-1.
  • Грибовский В. Ю. [www.petergen.com/publ/omsa3.shtml Список офицерских чинов русского императорского флота.]

Отрывок, характеризующий Горюнов, Иван Семёнович

– Ах, братец мой! Голова кругом идет, – сказал старик, как бы стыдясь, улыбаясь перед сыном. – Хоть вот ты бы помог! Надо ведь еще песенников. Музыка у меня есть, да цыган что ли позвать? Ваша братия военные это любят.
– Право, папенька, я думаю, князь Багратион, когда готовился к Шенграбенскому сражению, меньше хлопотал, чем вы теперь, – сказал сын, улыбаясь.
Старый граф притворился рассерженным. – Да, ты толкуй, ты попробуй!
И граф обратился к повару, который с умным и почтенным лицом, наблюдательно и ласково поглядывал на отца и сына.
– Какова молодежь то, а, Феоктист? – сказал он, – смеется над нашим братом стариками.
– Что ж, ваше сиятельство, им бы только покушать хорошо, а как всё собрать да сервировать , это не их дело.
– Так, так, – закричал граф, и весело схватив сына за обе руки, закричал: – Так вот же что, попался ты мне! Возьми ты сейчас сани парные и ступай ты к Безухову, и скажи, что граф, мол, Илья Андреич прислали просить у вас земляники и ананасов свежих. Больше ни у кого не достанешь. Самого то нет, так ты зайди, княжнам скажи, и оттуда, вот что, поезжай ты на Разгуляй – Ипатка кучер знает – найди ты там Ильюшку цыгана, вот что у графа Орлова тогда плясал, помнишь, в белом казакине, и притащи ты его сюда, ко мне.
– И с цыганками его сюда привести? – спросил Николай смеясь. – Ну, ну!…
В это время неслышными шагами, с деловым, озабоченным и вместе христиански кротким видом, никогда не покидавшим ее, вошла в комнату Анна Михайловна. Несмотря на то, что каждый день Анна Михайловна заставала графа в халате, всякий раз он конфузился при ней и просил извинения за свой костюм.
– Ничего, граф, голубчик, – сказала она, кротко закрывая глаза. – А к Безухому я съезжу, – сказала она. – Пьер приехал, и теперь мы всё достанем, граф, из его оранжерей. Мне и нужно было видеть его. Он мне прислал письмо от Бориса. Слава Богу, Боря теперь при штабе.
Граф обрадовался, что Анна Михайловна брала одну часть его поручений, и велел ей заложить маленькую карету.
– Вы Безухову скажите, чтоб он приезжал. Я его запишу. Что он с женой? – спросил он.
Анна Михайловна завела глаза, и на лице ее выразилась глубокая скорбь…
– Ах, мой друг, он очень несчастлив, – сказала она. – Ежели правда, что мы слышали, это ужасно. И думали ли мы, когда так радовались его счастию! И такая высокая, небесная душа, этот молодой Безухов! Да, я от души жалею его и постараюсь дать ему утешение, которое от меня будет зависеть.
– Да что ж такое? – спросили оба Ростова, старший и младший.
Анна Михайловна глубоко вздохнула: – Долохов, Марьи Ивановны сын, – сказала она таинственным шопотом, – говорят, совсем компрометировал ее. Он его вывел, пригласил к себе в дом в Петербурге, и вот… Она сюда приехала, и этот сорви голова за ней, – сказала Анна Михайловна, желая выразить свое сочувствие Пьеру, но в невольных интонациях и полуулыбкою выказывая сочувствие сорви голове, как она назвала Долохова. – Говорят, сам Пьер совсем убит своим горем.
– Ну, всё таки скажите ему, чтоб он приезжал в клуб, – всё рассеется. Пир горой будет.
На другой день, 3 го марта, во 2 м часу по полудни, 250 человек членов Английского клуба и 50 человек гостей ожидали к обеду дорогого гостя и героя Австрийского похода, князя Багратиона. В первое время по получении известия об Аустерлицком сражении Москва пришла в недоумение. В то время русские так привыкли к победам, что, получив известие о поражении, одни просто не верили, другие искали объяснений такому странному событию в каких нибудь необыкновенных причинах. В Английском клубе, где собиралось всё, что было знатного, имеющего верные сведения и вес, в декабре месяце, когда стали приходить известия, ничего не говорили про войну и про последнее сражение, как будто все сговорились молчать о нем. Люди, дававшие направление разговорам, как то: граф Ростопчин, князь Юрий Владимирович Долгорукий, Валуев, гр. Марков, кн. Вяземский, не показывались в клубе, а собирались по домам, в своих интимных кружках, и москвичи, говорившие с чужих голосов (к которым принадлежал и Илья Андреич Ростов), оставались на короткое время без определенного суждения о деле войны и без руководителей. Москвичи чувствовали, что что то нехорошо и что обсуждать эти дурные вести трудно, и потому лучше молчать. Но через несколько времени, как присяжные выходят из совещательной комнаты, появились и тузы, дававшие мнение в клубе, и всё заговорило ясно и определенно. Были найдены причины тому неимоверному, неслыханному и невозможному событию, что русские были побиты, и все стало ясно, и во всех углах Москвы заговорили одно и то же. Причины эти были: измена австрийцев, дурное продовольствие войска, измена поляка Пшебышевского и француза Ланжерона, неспособность Кутузова, и (потихоньку говорили) молодость и неопытность государя, вверившегося дурным и ничтожным людям. Но войска, русские войска, говорили все, были необыкновенны и делали чудеса храбрости. Солдаты, офицеры, генералы – были герои. Но героем из героев был князь Багратион, прославившийся своим Шенграбенским делом и отступлением от Аустерлица, где он один провел свою колонну нерасстроенною и целый день отбивал вдвое сильнейшего неприятеля. Тому, что Багратион выбран был героем в Москве, содействовало и то, что он не имел связей в Москве, и был чужой. В лице его отдавалась должная честь боевому, простому, без связей и интриг, русскому солдату, еще связанному воспоминаниями Итальянского похода с именем Суворова. Кроме того в воздаянии ему таких почестей лучше всего показывалось нерасположение и неодобрение Кутузову.