Государственная премия РСФСР имени И. Е. Репина
Поделись знанием:
Назвали полковника, князя Репнина.
– Вы командир кавалергардского полка императора Александра? – спросил Наполеон.
– Я командовал эскадроном, – отвечал Репнин.
– Ваш полк честно исполнил долг свой, – сказал Наполеон.
– Похвала великого полководца есть лучшая награда cолдату, – сказал Репнин.
– С удовольствием отдаю ее вам, – сказал Наполеон. – Кто этот молодой человек подле вас?
Князь Репнин назвал поручика Сухтелена.
Посмотрев на него, Наполеон сказал, улыбаясь:
– II est venu bien jeune se frotter a nous. [Молод же явился он состязаться с нами.]
– Молодость не мешает быть храбрым, – проговорил обрывающимся голосом Сухтелен.
– Прекрасный ответ, – сказал Наполеон. – Молодой человек, вы далеко пойдете!
Князь Андрей, для полноты трофея пленников выставленный также вперед, на глаза императору, не мог не привлечь его внимания. Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь к нему, употребил то самое наименование молодого человека – jeune homme, под которым Болконский в первый раз отразился в его памяти.
– Et vous, jeune homme? Ну, а вы, молодой человек? – обратился он к нему, – как вы себя чувствуете, mon brave?
Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»
Носилки тронулись. При каждом толчке он опять чувствовал невыносимую боль; лихорадочное состояние усилилось, и он начинал бредить. Те мечтания об отце, жене, сестре и будущем сыне и нежность, которую он испытывал в ночь накануне сражения, фигура маленького, ничтожного Наполеона и над всем этим высокое небо, составляли главное основание его горячечных представлений.
Тихая жизнь и спокойное семейное счастие в Лысых Горах представлялись ему. Он уже наслаждался этим счастием, когда вдруг являлся маленький Напoлеон с своим безучастным, ограниченным и счастливым от несчастия других взглядом, и начинались сомнения, муки, и только небо обещало успокоение. К утру все мечтания смешались и слились в хаос и мрак беспамятства и забвения, которые гораздо вероятнее, по мнению самого Ларрея, доктора Наполеона, должны были разрешиться смертью, чем выздоровлением.
– C'est un sujet nerveux et bilieux, – сказал Ларрей, – il n'en rechappera pas. [Это человек нервный и желчный, он не выздоровеет.]
Князь Андрей, в числе других безнадежных раненых, был сдан на попечение жителей.
В начале 1806 года Николай Ростов вернулся в отпуск. Денисов ехал тоже домой в Воронеж, и Ростов уговорил его ехать с собой до Москвы и остановиться у них в доме. На предпоследней станции, встретив товарища, Денисов выпил с ним три бутылки вина и подъезжая к Москве, несмотря на ухабы дороги, не просыпался, лежа на дне перекладных саней, подле Ростова, который, по мере приближения к Москве, приходил все более и более в нетерпение.
«Скоро ли? Скоро ли? О, эти несносные улицы, лавки, калачи, фонари, извозчики!» думал Ростов, когда уже они записали свои отпуски на заставе и въехали в Москву.
– Денисов, приехали! Спит! – говорил он, всем телом подаваясь вперед, как будто он этим положением надеялся ускорить движение саней. Денисов не откликался.
– Вот он угол перекресток, где Захар извозчик стоит; вот он и Захар, и всё та же лошадь. Вот и лавочка, где пряники покупали. Скоро ли? Ну!
– К какому дому то? – спросил ямщик.
– Да вон на конце, к большому, как ты не видишь! Это наш дом, – говорил Ростов, – ведь это наш дом! Денисов! Денисов! Сейчас приедем.
Денисов поднял голову, откашлялся и ничего не ответил.
– Дмитрий, – обратился Ростов к лакею на облучке. – Ведь это у нас огонь?
– Так точно с и у папеньки в кабинете светится.
– Еще не ложились? А? как ты думаешь? Смотри же не забудь, тотчас достань мне новую венгерку, – прибавил Ростов, ощупывая новые усы. – Ну же пошел, – кричал он ямщику. – Да проснись же, Вася, – обращался он к Денисову, который опять опустил голову. – Да ну же, пошел, три целковых на водку, пошел! – закричал Ростов, когда уже сани были за три дома от подъезда. Ему казалось, что лошади не двигаются. Наконец сани взяли вправо к подъезду; над головой своей Ростов увидал знакомый карниз с отбитой штукатуркой, крыльцо, тротуарный столб. Он на ходу выскочил из саней и побежал в сени. Дом также стоял неподвижно, нерадушно, как будто ему дела не было до того, кто приехал в него. В сенях никого не было. «Боже мой! все ли благополучно?» подумал Ростов, с замиранием сердца останавливаясь на минуту и тотчас пускаясь бежать дальше по сеням и знакомым, покривившимся ступеням. Всё та же дверная ручка замка, за нечистоту которой сердилась графиня, также слабо отворялась. В передней горела одна сальная свеча.
Старик Михайла спал на ларе. Прокофий, выездной лакей, тот, который был так силен, что за задок поднимал карету, сидел и вязал из покромок лапти. Он взглянул на отворившуюся дверь, и равнодушное, сонное выражение его вдруг преобразилось в восторженно испуганное.
– Батюшки, светы! Граф молодой! – вскрикнул он, узнав молодого барина. – Что ж это? Голубчик мой! – И Прокофий, трясясь от волненья, бросился к двери в гостиную, вероятно для того, чтобы объявить, но видно опять раздумал, вернулся назад и припал к плечу молодого барина.
– Здоровы? – спросил Ростов, выдергивая у него свою руку.
– Слава Богу! Всё слава Богу! сейчас только покушали! Дай на себя посмотреть, ваше сиятельство!
– Всё совсем благополучно?
– Слава Богу, слава Богу!
Ростов, забыв совершенно о Денисове, не желая никому дать предупредить себя, скинул шубу и на цыпочках побежал в темную, большую залу. Всё то же, те же ломберные столы, та же люстра в чехле; но кто то уж видел молодого барина, и не успел он добежать до гостиной, как что то стремительно, как буря, вылетело из боковой двери и обняло и стало целовать его. Еще другое, третье такое же существо выскочило из другой, третьей двери; еще объятия, еще поцелуи, еще крики, слезы радости. Он не мог разобрать, где и кто папа, кто Наташа, кто Петя. Все кричали, говорили и целовали его в одно и то же время. Только матери не было в числе их – это он помнил.
– А я то, не знал… Николушка… друг мой!
– Вот он… наш то… Друг мой, Коля… Переменился! Нет свечей! Чаю!
– Да меня то поцелуй!
– Душенька… а меня то.
Соня, Наташа, Петя, Анна Михайловна, Вера, старый граф, обнимали его; и люди и горничные, наполнив комнаты, приговаривали и ахали.
Петя повис на его ногах. – А меня то! – кричал он. Наташа, после того, как она, пригнув его к себе, расцеловала всё его лицо, отскочила от него и держась за полу его венгерки, прыгала как коза всё на одном месте и пронзительно визжала.
Со всех сторон были блестящие слезами радости, любящие глаза, со всех сторон были губы, искавшие поцелуя.
Соня красная, как кумач, тоже держалась за его руку и вся сияла в блаженном взгляде, устремленном в его глаза, которых она ждала. Соне минуло уже 16 лет, и она была очень красива, особенно в эту минуту счастливого, восторженного оживления. Она смотрела на него, не спуская глаз, улыбаясь и задерживая дыхание. Он благодарно взглянул на нее; но всё еще ждал и искал кого то. Старая графиня еще не выходила. И вот послышались шаги в дверях. Шаги такие быстрые, что это не могли быть шаги его матери.
Но это была она в новом, незнакомом еще ему, сшитом без него платье. Все оставили его, и он побежал к ней. Когда они сошлись, она упала на его грудь рыдая. Она не могла поднять лица и только прижимала его к холодным снуркам его венгерки. Денисов, никем не замеченный, войдя в комнату, стоял тут же и, глядя на них, тер себе глаза.
– Василий Денисов, друг вашего сына, – сказал он, рекомендуясь графу, вопросительно смотревшему на него.
– Милости прошу. Знаю, знаю, – сказал граф, целуя и обнимая Денисова. – Николушка писал… Наташа, Вера, вот он Денисов.
Те же счастливые, восторженные лица обратились на мохнатую фигуру Денисова и окружили его.
– Голубчик, Денисов! – визгнула Наташа, не помнившая себя от восторга, подскочила к нему, обняла и поцеловала его. Все смутились поступком Наташи. Денисов тоже покраснел, но улыбнулся и взяв руку Наташи, поцеловал ее.
Денисова отвели в приготовленную для него комнату, а Ростовы все собрались в диванную около Николушки.
Старая графиня, не выпуская его руки, которую она всякую минуту целовала, сидела с ним рядом; остальные, столпившись вокруг них, ловили каждое его движенье, слово, взгляд, и не спускали с него восторженно влюбленных глаз. Брат и сестры спорили и перехватывали места друг у друга поближе к нему, и дрались за то, кому принести ему чай, платок, трубку.
Ростов был очень счастлив любовью, которую ему выказывали; но первая минута его встречи была так блаженна, что теперешнего его счастия ему казалось мало, и он всё ждал чего то еще, и еще, и еще.
На другое утро приезжие спали с дороги до 10 го часа.
В предшествующей комнате валялись сабли, сумки, ташки, раскрытые чемоданы, грязные сапоги. Вычищенные две пары со шпорами были только что поставлены у стенки. Слуги приносили умывальники, горячую воду для бритья и вычищенные платья. Пахло табаком и мужчинами.
– Гей, Г'ишка, т'убку! – крикнул хриплый голос Васьки Денисова. – Ростов, вставай!
Ростов, протирая слипавшиеся глаза, поднял спутанную голову с жаркой подушки.
– А что поздно? – Поздно, 10 й час, – отвечал Наташин голос, и в соседней комнате послышалось шуршанье крахмаленных платьев, шопот и смех девичьих голосов, и в чуть растворенную дверь мелькнуло что то голубое, ленты, черные волоса и веселые лица. Это была Наташа с Соней и Петей, которые пришли наведаться, не встал ли.
– Николенька, вставай! – опять послышался голос Наташи у двери.
– Сейчас!
В это время Петя, в первой комнате, увидав и схватив сабли, и испытывая тот восторг, который испытывают мальчики, при виде воинственного старшего брата, и забыв, что сестрам неприлично видеть раздетых мужчин, отворил дверь.
– Это твоя сабля? – кричал он. Девочки отскочили. Денисов с испуганными глазами спрятал свои мохнатые ноги в одеяло, оглядываясь за помощью на товарища. Дверь пропустила Петю и опять затворилась. За дверью послышался смех.
– Николенька, выходи в халате, – проговорил голос Наташи.
– Это твоя сабля? – спросил Петя, – или это ваша? – с подобострастным уважением обратился он к усатому, черному Денисову.
Ростов поспешно обулся, надел халат и вышел. Наташа надела один сапог с шпорой и влезала в другой. Соня кружилась и только что хотела раздуть платье и присесть, когда он вышел. Обе были в одинаковых, новеньких, голубых платьях – свежие, румяные, веселые. Соня убежала, а Наташа, взяв брата под руку, повела его в диванную, и у них начался разговор. Они не успевали спрашивать друг друга и отвечать на вопросы о тысячах мелочей, которые могли интересовать только их одних. Наташа смеялась при всяком слове, которое он говорил и которое она говорила, не потому, чтобы было смешно то, что они говорили, но потому, что ей было весело и она не в силах была удерживать своей радости, выражавшейся смехом.
– Ах, как хорошо, отлично! – приговаривала она ко всему. Ростов почувствовал, как под влиянием жарких лучей любви, в первый раз через полтора года, на душе его и на лице распускалась та детская улыбка, которою он ни разу не улыбался с тех пор, как выехал из дома.
– Нет, послушай, – сказала она, – ты теперь совсем мужчина? Я ужасно рада, что ты мой брат. – Она тронула его усы. – Мне хочется знать, какие вы мужчины? Такие ли, как мы? Нет?
– Отчего Соня убежала? – спрашивал Ростов.
– Да. Это еще целая история! Как ты будешь говорить с Соней? Ты или вы?
– Как случится, – сказал Ростов.
– Говори ей вы, пожалуйста, я тебе после скажу.
– Да что же?
– Ну я теперь скажу. Ты знаешь, что Соня мой друг, такой друг, что я руку сожгу для нее. Вот посмотри. – Она засучила свой кисейный рукав и показала на своей длинной, худой и нежной ручке под плечом, гораздо выше локтя (в том месте, которое закрыто бывает и бальными платьями) красную метину.
– Это я сожгла, чтобы доказать ей любовь. Просто линейку разожгла на огне, да и прижала.
Сидя в своей прежней классной комнате, на диване с подушечками на ручках, и глядя в эти отчаянно оживленные глаза Наташи, Ростов опять вошел в тот свой семейный, детский мир, который не имел ни для кого никакого смысла, кроме как для него, но который доставлял ему одни из лучших наслаждений в жизни; и сожжение руки линейкой, для показания любви, показалось ему не бесполезно: он понимал и не удивлялся этому.
– Так что же? только? – спросил он.
– Ну так дружны, так дружны! Это что, глупости – линейкой; но мы навсегда друзья. Она кого полюбит, так навсегда; а я этого не понимаю, я забуду сейчас.
– Ну так что же?
– Да, так она любит меня и тебя. – Наташа вдруг покраснела, – ну ты помнишь, перед отъездом… Так она говорит, что ты это всё забудь… Она сказала: я буду любить его всегда, а он пускай будет свободен. Ведь правда, что это отлично, благородно! – Да, да? очень благородно? да? – спрашивала Наташа так серьезно и взволнованно, что видно было, что то, что она говорила теперь, она прежде говорила со слезами.
Ростов задумался.
– Я ни в чем не беру назад своего слова, – сказал он. – И потом, Соня такая прелесть, что какой же дурак станет отказываться от своего счастия?
– Нет, нет, – закричала Наташа. – Мы про это уже с нею говорили. Мы знали, что ты это скажешь. Но это нельзя, потому что, понимаешь, ежели ты так говоришь – считаешь себя связанным словом, то выходит, что она как будто нарочно это сказала. Выходит, что ты всё таки насильно на ней женишься, и выходит совсем не то.
Ростов видел, что всё это было хорошо придумано ими. Соня и вчера поразила его своей красотой. Нынче, увидав ее мельком, она ему показалась еще лучше. Она была прелестная 16 тилетняя девочка, очевидно страстно его любящая (в этом он не сомневался ни на минуту). Отчего же ему было не любить ее теперь, и не жениться даже, думал Ростов, но теперь столько еще других радостей и занятий! «Да, они это прекрасно придумали», подумал он, «надо оставаться свободным».
– Ну и прекрасно, – сказал он, – после поговорим. Ах как я тебе рад! – прибавил он.
– Ну, а что же ты, Борису не изменила? – спросил брат.
– Вот глупости! – смеясь крикнула Наташа. – Ни об нем и ни о ком я не думаю и знать не хочу.
– Вот как! Так ты что же?
– Я? – переспросила Наташа, и счастливая улыбка осветила ее лицо. – Ты видел Duport'a?
– Нет.
– Знаменитого Дюпора, танцовщика не видал? Ну так ты не поймешь. Я вот что такое. – Наташа взяла, округлив руки, свою юбку, как танцуют, отбежала несколько шагов, перевернулась, сделала антраша, побила ножкой об ножку и, став на самые кончики носков, прошла несколько шагов.
– Ведь стою? ведь вот, – говорила она; но не удержалась на цыпочках. – Так вот я что такое! Никогда ни за кого не пойду замуж, а пойду в танцовщицы. Только никому не говори.
Ростов так громко и весело захохотал, что Денисову из своей комнаты стало завидно, и Наташа не могла удержаться, засмеялась с ним вместе. – Нет, ведь хорошо? – всё говорила она.
– Хорошо, за Бориса уже не хочешь выходить замуж?
Наташа вспыхнула. – Я не хочу ни за кого замуж итти. Я ему то же самое скажу, когда увижу.
– Вот как! – сказал Ростов.
– Ну, да, это всё пустяки, – продолжала болтать Наташа. – А что Денисов хороший? – спросила она.
– Хороший.
– Ну и прощай, одевайся. Он страшный, Денисов?
– Отчего страшный? – спросил Nicolas. – Нет. Васька славный.
– Ты его Васькой зовешь – странно. А, что он очень хорош?
– Очень хорош.
– Ну, приходи скорей чай пить. Все вместе.
И Наташа встала на цыпочках и прошлась из комнаты так, как делают танцовщицы, но улыбаясь так, как только улыбаются счастливые 15 летние девочки. Встретившись в гостиной с Соней, Ростов покраснел. Он не знал, как обойтись с ней. Вчера они поцеловались в первую минуту радости свидания, но нынче они чувствовали, что нельзя было этого сделать; он чувствовал, что все, и мать и сестры, смотрели на него вопросительно и от него ожидали, как он поведет себя с нею. Он поцеловал ее руку и назвал ее вы – Соня . Но глаза их, встретившись, сказали друг другу «ты» и нежно поцеловались. Она просила своим взглядом у него прощения за то, что в посольстве Наташи она смела напомнить ему о его обещании и благодарила его за его любовь. Он своим взглядом благодарил ее за предложение свободы и говорил, что так ли, иначе ли, он никогда не перестанет любить ее, потому что нельзя не любить ее.
Государственная премия РСФСР имени И. Е. Репина — премия, ежегодно присуждаемая СМ РСФСР в области изобразительного искусства. Присуждалась в 1966—1991 годах ежегодно во всех жанрах изобразительной деятельности и за книги по искусству. Награждённым присваивалось звание «Лауреат Государственной премии РСФСР», вручался Почётный знак и диплом.
Лауреаты Государственной премии РСФСР имени И. Е. Репина
(список полный)
1966
- Коржев, Гелий Михайлович — за триптих «Коммунисты» (1957—1960): «Интернационал», «Поднимающий знамя», «Гомер (рабочая студия)»
- Моисеенко, Евсей Евсеевич — за картину «Красные пришли» (1961)
- Цигаль, Владимир Ефимович — за памятник генерал-лейтенанту Д. М. Карбышеву в Маутхаузене (Австрия) (1962)
1967
- Коновалова, Ольга Ивановна, Пенкина, Зоя Васильевна, Косс-Деньшина, Екатерина Иосифовна, Кошкина, Евдокия Захаровна — за создание образцов дымковской игрушки, развивающих традиции русского народного творчества
- Файдыш, Андрей Петрович (посмертно) — за скульптурные портреты К. Э. Циолковского и С. П. Королёва (1963—1966) из серии работ, посвящённых героям космоса
- Мочальский, Дмитрий Константинович — за картины «Новосёлы», «Молодожёны-целинники», «Красный уголок», «Заочники» из серии работ «Люди целины»
1968
- Стожаров, Владимир Фёдорович — за картины «Новый Север», «Белая ночь. Село Важгорт», «Суббота», «Село Большая Пысса», «Исады. переправа» из серии пейзажей «На севере России»
- Ткачёв, Сергей Петрович, Ткачёв, Алексей Петрович — за картины «За землю, за волю» и «Между боями»
- Ватагин, Василий Алексеевич — за серию анималистических скульптур
- Веселова, Вера Дмитриевна, Ельфина, Виктория Николаевна, Хумала, Эльза Яковлевна, Исакова, Капитолина Васильевна, Сибирцева, Варвара Васильевна, художники Вологодского кружевного объединения «Снежинка», — за создание высокохудожественных образцов кружевных материй
1969
- Лангинен, Лео Фомич — за серию скульптурных портретов «Наш современник»: «Помор», «Комсомолка 30-х годов», «Сиркка», «Тойво Антиканен», «Портрет спортсмена Миши Попова»
- Кугач, Юрий Петрович — за картины «В субботу», «Перед танцами», «Свадьба», «Селькор»
- Бусова, Александра Тимофеевна, Веселова, Ольга Николаевна, Доспалова, Екатерина Николаевна, Иванова Нина Ивановна, Киева, Зинаида Флегонтьевна, Лушина, Ольга Павловна, Сальникова, Нина Петровна, Синёва, Марфа Фёдоровна, художники Семёновской фабрики «Хохломская роспись» и Сёминской фабрики «Хохломской художник», — за создание высокохудожественных произведений прикладного искусства в традициях хохломской росписи
1970
- Ромадин, Николай Михайлович — за картины «У сельсовета», «Есенинский вечер», «У лесного кургана», «Золотая речка»
- Пленкин, Борис Алексеевич — за серию скульптурных произведений «Рабочий класс» («Рабочий», «Молодые сталевары», «Портрет работницы Кати Ивановой»)
- Воробьёвский, Алексей Викторович, Городецкий, Владимир Михайлович, Криммер, Эдуард Менделевич, Лепорская, Анна Александровна, Славина, Нина Павловна, художники ЛФЗ имени М. В. Ломоносова; Леонов, Пётр Васильевич, художник ДФЗ; Смирнов, Евгений Петрович, художник Дмитровского ФЗ, — за создание высокохудожественных образцов фарфоровых изделий
- Зиновьев, Николай Михайлович, Зубкова, Тамара Ивановна, Котухина, Анна Александровна, художники художественно-производственных мастерских Палехского отделения Художественного фонда РСФСР; Фомичёв, Иван Александрович, Фомичёв, Лев Александрович, Шишаков, Николай Иванович, художник мастерской фабрики «Пролетарское искусство»; Чижов, Михаил Степанович, Страхов, Иван Иванович, художники Федоскинской ФМЖ; Бабурин, Николай Иванович, Киселёв, Борис Иванович, художники Холуйской ФХЛМ, — за создание высокохудожественных произведений лаковой миниатюры
1971
- Гаврилов Владимир Николаевич (посмертно) — за картины «Дмитрий Фёдорович с приёмным сыном», «За родную землю», «Радостный март»
- Лактионов, Александр Иванович — за портреты лётчика-космонавта В. М. Комарова (1967), Героев Социалистического Труда Ф. Н. Петрова и П. И. Воеводина
- Нечитайло, Василий Кириллович — за картины «На Красной площади», «За Советскую власть»
- Абдурахманов, Абдулла Магомедович, Абдулаев, Идрис Абдулаевич, Алиханов, Расул Алиханович, Гимбатов Базарган Гимбатович, Кишев, Гаджи Магомедович, Магомедов, Гаджибахмуд Магомедович, Чабкаев, Гасангусейн Мусаевич, мастера-художники Кубачинского комбината художественных изделий, Унцкульской художественной фабрики и Гоцатлинского комбината художественных изделий ДАССР, — за создание высокохудожественных произведений народного искусства из серебра и дерева
1972
- Пластов, Аркадий Александрович (посмертно) — за картины «Костёр в поле», «Из прошлого» и портреты современников
- Аракчаа, Раиса Ажиевна, Байынды, Байыр Сарыгович, Тойбухаа, Хертек Каштайович, Хертек, Мижит-Дорж Сегбейович — за создание высокохудожественных произведений народного искусства из камня
- Андреева, Анна Алексеевна, Архангельская, Ирина Павловна, Бобкова, Зоя Васильевна, Балагурова, Нина Сергеевна, Елецкая, Надежда Николаевна, Жовтис, Наталья Моисеевна, Заславская, Суламифь Александровна, Подъяпольская, Анна Николаевна, Скворцова, Елена Николаевна — за создание высокохудожественных образцов тканей для массового производства
1973
- Грицай, Алексей Михайлович — за пейзажи «Бурный день», «Апрельский вечер», «Овраг. Весна», «Подснежники», «Восход луны»
- Мальцев, Пётр Тарасович, Присекин, Николай Сергеевич — за диораму «Бой воздушного десанта под Вязьмой зимой 1942 года»
- Ряузов, Борис Яковлевич — за серию картин «Исторические места Сибири, связанные с деятельностью В. И. Ленина»: «Дом, где жил В. И. Ленин», «Шушенское. Окно В. И. Ульянова», «Енисей. Шторм стихает», «Шушенские просторы», «Енисей перед снегопадом»
1974
- Курнаков, Андрей Ильич — за серию портретов «Наши современники» (портреты Героя Социалистического Труда В. Я. Прибыльнова, хирурга В. И. Заикина, художника К. С. Андросова)
- Сидоров, Валентин Михайлович — за серию картин «Моя Родина»
- Комов, Олег Константинович — за скульптурные работы, посвящённые А. С. Пушкину
- Корнеев, Владимир Васильевич, Муратов, Владимир Сергеевич, Рогов, Евгений Иванович, Филатов Владимир Александрович — за создание для массового выпуска высокохудожественных образцов изделий из стекла на Гусевском хрустальном заводе МСПМ СССР
1975
- Зверьков, Ефрем Иванович — за картины «Голубой апрель», «Зимнее солнце», «В лесном краю», «Северная весна»
- Сафронов, Виктор Алексеевич — за картины «Клятва», «Гвардейское знамя», «Солдатское письмо»
- Томский, Николай Васильевич — за памятник М. И. Кутузову в Москве
- Григорян, Галина Сергеевна, Кузнецова, Мария Павловна, Махровская, Екатерина Владимировна, Николаева, Екатерина Яковлевна, Цыбина, Альбина Ивановна — за создание на текстильных предприятиях Ивановской области высокохудожественных образцов тканей для массового выпуска
1976
- Угаров, Борис Сергеевич — за картины «За землю, за волю», «Июнь. 1941 год», «Земля»
- Якупов, Харис Абдрахманович — за картины «Челнинские красавицы», «Передовые животнововды — пастухи Н. Зиганшин, Ш. и Г. Шакуровы»
- Кибальников, Александр Павлович — за памятник С. А. Есенину в Рязани
- Аммосов, Терентий Васильевич, Буторин, Николай Дмитриевич, Емрыкаин, Василий, Кривошеин, Геннадий Георгиевич, Пестерев, Семён Николаевич, Петров, Степан Никифорович, Сейгутегин, Иван Иванович, Тынатваль, Галина, Эмкуль, Вера, художники, — за создание высокохудожественных произведений народного искусства из кости (скульптура и гравировка)
1977
- Бродская, Лидия Исааковна — за картины «Весна», «Над просторами России», «Байкал»
- Загонек, Вячеслав Францевич — за картины «Морозное утро», «Май», «Утро»
- Головницкий, Лев Николаевич — за скульптурные композиции «Уральцы», «Гимн борцам», «Межи перепаханы»
- Гогин, Андрей Павлович, Гончарова, Нина Николаевна, Жмылёв, Владимир Васильевич, Лапшин, Евгений Петрович, Летков, Вячеслав Иванович, Мажаев, Николай Николаевич, Савельев, Михаил Петрович, художники, — за высокохудожественную роспись по металлу на Жостовской ФДР
1978
- Киселёв, Виктор Васильевич — за картины «Конный двор», «Комсомолка Люба», «Портрет брата», «Свадьба»
- Полюшенко, Андрей Петрович — за картины «На приокских просторах», «Октябрь», «Бородино. Поле русской славы», «Последний снег»
- Мечев, Мюд Мариевич — за создание высокохудожественных гравюр к карело-финскому народному эпосу «Калевала» и Никиреев, Станислав Михайлович — за создание высокохудожественных гравюр — пейзажей Подмосковья: «Соловьиные места», «Весенний мотив», «Зимний пейзаж», «Сельский пейзаж»
- Азарова, Людмила Павловна, Бессарабова, Наталия Ивановна, Дунашова, Татьяна Сергеевна, Окулова, Зинаида Васильевна, художники — за создание высокохудожественных керамических изделий в ПО «Гжель» Московской области
1979
- Морозов Александр Иванович — за серию пейзажей «Родные мотивы»
- Яковлев, Андрей Алексеевич — за картину «Счастливая»
- Золотарёв, Николай Николаевич — за оформление оперных спектаклей «Русалка» А. С. Даргомыжского, «Иоланта» П. И. Чайковского в ГАБТ и спектакля «Виринея» Л. Н. Сейфуллиной в МАМТ имени К. С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко
- Асвацатурьян, Акнуний Арсенович, Лаврова, Александра Петровна, Мунтян, Юрий Афанасьевич, Остроумов, Адольф Михайлович, Смирнов Борис Александрович, Тихомирова, Наталья Борисовна, художники, — за создание массовых серийных и уникальных изделий из хрусталя на ЛЗХС
1980
- Либеров, Алексей Николаевич — за серию пейзажей: «Весна на Иртыше», «Угрюм-река», «Над Васюганом», «Буровая Китаева», «Самотлорские месторождения»
- Сорокин, Иван Васильевич — за серию пейзажей «Любовь моя — Россия»: «Март. Последний снег», «Москва, Фрунзенская набережная», «Красная площадь», «Осенний вечер в Москве», «Зима в Суздале»
- Кирюхин, Олег Сергеевич — за скульптуру «БАМ»
- Павловский, Борис Васильевич, искусствовед, — за книги «Декоративно-прикладное искусство промышленного Урала», «Каслинский чугунный павильон»
1981
- Холмогоров, Алексей Павлович — за серию картин, посвящённым людям Советской Удмуртии
- Астапов, Василий Павлович — за серию скульптурных портретов «Наш современник»
- Захаров, Гурий Филиппович — за серию графических работ, посвящённых Москве
- Додонова, Ирина Петровна, Зубрицкий, Виктор Иванович, Ольшевская, Злата Александровна, Регунова, Екатерина Петровна, Рыжов, Семён Петрович, художники, — за серию высокохудожественных рисунков для павловских платков
1982
- Игошев, Владимир Александрович — за серию портретов «Люди таёжного края»: «Старая манси», «Портрет оленевода Ф. Н. Тихонова», «Песенка северяночки», «Молодой охотник», «Девочка из таёжного посёлка», «Старый охотник»
- Кукрыниксы — за иллюстрацию и оформление книги М. Е. Салтыкова-Щедрина «История одного города»
- Курдов, Валентин Иванович — за серию графических работ «Песни революции»
- Куландин, Николай Александрович, Хаунов, Александр Алексеевич, художники росписи по металлу; Матакова, Лидия Николаевна, Солдатова, Валентина Васильевна, мастера-ювелиры по филиграни, — за создание высокохудожественных произведений в технике «ростовская финифть»; Тараев, Михаил Михайлович, худождник декоративно-прикладного искусства, — за серию работ в фарфоре — чайные сервизы: «Русский сувенир», «Снегири», «Песнь о Дымке»
1983
- Жемерикин, Вячеслав Фёдорович — за картину «Возвращение»
- Фомин, Пётр Тимофеевич — за серию пейзажей «Родной край»
- Блинова, Анфиса Фёдоровна, Смирнова, Вера Ильинична, художники Кировской ФСКИ имени 8 Марта, — за создание высокохудожественных образцов строчевышитых и кружевных изделий; Шувалов, Евграф Сергеевич, худождник Дятьковского хрустального завода, — за создание серии художественныхизделий из хрусталя и стекла
- Аболина, Раиса Яковлевна, Веймарн, Борис Владимирович, Костина, Елена Михайловна, Сопоцинский, Олег Игоревич (посмертно), Шантыко, Нина Ивановна, искусствоведы, — за 2-томный труд «Советское изобразительное искусство 1917—1941», «Советское изобразительное искусство. 1941—1960»
1984
- Судаков, Павел Фёдорович — за работы последних лет: портреты писателей П. Л. Проскурина, В. И. Баныкина и другие картины
- Учаев, Анатолий Васильевич — за картины «Победитель», «Месяц хлебный»
- Переяславец, Михаил Владимирович — за скульптуры «Смоленские дороги», «Портрет командира», «Портрет В. В. Копчикова»
- Соколова, Лина Александровна, художник, — за гобелены «Мирный космос», «Вечность», «Утро»
1985
- Блок, Павел Павлович — за картины «Эшелон», «Весенний призыв», «Мир вашему дому»
- Жилинский, Дмитрий Дмитриевич — за картину «Ожидание»
- Рябинский, Евгений Владиславович — за картины «Вешние воды», «Земля тамбовская», «Зимний день в деревне»
- Коновалов, Аристарх Евстафьевич, гл. художник, Беспалова, Лилия Фёдоровна, Касатова, Фаина Никифоровна, Кубаткина, Лидия Александровна, Рукина, Тамара Михайловна, Соколова, Александра Васильевна, художники фабрики «Городецкая роспись» управления художественных промыслов Горьковского облисполкома, — за произведения, выполненные в традициях городецкой росписи по дереву
1986
- Аникушин, Михаил Константинович — за серию скульптурных портретов «Наш современник»: «Ткачиха В. Н. Голубева», «Рабочий В. С. Чичеров», «Балерина Г. С. Уланова», «Композитор Г. В. Свиридов»
- Брюсова, Вера Григорьевна, искусствовед, — за цикл научных исследований, посвящённых русской живописи XVII века: книги «Фрески Ярославля», «Гурий Никитин», «Фёдор Зубов», «Русская живопись XVII века»
- Кончаловский, Михаил Петрович — за натюрморты последних лет
- Осипов, Афанасий Николаевич — за картину «Мунха — праздник подлёдного лова» и пейзажи «Речка Аргомай», «Устье Иньяли»
1987
- Кириллова, Лариса Николаевна — за картины «Девчата у окна», «На реке», «После работы»
- Козлов, Сергей Иванович, Ларишев, Геннадий Иванович, Липицкий, Виктор Дмитриевич, Солонинкин, Николай Михайлович, Толстов, Александр Алексеевич — за произведения федоскинской лаковой миниатюры (1984—1986)
- Леняшин, Владимир Алексеевич, искусствовед, — за книги «Портретная живопись В. А. Серова 1900-х годов», «…Художников друг и советник. Современная живопись и проблемы критики»
- Цигаль, Виктор Ефимович, художник, — за работы, выполненные в технике металлопластики из серии «Шаги Октября»: «Красногвардейцы», «Первый трактор», «Субботник»
1988
- Клыков, Вячеслав Михайлович, скульптор; Снегирёв, Вячеслав Иванович, архитектор, — за памятник К. Н. Батюшкову в Вологде
- Харлов, Виктор Георгиевич — за цикл живописных произведений «Русиновская земля»
1989
- Иванов, Виктор Иванович — за картины «Похороны в Исадах», «Ледоход»
- Некрасова, Мария Александровна, искусствовед, — за монографию «Народное искусство как часть культуры»
- Цузмер, Ревекка Моисеевна, художник, — за цикл декоративных работ «Памяти поэта», посвящённый А. С. Пушкину
- Шмаринов, Алексей Дементьевич — за иллюстрации и художественное оформление книг «Кто с мечом», «На поле Куликовом», «Россия героическая»
1990
В ОБЛАСТИ ИЗОБРАЗИТЕЛЬНОГО ИСКУССТВА
- Васильев, Эдуард Иосифович — за картину «Политссыльный в Якутске»
- Федосов, Никита Петрович, — за пейзаж из цикла «Времена года»
ЗА РАБОТЫ И ПРОИЗВЕДЕНИЯ В ОБЛАСТИ НАРОДНОГО ХУДОЖЕСТВЕННОГО ТВОРЧЕСТВА
- Базаров, Баясхалан Цыпылович, Жагбаев, Батор Дамдин-Сурунович, Жамбалов, Булат Гэндэнович, Налханов, Геннадий Гомбоевич, Нохоров, Радна Дампилович, Санжеев, Дымбрыл Сосорович, Эрдынеев, Дмитрий Намжилович, Эрдынеев, Жамсаран Нимажапович, группа народных мастеров-ювелиров Бурятии, — за работы последних лет
1991
В ОБЛАСТИ ИЗОБРАЗИТЕЛЬНОГО ИСКУССТВА
- Телин, Владимир Никитович — за картину «Родительский день»
- Юхин, Владимир Яковлевич — за серию живописных произведений «Край родной»
ЗА РАБОТЫ И ПРОИЗВЕДЕНИЯ В ОБЛАСТИ НАРОДНОГО ХУДОЖЕСТВЕННОГО ТВОРЧЕСТВА
- Голованова, Татьяна Константиновна, Грумкова, Валентина Васильевна, Курбатова, Александра Васильевна, Линева, Мария Александровна, Лощинина, Татьяна Васильевна, Насонова, Нелли Козьминична, Пелёнкин, Михаил Михайлович, Поляков, Сергей Иванович, Рожко, Александр Иванович, Смирнова, Диана Алексеевна, народные мастера Рязанской области, — за произведения вышивки, кружевоплетения и традиционного скопинского гончарства последних лет
Примечание
- В Постановлениях 1990—1991 годов номинация премии указана как «в области изобразитиельного искусства» без упоминания имени И. Е. Репина
Источники
- Постановление Совета Министров РСФСР «О присуждении Государственных премий в области литературы, искусства и архитектуры». Газета «Советская Россия» от 29.12.1967; 28.12.1968; 26.12.1970; 29.12.1971; 29.12.1972; 21.12.1973; 21.12.1974; 26.12.1975; 25.12.1976; 29.12.1977; 28.12.1978; 21.12.1979; 20.12.1980; 27.12.1981; 15.12.1983; 27.12.1984; 26.12.1985; 22.12.1987; 28.12.1988; 28.12.1989; 11.12.1990. Газета «Советская культура» от 15.10.1966; 22.12.1982; 25.12.1986. Газета «Литературная Россия» от 9.1.1970.
Напишите отзыв о статье "Государственная премия РСФСР имени И. Е. Репина"
Отрывок, характеризующий Государственная премия РСФСР имени И. Е. Репина
– Кто старший? – сказал он, увидав пленных.Назвали полковника, князя Репнина.
– Вы командир кавалергардского полка императора Александра? – спросил Наполеон.
– Я командовал эскадроном, – отвечал Репнин.
– Ваш полк честно исполнил долг свой, – сказал Наполеон.
– Похвала великого полководца есть лучшая награда cолдату, – сказал Репнин.
– С удовольствием отдаю ее вам, – сказал Наполеон. – Кто этот молодой человек подле вас?
Князь Репнин назвал поручика Сухтелена.
Посмотрев на него, Наполеон сказал, улыбаясь:
– II est venu bien jeune se frotter a nous. [Молод же явился он состязаться с нами.]
– Молодость не мешает быть храбрым, – проговорил обрывающимся голосом Сухтелен.
– Прекрасный ответ, – сказал Наполеон. – Молодой человек, вы далеко пойдете!
Князь Андрей, для полноты трофея пленников выставленный также вперед, на глаза императору, не мог не привлечь его внимания. Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь к нему, употребил то самое наименование молодого человека – jeune homme, под которым Болконский в первый раз отразился в его памяти.
– Et vous, jeune homme? Ну, а вы, молодой человек? – обратился он к нему, – как вы себя чувствуете, mon brave?
Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»
Носилки тронулись. При каждом толчке он опять чувствовал невыносимую боль; лихорадочное состояние усилилось, и он начинал бредить. Те мечтания об отце, жене, сестре и будущем сыне и нежность, которую он испытывал в ночь накануне сражения, фигура маленького, ничтожного Наполеона и над всем этим высокое небо, составляли главное основание его горячечных представлений.
Тихая жизнь и спокойное семейное счастие в Лысых Горах представлялись ему. Он уже наслаждался этим счастием, когда вдруг являлся маленький Напoлеон с своим безучастным, ограниченным и счастливым от несчастия других взглядом, и начинались сомнения, муки, и только небо обещало успокоение. К утру все мечтания смешались и слились в хаос и мрак беспамятства и забвения, которые гораздо вероятнее, по мнению самого Ларрея, доктора Наполеона, должны были разрешиться смертью, чем выздоровлением.
– C'est un sujet nerveux et bilieux, – сказал Ларрей, – il n'en rechappera pas. [Это человек нервный и желчный, он не выздоровеет.]
Князь Андрей, в числе других безнадежных раненых, был сдан на попечение жителей.
В начале 1806 года Николай Ростов вернулся в отпуск. Денисов ехал тоже домой в Воронеж, и Ростов уговорил его ехать с собой до Москвы и остановиться у них в доме. На предпоследней станции, встретив товарища, Денисов выпил с ним три бутылки вина и подъезжая к Москве, несмотря на ухабы дороги, не просыпался, лежа на дне перекладных саней, подле Ростова, который, по мере приближения к Москве, приходил все более и более в нетерпение.
«Скоро ли? Скоро ли? О, эти несносные улицы, лавки, калачи, фонари, извозчики!» думал Ростов, когда уже они записали свои отпуски на заставе и въехали в Москву.
– Денисов, приехали! Спит! – говорил он, всем телом подаваясь вперед, как будто он этим положением надеялся ускорить движение саней. Денисов не откликался.
– Вот он угол перекресток, где Захар извозчик стоит; вот он и Захар, и всё та же лошадь. Вот и лавочка, где пряники покупали. Скоро ли? Ну!
– К какому дому то? – спросил ямщик.
– Да вон на конце, к большому, как ты не видишь! Это наш дом, – говорил Ростов, – ведь это наш дом! Денисов! Денисов! Сейчас приедем.
Денисов поднял голову, откашлялся и ничего не ответил.
– Дмитрий, – обратился Ростов к лакею на облучке. – Ведь это у нас огонь?
– Так точно с и у папеньки в кабинете светится.
– Еще не ложились? А? как ты думаешь? Смотри же не забудь, тотчас достань мне новую венгерку, – прибавил Ростов, ощупывая новые усы. – Ну же пошел, – кричал он ямщику. – Да проснись же, Вася, – обращался он к Денисову, который опять опустил голову. – Да ну же, пошел, три целковых на водку, пошел! – закричал Ростов, когда уже сани были за три дома от подъезда. Ему казалось, что лошади не двигаются. Наконец сани взяли вправо к подъезду; над головой своей Ростов увидал знакомый карниз с отбитой штукатуркой, крыльцо, тротуарный столб. Он на ходу выскочил из саней и побежал в сени. Дом также стоял неподвижно, нерадушно, как будто ему дела не было до того, кто приехал в него. В сенях никого не было. «Боже мой! все ли благополучно?» подумал Ростов, с замиранием сердца останавливаясь на минуту и тотчас пускаясь бежать дальше по сеням и знакомым, покривившимся ступеням. Всё та же дверная ручка замка, за нечистоту которой сердилась графиня, также слабо отворялась. В передней горела одна сальная свеча.
Старик Михайла спал на ларе. Прокофий, выездной лакей, тот, который был так силен, что за задок поднимал карету, сидел и вязал из покромок лапти. Он взглянул на отворившуюся дверь, и равнодушное, сонное выражение его вдруг преобразилось в восторженно испуганное.
– Батюшки, светы! Граф молодой! – вскрикнул он, узнав молодого барина. – Что ж это? Голубчик мой! – И Прокофий, трясясь от волненья, бросился к двери в гостиную, вероятно для того, чтобы объявить, но видно опять раздумал, вернулся назад и припал к плечу молодого барина.
– Здоровы? – спросил Ростов, выдергивая у него свою руку.
– Слава Богу! Всё слава Богу! сейчас только покушали! Дай на себя посмотреть, ваше сиятельство!
– Всё совсем благополучно?
– Слава Богу, слава Богу!
Ростов, забыв совершенно о Денисове, не желая никому дать предупредить себя, скинул шубу и на цыпочках побежал в темную, большую залу. Всё то же, те же ломберные столы, та же люстра в чехле; но кто то уж видел молодого барина, и не успел он добежать до гостиной, как что то стремительно, как буря, вылетело из боковой двери и обняло и стало целовать его. Еще другое, третье такое же существо выскочило из другой, третьей двери; еще объятия, еще поцелуи, еще крики, слезы радости. Он не мог разобрать, где и кто папа, кто Наташа, кто Петя. Все кричали, говорили и целовали его в одно и то же время. Только матери не было в числе их – это он помнил.
– А я то, не знал… Николушка… друг мой!
– Вот он… наш то… Друг мой, Коля… Переменился! Нет свечей! Чаю!
– Да меня то поцелуй!
– Душенька… а меня то.
Соня, Наташа, Петя, Анна Михайловна, Вера, старый граф, обнимали его; и люди и горничные, наполнив комнаты, приговаривали и ахали.
Петя повис на его ногах. – А меня то! – кричал он. Наташа, после того, как она, пригнув его к себе, расцеловала всё его лицо, отскочила от него и держась за полу его венгерки, прыгала как коза всё на одном месте и пронзительно визжала.
Со всех сторон были блестящие слезами радости, любящие глаза, со всех сторон были губы, искавшие поцелуя.
Соня красная, как кумач, тоже держалась за его руку и вся сияла в блаженном взгляде, устремленном в его глаза, которых она ждала. Соне минуло уже 16 лет, и она была очень красива, особенно в эту минуту счастливого, восторженного оживления. Она смотрела на него, не спуская глаз, улыбаясь и задерживая дыхание. Он благодарно взглянул на нее; но всё еще ждал и искал кого то. Старая графиня еще не выходила. И вот послышались шаги в дверях. Шаги такие быстрые, что это не могли быть шаги его матери.
Но это была она в новом, незнакомом еще ему, сшитом без него платье. Все оставили его, и он побежал к ней. Когда они сошлись, она упала на его грудь рыдая. Она не могла поднять лица и только прижимала его к холодным снуркам его венгерки. Денисов, никем не замеченный, войдя в комнату, стоял тут же и, глядя на них, тер себе глаза.
– Василий Денисов, друг вашего сына, – сказал он, рекомендуясь графу, вопросительно смотревшему на него.
– Милости прошу. Знаю, знаю, – сказал граф, целуя и обнимая Денисова. – Николушка писал… Наташа, Вера, вот он Денисов.
Те же счастливые, восторженные лица обратились на мохнатую фигуру Денисова и окружили его.
– Голубчик, Денисов! – визгнула Наташа, не помнившая себя от восторга, подскочила к нему, обняла и поцеловала его. Все смутились поступком Наташи. Денисов тоже покраснел, но улыбнулся и взяв руку Наташи, поцеловал ее.
Денисова отвели в приготовленную для него комнату, а Ростовы все собрались в диванную около Николушки.
Старая графиня, не выпуская его руки, которую она всякую минуту целовала, сидела с ним рядом; остальные, столпившись вокруг них, ловили каждое его движенье, слово, взгляд, и не спускали с него восторженно влюбленных глаз. Брат и сестры спорили и перехватывали места друг у друга поближе к нему, и дрались за то, кому принести ему чай, платок, трубку.
Ростов был очень счастлив любовью, которую ему выказывали; но первая минута его встречи была так блаженна, что теперешнего его счастия ему казалось мало, и он всё ждал чего то еще, и еще, и еще.
На другое утро приезжие спали с дороги до 10 го часа.
В предшествующей комнате валялись сабли, сумки, ташки, раскрытые чемоданы, грязные сапоги. Вычищенные две пары со шпорами были только что поставлены у стенки. Слуги приносили умывальники, горячую воду для бритья и вычищенные платья. Пахло табаком и мужчинами.
– Гей, Г'ишка, т'убку! – крикнул хриплый голос Васьки Денисова. – Ростов, вставай!
Ростов, протирая слипавшиеся глаза, поднял спутанную голову с жаркой подушки.
– А что поздно? – Поздно, 10 й час, – отвечал Наташин голос, и в соседней комнате послышалось шуршанье крахмаленных платьев, шопот и смех девичьих голосов, и в чуть растворенную дверь мелькнуло что то голубое, ленты, черные волоса и веселые лица. Это была Наташа с Соней и Петей, которые пришли наведаться, не встал ли.
– Николенька, вставай! – опять послышался голос Наташи у двери.
– Сейчас!
В это время Петя, в первой комнате, увидав и схватив сабли, и испытывая тот восторг, который испытывают мальчики, при виде воинственного старшего брата, и забыв, что сестрам неприлично видеть раздетых мужчин, отворил дверь.
– Это твоя сабля? – кричал он. Девочки отскочили. Денисов с испуганными глазами спрятал свои мохнатые ноги в одеяло, оглядываясь за помощью на товарища. Дверь пропустила Петю и опять затворилась. За дверью послышался смех.
– Николенька, выходи в халате, – проговорил голос Наташи.
– Это твоя сабля? – спросил Петя, – или это ваша? – с подобострастным уважением обратился он к усатому, черному Денисову.
Ростов поспешно обулся, надел халат и вышел. Наташа надела один сапог с шпорой и влезала в другой. Соня кружилась и только что хотела раздуть платье и присесть, когда он вышел. Обе были в одинаковых, новеньких, голубых платьях – свежие, румяные, веселые. Соня убежала, а Наташа, взяв брата под руку, повела его в диванную, и у них начался разговор. Они не успевали спрашивать друг друга и отвечать на вопросы о тысячах мелочей, которые могли интересовать только их одних. Наташа смеялась при всяком слове, которое он говорил и которое она говорила, не потому, чтобы было смешно то, что они говорили, но потому, что ей было весело и она не в силах была удерживать своей радости, выражавшейся смехом.
– Ах, как хорошо, отлично! – приговаривала она ко всему. Ростов почувствовал, как под влиянием жарких лучей любви, в первый раз через полтора года, на душе его и на лице распускалась та детская улыбка, которою он ни разу не улыбался с тех пор, как выехал из дома.
– Нет, послушай, – сказала она, – ты теперь совсем мужчина? Я ужасно рада, что ты мой брат. – Она тронула его усы. – Мне хочется знать, какие вы мужчины? Такие ли, как мы? Нет?
– Отчего Соня убежала? – спрашивал Ростов.
– Да. Это еще целая история! Как ты будешь говорить с Соней? Ты или вы?
– Как случится, – сказал Ростов.
– Говори ей вы, пожалуйста, я тебе после скажу.
– Да что же?
– Ну я теперь скажу. Ты знаешь, что Соня мой друг, такой друг, что я руку сожгу для нее. Вот посмотри. – Она засучила свой кисейный рукав и показала на своей длинной, худой и нежной ручке под плечом, гораздо выше локтя (в том месте, которое закрыто бывает и бальными платьями) красную метину.
– Это я сожгла, чтобы доказать ей любовь. Просто линейку разожгла на огне, да и прижала.
Сидя в своей прежней классной комнате, на диване с подушечками на ручках, и глядя в эти отчаянно оживленные глаза Наташи, Ростов опять вошел в тот свой семейный, детский мир, который не имел ни для кого никакого смысла, кроме как для него, но который доставлял ему одни из лучших наслаждений в жизни; и сожжение руки линейкой, для показания любви, показалось ему не бесполезно: он понимал и не удивлялся этому.
– Так что же? только? – спросил он.
– Ну так дружны, так дружны! Это что, глупости – линейкой; но мы навсегда друзья. Она кого полюбит, так навсегда; а я этого не понимаю, я забуду сейчас.
– Ну так что же?
– Да, так она любит меня и тебя. – Наташа вдруг покраснела, – ну ты помнишь, перед отъездом… Так она говорит, что ты это всё забудь… Она сказала: я буду любить его всегда, а он пускай будет свободен. Ведь правда, что это отлично, благородно! – Да, да? очень благородно? да? – спрашивала Наташа так серьезно и взволнованно, что видно было, что то, что она говорила теперь, она прежде говорила со слезами.
Ростов задумался.
– Я ни в чем не беру назад своего слова, – сказал он. – И потом, Соня такая прелесть, что какой же дурак станет отказываться от своего счастия?
– Нет, нет, – закричала Наташа. – Мы про это уже с нею говорили. Мы знали, что ты это скажешь. Но это нельзя, потому что, понимаешь, ежели ты так говоришь – считаешь себя связанным словом, то выходит, что она как будто нарочно это сказала. Выходит, что ты всё таки насильно на ней женишься, и выходит совсем не то.
Ростов видел, что всё это было хорошо придумано ими. Соня и вчера поразила его своей красотой. Нынче, увидав ее мельком, она ему показалась еще лучше. Она была прелестная 16 тилетняя девочка, очевидно страстно его любящая (в этом он не сомневался ни на минуту). Отчего же ему было не любить ее теперь, и не жениться даже, думал Ростов, но теперь столько еще других радостей и занятий! «Да, они это прекрасно придумали», подумал он, «надо оставаться свободным».
– Ну и прекрасно, – сказал он, – после поговорим. Ах как я тебе рад! – прибавил он.
– Ну, а что же ты, Борису не изменила? – спросил брат.
– Вот глупости! – смеясь крикнула Наташа. – Ни об нем и ни о ком я не думаю и знать не хочу.
– Вот как! Так ты что же?
– Я? – переспросила Наташа, и счастливая улыбка осветила ее лицо. – Ты видел Duport'a?
– Нет.
– Знаменитого Дюпора, танцовщика не видал? Ну так ты не поймешь. Я вот что такое. – Наташа взяла, округлив руки, свою юбку, как танцуют, отбежала несколько шагов, перевернулась, сделала антраша, побила ножкой об ножку и, став на самые кончики носков, прошла несколько шагов.
– Ведь стою? ведь вот, – говорила она; но не удержалась на цыпочках. – Так вот я что такое! Никогда ни за кого не пойду замуж, а пойду в танцовщицы. Только никому не говори.
Ростов так громко и весело захохотал, что Денисову из своей комнаты стало завидно, и Наташа не могла удержаться, засмеялась с ним вместе. – Нет, ведь хорошо? – всё говорила она.
– Хорошо, за Бориса уже не хочешь выходить замуж?
Наташа вспыхнула. – Я не хочу ни за кого замуж итти. Я ему то же самое скажу, когда увижу.
– Вот как! – сказал Ростов.
– Ну, да, это всё пустяки, – продолжала болтать Наташа. – А что Денисов хороший? – спросила она.
– Хороший.
– Ну и прощай, одевайся. Он страшный, Денисов?
– Отчего страшный? – спросил Nicolas. – Нет. Васька славный.
– Ты его Васькой зовешь – странно. А, что он очень хорош?
– Очень хорош.
– Ну, приходи скорей чай пить. Все вместе.
И Наташа встала на цыпочках и прошлась из комнаты так, как делают танцовщицы, но улыбаясь так, как только улыбаются счастливые 15 летние девочки. Встретившись в гостиной с Соней, Ростов покраснел. Он не знал, как обойтись с ней. Вчера они поцеловались в первую минуту радости свидания, но нынче они чувствовали, что нельзя было этого сделать; он чувствовал, что все, и мать и сестры, смотрели на него вопросительно и от него ожидали, как он поведет себя с нею. Он поцеловал ее руку и назвал ее вы – Соня . Но глаза их, встретившись, сказали друг другу «ты» и нежно поцеловались. Она просила своим взглядом у него прощения за то, что в посольстве Наташи она смела напомнить ему о его обещании и благодарила его за его любовь. Он своим взглядом благодарил ее за предложение свободы и говорил, что так ли, иначе ли, он никогда не перестанет любить ее, потому что нельзя не любить ее.
