Гость (купечество)

Гость (гости) — название крупных купцов до введения купеческих гильдий, иноземный купец. Впервые упоминаются в договорах князей Олега и Игоря с греками.

Упоминание о гостях содержится также в Повести временных лет в связи с захватом Киева Олегом в 882 году. Вещий князь схоронил воинов, сам направился к Киеву, отправив местным князьям послание, что он «гость есмь», направляющийся «въ Греки от Олга и от Игоря княжича», предложив им прийти «к намъ к родомъ своимъ». Аскольд и Дир на предложение откликнулись, «придоста», после чего коварно были убиты.

История

Гости имели право торговать с другими городами и странами. Гости вели только оптовую торговлю. Ввозимые товары складировались на особых дворах, которые получили название Гостиный двор.

До XVII века новгородское купечество делилось на пять групп, именовавшихся по названиям городских концов (районов): Неревский, Людин (Гончарский), Славенский, Загородский, Плотницкий. Затем новгородское купечество разделилось на четыре класса: гости, именитые, ремесленники и смерд. Московское купечество разделилось на: гостей, гостиную сотню (большой, средней и меньшей статьи), суконную сотню (большой, средней и меньшей статьи), чёрную сотню, слободы и посадских тяглых.

К середине XVII века гости стали высшей категорией привилегированного русского купечества. Основными привилегиями гостей были: освобождение от тягловых повинностей, свободный проезд за границу для торговли, право приобретать вотчины, подсудность непосредственно царю. Каждый гость имел от царя особую жалованную грамоту «на гостиное имя». Например, Алексей Михайлович пожаловал грамоту в 1659 году гостю Афанасию Федотову и в 1679 году гостю Михаилу Иванову сыну Гурьеву.

В XVII веке в России было всего около 30 гостей. Звание это получали от царя самые крупные предприниматели, с торговым оборотом не меньше 20 тысяч рублей в год (ежегодный доход боярина составлял около 700 рублей в год). Звание гостя жаловалось за особые заслуги, или за знатное распространение торговли.

В XVII веке членов гостиной и суконной сотен было около 400. Они также пользовались различными привилегиями, но уступали гостям в «чести». Гостиные и суконные сотни имели самоуправление. Сотни избирали голов и старшин.

Чёрная сотня и слободы — ремесленные самоуправляемые организации. Торговали продукцией собственного производства.

Гости крупных городов объединялись в привилегированные корпорации: «Московское сто», «Ивановское сто», «Сурожане» (торгующие со странами Востока).

На Земских соборах гости были представлены выборными людьми. Из числа гостей выбирались начальники таможен в Москве и Архангельске, Бургомистры и Головы внутренних таможен, оценщики мехов в Сибирском приказе. Гости собирали чрезвычайные налоги, заведовали казёнными предприятиями, торговали казёнными товарами (вино, соль) и т. д. В случае недобора в казну гости несли материальную ответственность. Правительство использовало гостей для сбора информации за границей.

В целях безопасности гости вели караванную торговлю. Члены гостевых торговых общин были соединены клятвой (ротой) и назывались ротниками; их караваны носили название дружины, a караванные начальники назывались старостами.

В 1720 году Пётр I учредил Купеческий Магистрат, городские жители были разделены на три гильдии. Гости были включены в купеческое сословие.

Известные гости

Среди гостей XVII века богатством выделялись Никитниковы, Светешниковы, Гурьевы, Шорины, Шустовы, Федотовы-Гусельниковы, Усовы-Грудцыны.

Иностранные гости

В XVI веке в Москве торгуют преимущественно поляки; немцы, шведы и ливонцы ездили в Новгород. В Москве привезённые товары предоставлялись таможне. Таможня составляла описи и оценку. Преимущественное право покупки иностранных товаров принадлежало царю. Купец не имел право начинать торговлю до окончания выбора царской казны. Это приводило к длительным задержкам. В Новгороде это правило исполнялось не так строго, как в Москве, поэтому Новгород в торговом отношении был более развит, чем Москва.

Иностранные гости должны были складировать свои товары на общественных гостиных дворах. Это правило не касалось английской Московской компании. Московская компания могла иметь свои дворы в городах: Москва, Ярославль, Холмогоры, Вологда. Состав городов менялся со временем при выдаче новой привилегии на торговлю в России.

После банкротства члена Московской компании Антона Мерша с долгом в 23 тысячи рублей, начался дипломатический скандал. Для его разрешения в 1588 году в Москву приехал посол Флетчер. Русские купцы, торгуя с Мершем, считали его гостем, и думали, что по его долгам будут отвечать английские гости. Английские гости считали, что Мерш торговал от своего имени. В результате переговоров было решено, что гости, торгующие в России, должны находиться в ведении гостиного приказчика. Составлялось два списка гостей: один хранился в Посольском приказе, другой — у гостиного приказчика. Изменения в составе гостей должны были заноситься в оба списка.

Голландские гости объединялись в свои корпорации, которые имели право держать свои дворы в Архангельске, Москве, Вологде, Холмогорах и Усть-Коле. При Алексее Михайловиче они утратили эту привилегию.

После заключения Кардисского договора шведы получили право иметь свои дворы в Москве, Новгороде, Пскове и Переяславле.

Корпорации иностранных гостей в России

• Московская компания;
• Армянская компания;
• Тобольские бухарцы;
• Гамбургский торговый дом Марселисов;
• Голштинская компания (с 1634 года).

Гости в культуре

Садко (Богатый гость) — герой былин новгородского цикла.

Пристают к заставе гости
Князь Гвидон зовет их в гости,
Их он кормит и поит
И ответ держать велит:
«Чем вы, гости, торг ведете
И куда теперь плывете?»

А. С. Пушкин. «Сказка о царе Салтане».

См. также

• Гости
• Купец
• Купечество
• Купеческие гильдии

Литература

• Гаврила Успенский. «Опыт повествования о древностях русских». Харьков, 1818
• Базилевич К. В., «Крупное торговое предприятие в Московском государстве в первой половине XVII в.» Л., 1933;
• Сыроечковский В. Е. «Гости-сурожане (XIV—XV вв.)», Москва. Литература, 1935;
• Тихомиров М. Н., «Средневековая Москва в XlV—XV вв.», Москва, 1957;
• Голикова Н. Б. «Численность, состав и источники пополнения гостей в кон. XVI — 1-й четв. XVIII в.» // Русский город. Москва, 1988;
• Перхавко В. Б. «Гости-сурожане»// Вопросы истории. 1993. № 6.
• Голикова Н. Б. Привилегированные купеческие корпорации России XVI — первой четверти XVIII в. М., 1998. Т. 1.

Отрывок, характеризующий Гость (купечество)

Он с сожалением взглянул на Балашева, и только что Балашев хотел заметить что то, как он опять поспешно перебил его.
– Чего он мог желать и искать такого, чего бы он не нашел в моей дружбе?.. – сказал Наполеон, с недоумением пожимая плечами. – Нет, он нашел лучшим окружить себя моими врагами, и кем же? – продолжал он. – Он призвал к себе Штейнов, Армфельдов, Винцингероде, Бенигсенов, Штейн – прогнанный из своего отечества изменник, Армфельд – развратник и интриган, Винцингероде – беглый подданный Франции, Бенигсен несколько более военный, чем другие, но все таки неспособный, который ничего не умел сделать в 1807 году и который бы должен возбуждать в императоре Александре ужасные воспоминания… Положим, ежели бы они были способны, можно бы их употреблять, – продолжал Наполеон, едва успевая словом поспевать за беспрестанно возникающими соображениями, показывающими ему его правоту или силу (что в его понятии было одно и то же), – но и того нет: они не годятся ни для войны, ни для мира. Барклай, говорят, дельнее их всех; но я этого не скажу, судя по его первым движениям. А они что делают? Что делают все эти придворные! Пфуль предлагает, Армфельд спорит, Бенигсен рассматривает, а Барклай, призванный действовать, не знает, на что решиться, и время проходит. Один Багратион – военный человек. Он глуп, но у него есть опытность, глазомер и решительность… И что за роль играет ваш молодой государь в этой безобразной толпе. Они его компрометируют и на него сваливают ответственность всего совершающегося. Un souverain ne doit etre a l'armee que quand il est general, [Государь должен находиться при армии только тогда, когда он полководец,] – сказал он, очевидно, посылая эти слова прямо как вызов в лицо государя. Наполеон знал, как желал император Александр быть полководцем.
– Уже неделя, как началась кампания, и вы не сумели защитить Вильну. Вы разрезаны надвое и прогнаны из польских провинций. Ваша армия ропщет…
– Напротив, ваше величество, – сказал Балашев, едва успевавший запоминать то, что говорилось ему, и с трудом следивший за этим фейерверком слов, – войска горят желанием…
– Я все знаю, – перебил его Наполеон, – я все знаю, и знаю число ваших батальонов так же верно, как и моих. У вас нет двухсот тысяч войска, а у меня втрое столько. Даю вам честное слово, – сказал Наполеон, забывая, что это его честное слово никак не могло иметь значения, – даю вам ma parole d'honneur que j'ai cinq cent trente mille hommes de ce cote de la Vistule. [честное слово, что у меня пятьсот тридцать тысяч человек по сю сторону Вислы.] Турки вам не помощь: они никуда не годятся и доказали это, замирившись с вами. Шведы – их предопределение быть управляемыми сумасшедшими королями. Их король был безумный; они переменили его и взяли другого – Бернадота, который тотчас сошел с ума, потому что сумасшедший только, будучи шведом, может заключать союзы с Россией. – Наполеон злобно усмехнулся и опять поднес к носу табакерку.
На каждую из фраз Наполеона Балашев хотел и имел что возразить; беспрестанно он делал движение человека, желавшего сказать что то, но Наполеон перебивал его. Например, о безумии шведов Балашев хотел сказать, что Швеция есть остров, когда Россия за нее; но Наполеон сердито вскрикнул, чтобы заглушить его голос. Наполеон находился в том состоянии раздражения, в котором нужно говорить, говорить и говорить, только для того, чтобы самому себе доказать свою справедливость. Балашеву становилось тяжело: он, как посол, боялся уронить достоинство свое и чувствовал необходимость возражать; но, как человек, он сжимался нравственно перед забытьем беспричинного гнева, в котором, очевидно, находился Наполеон. Он знал, что все слова, сказанные теперь Наполеоном, не имеют значения, что он сам, когда опомнится, устыдится их. Балашев стоял, опустив глаза, глядя на движущиеся толстые ноги Наполеона, и старался избегать его взгляда.
– Да что мне эти ваши союзники? – говорил Наполеон. – У меня союзники – это поляки: их восемьдесят тысяч, они дерутся, как львы. И их будет двести тысяч.
И, вероятно, еще более возмутившись тем, что, сказав это, он сказал очевидную неправду и что Балашев в той же покорной своей судьбе позе молча стоял перед ним, он круто повернулся назад, подошел к самому лицу Балашева и, делая энергические и быстрые жесты своими белыми руками, закричал почти:
– Знайте, что ежели вы поколеблете Пруссию против меня, знайте, что я сотру ее с карты Европы, – сказал он с бледным, искаженным злобой лицом, энергическим жестом одной маленькой руки ударяя по другой. – Да, я заброшу вас за Двину, за Днепр и восстановлю против вас ту преграду, которую Европа была преступна и слепа, что позволила разрушить. Да, вот что с вами будет, вот что вы выиграли, удалившись от меня, – сказал он и молча прошел несколько раз по комнате, вздрагивая своими толстыми плечами. Он положил в жилетный карман табакерку, опять вынул ее, несколько раз приставлял ее к носу и остановился против Балашева. Он помолчал, поглядел насмешливо прямо в глаза Балашеву и сказал тихим голосом: – Et cependant quel beau regne aurait pu avoir votre maitre! [A между тем какое прекрасное царствование мог бы иметь ваш государь!]
Балашев, чувствуя необходимость возражать, сказал, что со стороны России дела не представляются в таком мрачном виде. Наполеон молчал, продолжая насмешливо глядеть на него и, очевидно, его не слушая. Балашев сказал, что в России ожидают от войны всего хорошего. Наполеон снисходительно кивнул головой, как бы говоря: «Знаю, так говорить ваша обязанность, но вы сами в это не верите, вы убеждены мною».
В конце речи Балашева Наполеон вынул опять табакерку, понюхал из нее и, как сигнал, стукнул два раза ногой по полу. Дверь отворилась; почтительно изгибающийся камергер подал императору шляпу и перчатки, другой подал носовои платок. Наполеон, ne глядя на них, обратился к Балашеву.
– Уверьте от моего имени императора Александра, – сказал оц, взяв шляпу, – что я ему предан по прежнему: я анаю его совершенно и весьма высоко ценю высокие его качества. Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre a l'Empereur. [Не удерживаю вас более, генерал, вы получите мое письмо к государю.] – И Наполеон пошел быстро к двери. Из приемной все бросилось вперед и вниз по лестнице.


После всего того, что сказал ему Наполеон, после этих взрывов гнева и после последних сухо сказанных слов:
«Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre», Балашев был уверен, что Наполеон уже не только не пожелает его видеть, но постарается не видать его – оскорбленного посла и, главное, свидетеля его непристойной горячности. Но, к удивлению своему, Балашев через Дюрока получил в этот день приглашение к столу императора.
На обеде были Бессьер, Коленкур и Бертье. Наполеон встретил Балашева с веселым и ласковым видом. Не только не было в нем выражения застенчивости или упрека себе за утреннюю вспышку, но он, напротив, старался ободрить Балашева. Видно было, что уже давно для Наполеона в его убеждении не существовало возможности ошибок и что в его понятии все то, что он делал, было хорошо не потому, что оно сходилось с представлением того, что хорошо и дурно, но потому, что он делал это.
Император был очень весел после своей верховой прогулки по Вильне, в которой толпы народа с восторгом встречали и провожали его. Во всех окнах улиц, по которым он проезжал, были выставлены ковры, знамена, вензеля его, и польские дамы, приветствуя его, махали ему платками.