Государственная граница. Красный песок
| Государственная граница. Красный песок | |
 | |
| Жанр |
историко-приключенческий |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Автор сценария | |
| В главных ролях | |
| Оператор |
Игорь Ремишевский |
| Композитор | |
| Кинокомпания |
Беларусьфильм. Творческое объединение телевизионных фильмов |
| Длительность |
140 мин. |
| Страна | |
| Год | |
| IMDb | |
«Красный песок» — советский двухсерийный цветной телевизионный художественный фильм, поставленный на киностудии «Беларусьфильм» в 1984 году режиссёром Борисом Степановым. Четвёртый фильм телевизионного сериала «Государственная граница».
По заказу Гостелерадио СССР.
Премьера фильма в СССР состоялась 24 мая 1984 года.
Содержание
Сюжет
Первая серия
Фильм начинается с документальной вставки о том, что в феврале 1931 года партия обратилась к трудящимся повысить трудовой энтузиазм, в то время как за рубежом продолжали интриговать против СССР, взывать к «крестовому походу». В антисоветской борьбе важная роль отводилась басмачам, которых враги Советов снабжали оружием и деньгами.
- Москва:
Гамаюн на приёме у главы ОГПУ Менжинского, где знакомится с основателем советской контрразведки Артузовым. Заседание Среднеазиатского бюро ЦК. Гамаюну нужно немедленно выехать в Туркестан, он назначается начальником пограничного отряда. Принято постановление об усилении борьбы с басмачеством, а у Гамаюна огромный опыт оперативной работы. Он будет заниматься координацией действий отряда и органов ГПУ. «Главное показать населению, что мы никому не мстим», говорит Менжинский. Нужно, чтобы дехкане поняли, что советская власть права, и «переметнулись» обратно. Самый опасный отряд — Мумин-бека, при нём — британец Хамбер. В банде также белогвардейцы, представители Русского Общевоинского союза, который обосновался в Париже. Гамаюну дан приказ рассеять эту последнюю крупную банду басмачей, чтобы нарком иностранных дел (Литвинов) на ближайшей международной конференции доложил об этом.
Гамаюн с женой приезжают на локацию. Комиссар отряда Матвеев говорит речь бойцам-краснопалочникам. Гамаюна вводят в ситуацию, рассказывают, что Кораном басмачи замутняют головы неграмотным крестьянам.
Басмачи танцуют вокруг костра, у них возникает спор о том, почему они убивают неверных (русских) — потому что они отрицают Аллаха. «Шариат требует доказательства вины!»,- наставляет дервиш. Ему возражают, что так приказал бек. Лукин беседует с Курбаном, посылает его к большевикам (желая переметнуться), а также к Варваре Николаевне.
Гамаюн прибывает на заставу. Из кишлака прибывает гонец с известием о том, что хороший, «обращенный» краснопалочник, несмотря на запрет советских командиров, взял пленных и повёл их расстреливать. Гамаюн и Решетников скачут, чтобы остановить это, потому что красноармейцы не имеют права действовать так же, как бандиты. Позже, в совещании с представителем разведки Гамаюн дает поручение «нашему» человеку в банде найти того, кому бы верили нукеры. Через посредника Гамаюну назначает встречу в вечерней темноте «человек с той стороны», который знает много интересного. Тот говорит ему: «Торопишься… а ты не торопись. Ты положи ковёр нетерпения в сундук ожидания». Это Курбан, посланный Лукиным, он говорит о готовности Лукина переметнуться, также сообщает о готовящемся нападении и наличие среди большевиков шпиона.
Повозка с советскими двумя бойцами идет на 4-ю заставу. Их поджидает засада. Одного убивают, другого берут в плен и предлагают ему с «представителем европейской страны» поехать на Запад и рассказать, почему он бежал от комиссаров. Он отказывается, и его уводят. Курбан приносит кольцо жене Лукина.
Пленный красноармеец умер от пыток, а дервиш мутит воду, говоря, что кафир храбро умер, и задумывается: смогут ли они сделать так же. Курбан через Варвару и жену Гамаюна назначает ему встречу в степях. Он договаривается сдаться со своим отрядам. Гамаюн обещает ему открыть границу у мазара (гробницы) Хаджи-Юсуфа.
Наутро его отряд безуспешно ждет перебежчиков у гробницы, но никто не приходит. Зато оказывается, что к нашим зашли в тыл, а жена Гамаюна, врач, выехала в Бассагу, потому что там подозрение на чуму. (Таким образом, можно определить место действия фильма, очевидно, это бывший Керкинский округ, возможно, город Керки, 50 км юго-восточнее которого находится Бассага.)
Басмачи лавиной скачут на Бассагу, наводя ужас, но навстречу им выходит Галя, размахивая чёрным флагом, обозначающим чуму. «Проклятый Курбан обманул нас», плюются басмачи и скачут прочь. Тем временем Курбан со своими нукерами сдается. Гамаюн узнает от Гали, что чумы по-настоящему нет.
Вторая серия
- Туркестан:
Советские солдаты вдоль границы по реке скачут за басмачами. Один из них — Алимхан, переходит на вражескую сторону. Его пытают огнём. Британский разведчик хочет от Лукина использовать его жену на «красной стороне» для провокации большевиков, чтобы разоблачить советского агента среди басмачей, а также дезинформировать красных. Она должна попросить красных пограничников передать письмо мужу — оно будет передано через советского шпиона среди басмачей.
«Свинья этот бек. Не способен предоставить офицерам по отдельной юрте», — разговаривают белые в басмаческом стане и думают, на той ли стороне они воюют. Тем временем начинается обработка жены Лукина — с ней беседует начальник милиции, а Курбан объясняет ей свои планы, поймав на улице. Курбан ранит милиционера за то, что он угрожал Варваре, в погоне за ним её ранят случайной пулей. Затем Курбан возвращается к беку, повинившись, и говорит, что он оставил в большевистском гнезде двадцать преданных ему людей.
Галя в больнице разговаривает с раненой Варварой. Лукин высказывает свои мысли офицеру Виктору. Дервиш опять накручивает басмачей и благословляет одного из них на дезертирство. Дервиш передает письмо Лукину от Варвары — значит, он и есть шпион. Англичанин Хамбер видит это.
Гамаюну и чекистам передана записка на арабском, в котором рассказано о намерениях Лукина. В это время Виктор, подосланный Хамбером к Лукину, также рассказывает о его намерениях перебежать на родину. Это переполняет чашу терпения бека, и Лукина, наконец, привязывают к столбу и начинают пытать. «Сейчас налепят тебе на голову тесто и выльют масло». Перебежчик с советской стороны Алимхан отказывается быть палачом, говоря, что он воин ислама. Лукину выбривают макушку и готовятся лить расплавленное масло. Шокированный Виктор, и без того смущенный своим предательством, успевает пристрелить его из револьвера. «Виктор Николаевич поступил как джентльмен», говорит англичанин. Виктору разрешают уйти, и он стреляется. Хамбер посылает на советскую сторону Вазира, одного из нукеров бека.
Из Ташкента к советскому командиру прибывает «проверяющий из республики». На самом деле это Вазир, с которым у него давние связи. Ему поручают поднять знамя, захватить город. Жители должны подписать обращение к Англии и Турции с просьбой спасти их от большевиков, что послужит сигналом к интервенции. Варвару, с которой встречался Курбан, надо доставить к беку, поскольку тот подозревает в Курбане агента ГПУ и хочет его разоблачить. Дервиш сообщает чекистам о визите Вазира и грядущем нападении на город. Подозреваемый советский командир, заметив за собой слежку, вступает в перестрелку и погибает. Гамаюн говорит дервишу передать Алимхану задачу убить бека.
Варвара исчезла из больничной палаты — она переходит границу с проводником, надеясь встретится с Лукиным. В лагерей басмачей её берут под стражу. Хамбера интересуют передвижения разоблаченного дервиша. Курбан понимает, что ему собираются устроить очную ставку. Басмачи узнают о способе, которым дервиш передает донесения, и устанавливают слежку за местом передачи. Дервиша пытают.
Варвара признается допрашивающему басмачу, что написала письмо мужу по просьбе советских начальников. Курбан с сокамерником Алимханом, после доверительных бесед, начали драться и выманили охранников. Варвара, поняв, что её обманули и Лукин умер, вешается. Курбан и Алимхан врываются к Вазиру и требуют документы. На рассвете Алимхан выносит к басмаческому народу тело замученного дервиша и провоцирует их восстание. «Святого дервиша убили бек и Вазир!», кричит он, также призывая вернуться к мирной жизни и сложить оружие. Начинается стычка. И действительно, очередной отряд басмачей в итоге сдается на советской границе.
Фильм заканчивается документальной вставкой.
В ролях
| Актёр | Роль |
|---|---|
| Августин Милованов | Вячеслав Рудольфович Менжинский |
| Гирт Яковлев | Артур Христианович Артузов |
| Александр Денисов | Иван Трофимович Гамаюн |
| Ирина Шевчук | Галя (Галина Петровна), жена Гамаюна, врач |
| Бохадур Миралибеков | Курбан, благородный разбойник |
| Надежда Бутырцева | Варя (Варвара Филимонова), жена Лукина |
| Максуд Мансуров | Алимхан, перебежчик |
| Исфандиер Гулямов | дервиш |
| Гедиминас Карка | майор Хамбер, английский разведчик |
| Хашим Гадоев | Мумин-бек, глава басмачей |
| Артык Джаллыев | Вазир, басмач |
| Владимир Шелестов | |
| Ульмас Алиходжаев | Сулейманов |
| Ростислав Янковский | Лукин, русский офицер в отряде басмачей |
| Олег Чайка | |
| Гурминч Завкибеков | |
| Берды Мингбаев | |
| Галиб Исламов, А. Гетман, Л. Мордвинов Джавлон Хамраев, Х. Тилавов, Ш. Хасанов, |
в эпизодах |
| Виталий Котовицкий | казнённый красноармеец |
Съёмочная группа
- Авторы сценария — Алексей Нагорный, Гелий Рябов
- Режиссёр-постановщик — Борис Степанов
- Оператор-постановщик — Игорь Ремишевский
- Художник-постановщик — Вячеслав Кубарев
- Композиторы — Эдуард Хагогортян, Микаэл Таривердиев
- Режиссёр — Владимир Поночевный
- Звукооператор — Владимир Устименко
- Художники по костюмам — Елена Кавецкая, М. Ульджабаева
- Художник-гримёр — Лев Емельянов
- Оператор — Б. Гальпер
- Монтажёр — Вета Коляденко
- Ассистенты:
- режиссёра — Ж. Петленкова, В. Учаев
- оператора — В. Алакин, С. Тимошенко
- художника — В. Емелин, Н. Ищенко, Галина Косыгина, Л. Зайцева
- Комбинированные съёмки — Р. Андреасяна
- Художники-декораторы — Иван Романовский, В. Щегольков
- Главный консультант — генерал-лейтенант В. Иванов
- Консультант — полковник А. Корчмит
- Оркестр Госкино СССР
- Дирижёр — Сергей Скрипка
- Административная группа — П. Акульчик, О. Иванов, Г. Шелег
- Редактор — И. Дылевский
- Директор картины — И. Филоненко
- Фильм снят на плёнке Шосткинского п/о «Свема».
Факты
Имя жены Гамаюна — Галя совпадает с именем женщины, в которую он влюблен в фильме Государственная граница. Мирное лето 21-го года, однако там её роль играет актриса Анна Каменкова. Тот ли это персонаж, не ясно. Кроме того, у второй Гали детей нет, а у первой была маленькая дочь. Вторая Галя упоминает, что когда-то давно она долго лежала на больничной койке, что соответствует событиям первого фильма.
Околыши фуражек советских пограничников, как и в предыдущем фильме "Восточный рубеж", чёрного цвета с красными кантами, но с 1923 г. до 1950-х годов они были темно-синими (с 1922) с малиновыми кантами (с 1923; малиновые канты будут заменены красными только в начале 1980-х). Хотя, в начале фильма, когда Гамаюн идет на встречу с Менжинским и Артузовым, видно, что околыш темно-синего цвета.
Музыка
Это первый фильм цикла, в котором нет песен и романсов.
Напишите отзыв о статье "Государственная граница. Красный песок"
Ссылки
| ||||||
Отрывок, характеризующий Государственная граница. Красный песок
– Вы кто? офицер?– Поручик, граф Ростов.
– Какая смелость! По команде подайте. А сами идите, идите… – И он стал надевать подаваемый камердинером мундир.
Ростов вышел опять в сени и заметил, что на крыльце было уже много офицеров и генералов в полной парадной форме, мимо которых ему надо было пройти.
Проклиная свою смелость, замирая от мысли, что всякую минуту он может встретить государя и при нем быть осрамлен и выслан под арест, понимая вполне всю неприличность своего поступка и раскаиваясь в нем, Ростов, опустив глаза, пробирался вон из дома, окруженного толпой блестящей свиты, когда чей то знакомый голос окликнул его и чья то рука остановила его.
– Вы, батюшка, что тут делаете во фраке? – спросил его басистый голос.
Это был кавалерийский генерал, в эту кампанию заслуживший особенную милость государя, бывший начальник дивизии, в которой служил Ростов.
Ростов испуганно начал оправдываться, но увидав добродушно шутливое лицо генерала, отойдя к стороне, взволнованным голосом передал ему всё дело, прося заступиться за известного генералу Денисова. Генерал выслушав Ростова серьезно покачал головой.
– Жалко, жалко молодца; давай письмо.
Едва Ростов успел передать письмо и рассказать всё дело Денисова, как с лестницы застучали быстрые шаги со шпорами и генерал, отойдя от него, подвинулся к крыльцу. Господа свиты государя сбежали с лестницы и пошли к лошадям. Берейтор Эне, тот самый, который был в Аустерлице, подвел лошадь государя, и на лестнице послышался легкий скрип шагов, которые сейчас узнал Ростов. Забыв опасность быть узнанным, Ростов подвинулся с несколькими любопытными из жителей к самому крыльцу и опять, после двух лет, он увидал те же обожаемые им черты, то же лицо, тот же взгляд, ту же походку, то же соединение величия и кротости… И чувство восторга и любви к государю с прежнею силою воскресло в душе Ростова. Государь в Преображенском мундире, в белых лосинах и высоких ботфортах, с звездой, которую не знал Ростов (это была legion d'honneur) [звезда почетного легиона] вышел на крыльцо, держа шляпу под рукой и надевая перчатку. Он остановился, оглядываясь и всё освещая вокруг себя своим взглядом. Кое кому из генералов он сказал несколько слов. Он узнал тоже бывшего начальника дивизии Ростова, улыбнулся ему и подозвал его к себе.
Вся свита отступила, и Ростов видел, как генерал этот что то довольно долго говорил государю.
Государь сказал ему несколько слов и сделал шаг, чтобы подойти к лошади. Опять толпа свиты и толпа улицы, в которой был Ростов, придвинулись к государю. Остановившись у лошади и взявшись рукою за седло, государь обратился к кавалерийскому генералу и сказал громко, очевидно с желанием, чтобы все слышали его.
– Не могу, генерал, и потому не могу, что закон сильнее меня, – сказал государь и занес ногу в стремя. Генерал почтительно наклонил голову, государь сел и поехал галопом по улице. Ростов, не помня себя от восторга, с толпою побежал за ним.
На площади куда поехал государь, стояли лицом к лицу справа батальон преображенцев, слева батальон французской гвардии в медвежьих шапках.
В то время как государь подъезжал к одному флангу баталионов, сделавших на караул, к противоположному флангу подскакивала другая толпа всадников и впереди их Ростов узнал Наполеона. Это не мог быть никто другой. Он ехал галопом в маленькой шляпе, с Андреевской лентой через плечо, в раскрытом над белым камзолом синем мундире, на необыкновенно породистой арабской серой лошади, на малиновом, золотом шитом, чепраке. Подъехав к Александру, он приподнял шляпу и при этом движении кавалерийский глаз Ростова не мог не заметить, что Наполеон дурно и не твердо сидел на лошади. Батальоны закричали: Ура и Vive l'Empereur! [Да здравствует Император!] Наполеон что то сказал Александру. Оба императора слезли с лошадей и взяли друг друга за руки. На лице Наполеона была неприятно притворная улыбка. Александр с ласковым выражением что то говорил ему.
Ростов не спуская глаз, несмотря на топтание лошадьми французских жандармов, осаживавших толпу, следил за каждым движением императора Александра и Бонапарте. Его, как неожиданность, поразило то, что Александр держал себя как равный с Бонапарте, и что Бонапарте совершенно свободно, как будто эта близость с государем естественна и привычна ему, как равный, обращался с русским царем.
Александр и Наполеон с длинным хвостом свиты подошли к правому флангу Преображенского батальона, прямо на толпу, которая стояла тут. Толпа очутилась неожиданно так близко к императорам, что Ростову, стоявшему в передних рядах ее, стало страшно, как бы его не узнали.
– Sire, je vous demande la permission de donner la legion d'honneur au plus brave de vos soldats, [Государь, я прошу у вас позволенья дать орден Почетного легиона храбрейшему из ваших солдат,] – сказал резкий, точный голос, договаривающий каждую букву. Это говорил малый ростом Бонапарте, снизу прямо глядя в глаза Александру. Александр внимательно слушал то, что ему говорили, и наклонив голову, приятно улыбнулся.
– A celui qui s'est le plus vaillament conduit dans cette derieniere guerre, [Тому, кто храбрее всех показал себя во время войны,] – прибавил Наполеон, отчеканивая каждый слог, с возмутительным для Ростова спокойствием и уверенностью оглядывая ряды русских, вытянувшихся перед ним солдат, всё держащих на караул и неподвижно глядящих в лицо своего императора.
– Votre majeste me permettra t elle de demander l'avis du colonel? [Ваше Величество позволит ли мне спросить мнение полковника?] – сказал Александр и сделал несколько поспешных шагов к князю Козловскому, командиру батальона. Бонапарте стал между тем снимать перчатку с белой, маленькой руки и разорвав ее, бросил. Адъютант, сзади торопливо бросившись вперед, поднял ее.
– Кому дать? – не громко, по русски спросил император Александр у Козловского.
– Кому прикажете, ваше величество? – Государь недовольно поморщился и, оглянувшись, сказал:
– Да ведь надобно же отвечать ему.
Козловский с решительным видом оглянулся на ряды и в этом взгляде захватил и Ростова.
«Уж не меня ли?» подумал Ростов.
– Лазарев! – нахмурившись прокомандовал полковник; и первый по ранжиру солдат, Лазарев, бойко вышел вперед.
– Куда же ты? Тут стой! – зашептали голоса на Лазарева, не знавшего куда ему итти. Лазарев остановился, испуганно покосившись на полковника, и лицо его дрогнуло, как это бывает с солдатами, вызываемыми перед фронт.
Наполеон чуть поворотил голову назад и отвел назад свою маленькую пухлую ручку, как будто желая взять что то. Лица его свиты, догадавшись в ту же секунду в чем дело, засуетились, зашептались, передавая что то один другому, и паж, тот самый, которого вчера видел Ростов у Бориса, выбежал вперед и почтительно наклонившись над протянутой рукой и не заставив ее дожидаться ни одной секунды, вложил в нее орден на красной ленте. Наполеон, не глядя, сжал два пальца. Орден очутился между ними. Наполеон подошел к Лазареву, который, выкатывая глаза, упорно продолжал смотреть только на своего государя, и оглянулся на императора Александра, показывая этим, что то, что он делал теперь, он делал для своего союзника. Маленькая белая рука с орденом дотронулась до пуговицы солдата Лазарева. Как будто Наполеон знал, что для того, чтобы навсегда этот солдат был счастлив, награжден и отличен от всех в мире, нужно было только, чтобы его, Наполеонова рука, удостоила дотронуться до груди солдата. Наполеон только прило жил крест к груди Лазарева и, пустив руку, обратился к Александру, как будто он знал, что крест должен прилипнуть к груди Лазарева. Крест действительно прилип.
Русские и французские услужливые руки, мгновенно подхватив крест, прицепили его к мундиру. Лазарев мрачно взглянул на маленького человечка, с белыми руками, который что то сделал над ним, и продолжая неподвижно держать на караул, опять прямо стал глядеть в глаза Александру, как будто он спрашивал Александра: всё ли еще ему стоять, или не прикажут ли ему пройтись теперь, или может быть еще что нибудь сделать? Но ему ничего не приказывали, и он довольно долго оставался в этом неподвижном состоянии.
Государи сели верхами и уехали. Преображенцы, расстроивая ряды, перемешались с французскими гвардейцами и сели за столы, приготовленные для них.
Лазарев сидел на почетном месте; его обнимали, поздравляли и жали ему руки русские и французские офицеры. Толпы офицеров и народа подходили, чтобы только посмотреть на Лазарева. Гул говора русского французского и хохота стоял на площади вокруг столов. Два офицера с раскрасневшимися лицами, веселые и счастливые прошли мимо Ростова.
– Каково, брат, угощенье? Всё на серебре, – сказал один. – Лазарева видел?
– Видел.
– Завтра, говорят, преображенцы их угащивать будут.
– Нет, Лазареву то какое счастье! 10 франков пожизненного пенсиона.
– Вот так шапка, ребята! – кричал преображенец, надевая мохнатую шапку француза.
– Чудо как хорошо, прелесть!
– Ты слышал отзыв? – сказал гвардейский офицер другому. Третьего дня было Napoleon, France, bravoure; [Наполеон, Франция, храбрость;] вчера Alexandre, Russie, grandeur; [Александр, Россия, величие;] один день наш государь дает отзыв, а другой день Наполеон. Завтра государь пошлет Георгия самому храброму из французских гвардейцев. Нельзя же! Должен ответить тем же.
Борис с своим товарищем Жилинским тоже пришел посмотреть на банкет преображенцев. Возвращаясь назад, Борис заметил Ростова, который стоял у угла дома.
– Ростов! здравствуй; мы и не видались, – сказал он ему, и не мог удержаться, чтобы не спросить у него, что с ним сделалось: так странно мрачно и расстроено было лицо Ростова.
– Ничего, ничего, – отвечал Ростов.
– Ты зайдешь?
– Да, зайду.
Ростов долго стоял у угла, издалека глядя на пирующих. В уме его происходила мучительная работа, которую он никак не мог довести до конца. В душе поднимались страшные сомнения. То ему вспоминался Денисов с своим изменившимся выражением, с своей покорностью и весь госпиталь с этими оторванными руками и ногами, с этой грязью и болезнями. Ему так живо казалось, что он теперь чувствует этот больничный запах мертвого тела, что он оглядывался, чтобы понять, откуда мог происходить этот запах. То ему вспоминался этот самодовольный Бонапарте с своей белой ручкой, который был теперь император, которого любит и уважает император Александр. Для чего же оторванные руки, ноги, убитые люди? То вспоминался ему награжденный Лазарев и Денисов, наказанный и непрощенный. Он заставал себя на таких странных мыслях, что пугался их.
Запах еды преображенцев и голод вызвали его из этого состояния: надо было поесть что нибудь, прежде чем уехать. Он пошел к гостинице, которую видел утром. В гостинице он застал так много народу, офицеров, так же как и он приехавших в статских платьях, что он насилу добился обеда. Два офицера одной с ним дивизии присоединились к нему. Разговор естественно зашел о мире. Офицеры, товарищи Ростова, как и большая часть армии, были недовольны миром, заключенным после Фридланда. Говорили, что еще бы подержаться, Наполеон бы пропал, что у него в войсках ни сухарей, ни зарядов уж не было. Николай молча ел и преимущественно пил. Он выпил один две бутылки вина. Внутренняя поднявшаяся в нем работа, не разрешаясь, всё также томила его. Он боялся предаваться своим мыслям и не мог отстать от них. Вдруг на слова одного из офицеров, что обидно смотреть на французов, Ростов начал кричать с горячностью, ничем не оправданною, и потому очень удивившею офицеров.
– И как вы можете судить, что было бы лучше! – закричал он с лицом, вдруг налившимся кровью. – Как вы можете судить о поступках государя, какое мы имеем право рассуждать?! Мы не можем понять ни цели, ни поступков государя!
– Да я ни слова не говорил о государе, – оправдывался офицер, не могший иначе как тем, что Ростов пьян, объяснить себе его вспыльчивости.
Но Ростов не слушал.
– Мы не чиновники дипломатические, а мы солдаты и больше ничего, – продолжал он. – Умирать велят нам – так умирать. А коли наказывают, так значит – виноват; не нам судить. Угодно государю императору признать Бонапарте императором и заключить с ним союз – значит так надо. А то, коли бы мы стали обо всем судить да рассуждать, так этак ничего святого не останется. Этак мы скажем, что ни Бога нет, ничего нет, – ударяя по столу кричал Николай, весьма некстати, по понятиям своих собеседников, но весьма последовательно по ходу своих мыслей.
– Наше дело исполнять свой долг, рубиться и не думать, вот и всё, – заключил он.
– И пить, – сказал один из офицеров, не желавший ссориться.
– Да, и пить, – подхватил Николай. – Эй ты! Еще бутылку! – крикнул он.
В 1808 году император Александр ездил в Эрфурт для нового свидания с императором Наполеоном, и в высшем Петербургском обществе много говорили о величии этого торжественного свидания.
В 1809 году близость двух властелинов мира, как называли Наполеона и Александра, дошла до того, что, когда Наполеон объявил в этом году войну Австрии, то русский корпус выступил за границу для содействия своему прежнему врагу Бонапарте против прежнего союзника, австрийского императора; до того, что в высшем свете говорили о возможности брака между Наполеоном и одной из сестер императора Александра. Но, кроме внешних политических соображений, в это время внимание русского общества с особенной живостью обращено было на внутренние преобразования, которые были производимы в это время во всех частях государственного управления.
