Госстрах СССР

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Госстрах»)
Перейти к: навигация, поиск
Госстрах СССР
Деятельность

Страхование

Год основания

1921

Упразднена

1992

Причина упразднения

Ликвидация Минфина СССР

Преемник

Росгосстрах

Прежние названия

Главное управление государственного страхования

Основатели

Совнарком

Расположение

СССР СССР: Москва

Виды страхования

страхование жизни, страхование урожая, страхование имущества, каско

Страховые премии (сборы)

20 млрд руб (1990)

Страховые выплаты

16 млрд руб (1990)

Число сотрудников

около 230 тыс.чел (1990)

К:Страховые компании, основанные в 1921 годуК:Компании, упразднённые в 1992 году

Госстрах СССР — единая союзно-республиканская система органов государственного страхования в СССР, находившаяся в ведении Министерства финансов СССР[1]. В систему государственного страхования СССР входили следующие органы[2]:

  • Главное управление государственного страхования СССР;
  • Управления государственного страхования союзных республик;
  • Управления государственного страхования автономных республик;
  • Управления государственного страхования областей, краёв и городов республиканского подчинения;
  • Городские и районные страховые инспекции




История создания

После революции 1917 года система страхования в России полностью изменилась. Декретом Совета Народных Комиссаров РСФСР от 23 марта 1918 года была существенно ограничена деятельность акционерных страховых обществ, а земское[3] и взаимное страхование были переданы в ведение советов и совнархозов. Спустя восемь месяцев 28 ноября 1918 года был принят декрет «Об организации страхового дела в Российской республике», согласно которому страхование в стране объявлялось государственной монополией, а всё имущество и капиталы, принадлежавшие частным компаниям, передавались государству[4]. Последовавшая эпоха НЭПа привела к возрождению частного крестьянского хозяйства и мелкого предпринимательства, которые существовали параллельно с кооперацией и государственными хозяйственными органами. Коммерческая и развивающаяся хозяйственная деятельность нуждалась в реорганизации страхования, восстановление которого было осуществлено декретом Совнаркома за подписью В. И. Ленина от 6 октября 1921 г. «О государственном имущественном страховании»[5], заложившим основы создания и развития государственного страхового дела. В ходе выполнения этого декрета в составе Наркомата финансов СССР было образовано Главное управление государственного страхования (Госстрах)[6], имущественное государственное страхование возобновилось в виде государственной страховой монополии[7]. Декрет от 6 октября 1921 г. предписывал «организовать во всех местностях РСФСР, как в сельских, так и в городских, государственное имущественное страхование частных хозяйств от нижеследующих стихийных бедствий: пожаров, падежа скота, градобития растительных культур, а также аварий на путях водного и сухопутного транспорта».[7][8]

18 сентября 1925 года Президиум ЦИК и СНК СССР утвердил «Положение о государственном страховании СССР». Согласно этому Положению было установлено, что «государственное страхование осуществляется на всей территории Союза ССР единым предприятием Госстрах, пользующимся правами юридического лица». Госстраху было поручено осуществлять общее руководство и надзор за страховыми операциями и за организацией страхового дела во всём Союзе ССР, было дано право распоряжаться имуществом и капиталами государственного страхования, разрабатывать правила страхования, страховые тарифы, общесоюзные планы страхования, изучать стихийные явления и риски, предусматриваемые различными видами страхования[6].

Деятельность Госстраха СССР

1921—1930 гг.

Все операции Госстраха делились на обязательное («окладное») и добровольное страхование. В обязательном порядке страховались крестьянские лошади, крупный рогатый скот, частные дома — на селе и в городе, а также посевы. Население могло застраховать те же объекты «сверх оклада» — до полной стоимости объекта страхования. Государственное имущество не подлежало обязательному страхованию. Колхозы, бывшие формально кооперативными предприятиями, страховали своё имущество. А совхозы, считавшиеся государственными предприятиями, не подлежали обязательному страхованию — их риски государство брало на себя. Обязательное «окладное» страхование совхозов было введено только в начале 70-х годов.

Территориальные органы Госстраха строили бывшие агенты обществ земского взаимного страхования (в сегодняшней терминологии это руководители районных подразделений страховой компании) — более 5 тысяч таких агентов были приняты в Госстрах СССР на работу[7][8].

В 1921—1930 годах Госстрах СССР собрал 1,4 млрд рублей страховой премии, что соответствует 8,7 млрд долларов США в ценах 2009 года[9]. При этом в портфеле Госстраха было примерно поровну обязательного и добровольного страхования. Например, общий объём премий по обязательному и добровольному страхованию за 1927 год составил 212 млн рублей. Из них премии по обязательному страхованию — 109 млн рублей (51,4 %), по добровольному — 103 млн рублей(48,5 %).

Объём выплат по «внутреннему» страхованию (без учета страхования экспортно-импортного) Госстраха СССР в 1921—1930 годах составил 568 млн рублей, при этом максимальный объём выплат пришелся на 1928 год — 214 млн рублей[10].

В 1930 г. в Госстрахе по обязательным программам были застрахованы 30,8 млн лошадей (из них в РСФСР — 23 млн.), 53 млн голов крупного рогатого скота (37,7 млн. — в РСФСР), 22,5 млн строений в городе и на селе (в РСФСР — 14,6 млн.)[10].

Работа Госстраха за рубежом

Госстрах вышел на заграничный рынок в начале 1924 года в связи со страхованием советского импорта и экспорта. До этого периода экспорт и импорт страховались торгпредствами и другими советскими организациями за границей в иностранных страховых обществах.

Торгпредство в Германии, АРКОС и Центросоюз в Лондоне, Амторг в Нью-Йорке имели с иностранными страховыми обществами соглашения длительного характера, так называемые генеральные полисы, на основании которых приняли перед этими обществами обязательство страховать у них все свои грузы как во время морского и железнодорожного пути, так и во время нахождения их на складе.

Свой первый перестраховочный договор Госстрах заключил в марте 1924 года с одним из крупнейших английских страховых обществ. Этот договор просуществовал очень не долго, уже в октябре того же года, Госстрах вынужден был его расторгнуть и заключить новое соглашение с целой группой английских страховых обществ.

Вскоре после заключения транспортного договора, Госстрах заключил соглашение о перестраховании рисков на складах как на заграничной территории, так и на территории Советского Союза, в том числе — о перестраховании лесоматериалов, по которым требовалось представление иностранных полисов в связи залогом их в иностранных банках.

В перестраховочном договоре Госстраха на 1936 год участвуют страховые общества Англии, Италии, Германии, Франции, Испании, Чехословакии, Австрии, Норвегии и Японии.

Для того, чтобы улучшить обслуживание страхованием экспорта и импорта, а также для установления связей на иностранных страховых рынках, Госстрах совместно с НКВТ и кооперацией основал в Лондоне в начале 1925 года акционерное общество с уплаченным капиталом 100 тыс. фунтов стерлингов под названием «Блекбалси» в Лондоне. Аналогичное общество было организовано в 1927 году в Гамбурге с капиталом 1 млн германских марок, из которых уплачено 250 тыс. германских марок. Это общество называется «Софаг».

Ещё большее значение для валютного баланса Госстраха имели его операции по страхованию в странах Востока, главным образом — в Монголии, затем в Китае, Иране и Туве, где Госстрах работал через свои генеральные представительства.

Транспортное страхование

В 1922 году Главным Правлением в Москве был организован Отдел Транспортного Страхования. Поскольку операции по транспортному страхованию обнимают собою также и грузы экспортируемые и импортируемые СССР, Госстрах в целях развития, главным образом, операций по морскому страхованию, приступил к созданию заграничной агентуры с соответствующего разрешения Наркомфина от 7 мая 1923 года. Прежде всего такая агентура была создана на Западе и в лимитрофах, в связи с развитием нашей торговли, также и на Востоке.

Построение аппарата за границей шло по двум направлениям:

  • а) путём выдачи экспорто — импортным организациям генеральных полисов;
  • б) путём назначения агентами Госстраха Торгпредств СССР и привлечения к агентуре работающих за границей транспортно — торговых советских предприятий как б. Доброфлот, Дерутра и Аркос, а также организация своего представительства в Лондоне.

В результате работы, Госстрах имел агентуры и специальные представительства, работавшие по транспортному страхованию, в 11 странах мира, включая такие страны, как Китай, Монголию, Персию (Иран), Турцию.

В 1923 году Госстрах по специальному постановлению Совнаркома ввел страхование «каско» самолетов, в 1924 году — страхование грузов, отправляемых в плотах, ранее не практиковавшееся в России, и в 1925 году — страхование вагонов и, в связи с развитием авто-моторного транспорта, — страхование «каско» моторных экипажей и близко связанное с ним страхование гражданской ответственности.

При участии Госстраха были разработаны и утверждены Совнаркомом и Цик’ом Союза такие чрезвычайно важные декреты как, «О морской перевозки грузов и пассажиров» и «Об общей и частной аварии и убытках от столкновения морских судов».

Помимо страхования экспортно — импортных грузов, значительное развитие получили операции по страхованию грузов большого каботажа. Освоение Дальневосточного края, вступление в эксплуатацию Северного морского пути — значительно увеличили переброску грузов морским путём из балтийский и черноморских портов Союза в порты Дальнего Востока и из Архангельска и Мурманска во вновь созданные порты и пункты в Арктике. Большинство грузов, отправляемых большим каботажем страховались в Госстрахе и в связи с опасностью некоторых рейсов перестраховывались также и в иностранных обществах.

Советский морской торговый флот, как правило не страховался, однако, все иностранные суда во время их зафрахтования для совершения карских и иных арктических рейсов — страховались в Госстрахе, за счет тех организаций, которыми они были застрахованы, так же как и все советские суда, находившиеся в эксплуатации государственных морских пароходств, когда они передавались Главному управлению Северного морского пути на время совершения арктических рейсов.

1931—1940 гг.

В 1931—1940 гг. Госстрах СССР собрал 12,7 млрд рублей страховых премий, что эквивалентно 71,4 млрд долларов США в ценах 2009 года. Рекордным был 1940 г., когда премии составили 2,2 млрд рублей. В 30-е годы доля добровольного страхования в портфеле Госстраха СССР упала. Так, в общий объём премий за 1938 год по обязательному и добровольному страхованию составил 2 млрд рублей. Из них по обязательному страхованию — 1,47 млрд рублей (73,3 %), по добровольному — 533 млн рублей (26,6 %).

Объём выплат по «внутреннему» страхованию в 1931—1940 гг. составил 6,7 млрд рублей, максимальный объём выплат пришелся на 1939 год — 1,3 млрд рублей[10].

В связи с коллективизацией и механизацией сельского хозяйства к концу 1930-х гг. количество лошадей, застрахованных по «окладному» страхованию, упало с 30,7 млн в 1930 г. до 12 млн в 1940 г. (из них 7,7 млн. — в РСФСР). Число застрахованных голов крупного рогатого скота также снизилось — с 53 млн в 1930 г. до 34,3 млн в 1940 г. (в РСФСР — 20,6 млн.). В 1940 г. в Госстрахе СССР было застраховано 23,1 млн строений, из них 14,5 млн. — в РСФСР. Страхование жизни за десятилетие выросло в разы: в 1939 г. в СССР действовало 12,7 млн договоров страхования жизни (в основном это было коллективное страхование сотрудников предприятий)[10].

1941—1950 гг.

Общий сбор страховых премий составил за десятилетие 23,3 млрд рублей (без учета 1942-45 гг., по которым данные отсутствуют), что соответствует 45,1 млрд долларов в ценах 2009 года. Если в 1941 году общие сборы составили 1,5 млрд рублей, то в 1950 году — уже 4,7 млрд рублей.

В 1941—1950 годах объём выплат по «внутреннему» страхованию составил 14,8 млрд рублей, из них максимальный объём выплат пришелся на 1948 год — 2,3 млрд рублей[10].

Госстрах СССР во время Великой Отечественной войны продолжал довольно активно работать на неоккупированных территориях[7]. В 1942 г. в Госстрахе были застрахованы 5,1 млн лошадей, 17,3 млн голов крупного рогатого скота, 71,2 млн га посевов. На страхование было принято 11,7 млн строений, в компании действовало 5,8. млн договоров страхования жизни[10].

После окончания войны хозяйственная жизнь в стране стала восстанавливаться. В 1950 г. на страхование были приняты 10,1 млн лошадей (из них в РСФСР — 4,8 млн.), 48,6 млн голов крупного рогатого скота (в РСФСР — 26 млн.), 27,9 млн строений (14,5 млн. — в России), 121,8 млн га посевов (в РСФСР — 76,5 млн.). В связи с ликвидацией коллективного страхования жизни число действующих договоров по этому виду операций упало до 1,4 млн. После войны у Госстраха СССР появился новый рынок: в 1946 г. впервые на страхование были приняты 99 частных автомобилей. Этот вид страхования развивался очень быстро: в 1950 г. на страхование были приняты уже 1,5 тыс. частных машин с общей страховой суммой в 14,4 млн рублей[10]. Доля добровольного страхования в портфеле Госстраха стала расти. Так, в 1947 году премия составила 4,5 млрд рублей, из них по обязательному страхованию — 3,1 млрд рублей (69,2 %), по добровольному — 1,4 млрд рублей (30,7 %).

1951—1960 гг.

Общий сбор премии в Госстрахе СССР за десятилетие составил 63 млрд рублей, что соответствует 121,9 млрд долларов в ценах 2009 года[10]. Доля добровольного страхования в портфеле Госстраха продолжало расти. Например, в 1955 году общий сбор премий составил 5,7 млрд рублей. Из них по обязательному страхованию — 3,8 млрд рублей (66,1 %), по добровольному — 1,9 млрд рублей (33,8 %).

В 1951—1960 гг. общий объём выплат по «внутреннему» страхованию составил 21,025 млн рублей, максимальный объём выплат пришелся на 1956 год — 2,798 млн рублей.[10].

В 1960 г. в Госстрахе СССР по обязательным программам были застрахованы 6,8 млн лошадей (в РСФСР — 3,2 млн.), 54,6 млн голов крупного рогатого скота (в РСФСР — 26,2 млн.), 33 млн строений (в РСФСР — 16,9 млн.), 125,2 млн га посевов (в РСФСР — 71,8 млн.). До 2,9 млн выросло число действующих договоров страхования жизни (в РСФСР — 2 млн.)[10].

1961—1970 гг.

В 60-е годы операций Госстраха СССР продолжали развиваться[11]. Общий сбор страховых премий за десятилетие составил 18,2 млрд рублей (сокращение сборов связано с проведением денежной реформы в 1961 году, которая привела к снижению номинала в 10 раз), что соответствует 127,9 млрд долларов в ценах 2009 года. Продолжается рост доли добровольного страхования в портфеле компании. В 1968 году, например, она составила 34,3 % собранных премий.

Общий объём выплат по «внутреннему» страхованию в 1961—1970 гг. составил 8,9 млрд рублей, максимальный объём выплат пришелся на 1969 год — 2,3 млрд рублей.[10].

В 1970 г. сборы страховой премии составили 3,4 млрд рублей, на страхование были приняты 62,3 млн голов крупного рогатого скота (в РСФСР — 29,5 млн.), 36 млн строений (в РСФСР — 17,5 млн.), 339,4 тыс. частных автомобилей (в РСФСР — 178 тыс.). Число действующих договоров страхования жизни увеличилось до 17,7 млн. (в РСФСР — 13 млн.)[10][11].

1971—1980 гг.

Госстрах СССР за десятилетие собрал 75,1 млрд рублей (380,4 млрд долларов страховой премии в ценах 2009 года). Для сравнения — в России в 2011 г. общий сбор страховой премии без ОМС составил 20,6 млрд долларов в сумме для 572 страховых компаний, действовавших на рынке). Рекордным стал 1980 г., когда было собрано 11,7 млрд рублей (половина из них — по страхованию жизни). В 70-е годы доля добровольного страхования превысила половину портфеля. Так, общий объём премий за 1977 год составил 8,1 млрд рублей. Из них по обязательному страхованию — 2,5 млрд рублей (31 %), по добровольному — 5,5 млрд рублей (69 %).

Общий объём выплат за десятилетие по «внутреннему» страхованию составил 50,3 млрд рублей, максимальный объём выплат пришелся на 1979 год — 9,4 млрд рублей[10].

В 1980 г. собранные премии составили 11,7 млрд рублей, в Госстрахе СССР были застрахованы 108,4 млн голов крупного рогатого скота (в РСФСР — 55,8 млн.), 36,4 млн строений (в РСФСР — 17 млн.), 217 млн га посевов различных сельскохозяйственных культур (в РСФСР — 126 млн.), 3,2 млн частных автомобилей (в РСФСР — 2 млн.). Число действующих договоров страхования жизни выросло до 62,1 млн. (в РСФСР — 40,5 млн.)[10][11].

1981—1990 гг.

80-е гг. для Госстраха СССР в хозяйственном плане были вполне удачными[12]. Общая сумма премий за десятилетие составила 160,9 млрд рублей (456,6 млрд долларов в ценах 2009 года). Рекордным стал 1990 г., когда сборы составили 20 млрд рублей, из них более половины — по страхованию жизни. В 1990 году доля добровольного страхования в портфеле Госстраха составила 60,3 %[11].

В 1980-е гг. штат Госстраха неуклонно рос, и к 1990 г. его сотрудниками являлись почти 90 тыс. человек, и ещё более 143,5 тыс. работали в качестве агентов (без учета совместителей). Количество последних, правда, с 1985-го по 1990 г. несколько сократилось, но не стало ниже значений 1980 г.[7].

За десятилетие общий объём выплат по «внутреннему» страхованию составил 86 млрд рублей, максимальный объём выплат пришелся на 1990 год — 15,980 млн рублей[10].

В 1990 г., например, компания приняла на страхование по всей территории СССР 111,1 млн голов крупного рогатого скота (в РСФСР — 57,5 млн.), 36,3 млн строений (в РСФСР — 17 млн.), 198,5 млн га посевов (в РСФСР — 113,2 млн.), 6,1 млн частных автомобилей (в РСФСР — 4 млн.)[10]. Для сравнения: по данным ФСФР в 2011 году в России заключено 3,5 млн договоров сстрахования каско частного автотранспорта.

Сводные статистические данные

Таблица 1 Сборы страховых премий и выплаты возмещений в система Госстраха СССР, по декадам[10].

Десятилетие Страховые премии, млрд.руб. Эквивалент — млрд долларов США в ценах 2009 г. Пиковое значение (сумма, млрд.руб — год) Выплаты по внутреннему страхованию, млрд.руб. Пиковое значение (сумма, млрд.руб — год)
1921-30 1,4 8,7 0,2 — 1927 0,6 0,2 — 1928
1931-40 12,7 71,4 2,2 — 1940 6,7 1,3 — 1939
1941-50 23,3• 45,1 4,7 — 1950 14,8 2,3 — 1948
1951-60 63,0 121,9 5,7 — 1955 21,0 2,8 — 1956
1961-70 18,2•• 127,9 8,1 — 1977 8,9 2,3 — 1969
1971-80 75,1 380,4 11,7 — 1980 50,3 9,4 — 1979
1981-90 160,9 456,6 20,0 — 1990 86,0 16,0 — 1990

• Нет данных за 1942-45 гг.

•• В 1961 году рубль был деноминирован в 10 раз.

Таблица 2. Динамика численности страховых агентов Госстраха СССР[7].

Год 1921 1937 1949 1958 1970 1983 1990
Страховых агентов, тыс.чел. > 5,0 17,8 54,1 51,3 89,8 182,3 143,5

Прекращение деятельности

В 1991 году в связи с распадом СССР союзно-республиканская система органов государственного страхования была упразднена. На базе бывших республиканских правлений Госстраха СССР (в бывших союзных республиках) были созданы страховые компании в новых независимых государствах — бывших союзных республиках СССР.

В Российской Федерации в 1992 году Постановлением Правительства РФ Правление Госстраха СССР и республиканское управление Госстраха СССР были преобразованы в Российскую государственную акционерную страховую компанию Росгосстрах, 100 % акций которой принадлежали федеральному органу исполнительной власти — Госкомимуществу РФ[13].

См. также

Напишите отзыв о статье "Госстрах СССР"

Примечания

  1. [dic.academic.ru/dic.nsf/business/2983 Госстрах СССР] (рус.). Словарь бизнес-терминов. Академик.ру. 2001.. Проверено 7 декабря 2012. [www.webcitation.org/6DuwBkriJ Архивировано из первоисточника 24 января 2013].
  2. [determiner.ru/dictionary/630/word/gostrah-s Госстрах СССР] (рус.)(недоступная ссылка — история). Советский юридический словарь. Под. ред. С. Братусь, Н. Казанцев, С. Кечекьян и проч., 1953 год. Проверено 7 декабря 2012.
  3. Р.Т.Юлдашев. [www.insur-info.ru/dictionary/6044 Земское страхование] // [www.insur-info.ru/dictionary/source/src10 Страховой бизнес: Словарь-справочник]. — Москва: Анкил. — С. 140. — 832 с. — ISBN 5-86476-159-1.
  4. [www.libussr.ru/doc_ussr/ussr_403.htm Декрет СНК РСФРСР от 28.11.1918 «Об организации страхового дела в российской республике»]
  5. [www.bestpravo.com/sssr/gn-pravo/d6v.htm Декрет СНК РСФСР от 06.10.1921 «О государственном имущественном страховании»]
  6. 1 2 Страховое дело в России после Октябрьской революции // / Под общей ред. В.П. Кругляка. — Страховое акционерное общество Ингосстрах. 1947-1997. Исторический очерк. К 50-летию деятельности. — М.: Издательский дом Русанова, 1997. — С. 20-26. — 247 с. — ISBN 5-87414-091-3.
  7. 1 2 3 4 5 6 Тагиев Г. М. Развитие государственного страхования в СССР (1917—1977 гг.). М., Финансы, 1978.
  8. 1 2 Пять лет государственного страхования. М.: изд-во Госстраха СССР, 1927.
  9. Для пересчета советских рублей в доллары США здесь и далее использованы обменные курсы рубля СССР к доллару США за 1924—1992 гг. по данным ЦБ РФ, а также накопленная инфляция в долларах по данным Министерства труда США
  10. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 РГАЭ, Фонд 7625, Фонд «Госстрах СССР»
  11. 1 2 3 4 Государственное страхование в СССР. Юбилейный статистический сборник. М., Изд-во Госстраха СССР, 1991.
  12. Государственное страхование в СССР. Краткий статистический сборник. М.: Финансы и статистика, 1990.
  13. [www.vedomosti.ru/glossary/%D0%93%D0%BE%D1%81%D1%81%D1%82%D1%80%D0%B0%D1%85%20%D0%A1%D0%A1%D0%A1%D0%A0 Госстрах СССР] (рус.). Ведомости. Проверено 7 декабря 2012. [www.webcitation.org/6DuwCfqR0 Архивировано из первоисточника 24 января 2013].

Ссылки

  • [www.libussr.ru/doc_ussr/usr_6710.htm Положение о Главном управлении государственного страхования СССР (Госстрах СССР)/ Утверждено Приказом Министра финансов СССР от 14 декабря 1967 г. N А-1093] (рус.) // Библиотека нормативно-правовых актов Союза Советских Социалистических Республик с 1917 по 1992 год.. — Интернет-архив..

Отрывок, характеризующий Госстрах СССР

Окончив расспросы и выпытав сознание Данилы, что собаки ничего (Даниле и самому хотелось ехать), Николай велел седлать. Но только что Данила хотел выйти, как в комнату вошла быстрыми шагами Наташа, еще не причесанная и не одетая, в большом, нянином платке. Петя вбежал вместе с ней.
– Ты едешь? – сказала Наташа, – я так и знала! Соня говорила, что не поедете. Я знала, что нынче такой день, что нельзя не ехать.
– Едем, – неохотно отвечал Николай, которому нынче, так как он намеревался предпринять серьезную охоту, не хотелось брать Наташу и Петю. – Едем, да только за волками: тебе скучно будет.
– Ты знаешь, что это самое большое мое удовольствие, – сказала Наташа.
– Это дурно, – сам едет, велел седлать, а нам ничего не сказал.
– Тщетны россам все препоны, едем! – прокричал Петя.
– Да ведь тебе и нельзя: маменька сказала, что тебе нельзя, – сказал Николай, обращаясь к Наташе.
– Нет, я поеду, непременно поеду, – сказала решительно Наташа. – Данила, вели нам седлать, и Михайла чтоб выезжал с моей сворой, – обратилась она к ловчему.
И так то быть в комнате Даниле казалось неприлично и тяжело, но иметь какое нибудь дело с барышней – для него казалось невозможным. Он опустил глаза и поспешил выйти, как будто до него это не касалось, стараясь как нибудь нечаянно не повредить барышне.


Старый граф, всегда державший огромную охоту, теперь же передавший всю охоту в ведение сына, в этот день, 15 го сентября, развеселившись, собрался сам тоже выехать.
Через час вся охота была у крыльца. Николай с строгим и серьезным видом, показывавшим, что некогда теперь заниматься пустяками, прошел мимо Наташи и Пети, которые что то рассказывали ему. Он осмотрел все части охоты, послал вперед стаю и охотников в заезд, сел на своего рыжего донца и, подсвистывая собак своей своры, тронулся через гумно в поле, ведущее к отрадненскому заказу. Лошадь старого графа, игреневого меренка, называемого Вифлянкой, вел графский стремянной; сам же он должен был прямо выехать в дрожечках на оставленный ему лаз.
Всех гончих выведено было 54 собаки, под которыми, доезжачими и выжлятниками, выехало 6 человек. Борзятников кроме господ было 8 человек, за которыми рыскало более 40 борзых, так что с господскими сворами выехало в поле около 130 ти собак и 20 ти конных охотников.
Каждая собака знала хозяина и кличку. Каждый охотник знал свое дело, место и назначение. Как только вышли за ограду, все без шуму и разговоров равномерно и спокойно растянулись по дороге и полю, ведшими к отрадненскому лесу.
Как по пушному ковру шли по полю лошади, изредка шлепая по лужам, когда переходили через дороги. Туманное небо продолжало незаметно и равномерно спускаться на землю; в воздухе было тихо, тепло, беззвучно. Изредка слышались то подсвистыванье охотника, то храп лошади, то удар арапником или взвизг собаки, не шедшей на своем месте.
Отъехав с версту, навстречу Ростовской охоте из тумана показалось еще пять всадников с собаками. Впереди ехал свежий, красивый старик с большими седыми усами.
– Здравствуйте, дядюшка, – сказал Николай, когда старик подъехал к нему.
– Чистое дело марш!… Так и знал, – заговорил дядюшка (это был дальний родственник, небогатый сосед Ростовых), – так и знал, что не вытерпишь, и хорошо, что едешь. Чистое дело марш! (Это была любимая поговорка дядюшки.) – Бери заказ сейчас, а то мой Гирчик донес, что Илагины с охотой в Корниках стоят; они у тебя – чистое дело марш! – под носом выводок возьмут.
– Туда и иду. Что же, свалить стаи? – спросил Николай, – свалить…
Гончих соединили в одну стаю, и дядюшка с Николаем поехали рядом. Наташа, закутанная платками, из под которых виднелось оживленное с блестящими глазами лицо, подскакала к ним, сопутствуемая не отстававшими от нее Петей и Михайлой охотником и берейтором, который был приставлен нянькой при ней. Петя чему то смеялся и бил, и дергал свою лошадь. Наташа ловко и уверенно сидела на своем вороном Арабчике и верной рукой, без усилия, осадила его.
Дядюшка неодобрительно оглянулся на Петю и Наташу. Он не любил соединять баловство с серьезным делом охоты.
– Здравствуйте, дядюшка, и мы едем! – прокричал Петя.
– Здравствуйте то здравствуйте, да собак не передавите, – строго сказал дядюшка.
– Николенька, какая прелестная собака, Трунила! он узнал меня, – сказала Наташа про свою любимую гончую собаку.
«Трунила, во первых, не собака, а выжлец», подумал Николай и строго взглянул на сестру, стараясь ей дать почувствовать то расстояние, которое должно было их разделять в эту минуту. Наташа поняла это.
– Вы, дядюшка, не думайте, чтобы мы помешали кому нибудь, – сказала Наташа. Мы станем на своем месте и не пошевелимся.
– И хорошее дело, графинечка, – сказал дядюшка. – Только с лошади то не упадите, – прибавил он: – а то – чистое дело марш! – не на чем держаться то.
Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.
– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.
– Ну, Настасья Ивановна, – подмигивая ему, шопотом сказал граф, – ты только оттопай зверя, тебе Данило задаст.
– Я сам… с усам, – сказал Настасья Ивановна.
– Шшшш! – зашикал граф и обратился к Семену.
– Наталью Ильиничну видел? – спросил он у Семена. – Где она?
– Они с Петром Ильичем от Жаровых бурьяно встали, – отвечал Семен улыбаясь. – Тоже дамы, а охоту большую имеют.
– А ты удивляешься, Семен, как она ездит… а? – сказал граф, хоть бы мужчине в пору!
– Как не дивиться? Смело, ловко.
– А Николаша где? Над Лядовским верхом что ль? – всё шопотом спрашивал граф.
– Так точно с. Уж они знают, где стать. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз диву даемся, – говорил Семен, зная, чем угодить барину.
– Хорошо ездит, а? А на коне то каков, а?
– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
Прислушавшись несколько секунд молча, граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель; граф тоже вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть. «Назад!» крикнул Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку. Настасья Ивановна слез и стал поднимать ее.
Граф и Семен смотрели на него. Вдруг, как это часто бывает, звук гона мгновенно приблизился, как будто вот, вот перед ними самими были лающие рты собак и улюлюканье Данилы.
Граф оглянулся и направо увидал Митьку, который выкатывавшимися глазами смотрел на графа и, подняв шапку, указывал ему вперед, на другую сторону.
– Береги! – закричал он таким голосом, что видно было, что это слово давно уже мучительно просилось у него наружу. И поскакал, выпустив собак, по направлению к графу.
Граф и Семен выскакали из опушки и налево от себя увидали волка, который, мягко переваливаясь, тихим скоком подскакивал левее их к той самой опушке, у которой они стояли. Злобные собаки визгнули и, сорвавшись со свор, понеслись к волку мимо ног лошадей.
Волк приостановил бег, неловко, как больной жабой, повернул свою лобастую голову к собакам, и также мягко переваливаясь прыгнул раз, другой и, мотнув поленом (хвостом), скрылся в опушку. В ту же минуту из противоположной опушки с ревом, похожим на плач, растерянно выскочила одна, другая, третья гончая, и вся стая понеслась по полю, по тому самому месту, где пролез (пробежал) волк. Вслед за гончими расступились кусты орешника и показалась бурая, почерневшая от поту лошадь Данилы. На длинной спине ее комочком, валясь вперед, сидел Данила без шапки с седыми, встрепанными волосами над красным, потным лицом.
– Улюлюлю, улюлю!… – кричал он. Когда он увидал графа, в глазах его сверкнула молния.
– Ж… – крикнул он, грозясь поднятым арапником на графа.
– Про…ли волка то!… охотники! – И как бы не удостоивая сконфуженного, испуганного графа дальнейшим разговором, он со всей злобой, приготовленной на графа, ударил по ввалившимся мокрым бокам бурого мерина и понесся за гончими. Граф, как наказанный, стоял оглядываясь и стараясь улыбкой вызвать в Семене сожаление к своему положению. Но Семена уже не было: он, в объезд по кустам, заскакивал волка от засеки. С двух сторон также перескакивали зверя борзятники. Но волк пошел кустами и ни один охотник не перехватил его.


Николай Ростов между тем стоял на своем месте, ожидая зверя. По приближению и отдалению гона, по звукам голосов известных ему собак, по приближению, отдалению и возвышению голосов доезжачих, он чувствовал то, что совершалось в острове. Он знал, что в острове были прибылые (молодые) и матерые (старые) волки; он знал, что гончие разбились на две стаи, что где нибудь травили, и что что нибудь случилось неблагополучное. Он всякую секунду на свою сторону ждал зверя. Он делал тысячи различных предположений о том, как и с какой стороны побежит зверь и как он будет травить его. Надежда сменялась отчаянием. Несколько раз он обращался к Богу с мольбою о том, чтобы волк вышел на него; он молился с тем страстным и совестливым чувством, с которым молятся люди в минуты сильного волнения, зависящего от ничтожной причины. «Ну, что Тебе стоит, говорил он Богу, – сделать это для меня! Знаю, что Ты велик, и что грех Тебя просить об этом; но ради Бога сделай, чтобы на меня вылез матерый, и чтобы Карай, на глазах „дядюшки“, который вон оттуда смотрит, влепился ему мертвой хваткой в горло». Тысячу раз в эти полчаса упорным, напряженным и беспокойным взглядом окидывал Ростов опушку лесов с двумя редкими дубами над осиновым подседом, и овраг с измытым краем, и шапку дядюшки, чуть видневшегося из за куста направо.
«Нет, не будет этого счастья, думал Ростов, а что бы стоило! Не будет! Мне всегда, и в картах, и на войне, во всем несчастье». Аустерлиц и Долохов ярко, но быстро сменяясь, мелькали в его воображении. «Только один раз бы в жизни затравить матерого волка, больше я не желаю!» думал он, напрягая слух и зрение, оглядываясь налево и опять направо и прислушиваясь к малейшим оттенкам звуков гона. Он взглянул опять направо и увидал, что по пустынному полю навстречу к нему бежало что то. «Нет, это не может быть!» подумал Ростов, тяжело вздыхая, как вздыхает человек при совершении того, что было долго ожидаемо им. Совершилось величайшее счастье – и так просто, без шума, без блеска, без ознаменования. Ростов не верил своим глазам и сомнение это продолжалось более секунды. Волк бежал вперед и перепрыгнул тяжело рытвину, которая была на его дороге. Это был старый зверь, с седою спиной и с наеденным красноватым брюхом. Он бежал не торопливо, очевидно убежденный, что никто не видит его. Ростов не дыша оглянулся на собак. Они лежали, стояли, не видя волка и ничего не понимая. Старый Карай, завернув голову и оскалив желтые зубы, сердито отыскивая блоху, щелкал ими на задних ляжках.
– Улюлюлю! – шопотом, оттопыривая губы, проговорил Ростов. Собаки, дрогнув железками, вскочили, насторожив уши. Карай почесал свою ляжку и встал, насторожив уши и слегка мотнул хвостом, на котором висели войлоки шерсти.
– Пускать – не пускать? – говорил сам себе Николай в то время как волк подвигался к нему, отделяясь от леса. Вдруг вся физиономия волка изменилась; он вздрогнул, увидав еще вероятно никогда не виданные им человеческие глаза, устремленные на него, и слегка поворотив к охотнику голову, остановился – назад или вперед? Э! всё равно, вперед!… видно, – как будто сказал он сам себе, и пустился вперед, уже не оглядываясь, мягким, редким, вольным, но решительным скоком.
– Улюлю!… – не своим голосом закричал Николай, и сама собою стремглав понеслась его добрая лошадь под гору, перескакивая через водомоины в поперечь волку; и еще быстрее, обогнав ее, понеслись собаки. Николай не слыхал своего крика, не чувствовал того, что он скачет, не видал ни собак, ни места, по которому он скачет; он видел только волка, который, усилив свой бег, скакал, не переменяя направления, по лощине. Первая показалась вблизи зверя чернопегая, широкозадая Милка и стала приближаться к зверю. Ближе, ближе… вот она приспела к нему. Но волк чуть покосился на нее, и вместо того, чтобы наддать, как она это всегда делала, Милка вдруг, подняв хвост, стала упираться на передние ноги.
– Улюлюлюлю! – кричал Николай.
Красный Любим выскочил из за Милки, стремительно бросился на волка и схватил его за гачи (ляжки задних ног), но в ту ж секунду испуганно перескочил на другую сторону. Волк присел, щелкнул зубами и опять поднялся и поскакал вперед, провожаемый на аршин расстояния всеми собаками, не приближавшимися к нему.
– Уйдет! Нет, это невозможно! – думал Николай, продолжая кричать охрипнувшим голосом.
– Карай! Улюлю!… – кричал он, отыскивая глазами старого кобеля, единственную свою надежду. Карай из всех своих старых сил, вытянувшись сколько мог, глядя на волка, тяжело скакал в сторону от зверя, наперерез ему. Но по быстроте скока волка и медленности скока собаки было видно, что расчет Карая был ошибочен. Николай уже не далеко впереди себя видел тот лес, до которого добежав, волк уйдет наверное. Впереди показались собаки и охотник, скакавший почти на встречу. Еще была надежда. Незнакомый Николаю, муругий молодой, длинный кобель чужой своры стремительно подлетел спереди к волку и почти опрокинул его. Волк быстро, как нельзя было ожидать от него, приподнялся и бросился к муругому кобелю, щелкнул зубами – и окровавленный, с распоротым боком кобель, пронзительно завизжав, ткнулся головой в землю.
– Караюшка! Отец!.. – плакал Николай…
Старый кобель, с своими мотавшимися на ляжках клоками, благодаря происшедшей остановке, перерезывая дорогу волку, был уже в пяти шагах от него. Как будто почувствовав опасность, волк покосился на Карая, еще дальше спрятав полено (хвост) между ног и наддал скоку. Но тут – Николай видел только, что что то сделалось с Караем – он мгновенно очутился на волке и с ним вместе повалился кубарем в водомоину, которая была перед ними.
Та минута, когда Николай увидал в водомоине копошащихся с волком собак, из под которых виднелась седая шерсть волка, его вытянувшаяся задняя нога, и с прижатыми ушами испуганная и задыхающаяся голова (Карай держал его за горло), минута, когда увидал это Николай, была счастливейшею минутою его жизни. Он взялся уже за луку седла, чтобы слезть и колоть волка, как вдруг из этой массы собак высунулась вверх голова зверя, потом передние ноги стали на край водомоины. Волк ляскнул зубами (Карай уже не держал его за горло), выпрыгнул задними ногами из водомоины и, поджав хвост, опять отделившись от собак, двинулся вперед. Карай с ощетинившейся шерстью, вероятно ушибленный или раненый, с трудом вылезал из водомоины.
– Боже мой! За что?… – с отчаянием закричал Николай.
Охотник дядюшки с другой стороны скакал на перерез волку, и собаки его опять остановили зверя. Опять его окружили.
Николай, его стремянной, дядюшка и его охотник вертелись над зверем, улюлюкая, крича, всякую минуту собираясь слезть, когда волк садился на зад и всякий раз пускаясь вперед, когда волк встряхивался и подвигался к засеке, которая должна была спасти его. Еще в начале этой травли, Данила, услыхав улюлюканье, выскочил на опушку леса. Он видел, как Карай взял волка и остановил лошадь, полагая, что дело было кончено. Но когда охотники не слезли, волк встряхнулся и опять пошел на утек. Данила выпустил своего бурого не к волку, а прямой линией к засеке так же, как Карай, – на перерез зверю. Благодаря этому направлению, он подскакивал к волку в то время, как во второй раз его остановили дядюшкины собаки.
Данила скакал молча, держа вынутый кинжал в левой руке и как цепом молоча своим арапником по подтянутым бокам бурого.
Николай не видал и не слыхал Данилы до тех пор, пока мимо самого его не пропыхтел тяжело дыша бурый, и он услыхал звук паденья тела и увидал, что Данила уже лежит в середине собак на заду волка, стараясь поймать его за уши. Очевидно было и для собак, и для охотников, и для волка, что теперь всё кончено. Зверь, испуганно прижав уши, старался подняться, но собаки облепили его. Данила, привстав, сделал падающий шаг и всей тяжестью, как будто ложась отдыхать, повалился на волка, хватая его за уши. Николай хотел колоть, но Данила прошептал: «Не надо, соструним», – и переменив положение, наступил ногою на шею волку. В пасть волку заложили палку, завязали, как бы взнуздав его сворой, связали ноги, и Данила раза два с одного бока на другой перевалил волка.
С счастливыми, измученными лицами, живого, матерого волка взвалили на шарахающую и фыркающую лошадь и, сопутствуемые визжавшими на него собаками, повезли к тому месту, где должны были все собраться. Молодых двух взяли гончие и трех борзые. Охотники съезжались с своими добычами и рассказами, и все подходили смотреть матёрого волка, который свесив свою лобастую голову с закушенною палкой во рту, большими, стеклянными глазами смотрел на всю эту толпу собак и людей, окружавших его. Когда его трогали, он, вздрагивая завязанными ногами, дико и вместе с тем просто смотрел на всех. Граф Илья Андреич тоже подъехал и потрогал волка.
– О, материщий какой, – сказал он. – Матёрый, а? – спросил он у Данилы, стоявшего подле него.
– Матёрый, ваше сиятельство, – отвечал Данила, поспешно снимая шапку.
Граф вспомнил своего прозеванного волка и свое столкновение с Данилой.
– Однако, брат, ты сердит, – сказал граф. – Данила ничего не сказал и только застенчиво улыбнулся детски кроткой и приятной улыбкой.


Старый граф поехал домой; Наташа с Петей обещались сейчас же приехать. Охота пошла дальше, так как было еще рано. В середине дня гончих пустили в поросший молодым частым лесом овраг. Николай, стоя на жнивье, видел всех своих охотников.
Насупротив от Николая были зеленя и там стоял его охотник, один в яме за выдавшимся кустом орешника. Только что завели гончих, Николай услыхал редкий гон известной ему собаки – Волторна; другие собаки присоединились к нему, то замолкая, то опять принимаясь гнать. Через минуту подали из острова голос по лисе, и вся стая, свалившись, погнала по отвершку, по направлению к зеленям, прочь от Николая.
Он видел скачущих выжлятников в красных шапках по краям поросшего оврага, видел даже собак, и всякую секунду ждал того, что на той стороне, на зеленях, покажется лисица.
Охотник, стоявший в яме, тронулся и выпустил собак, и Николай увидал красную, низкую, странную лисицу, которая, распушив трубу, торопливо неслась по зеленям. Собаки стали спеть к ней. Вот приблизились, вот кругами стала вилять лисица между ними, всё чаще и чаще делая эти круги и обводя вокруг себя пушистой трубой (хвостом); и вот налетела чья то белая собака, и вслед за ней черная, и всё смешалось, и звездой, врозь расставив зады, чуть колеблясь, стали собаки. К собакам подскакали два охотника: один в красной шапке, другой, чужой, в зеленом кафтане.
«Что это такое? подумал Николай. Откуда взялся этот охотник? Это не дядюшкин».
Охотники отбили лисицу и долго, не тороча, стояли пешие. Около них на чумбурах стояли лошади с своими выступами седел и лежали собаки. Охотники махали руками и что то делали с лисицей. Оттуда же раздался звук рога – условленный сигнал драки.