Горячев, Сергей Георгиевич

Сергей Георгиевич Горячев
Дата рождения	20 сентября 1897(1897-09-20)
Место рождения	Санкт-Петербург
Дата смерти	9 июня 1983(1983-06-09) (85 лет)
Место смерти	Киев
Принадлежность	Российская империя Российская империя → СССР СССР
Род войск	Пехота
Годы службы	1916 — 1917 годы 1919 — 1958 годы
Звание
Командовал	97-й стрелковый полк 50-я стрелковая дивизия 5-я стрелковая дивизия 23-я стрелковая дивизия 256-я стрелковая дивизия 185-я стрелковая дивизия 7-й стрелковый корпус 35-й гвардейский стрелковый корпус 8-я гвардейская армия
Сражения/войны	Первая мировая война Гражданская война в России Советско-польская война Польский поход РККА Великая Отечественная война
Награды и премии

Сергей Георгиевич Горячев (20 сентября 1897 года, Санкт-Петербург — 9 июня 1983 года, Киев) — советский военный деятель, Генерал-лейтенант (1943 год).

Начальная биография

Сергей Георгиевич Горячев родился 20 сентября 1897 года в Санкт-Петербурге.

Военная служба

Первая мировая и гражданская войны

В 1916 году был призван в ряды Русской императорской армии и направлен в Горийскую школу прапорщиков, из которой был выпущен в 1917 году в чине унтер-офицера.

В ноябре 1919 года был призван в ряды РККА и назначен на должность командира взвода полковой школы 3-го запасного полка, в июле 1920 года — на должность казначея-квартирмейстера дивизионной школы, а в декабре — на должность командира роты и адъютанта батальона 501-го стрелкового полка 56-й стрелковой дивизии.

Принимал участие в боевых действиях на Западном фронте против войск под командованием генерала Н. Н. Юденича под Петроградом, в ходе советско-польской войны, а также в подавлении Кронштадтского восстания.

Межвоенное время

После окончания войны Горячев продолжил служить в 56-й стрелковой дивизии на должностях начальника пешей разведки и временно исполняющего должность командира батальона 500-го стрелкового полка, командира батальона 499-го Лефортовского стрелкового полка, дислоцированного во Пскове, командира роты 168-го стрелкового полка, командира учебной роты дивизионной школы, командира роты и помощника командира батальона 166-го стрелкового полка.

В ноябре 1925 года был назначен на должность командира батальона 127-го стрелкового полка 43-й стрелковой дивизии, дислоцированной в Невеле (Белорусский военный округ).

В октябре 1927 года был направлен на учёбу на Стрелково-тактические курсы «Выстрел», которые закончил в августе 1928 года, а в январе 1929 года был направлен на учёбу на окружные курсы Ленинградского военного округа по подготовке командиров-хозяйственников, после окончания которых вернулся в 127-й стрелковый полк, где исполнял должности начальника штаба полка и помощника командира полка по хозяйственной части, а в октябре 1930 года был назначен на должность начальника штаба этого же полка.

В октябре 1931 года был назначен на должность помощника начальника штаба 33-й стрелковой дивизии (Белорусский военный округ), в мае 1934 года — на должность командира 97-го стрелкового полка этой дивизии, в апреле 1937 года — на должность помощника командира, а затем — на должность командира 50-й стрелковой дивизии, после чего принимал участие в походе в Западную Белоруссию.

4 июня 1940 года присвоено воинское звание генерал-майор. В ноябре 1939 года был назначен на должность командира 5-й стрелковой дивизии (Белорусский, а с июля 1940 года — Прибалтийский военный округ), а в сентябре 1940 года — на должность коменданта Ковельского укреплённого района.

Великая Отечественная война

С началом войны Горячев находился на той же должности и участвовал в ходе приграничного сражения.

В июле 1941 года был назначен на должность командира 23-й стрелковой дивизии (11-я армия, Северо-Западный фронт), которая вела боевые действия в Литве, а затем отступала по направлению на Сольцы и Старую Руссу.

В сентябре 1941 года был назначен на должность начальника строительства Валдайского укреплённого района, в октябре — на должность командира 256-й стрелковой дивизии (31-я армия, Калининский фронт), которая в декабре 1941 года участвовала в контрнаступлении под Москвой, в ходе которой одной из первых вышла к пригородам Калинина.

В марте 1942 года был назначен на должность командира 185-й стрелковой дивизии (29-я армия), успешно принимавшей участие в ходе Ржевско-Вяземской наступательной операции.

После окончания курсов при Высшей военной академии имени К. Е. Ворошилова Сергей Георгиевич Горячев в сентябре 1942 года был назначен на должность командира 7-го стрелкового корпуса (Приволжский военный округ), находившемся до октября в резерве Ставки Верховного Главнокомандования, а затем в составе 64-й армии (Сталинградский фронт). В составе последней корпус принимал участие в ходе контрнаступления под Сталинградом, а также в ликвидации окружённой группировки войск противника, за что был преобразован в 35-й гвардейский. Вскоре корпус принимал участие в ходе Курской битвы, в освобождении Белгорода и Харькова. Развивая наступление, корпус к концу сентября вышел к Днепру, который с ходу форсировал, захватив плацдарм на правом берегу. В последующем корпус принимал участие в ходе Кировоградской, Уманско-Ботошанской, Ясско-Кишиневской, Дебреценской, Будапештской, Венской и Пражской наступательных операций, а также в освобождении городов Кировоград, Тульчин, Плоешти, Клуж, Сольнок, Эгер, Залаэгерсег и Братислава. В сентябре 1944 года за умелое командование корпусом в Ясско-Кишинёвской операции представлялся к званию Героя Советского Союза, но был награждён орденом Ленина.

Послевоенная карьера

После окончания войны генерал-лейтенант Сергей Георгиевич Горячев продолжил командовать корпусом.

В июне 1948 года был направлен на учёбу на высшие академические курсы при Высшей военной академии имени К. Е. Ворошилова, после окончания которых с мая 1949 года исполнял должность помощника командующего 8-й гвардейской армией в составе Группы советских войск в Германии. В марте 1951 года был назначен на должность командующего этой армией, а в феврале 1954 года — на должность помощника командующего войсками — начальника Управления боевой подготовки Киевского военного округа.

Генерал-лейтенант Сергей Георгиевич Горячев в апреле 1958 года вышел в запас. Умер 9 июня 1983 года в Киеве.

Награды

• Три ордена Ленина;
• Четыре ордена Красного Знамени;
• Два ордена Суворова 2 степени;
• Медали.

Литература

Коллектив авторов. Великая Отечественная: Комкоры. Военный биографический словарь / Под общей редакцией М. Г. Вожакина. — М.; Жуковский: Кучково поле, 2006. — Т. 1. — С. 159—161. — ISBN 5-901679-08-3.

Отрывок, характеризующий Горячев, Сергей Георгиевич

– Прости меня, ежели я тебя утруждаю… – Пьер понял, что князь Андрей хотел говорить о Наташе, и широкое лицо его выразило сожаление и сочувствие. Это выражение лица Пьера рассердило князя Андрея; он решительно, звонко и неприятно продолжал: – Я получил отказ от графини Ростовой, и до меня дошли слухи об искании ее руки твоим шурином, или тому подобное. Правда ли это?
– И правда и не правда, – начал Пьер; но князь Андрей перебил его.
– Вот ее письма и портрет, – сказал он. Он взял связку со стола и передал Пьеру.
– Отдай это графине… ежели ты увидишь ее.
– Она очень больна, – сказал Пьер.
– Так она здесь еще? – сказал князь Андрей. – А князь Курагин? – спросил он быстро.
– Он давно уехал. Она была при смерти…
– Очень сожалею об ее болезни, – сказал князь Андрей. – Он холодно, зло, неприятно, как его отец, усмехнулся.
– Но господин Курагин, стало быть, не удостоил своей руки графиню Ростову? – сказал князь Андрей. Он фыркнул носом несколько раз.
– Он не мог жениться, потому что он был женат, – сказал Пьер.
Князь Андрей неприятно засмеялся, опять напоминая своего отца.
– А где же он теперь находится, ваш шурин, могу ли я узнать? – сказал он.
– Он уехал в Петер…. впрочем я не знаю, – сказал Пьер.
– Ну да это всё равно, – сказал князь Андрей. – Передай графине Ростовой, что она была и есть совершенно свободна, и что я желаю ей всего лучшего.
Пьер взял в руки связку бумаг. Князь Андрей, как будто вспоминая, не нужно ли ему сказать еще что нибудь или ожидая, не скажет ли чего нибудь Пьер, остановившимся взглядом смотрел на него.
– Послушайте, помните вы наш спор в Петербурге, – сказал Пьер, помните о…
– Помню, – поспешно отвечал князь Андрей, – я говорил, что падшую женщину надо простить, но я не говорил, что я могу простить. Я не могу.
– Разве можно это сравнивать?… – сказал Пьер. Князь Андрей перебил его. Он резко закричал:
– Да, опять просить ее руки, быть великодушным, и тому подобное?… Да, это очень благородно, но я не способен итти sur les brisees de monsieur [итти по стопам этого господина]. – Ежели ты хочешь быть моим другом, не говори со мною никогда про эту… про всё это. Ну, прощай. Так ты передашь…
Пьер вышел и пошел к старому князю и княжне Марье.
Старик казался оживленнее обыкновенного. Княжна Марья была такая же, как и всегда, но из за сочувствия к брату, Пьер видел в ней радость к тому, что свадьба ее брата расстроилась. Глядя на них, Пьер понял, какое презрение и злобу они имели все против Ростовых, понял, что нельзя было при них даже и упоминать имя той, которая могла на кого бы то ни было променять князя Андрея.
За обедом речь зашла о войне, приближение которой уже становилось очевидно. Князь Андрей не умолкая говорил и спорил то с отцом, то с Десалем, швейцарцем воспитателем, и казался оживленнее обыкновенного, тем оживлением, которого нравственную причину так хорошо знал Пьер.


В этот же вечер, Пьер поехал к Ростовым, чтобы исполнить свое поручение. Наташа была в постели, граф был в клубе, и Пьер, передав письма Соне, пошел к Марье Дмитриевне, интересовавшейся узнать о том, как князь Андрей принял известие. Через десять минут Соня вошла к Марье Дмитриевне.
– Наташа непременно хочет видеть графа Петра Кирилловича, – сказала она.
– Да как же, к ней что ль его свести? Там у вас не прибрано, – сказала Марья Дмитриевна.
– Нет, она оделась и вышла в гостиную, – сказала Соня.
Марья Дмитриевна только пожала плечами.
– Когда это графиня приедет, измучила меня совсем. Ты смотри ж, не говори ей всего, – обратилась она к Пьеру. – И бранить то ее духу не хватает, так жалка, так жалка!
Наташа, исхудавшая, с бледным и строгим лицом (совсем не пристыженная, какою ее ожидал Пьер) стояла по середине гостиной. Когда Пьер показался в двери, она заторопилась, очевидно в нерешительности, подойти ли к нему или подождать его.
Пьер поспешно подошел к ней. Он думал, что она ему, как всегда, подаст руку; но она, близко подойдя к нему, остановилась, тяжело дыша и безжизненно опустив руки, совершенно в той же позе, в которой она выходила на середину залы, чтоб петь, но совсем с другим выражением.
– Петр Кирилыч, – начала она быстро говорить – князь Болконский был вам друг, он и есть вам друг, – поправилась она (ей казалось, что всё только было, и что теперь всё другое). – Он говорил мне тогда, чтобы обратиться к вам…
Пьер молча сопел носом, глядя на нее. Он до сих пор в душе своей упрекал и старался презирать ее; но теперь ему сделалось так жалко ее, что в душе его не было места упреку.
– Он теперь здесь, скажите ему… чтобы он прост… простил меня. – Она остановилась и еще чаще стала дышать, но не плакала.
– Да… я скажу ему, – говорил Пьер, но… – Он не знал, что сказать.
Наташа видимо испугалась той мысли, которая могла притти Пьеру.
– Нет, я знаю, что всё кончено, – сказала она поспешно. – Нет, это не может быть никогда. Меня мучает только зло, которое я ему сделала. Скажите только ему, что я прошу его простить, простить, простить меня за всё… – Она затряслась всем телом и села на стул.
Еще никогда не испытанное чувство жалости переполнило душу Пьера.
– Я скажу ему, я всё еще раз скажу ему, – сказал Пьер; – но… я бы желал знать одно…
«Что знать?» спросил взгляд Наташи.
– Я бы желал знать, любили ли вы… – Пьер не знал как назвать Анатоля и покраснел при мысли о нем, – любили ли вы этого дурного человека?
– Не называйте его дурным, – сказала Наташа. – Но я ничего – ничего не знаю… – Она опять заплакала.
И еще больше чувство жалости, нежности и любви охватило Пьера. Он слышал как под очками его текли слезы и надеялся, что их не заметят.
– Не будем больше говорить, мой друг, – сказал Пьер.
Так странно вдруг для Наташи показался этот его кроткий, нежный, задушевный голос.
– Не будем говорить, мой друг, я всё скажу ему; но об одном прошу вас – считайте меня своим другом, и ежели вам нужна помощь, совет, просто нужно будет излить свою душу кому нибудь – не теперь, а когда у вас ясно будет в душе – вспомните обо мне. – Он взял и поцеловал ее руку. – Я счастлив буду, ежели в состоянии буду… – Пьер смутился.
– Не говорите со мной так: я не стою этого! – вскрикнула Наташа и хотела уйти из комнаты, но Пьер удержал ее за руку. Он знал, что ему нужно что то еще сказать ей. Но когда он сказал это, он удивился сам своим словам.
– Перестаньте, перестаньте, вся жизнь впереди для вас, – сказал он ей.
– Для меня? Нет! Для меня всё пропало, – сказала она со стыдом и самоунижением.
– Все пропало? – повторил он. – Ежели бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире, и был бы свободен, я бы сию минуту на коленях просил руки и любви вашей.
Наташа в первый раз после многих дней заплакала слезами благодарности и умиления и взглянув на Пьера вышла из комнаты.
Пьер тоже вслед за нею почти выбежал в переднюю, удерживая слезы умиления и счастья, давившие его горло, не попадая в рукава надел шубу и сел в сани.
– Теперь куда прикажете? – спросил кучер.
«Куда? спросил себя Пьер. Куда же можно ехать теперь? Неужели в клуб или гости?» Все люди казались так жалки, так бедны в сравнении с тем чувством умиления и любви, которое он испытывал; в сравнении с тем размягченным, благодарным взглядом, которым она последний раз из за слез взглянула на него.
– Домой, – сказал Пьер, несмотря на десять градусов мороза распахивая медвежью шубу на своей широкой, радостно дышавшей груди.
Было морозно и ясно. Над грязными, полутемными улицами, над черными крышами стояло темное, звездное небо. Пьер, только глядя на небо, не чувствовал оскорбительной низости всего земного в сравнении с высотою, на которой находилась его душа. При въезде на Арбатскую площадь, огромное пространство звездного темного неба открылось глазам Пьера. Почти в середине этого неба над Пречистенским бульваром, окруженная, обсыпанная со всех сторон звездами, но отличаясь от всех близостью к земле, белым светом, и длинным, поднятым кверху хвостом, стояла огромная яркая комета 1812 го года, та самая комета, которая предвещала, как говорили, всякие ужасы и конец света. Но в Пьере светлая звезда эта с длинным лучистым хвостом не возбуждала никакого страшного чувства. Напротив Пьер радостно, мокрыми от слез глазами, смотрел на эту светлую звезду, которая, как будто, с невыразимой быстротой пролетев неизмеримые пространства по параболической линии, вдруг, как вонзившаяся стрела в землю, влепилась тут в одно избранное ею место, на черном небе, и остановилась, энергично подняв кверху хвост, светясь и играя своим белым светом между бесчисленными другими, мерцающими звездами. Пьеру казалось, что эта звезда вполне отвечала тому, что было в его расцветшей к новой жизни, размягченной и ободренной душе.


С конца 1811 го года началось усиленное вооружение и сосредоточение сил Западной Европы, и в 1812 году силы эти – миллионы людей (считая тех, которые перевозили и кормили армию) двинулись с Запада на Восток, к границам России, к которым точно так же с 1811 го года стягивались силы России. 12 июня силы Западной Европы перешли границы России, и началась война, то есть совершилось противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие. Миллионы людей совершали друг, против друга такое бесчисленное количество злодеяний, обманов, измен, воровства, подделок и выпуска фальшивых ассигнаций, грабежей, поджогов и убийств, которого в целые века не соберет летопись всех судов мира и на которые, в этот период времени, люди, совершавшие их, не смотрели как на преступления.