Государственный совет Российской империи

Государственный совет Российской империи Государственный совѣтъ Россійской имперіи
Тип
Тип	Верхняя палата
История
Дата основания	1810
Дата упразднения	1917
Преемник	Временный совет Российской республики
Структура
Зал заседаний
Мариинский дворец

Государственный совет (также иногда сокращенно Госсовет)— высший законосовещательный орган Российской империи в 1810—1906 годах и верхняя палата законодательного учреждения Российской империи в 1906—1917 годах.

Государственный совет в 1810—1906 годах

О создании Государственного совета было объявлено манифестом «Образование Государственного совета» императора Александра I, изданным 1 (13) января 1810 года. Предшественником Госсовета был Непременный совет, учреждённый 30 марта (11 апреля) 1801 года, который неофициально также именовался Государственным советом, поэтому дату основания последнего иногда относят к 1801 году.

Образование Государственного совета было одним из элементов программы преобразования системы власти в России, разработанной М. М. Сперанским в рамках либеральных реформ начала XIX века. Цели его создания были подробно раскрыты в записке Сперанского «О необходимости учреждения Государственного совета».

Членов Государственного совета назначал и увольнял император, ими могли стать любые лица, вне зависимости от сословной принадлежности, чина, возраста и образования. Абсолютное большинство в Госсовете составляли дворяне, назначение в Госсовет в большинстве случаев было фактически пожизненным. По должности в число членов входили министры. Председатель и вице-председатель Государственного совета ежегодно назначались императором. В 1812—1865 годах председатель Госсовета был одновременно и председателем Комитета министров, среди членов Госсовета всегда были представители императорской фамилии, а с 1865 по 1905 год председателями Госсовета были великие князья (до 1881 года — Константин Николаевич, потом — Михаил Николаевич). Если на заседании Госсовета присутствовал император, то председательство переходило к нему. В 1810 году было 35 членов Государственного совета, в 1890 году — 60 членов, а в начале XX века их число достигло 90. Всего за 1802—1906 годы в Госсовете состояло 548 членов.

Полномочия Государственного совета предусматривали рассмотрение:

• новых законов или законодательных предположений, равно как и изменений в уже принятых законах;
• вопросов внутреннего управления, требующих отмены, ограничения, дополнения или разъяснения прежних законов;
• вопросов внутренней и внешней политики в чрезвычайных обстоятельствах;
• ежегодной сметы общих государственных приходов и расходов (с 1862 г. — государственной росписи доходов и расходов);
• отчетов Государственного контроля по исполнению росписи доходов и расходов (с 1836 г.);
• чрезвычайных финансовых мер и пр.

Государственный совет состоял из общего собрания, Государственной канцелярии, департаментов и постоянных комиссий. Кроме того, при нём действовали различные временные особые совещания, комитеты, присутствия и комиссии.

Все дела поступали в Госсовет только через Государственную канцелярию на имя возглавлявшего её государственного секретаря. После определения, принадлежит ли данное дело ведению Госсовета, государственный секретарь распределял его в соответствующее отделение канцелярии, которое готовило его к слушанию в соответствующем департаменте Госсовета. Срочные дела по повелению императора могли сразу передаваться в общее собрание Госсовета, но обычно дело сначала проходило соответствующий департамент, а потом уже попадало в общее собрание. Согласно манифесту 1 января 1810 года через Государственный совет должны были проходить все принимаемые законы, но на деле это правило соблюдалось не всегда. Решение в департаментах и общем собрании принималось большинством голосов, но император мог утвердить и мнение меньшинства Госсовета, если оно более отвечало его взглядам. Например, Александр I из 242 дел, по которым голоса в Совете разделились, утвердил мнение большинства лишь в 159 случаях (65,7 %), причем несколько раз поддержал мнение всего лишь одного члена Госсовета.

Согласно указу от 5 (17) апреля 1812 года Госсовет на время отсутствия императора подчинял себе министерства, а указ 29 августа (10 сентября) 1801 года, определял, что в случае продолжительного отсутствия императора в столице решения большинства общего собрания Госсовета принимают силу закона. В 1832 году полномочия Совета были несколько сокращены: министры перестали передавать ему ежегодные отчеты о своей деятельности.

15 (27) апреля 1842 года был принят новый документ, определяющий деятельность Совета, заменивший собой манифест 1810 г.: «Учреждение Государственного совета», разработанное комитетом под председательством князя И. В. Васильчикова. Новое положение несколько ограничило сферу деятельности Госсовета, обозначив ряд направлений законодательной деятельности, не подлежащих рассмотрению на его заседаниях, но одновременно и расширило её за счет административных дел и вопросов судопроизводства.

Департаменты Государственного совета до 1906 года

Департамент законов (1810—1906). Рассматривал законопроекты в области административно-территориального устройства, судопроизводства, налогообложения, существенных реформ государственного аппарата, проекты положений и штатов отдельных государственных учреждений, промышленных, финансовых и торговых обществ, общественных организаций.

Председатели: граф П. В. Завадовский (1810—1812), граф В. П. Кочубей (1812), светлейший князь П. В. Лопухин (1812—1819), князь Я. И. Лобанов-Ростовский (1819—1825), В. А. Пашков (1825—1832), граф И. В. Васильчиков (1832—1838), граф М. М. Сперанский (1838—1839), Д. В. Дашков (1839), граф Д. Н. Блудов (1840—1861), князь П. П. Гагарин (1862—1864), М. А. Корф (1864—1871), князь С. Н. Урусов (1871—1882), Е. П. Старицкий (1883), барон А. П. Николаи (1884—1889), граф Д. М. Сольский (1889—1892), М. Н. Островский (1893—1899), Э. В. Фриш (1900—1905).

Департамент гражданских и духовных дел (1810—1906). Рассматривал юридические вопросы и дела духовного управления: формы и порядок судопроизводства; толкование и применение в судебной практике отдельных статей гражданского и уголовного законодательства; возведение в дворянство и лишение такового, дела о присвоении княжеских, графских и баронских титулов; дела о наследственных, земельных и прочих имущественных спорах, об отчуждении недвижимого имущества на государственные нужды или его передаче из государственной собственности в частные руки; об учреждении новых епархий и приходов православных и иных вероисповеданий. Также в департаменте рассматривались дела, вызвавшие разногласия при решении их в Сенате или между Сенатом и отдельными министерствами.

Председатели: светлейший князь П. В. Лопухин (1810—1816), граф В. П. Кочубей (1816—1819), В. С. Попов (1819—1822), граф Н. С. Мордвинов (1822—1838), С. С. Кушников (1839), принц П. Г Ольденбургский (1842—1881), Д. Н. Замятнин (1881), В. П. Титов (1882—1883), Н. И. Стояновский (1884—1897), Э. В. Фриш (1897—1899), Н. Н. Селифонтов (1900), Н. Н. Герард (1902—1905).

Департамент государственной экономии (1810—1906). Занимался вопросами финансов, торговли, промышленности и народного просвещения. Рассматривал законопроекты, связанные с развитием экономики, государственных доходов и расходов, финансовые сметы министерств и главных управлений, отчеты государственных банков, вопросы налогообложения, предоставления привилегий отдельным акционерным обществам, дела по открытиям и изобретениям.

Председатели: Н. С. Мордвинов (1810—1812), светлейший князь П. В. Лопухин (1812—1816), Н. С. Мордвинов (1816—1818), граф Н. Н. Головин (1818—1821), князь А. Б. Куракин (1821—1829), граф Ю. П. Литта (1830—1839), граф В. В. Левашов (1839—1848), граф А. Д. Гурьев (1848—1861), П. Ф. Брок (1862—1863), К. В. Чевкин (1863—1873), А. А. Абаза (1874—1880), граф Э. Т. Баранов (1881—1884), А. А. Абаза (1884—1892), граф Д. М. Сольский (1893—1905)

Департамент военных дел (1810—1854). Рассматривал вопросы военного законодательства; комплектования и вооружения армии; создания центральных и местных учреждений военного ведомства; средствах для обеспечения его хозяйственных нужд; сословных и служебных правах и привилегиях лиц, причисленных к военному ведомству, их судебной и административной ответственности. Фактически перестал действовать в 1854 году, но его председатель назначался до 1858 года, а члены до 1859.

Председатели: граф А. А. Аракчеев (1810—1812), светлейший князь П. В. Лопухин (1812—1816), граф А. А. Аракчеев (1816—1826), граф П. А. Толстой (1827—1834), И. Л. Шаховской (1848—1858).

Временный департамент (1817). Был образован для рассмотрения и подготовки законопроектов в финансовой области: об учреждении Государственного коммерческого банка, Совета государственных кредитных установлений, а также введении питейного сбора и пр.

Департамент дел Царства Польского (1832—1862). Образован после упразднения конституционной автономии Царства Польского для рассмотрения общих вопросов политики в отношении польских земель, разработки соответствующих законопроектов, а также росписи доходов и расходов Царства Польского.

Председатели: князь И. Ф. Паскевич (1832—1856), князь М. Д. Горчаков (1856—1861).

Департамент промышленности, наук и торговли (1900—1906). Рассматривал законопроекты и бюджетные ассигнования в области развития промышленности и торговли, а также просвещения; дела об утверждении уставов акционерных обществ и железных дорог; выдаче привилегий на открытия и изобретения.

Председатель: Н. М. Чихачев (1900—1905).

Комиссии и другие органы Государственного совета до 1906 года

Комиссия составления законов (1810—1826). Образована в 1796 году для осуществления кодификации законодательства. С образованием Госсовета вошла в его состав. Упразднена в связи с созданием II отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии, взявшего на себя указанные функции. В 1882 году II Отделение было вновь передано Государственному совету, образовав Кодификационный отдел (1882—1893), упраздненный после передачи вопросов кодификации законодательства Государственной канцелярии.

Комиссия по принятию прошений (1810—1835). Была создана для принятия жалоб, связанных с деятельностью органов власти, а также прошений, связанных с назначением различного рода пособий. После 1835 года выведена из состава Госсовета и подчинена непосредственно императору. Существовала до 1884 года, после чего была преобразована в особую Канцелярию по принятию прошений, упразднённую в 1917 году.

Особое присутствие для предварительного рассмотрения жалоб на определения департаментов Сената (1884—1917). В его задачу входило рассмотрение жалоб на решения департаментов Сената и определение возможности передачи соответствующих дел на рассмотрение общего собрания Госсовета.

Государственный совет в 1906—1917 годах

Манифест 20 февраля 1906 года и новая редакция Основных законов Российской империи от 23 апреля 1906 учреждали Государственный совет как законодательный орган — верхнюю палату первого российского парламента, наряду с нижней палатой — Государственной думой.

Половина членов Государственного совета назначалась императором, другая половина — избиралась. Члены по выборам пользовались депутатской неприкосновенностью, в то время как члены по назначению оставались в первую очередь должностными лицами. Назначенные члены определялись в Госсовет по докладу председателя Совета Министров бессрочно. Списки назначенных часто превышали количество мест, поэтому 1 января каждого года 98 человек из списков определяли «на один год к присутствию» в общее собрание Государственного Совета. Общее число членов Госсовета по назначению не могло превышать число членов по выборам, их состав пересматривался ежегодно 1 января. Не попавшие «на один год к присутствию» из списка назначенных в Госсовет оставались на государственной службе, получали жалование членов Совета, но прав и обязанностей в общем собрании Госсовета не имели. Всего в первом составе Государственного совета было 196 членов (98 назначенных и 98 выбранных).

Избрание проводилось по 5 разрядам (куриям): от православного духовенства — 6 человек; от дворянских обществ — 18 человек; от губернских земских собраний — по одному от каждого; от академии наук и университетов — 6 человек; от совета торговли и мануфактур, биржевых комитетов и купеческих управ — 12 человек; кроме того 2 человека избирались от Финляндского сейма. Выборы были как прямыми (от губернских земских собраний) так и двухступенчатыми. Срок избрания членов по выборам составлял 9 лет. Каждые 3 года проводилась ротация, в результате которой выбывала 1/3 членов Совета по этим разрядам в очередном порядке. Это не касалось членов, избранных от земств, которые переизбирались каждые три года в полном составе. В Государственный совет не могли быть избраны лица, не имевшие права участвовать в выборах в Государственную Думу, лица моложе 40 лет или не окончившие курса в средних учебных заведениях и иностранные подданные. Председатель Государственного совета и его заместитель ежегодно назначались императором из числа членов Совета по назначению.

Статья 106-я Основных государственных законов определяла, что «Государственный совет и Государственная Дума пользуются равными в делах законодательства правами»; в реальности у Думы были определённые полномочия, которыми не обладал Совет. В случае прекращения или перерыва в деятельности Государственного совета и Государственной думы законопроект мог быть обсужден в Совете министров и утверждён императором в форме высочайшего указа, немедленно вступающего в силу. Но в большинстве случаев действовала обычная процедура: законопроект проходил через Думу и поступал в Госсовет. Здесь он обсуждался в соответствующей комиссии и департаменте, а затем — в общем собрании Совета.

Структура Государственного совета после 1906 года существенно изменилась. В нём помимо общего собрания и Государственной канцелярии осталось только два департамента (вместо четырёх), увеличилось число постоянно действующих комиссий. Заседания общего собрания Госсовета теперь стали публичными, на них могли присутствовать публика и представители прессы.

В Госсовете появились и свои политические группировки, объединявшие как выборных, так и назначенных членов: в 1906 г. образовались "Группа Правых, "Группа Центра и «Группа Левых»; в 1910 г. — «Кружок внепартийного объединения», в 1911 г. — «Группа Правого Центра».

В ходе Февральской революции 25 февраля 1917 года император Николай II издал указы о «перерыве в занятиях» Государственного совета и Государственной думы с планируемым сроком возобновления их деятельности не позднее апреля 1917. Однако свою деятельность Государственный совет так и не возобновил. Его общие собрания больше не собирались. С 1 мая 1917 года Временным правительством были упразднены должности членов Государственного совета по назначению. В декабре 1917 года Государственный совет был упразднен декретом Совета народных комиссаров.

Департаменты Государственного совета в 1906—1917 годах

Первый департамент сосредоточил в своих руках главным образом правовые вопросы. Он принимал решения по вопросам, которые вызвали разногласия в Сенате, между Сенатом и Министерством юстиции, Военным советом или Адмиралтейств-советом. Рассматривал дела, касающиеся ответственности за преступления, совершенные членами Государственного совета и Государственной думы, министрами и другими высшими чиновниками (занимавшими должности 1-3 классов по Табели о рангах), а также дела об утверждении в княжеском, графском и баронском достоинстве и др.

Председатель: А. А. Сабуров (1906—1916).

Второй департамент был специализирован на вопросах, связанных с финансами и экономикой. Он рассматривал годовые отчеты Министерства финансов, Государственного банка, Государственного дворянского земельного банка, Крестьянского поземельного банка, государственных сберегательных касс, дела связанные с частными железными дорогами, продажей частным лицам казенных земель и др.

Председатели: Ф. Г. Тернер (1906), Н. П. Петров (1906—1915), В. Н. Коковцов (1916—1917).

Политические группировки в составе Государственного совета в 1906—1917 годах

Группа Правых — организовалась в мае 1906 г. Костяк состава образовался из членов Госсовета по назначению. Численность группы постоянно возрастала: 1906 г — 56 членов, 1907 г. — 59 членов, 1908 г. — 66 членов, 1910 — 77 членов, 1915 — 70 членов, в феврале 1917 г. — 71 член. Внутри группы её участники делились на крайнее и умеренное течения. Крайнее крыло группы настаивало на том, что «…историческая задача России, русского правительства… состоит в том, чтобы обрусить все нерусское и оправославить все неправославное». Они считали недопустимым положение, при котором верховная власть «не регулирует жизни», а «является органом управляемым жизнью и подчиненным её течениям». Умеренное крыло группы, соглашаясь с монархизмом, тем не менее, возражало против «торжества все нивелирующей, все в своих руках централизующей бюрократии». В разные годы группу возглавляли: С. С. Гончаров (крайний; 1906—1908), П. Н. Дурново (крайний; 1908—1911 и 1911—1915), П. П. Кобылинский (крайний; 1911), А. А. Бобринский (умеренный; 1915—1916), И. Г. Щегловитов (умеренный; 1916), А. Ф. Трепов (умеренный; 1917).

Группа Правого Центра — официально организовавшаяся как самостоятельная группа в 1911 г., отколовшийся от «Группы Центра» «Кружок нейтгардтцев» названный по имени его вдохновителя. Поэтому эта группа отличалась наилучшей внутренней дисциплиной. Позднее к группе присоединились также некоторые депутаты из умеренного крыла «Группы Правых». Костяк группы состоял из выборных членов Госсовета. Солидаризируясь то с «Группой Центра», то с «Группой Правых» до 1915 г. именно эта группа оказывала главное влияние на исход голосования Госсовета. Несмотря на исход из неё членов, поддержавших идеи Прогрессивного блока, члены «Группы Правого Центра» отклонили предложение о коалиции «Группы Правых» против Прогрессивного блока. Численность группы отличалась постоянством — 20 депутатов. Глава группы: А. Б. Нейдгардт (1911—1917).

Кружок внепартийного объединения — образован в декабре 1910 г. беспартийными членами по назначению, некоторыми членами умеренно-правого крыла «Группы Правых» и «Группы Центра», отпавшими от своих групп. Численность: 1911 г. — 16 членов, 1912 г. — 12 членов, 1913 г. — 12 членов, в феврале 1917 г. — 18 членов. До 1915 г. — не имела общей идеологии, после группа солидаризировалась «Группой Центра», поддерживающей Прогрессивный блок. Главы группы: барон Ю. А. Икскуль фон Гильденбандт (1910—1911), князь Б. А. Васильчиков (1911—1917), граф В. Н. Коковцов (1917).

Группа Центра — образовалась в мае 1906 г. членом А. С. Ермолаевым из умеренно-либеральных членов Госсовета по назначению. Члены группы были достаточно разнородны по своим политическим воззрениям, формально объединяясь общей консервативно-либеральной платформой, близкой октябристской. Первоначально являясь крупнейшей группой Госсовета по численности состава(в 1906 г. — 100 членов), ввиду идейной разношерстности членов в 1907-12 гг. численно сокращалась и структурно дробилась (в 1910 г. — 87 членов; в 1911 — 63 членов; в феврале 1917 г. — 50 членов). С 1906-07 г. внутри группы возникли несколько подгрупп, голосовавших отдельно от группы по ряду проблем. В мае 1906 г. идейно выделилась подгруппа «Польское коло» (14 членов). В 1907 г. внутри «Гр. Центра» выделились ещё 2 подгруппы: «Кружок нейдгардтцев» (с 1911 г. — «Группа Правого Центра») (15-20 членов; в основном выборные от земств и поместные дворяне-остзейцы). Наиболее дисциплинированная и самостоятельная подгруппа из всех. Глава — А. Б. Нейдгардт. Объединял членов центра со смещением вправо в отношении голосования по национальным и религиозным вопросам. «Основная подгруппа» (в основном все назначенцы, часть выборных от земств, дворянства, землевладельцев) включала в себя оставшихся членов «Группы Центра». В 1909-12 гг. из основной подгруппы выделялась ещё «Торгово-промышленная подгруппа», объединявшая промышленников и финансистов голосовавших исходя из собственных и корпоративных интересов. В 1915-17 гг. — примкнула и возглавила в Госсовете Прогрессивный блок, тем самым став фактической оппозицией. Именное их позиция определяла голосования в тот период. Главы группы: А. С. Ермолаев (1906—1907), князь П. Н. Трубецкой (1907—1911), А. А. Сабуров (1912—1913), В. В. Меллер-Закомельский (1913—1917).

Группа Левых — образовалась в апреле-мае 1906 г. только из выборных депутатов-сторонников кадетской партии, но впоследствии отражала настроения околопрогрессистского толка (при этом сохранив в костяке руководства кадетов). Состояла только из выборных депутатов. Численность: 1906 — 13 членов; 1907 — 13 членов; 1908 — 16 членов, 1910 — 11 членов; 1911 — 6 членов; в феврале 1917 −19 членов. В 1915 г. группа примкнула к Прогрессивному блоку. Главы группы: Д. И. Багалей (1906), Д. Д. Гримм (1907—1917).

Председатели Государственного Совета

В 1810—1906 годах

1. Граф Николай Петрович Румянцев (1810—1812)
2. Князь Николай Иванович Салтыков (1812—1816)
3. Светлейший князь Пётр Васильевич Лопухин (1816—1827)
4. Князь Виктор Павлович Кочубей (1827—1834)
5. Граф Николай Николаевич Новосильцев (1834—1838)
6. Князь Илларион Васильевич Васильчиков (1838—1847)
7. Граф Василий Васильевич Левашов (1847—1848)
8. Светлейший князь Александр Иванович Чернышёв (1848—1856)
9. Князь Алексей Фёдорович Орлов (1856—1861)
10. Граф Дмитрий Николаевич Блудов (1862—1864)
11. Князь Павел Павлович Гагарин (1864—1865)
12. Великий князь Константин Николаевич (1865—1881)
13. Великий князь Михаил Николаевич (1881—1905)
14. Граф Дмитрий Мартынович Сольский (1905—1906)

В 1906—1917 годах

1. Эдуард Васильевич Фриш (1906—1907)
2. Михаил Григорьевич Акимов (1907—1914)
3. Иван Яковлевич Голубев (вр.и.о. 1914—1915)
4. Анатолий Николаевич Куломзин (1915—1916)
5. Иван Григорьевич Щегловитов (1917)

Помещения Государственного совета

Государственный совет как высший законосовещательный орган Российской империи долгое время располагался непосредственно в Зимнем дворце — в здании Большого Эрмитажа, где до сих пор сохранила своё название Советская лестница. Его заседания проходили в зале на первом этаже. После взрыва в Зимнем дворце 5 (17) февраля 1880 года при неудачном покушении на императора Александра II, государственный секретарь Е. А. Перетц писал специальную записку об обеспечении безопасности помещений Госсовета или его переводе в другое здание.

В 1885 году Государственный совет был перемещен в Мариинский дворец, где и находился вплоть до 1917 года. После преобразования Госсовета в 1906 году и значительного увеличения числа его членов, помещения Мариинского дворца были перестроены, в частности, расширен зал заседаний. Работы были закончены к 15 (28) октября 1908 года, а до той поры обновленный Совет заседал в помещении Петербургского Дворянского собрания, специально снимаемом для этой цели.

См. также

• Государственный совет Российской Федерации
• Государственная канцелярия
• Общий хронологический список членов Государственного совета Российской империи с 30 марта 1801 г. по 1917 г.

Источники и литература

Источники

• Манифест [www.hist.msu.ru/ER/Etext/gossovet.htm «Образование Государственного совета»] 1 января 1810 г. // Российское законодательство X—XX вв. Т.6: Законодательство первой половины XIX века. — М., 1988. — С. 61-78.
• «Учреждение Государственного совета» 15 апреля 1842 г.
• «Учреждение Государственного совета» 1886 г.
• «Учреждение Государственного совета» 30 марта 1901 г.
• Манифест [tomskhistory.lib.tomsk.ru/page.php?id=1290 «Об изменении учреждения Государственного Совета и о пересмотре учреждения Государственной Думы»] 20 февраля 1906 г.
• Указ «О переустройстве учреждения Государственного совета» от 20 февраля 1906 г.
• Свод основных государственных законов Российской империи в редакции 23 апреля 1906 г. (Глава 10 «О Государственном Совете и Государственной Думе и образе их действий»)
• [xn--d1aml.xn--h1aaridg8g.xn--p1ai/19/manifest-ob-obrazovanii-gosudarstvennogo-soveta/ Манифест «Об образовании Государственного совета»]. 01(13).01.1810. Проект Российского военно-исторического общества «100 главных документов российской истории».

Литература

• Даневский П. Н. История образования Государственного совета в России. — СПб., 1859.
• Щеглов В. Г. Государственный совет в России в особенности в царствование императора Александра I. История образования русского Государственного совета сравнительно с аналогичными западно-европейскими учреждениями. Историко-юридическое исследование. Т. 1-2. — Ярославль, 1891—1895.
• [elib.shpl.ru/ru/nodes/10613-rossiya-gosudarstvennyy-sovet-gosudarstvennyy-sovet-1801-1901-krat-ocherk-deyatelnosti-za-sto-let-suschestvovaniya-spb-1901#page/1/mode/grid/zoom/1 Государственный совет. 1801—1901.] — СПб., 1901. - 216 с.
• Щеглов В. Г. Государственный совет в России в первый век его образования и деятельности. — Ярославль, 1903.
• Государственная канцелярия. 1810—1910. — СПб., 1910.
• [dlib.rsl.ru/download.php?path=/rsl01003000000/rsl01003502000/rsl01003502123/rsl01003502123.pdf&size= Государственный совет]. / Автор-сост. М. Л. Левенсон. — Петроград: Тип. Петроградской тюрьмы, 1915. — 110 с., илл.
• Зайончковский П. А. Государственный совет. // Советская историческая энциклопедия. Т. 4. — М., 1963. — С. 646—647.
• Левенсон М. Л. [dlib.rsl.ru/viewer/01003502123 Государственный совет]. 2-е изд. — Петроград: Типография Петроградской Тюрьмы, 1915.
• Мальцева И. В. [www.law.edu.ru/magazine/article.asp?magID=5&magNum=5-6&magYear=1994&articleID=151735 Реформа Государственного совета в России в 1906 году]. // Правоведение. 1994. № 5-6. — С. 168—172.
• Мальцева И. В. [law.edu.ru/article/article.asp?articleID=151634 Учреждение Государственного совета 1842 года]. // Правоведение. 1995. № 2. — С. 102—108.
• Сенин А. С. Государственный совет. // Государственность России (конец XV в. — февраль 1917 г.): Словарь-справочник. Кн. 1. — М., 1996. — С. 278—280. ISBN 5-02-008597-9.
• Высшие и центральные государственные учреждения России. 1801—1917. Т. 1: Высшие государственные учреждения. — СПб., 1998.
• Бородин А. П. Государственный совет России (1906—1917). — Киров, 1999.
• Юртаева Е. А. Государственный совет в России (1906—1917 гг.) — М., 2001. — 200 с.
• Кодан С. В. [law.edu.ru/doc/document.asp?docID=1145201 ¨Постановить силу и блаженство империи Российской на незыблемом основании закона…¨: Государственный совет в России]. // Чиновник. 2002. № 1.
• Алексеева С. И. Святейший Синод и Государственный совет в России (вторая половина XIX в.) // Страницы Российской истории. Проблемы, события, люди. Сборник статей в честь академика РАН Б. В. Ананьича. СПб.: Дмитрий Буланин, 2003. С. 10–16.
• Алексеева С. И. Святейший Синод в системе высших и центральных государственных учреждений пореформенной России, 1856-1904. СПб.: Наука, 2003; 2-е изд., стер. СПб.: Наука, 2006. 276 с.
• Алексеева С. И. Основные этапы развития аппарата государственного управления в России // Алексеева С. И. Политическая история России. Ч. 1. IX - начало XX вв. / С. И. Алексеева, О. В. Егоренкова, Т. Н. Захарова. СПб.: БГТУ, 2005. С. 182-281.
• Михайловский М. Г. Государственный совет Российской империи. Председатели Государственного совета // Вестник Совета Федерации. 2006. № [www.council.gov.ru/files/journalsf/item/20060927111137.pdf 6], [www.council.gov.ru/files/journalsf/item/20060925103726.pdf 7], [www.council.gov.ru/files/journalsf/item/20061114133740.pdf 8], [www.council.gov.ru/files/journalsf/item/20061208145415.pdf 9].
• Шилов Д. Н., Кузьмин Ю. А. Члены Государственного совета Российской империи, 1801—1906: Биобиблиографический справочник. — СПб., 2007. — 992 с. ISBN 5-86007-515-4.
• Государственный совет Российской империи, 1906—1917: Энциклопедия. — М., 2008. — 343 с. ISBN 978-5-8243-0986-7.
• Михайловский М. Г. Государственный совет Российской империи. Государственные секретари. // Вестник Совета Федерации. 2007. №[www.council.gov.ru/files/journalsf/item/20070425100147.pdf 5], [www.council.gov.ru/files/journalsf/item/20070529144326.pdf 6], [www.council.gov.ru/files/journalsf/item/20070625121101.pdf 7], [www.council.gov.ru/files/journalsf/item/20070815130905.pdf 8], [www.council.gov.ru/files/journalsf/item/20070918092017.pdf 9], [www.council.gov.ru/files/journalsf/item/20071107165036.pdf 10], [www.council.gov.ru/files/journalsf/item/20071207135740.pdf 11], [web.archive.org/web/20110911105058/www.council.gov.ru/files/journalsf/item/20071220090008.pdf 12]; 2008. №[www.council.gov.ru/files/journalsf/item/20080219170504.pdf 1], [www.council.gov.ru/files/journalsf/item/20080303110243.pdf 2], [www.council.gov.ru/files/journalsf/item/20080407152708.pdf 3], [web.archive.org/web/20110910193242/www.council.gov.ru/files/journalsf/item/20080506153455.pdf 4], [www.council.gov.ru/files/journalsf/item/20080519143159.pdf 5], [web.archive.org/web/20110911214553/www.council.gov.ru/files/journalsf/item/20080620111639.pdf 6-7], [web.archive.org/web/20110911161857/www.council.gov.ru/files/journalsf/item/20080620111726.pdf 6-7], [www.council.gov.ru/files/journalsf/item/20080818155306.pdf 8-9], [www.council.gov.ru/files/journalsf/item/20080818155340.pdf 8-9].
• Государственный совет Российской империи. [www.council.gov.ru/files/journalsf/item/20090512162653.pdf (Список литературы.)] // Вестник Совета Федерации. 2009. № 5. — С. 78-79.

Отрывок, характеризующий Государственный совет Российской империи

Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.
Пьер был у него под рукою в Москве, и князь Василий устроил для него назначение в камер юнкеры, что тогда равнялось чину статского советника, и настоял на том, чтобы молодой человек с ним вместе ехал в Петербург и остановился в его доме. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал всё, что было нужно для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношении со всеми людьми, выше и ниже себя поставленными. Что то влекло его постоянно к людям сильнее или богаче его, и он одарен был редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми.
Пьер, сделавшись неожиданно богачом и графом Безухим, после недавнего одиночества и беззаботности, почувствовал себя до такой степени окруженным, занятым, что ему только в постели удавалось остаться одному с самим собою. Ему нужно было подписывать бумаги, ведаться с присутственными местами, о значении которых он не имел ясного понятия, спрашивать о чем то главного управляющего, ехать в подмосковное имение и принимать множество лиц, которые прежде не хотели и знать о его существовании, а теперь были бы обижены и огорчены, ежели бы он не захотел их видеть. Все эти разнообразные лица – деловые, родственники, знакомые – все были одинаково хорошо, ласково расположены к молодому наследнику; все они, очевидно и несомненно, были убеждены в высоких достоинствах Пьера. Беспрестанно он слышал слова: «С вашей необыкновенной добротой» или «при вашем прекрасном сердце», или «вы сами так чисты, граф…» или «ежели бы он был так умен, как вы» и т. п., так что он искренно начинал верить своей необыкновенной доброте и своему необыкновенному уму, тем более, что и всегда, в глубине души, ему казалось, что он действительно очень добр и очень умен. Даже люди, прежде бывшие злыми и очевидно враждебными, делались с ним нежными и любящими. Столь сердитая старшая из княжен, с длинной талией, с приглаженными, как у куклы, волосами, после похорон пришла в комнату Пьера. Опуская глаза и беспрестанно вспыхивая, она сказала ему, что очень жалеет о бывших между ними недоразумениях и что теперь не чувствует себя вправе ничего просить, разве только позволения, после постигшего ее удара, остаться на несколько недель в доме, который она так любила и где столько принесла жертв. Она не могла удержаться и заплакала при этих словах. Растроганный тем, что эта статуеобразная княжна могла так измениться, Пьер взял ее за руку и просил извинения, сам не зная, за что. С этого дня княжна начала вязать полосатый шарф для Пьера и совершенно изменилась к нему.
– Сделай это для нее, mon cher; всё таки она много пострадала от покойника, – сказал ему князь Василий, давая подписать какую то бумагу в пользу княжны.
Князь Василий решил, что эту кость, вексель в 30 т., надо было всё таки бросить бедной княжне с тем, чтобы ей не могло притти в голову толковать об участии князя Василия в деле мозаикового портфеля. Пьер подписал вексель, и с тех пор княжна стала еще добрее. Младшие сестры стали также ласковы к нему, в особенности самая младшая, хорошенькая, с родинкой, часто смущала Пьера своими улыбками и смущением при виде его.
Пьеру так естественно казалось, что все его любят, так казалось бы неестественно, ежели бы кто нибудь не полюбил его, что он не мог не верить в искренность людей, окружавших его. Притом ему не было времени спрашивать себя об искренности или неискренности этих людей. Ему постоянно было некогда, он постоянно чувствовал себя в состоянии кроткого и веселого опьянения. Он чувствовал себя центром какого то важного общего движения; чувствовал, что от него что то постоянно ожидается; что, не сделай он того, он огорчит многих и лишит их ожидаемого, а сделай то то и то то, всё будет хорошо, – и он делал то, что требовали от него, но это что то хорошее всё оставалось впереди.
Более всех других в это первое время как делами Пьера, так и им самим овладел князь Василий. Со смерти графа Безухого он не выпускал из рук Пьера. Князь Василий имел вид человека, отягченного делами, усталого, измученного, но из сострадания не могущего, наконец, бросить на произвол судьбы и плутов этого беспомощного юношу, сына его друга, apres tout, [в конце концов,] и с таким огромным состоянием. В те несколько дней, которые он пробыл в Москве после смерти графа Безухого, он призывал к себе Пьера или сам приходил к нему и предписывал ему то, что нужно было делать, таким тоном усталости и уверенности, как будто он всякий раз приговаривал:
«Vous savez, que je suis accable d'affaires et que ce n'est que par pure charite, que je m'occupe de vous, et puis vous savez bien, que ce que je vous propose est la seule chose faisable». [Ты знаешь, я завален делами; но было бы безжалостно покинуть тебя так; разумеется, что я тебе говорю, есть единственно возможное.]
– Ну, мой друг, завтра мы едем, наконец, – сказал он ему однажды, закрывая глаза, перебирая пальцами его локоть и таким тоном, как будто то, что он говорил, было давным давно решено между ними и не могло быть решено иначе.
– Завтра мы едем, я тебе даю место в своей коляске. Я очень рад. Здесь у нас всё важное покончено. А мне уж давно бы надо. Вот я получил от канцлера. Я его просил о тебе, и ты зачислен в дипломатический корпус и сделан камер юнкером. Теперь дипломатическая дорога тебе открыта.
Несмотря на всю силу тона усталости и уверенности, с которой произнесены были эти слова, Пьер, так долго думавший о своей карьере, хотел было возражать. Но князь Василий перебил его тем воркующим, басистым тоном, который исключал возможность перебить его речь и который употреблялся им в случае необходимости крайнего убеждения.
– Mais, mon cher, [Но, мой милый,] я это сделал для себя, для своей совести, и меня благодарить нечего. Никогда никто не жаловался, что его слишком любили; а потом, ты свободен, хоть завтра брось. Вот ты всё сам в Петербурге увидишь. И тебе давно пора удалиться от этих ужасных воспоминаний. – Князь Василий вздохнул. – Так так, моя душа. А мой камердинер пускай в твоей коляске едет. Ах да, я было и забыл, – прибавил еще князь Василий, – ты знаешь, mon cher, что у нас были счеты с покойным, так с рязанского я получил и оставлю: тебе не нужно. Мы с тобою сочтемся.
То, что князь Василий называл с «рязанского», было несколько тысяч оброка, которые князь Василий оставил у себя.
В Петербурге, так же как и в Москве, атмосфера нежных, любящих людей окружила Пьера. Он не мог отказаться от места или, скорее, звания (потому что он ничего не делал), которое доставил ему князь Василий, а знакомств, зовов и общественных занятий было столько, что Пьер еще больше, чем в Москве, испытывал чувство отуманенности, торопливости и всё наступающего, но не совершающегося какого то блага.
Из прежнего его холостого общества многих не было в Петербурге. Гвардия ушла в поход. Долохов был разжалован, Анатоль находился в армии, в провинции, князь Андрей был за границей, и потому Пьеру не удавалось ни проводить ночей, как он прежде любил проводить их, ни отводить изредка душу в дружеской беседе с старшим уважаемым другом. Всё время его проходило на обедах, балах и преимущественно у князя Василия – в обществе толстой княгини, его жены, и красавицы Элен.
Анна Павловна Шерер, так же как и другие, выказала Пьеру перемену, происшедшую в общественном взгляде на него.
Прежде Пьер в присутствии Анны Павловны постоянно чувствовал, что то, что он говорит, неприлично, бестактно, не то, что нужно; что речи его, кажущиеся ему умными, пока он готовит их в своем воображении, делаются глупыми, как скоро он громко выговорит, и что, напротив, самые тупые речи Ипполита выходят умными и милыми. Теперь всё, что ни говорил он, всё выходило charmant [очаровательно]. Ежели даже Анна Павловна не говорила этого, то он видел, что ей хотелось это сказать, и она только, в уважение его скромности, воздерживалась от этого.
В начале зимы с 1805 на 1806 год Пьер получил от Анны Павловны обычную розовую записку с приглашением, в котором было прибавлено: «Vous trouverez chez moi la belle Helene, qu'on ne se lasse jamais de voir». [у меня будет прекрасная Элен, на которую никогда не устанешь любоваться.]
Читая это место, Пьер в первый раз почувствовал, что между ним и Элен образовалась какая то связь, признаваемая другими людьми, и эта мысль в одно и то же время и испугала его, как будто на него накладывалось обязательство, которое он не мог сдержать, и вместе понравилась ему, как забавное предположение.
Вечер Анны Павловны был такой же, как и первый, только новинкой, которою угощала Анна Павловна своих гостей, был теперь не Мортемар, а дипломат, приехавший из Берлина и привезший самые свежие подробности о пребывании государя Александра в Потсдаме и о том, как два высочайшие друга поклялись там в неразрывном союзе отстаивать правое дело против врага человеческого рода. Пьер был принят Анной Павловной с оттенком грусти, относившейся, очевидно, к свежей потере, постигшей молодого человека, к смерти графа Безухого (все постоянно считали долгом уверять Пьера, что он очень огорчен кончиною отца, которого он почти не знал), – и грусти точно такой же, как и та высочайшая грусть, которая выражалась при упоминаниях об августейшей императрице Марии Феодоровне. Пьер почувствовал себя польщенным этим. Анна Павловна с своим обычным искусством устроила кружки своей гостиной. Большой кружок, где были князь Василий и генералы, пользовался дипломатом. Другой кружок был у чайного столика. Пьер хотел присоединиться к первому, но Анна Павловна, находившаяся в раздраженном состоянии полководца на поле битвы, когда приходят тысячи новых блестящих мыслей, которые едва успеваешь приводить в исполнение, Анна Павловна, увидев Пьера, тронула его пальцем за рукав.
– Attendez, j'ai des vues sur vous pour ce soir. [У меня есть на вас виды в этот вечер.] Она взглянула на Элен и улыбнулась ей. – Ma bonne Helene, il faut, que vous soyez charitable pour ma рauvre tante, qui a une adoration pour vous. Allez lui tenir compagnie pour 10 minutes. [Моя милая Элен, надо, чтобы вы были сострадательны к моей бедной тетке, которая питает к вам обожание. Побудьте с ней минут 10.] А чтоб вам не очень скучно было, вот вам милый граф, который не откажется за вами следовать.
Красавица направилась к тетушке, но Пьера Анна Павловна еще удержала подле себя, показывая вид, как будто ей надо сделать еще последнее необходимое распоряжение.
– Не правда ли, она восхитительна? – сказала она Пьеру, указывая на отплывающую величавую красавицу. – Et quelle tenue! [И как держит себя!] Для такой молодой девушки и такой такт, такое мастерское уменье держать себя! Это происходит от сердца! Счастлив будет тот, чьей она будет! С нею самый несветский муж будет невольно занимать самое блестящее место в свете. Не правда ли? Я только хотела знать ваше мнение, – и Анна Павловна отпустила Пьера.
Пьер с искренностью отвечал Анне Павловне утвердительно на вопрос ее об искусстве Элен держать себя. Ежели он когда нибудь думал об Элен, то думал именно о ее красоте и о том не обыкновенном ее спокойном уменьи быть молчаливо достойною в свете.
Тетушка приняла в свой уголок двух молодых людей, но, казалось, желала скрыть свое обожание к Элен и желала более выразить страх перед Анной Павловной. Она взглядывала на племянницу, как бы спрашивая, что ей делать с этими людьми. Отходя от них, Анна Павловна опять тронула пальчиком рукав Пьера и проговорила:
– J'espere, que vous ne direz plus qu'on s'ennuie chez moi, [Надеюсь, вы не скажете другой раз, что у меня скучают,] – и взглянула на Элен.
Элен улыбнулась с таким видом, который говорил, что она не допускала возможности, чтобы кто либо мог видеть ее и не быть восхищенным. Тетушка прокашлялась, проглотила слюни и по французски сказала, что она очень рада видеть Элен; потом обратилась к Пьеру с тем же приветствием и с той же миной. В середине скучливого и спотыкающегося разговора Элен оглянулась на Пьера и улыбнулась ему той улыбкой, ясной, красивой, которой она улыбалась всем. Пьер так привык к этой улыбке, так мало она выражала для него, что он не обратил на нее никакого внимания. Тетушка говорила в это время о коллекции табакерок, которая была у покойного отца Пьера, графа Безухого, и показала свою табакерку. Княжна Элен попросила посмотреть портрет мужа тетушки, который был сделан на этой табакерке.
– Это, верно, делано Винесом, – сказал Пьер, называя известного миниатюриста, нагибаясь к столу, чтоб взять в руки табакерку, и прислушиваясь к разговору за другим столом.
Он привстал, желая обойти, но тетушка подала табакерку прямо через Элен, позади ее. Элен нагнулась вперед, чтобы дать место, и, улыбаясь, оглянулась. Она была, как и всегда на вечерах, в весьма открытом по тогдашней моде спереди и сзади платье. Ее бюст, казавшийся всегда мраморным Пьеру, находился в таком близком расстоянии от его глаз, что он своими близорукими глазами невольно различал живую прелесть ее плеч и шеи, и так близко от его губ, что ему стоило немного нагнуться, чтобы прикоснуться до нее. Он слышал тепло ее тела, запах духов и скрып ее корсета при движении. Он видел не ее мраморную красоту, составлявшую одно целое с ее платьем, он видел и чувствовал всю прелесть ее тела, которое было закрыто только одеждой. И, раз увидав это, он не мог видеть иначе, как мы не можем возвратиться к раз объясненному обману.
«Так вы до сих пор не замечали, как я прекрасна? – как будто сказала Элен. – Вы не замечали, что я женщина? Да, я женщина, которая может принадлежать всякому и вам тоже», сказал ее взгляд. И в ту же минуту Пьер почувствовал, что Элен не только могла, но должна была быть его женою, что это не может быть иначе.
Он знал это в эту минуту так же верно, как бы он знал это, стоя под венцом с нею. Как это будет? и когда? он не знал; не знал даже, хорошо ли это будет (ему даже чувствовалось, что это нехорошо почему то), но он знал, что это будет.
Пьер опустил глаза, опять поднял их и снова хотел увидеть ее такою дальнею, чужою для себя красавицею, какою он видал ее каждый день прежде; но он не мог уже этого сделать. Не мог, как не может человек, прежде смотревший в тумане на былинку бурьяна и видевший в ней дерево, увидав былинку, снова увидеть в ней дерево. Она была страшно близка ему. Она имела уже власть над ним. И между ним и ею не было уже никаких преград, кроме преград его собственной воли.
– Bon, je vous laisse dans votre petit coin. Je vois, que vous y etes tres bien, [Хорошо, я вас оставлю в вашем уголке. Я вижу, вам там хорошо,] – сказал голос Анны Павловны.
И Пьер, со страхом вспоминая, не сделал ли он чего нибудь предосудительного, краснея, оглянулся вокруг себя. Ему казалось, что все знают, так же как и он, про то, что с ним случилось.
Через несколько времени, когда он подошел к большому кружку, Анна Павловна сказала ему:
– On dit que vous embellissez votre maison de Petersbourg. [Говорят, вы отделываете свой петербургский дом.]
(Это была правда: архитектор сказал, что это нужно ему, и Пьер, сам не зная, зачем, отделывал свой огромный дом в Петербурге.)
– C'est bien, mais ne demenagez pas de chez le prince Ваsile. Il est bon d'avoir un ami comme le prince, – сказала она, улыбаясь князю Василию. – J'en sais quelque chose. N'est ce pas? [Это хорошо, но не переезжайте от князя Василия. Хорошо иметь такого друга. Я кое что об этом знаю. Не правда ли?] А вы еще так молоды. Вам нужны советы. Вы не сердитесь на меня, что я пользуюсь правами старух. – Она замолчала, как молчат всегда женщины, чего то ожидая после того, как скажут про свои года. – Если вы женитесь, то другое дело. – И она соединила их в один взгляд. Пьер не смотрел на Элен, и она на него. Но она была всё так же страшно близка ему. Он промычал что то и покраснел.
Вернувшись домой, Пьер долго не мог заснуть, думая о том, что с ним случилось. Что же случилось с ним? Ничего. Он только понял, что женщина, которую он знал ребенком, про которую он рассеянно говорил: «да, хороша», когда ему говорили, что Элен красавица, он понял, что эта женщина может принадлежать ему.
«Но она глупа, я сам говорил, что она глупа, – думал он. – Что то гадкое есть в том чувстве, которое она возбудила во мне, что то запрещенное. Мне говорили, что ее брат Анатоль был влюблен в нее, и она влюблена в него, что была целая история, и что от этого услали Анатоля. Брат ее – Ипполит… Отец ее – князь Василий… Это нехорошо», думал он; и в то же время как он рассуждал так (еще рассуждения эти оставались неоконченными), он заставал себя улыбающимся и сознавал, что другой ряд рассуждений всплывал из за первых, что он в одно и то же время думал о ее ничтожестве и мечтал о том, как она будет его женой, как она может полюбить его, как она может быть совсем другою, и как всё то, что он об ней думал и слышал, может быть неправдою. И он опять видел ее не какою то дочерью князя Василья, а видел всё ее тело, только прикрытое серым платьем. «Но нет, отчего же прежде не приходила мне в голову эта мысль?» И опять он говорил себе, что это невозможно; что что то гадкое, противоестественное, как ему казалось, нечестное было бы в этом браке. Он вспоминал ее прежние слова, взгляды, и слова и взгляды тех, кто их видал вместе. Он вспомнил слова и взгляды Анны Павловны, когда она говорила ему о доме, вспомнил тысячи таких намеков со стороны князя Василья и других, и на него нашел ужас, не связал ли он уж себя чем нибудь в исполнении такого дела, которое, очевидно, нехорошо и которое он не должен делать. Но в то же время, как он сам себе выражал это решение, с другой стороны души всплывал ее образ со всею своею женственной красотою.


В ноябре месяце 1805 года князь Василий должен был ехать на ревизию в четыре губернии. Он устроил для себя это назначение с тем, чтобы побывать заодно в своих расстроенных имениях, и захватив с собой (в месте расположения его полка) сына Анатоля, с ним вместе заехать к князю Николаю Андреевичу Болконскому с тем, чтоб женить сына на дочери этого богатого старика. Но прежде отъезда и этих новых дел, князю Василью нужно было решить дела с Пьером, который, правда, последнее время проводил целые дни дома, т. е. у князя Василья, у которого он жил, был смешон, взволнован и глуп (как должен быть влюбленный) в присутствии Элен, но всё еще не делал предложения.
«Tout ca est bel et bon, mais il faut que ca finisse», [Всё это хорошо, но надо это кончить,] – сказал себе раз утром князь Василий со вздохом грусти, сознавая, что Пьер, стольким обязанный ему (ну, да Христос с ним!), не совсем хорошо поступает в этом деле. «Молодость… легкомыслие… ну, да Бог с ним, – подумал князь Василий, с удовольствием чувствуя свою доброту: – mais il faut, que ca finisse. После завтра Лёлины именины, я позову кое кого, и ежели он не поймет, что он должен сделать, то уже это будет мое дело. Да, мое дело. Я – отец!»
Пьер полтора месяца после вечера Анны Павловны и последовавшей за ним бессонной, взволнованной ночи, в которую он решил, что женитьба на Элен была бы несчастие, и что ему нужно избегать ее и уехать, Пьер после этого решения не переезжал от князя Василья и с ужасом чувствовал, что каждый день он больше и больше в глазах людей связывается с нею, что он не может никак возвратиться к своему прежнему взгляду на нее, что он не может и оторваться от нее, что это будет ужасно, но что он должен будет связать с нею свою судьбу. Может быть, он и мог бы воздержаться, но не проходило дня, чтобы у князя Василья (у которого редко бывал прием) не было бы вечера, на котором должен был быть Пьер, ежели он не хотел расстроить общее удовольствие и обмануть ожидания всех. Князь Василий в те редкие минуты, когда бывал дома, проходя мимо Пьера, дергал его за руку вниз, рассеянно подставлял ему для поцелуя выбритую, морщинистую щеку и говорил или «до завтра», или «к обеду, а то я тебя не увижу», или «я для тебя остаюсь» и т. п. Но несмотря на то, что, когда князь Василий оставался для Пьера (как он это говорил), он не говорил с ним двух слов, Пьер не чувствовал себя в силах обмануть его ожидания. Он каждый день говорил себе всё одно и одно: «Надо же, наконец, понять ее и дать себе отчет: кто она? Ошибался ли я прежде или теперь ошибаюсь? Нет, она не глупа; нет, она прекрасная девушка! – говорил он сам себе иногда. – Никогда ни в чем она не ошибается, никогда она ничего не сказала глупого. Она мало говорит, но то, что она скажет, всегда просто и ясно. Так она не глупа. Никогда она не смущалась и не смущается. Так она не дурная женщина!» Часто ему случалось с нею начинать рассуждать, думать вслух, и всякий раз она отвечала ему на это либо коротким, но кстати сказанным замечанием, показывавшим, что ее это не интересует, либо молчаливой улыбкой и взглядом, которые ощутительнее всего показывали Пьеру ее превосходство. Она была права, признавая все рассуждения вздором в сравнении с этой улыбкой.
Она обращалась к нему всегда с радостной, доверчивой, к нему одному относившейся улыбкой, в которой было что то значительней того, что было в общей улыбке, украшавшей всегда ее лицо. Пьер знал, что все ждут только того, чтобы он, наконец, сказал одно слово, переступил через известную черту, и он знал, что он рано или поздно переступит через нее; но какой то непонятный ужас охватывал его при одной мысли об этом страшном шаге. Тысячу раз в продолжение этого полутора месяца, во время которого он чувствовал себя всё дальше и дальше втягиваемым в ту страшившую его пропасть, Пьер говорил себе: «Да что ж это? Нужна решимость! Разве нет у меня ее?»
Он хотел решиться, но с ужасом чувствовал, что не было у него в этом случае той решимости, которую он знал в себе и которая действительно была в нем. Пьер принадлежал к числу тех людей, которые сильны только тогда, когда они чувствуют себя вполне чистыми. А с того дня, как им владело то чувство желания, которое он испытал над табакеркой у Анны Павловны, несознанное чувство виноватости этого стремления парализировало его решимость.
В день именин Элен у князя Василья ужинало маленькое общество людей самых близких, как говорила княгиня, родные и друзья. Всем этим родным и друзьям дано было чувствовать, что в этот день должна решиться участь именинницы.
Гости сидели за ужином. Княгиня Курагина, массивная, когда то красивая, представительная женщина сидела на хозяйском месте. По обеим сторонам ее сидели почетнейшие гости – старый генерал, его жена, Анна Павловна Шерер; в конце стола сидели менее пожилые и почетные гости, и там же сидели домашние, Пьер и Элен, – рядом. Князь Василий не ужинал: он похаживал вокруг стола, в веселом расположении духа, подсаживаясь то к тому, то к другому из гостей. Каждому он говорил небрежное и приятное слово, исключая Пьера и Элен, которых присутствия он не замечал, казалось. Князь Василий оживлял всех. Ярко горели восковые свечи, блестели серебро и хрусталь посуды, наряды дам и золото и серебро эполет; вокруг стола сновали слуги в красных кафтанах; слышались звуки ножей, стаканов, тарелок и звуки оживленного говора нескольких разговоров вокруг этого стола. Слышно было, как старый камергер в одном конце уверял старушку баронессу в своей пламенной любви к ней и ее смех; с другой – рассказ о неуспехе какой то Марьи Викторовны. У середины стола князь Василий сосредоточил вокруг себя слушателей. Он рассказывал дамам, с шутливой улыбкой на губах, последнее – в среду – заседание государственного совета, на котором был получен и читался Сергеем Кузьмичем Вязмитиновым, новым петербургским военным генерал губернатором, знаменитый тогда рескрипт государя Александра Павловича из армии, в котором государь, обращаясь к Сергею Кузьмичу, говорил, что со всех сторон получает он заявления о преданности народа, и что заявление Петербурга особенно приятно ему, что он гордится честью быть главою такой нации и постарается быть ее достойным. Рескрипт этот начинался словами: Сергей Кузьмич! Со всех сторон доходят до меня слухи и т. д.
– Так таки и не пошло дальше, чем «Сергей Кузьмич»? – спрашивала одна дама.
– Да, да, ни на волос, – отвечал смеясь князь Василий. – Сергей Кузьмич… со всех сторон. Со всех сторон, Сергей Кузьмич… Бедный Вязмитинов никак не мог пойти далее. Несколько раз он принимался снова за письмо, но только что скажет Сергей … всхлипывания… Ку…зьми…ч – слезы… и со всех сторон заглушаются рыданиями, и дальше он не мог. И опять платок, и опять «Сергей Кузьмич, со всех сторон», и слезы… так что уже попросили прочесть другого.
– Кузьмич… со всех сторон… и слезы… – повторил кто то смеясь.
– Не будьте злы, – погрозив пальцем, с другого конца стола, проговорила Анна Павловна, – c'est un si brave et excellent homme notre bon Viasmitinoff… [Это такой прекрасный человек, наш добрый Вязмитинов…]
Все очень смеялись. На верхнем почетном конце стола все были, казалось, веселы и под влиянием самых различных оживленных настроений; только Пьер и Элен молча сидели рядом почти на нижнем конце стола; на лицах обоих сдерживалась сияющая улыбка, не зависящая от Сергея Кузьмича, – улыбка стыдливости перед своими чувствами. Что бы ни говорили и как бы ни смеялись и шутили другие, как бы аппетитно ни кушали и рейнвейн, и соте, и мороженое, как бы ни избегали взглядом эту чету, как бы ни казались равнодушны, невнимательны к ней, чувствовалось почему то, по изредка бросаемым на них взглядам, что и анекдот о Сергее Кузьмиче, и смех, и кушанье – всё было притворно, а все силы внимания всего этого общества были обращены только на эту пару – Пьера и Элен. Князь Василий представлял всхлипыванья Сергея Кузьмича и в это время обегал взглядом дочь; и в то время как он смеялся, выражение его лица говорило: «Так, так, всё хорошо идет; нынче всё решится». Анна Павловна грозила ему за notre bon Viasmitinoff, а в глазах ее, которые мельком блеснули в этот момент на Пьера, князь Василий читал поздравление с будущим зятем и счастием дочери. Старая княгиня, предлагая с грустным вздохом вина своей соседке и сердито взглянув на дочь, этим вздохом как будто говорила: «да, теперь нам с вами ничего больше не осталось, как пить сладкое вино, моя милая; теперь время этой молодежи быть так дерзко вызывающе счастливой». «И что за глупость всё то, что я рассказываю, как будто это меня интересует, – думал дипломат, взглядывая на счастливые лица любовников – вот это счастие!»
Среди тех ничтожно мелких, искусственных интересов, которые связывали это общество, попало простое чувство стремления красивых и здоровых молодых мужчины и женщины друг к другу. И это человеческое чувство подавило всё и парило над всем их искусственным лепетом. Шутки были невеселы, новости неинтересны, оживление – очевидно поддельно. Не только они, но лакеи, служившие за столом, казалось, чувствовали то же и забывали порядки службы, заглядываясь на красавицу Элен с ее сияющим лицом и на красное, толстое, счастливое и беспокойное лицо Пьера. Казалось, и огни свечей сосредоточены были только на этих двух счастливых лицах.
Пьер чувствовал, что он был центром всего, и это положение и радовало и стесняло его. Он находился в состоянии человека, углубленного в какое нибудь занятие. Он ничего ясно не видел, не понимал и не слыхал. Только изредка, неожиданно, мелькали в его душе отрывочные мысли и впечатления из действительности.
«Так уж всё кончено! – думал он. – И как это всё сделалось? Так быстро! Теперь я знаю, что не для нее одной, не для себя одного, но и для всех это должно неизбежно свершиться. Они все так ждут этого , так уверены, что это будет, что я не могу, не могу обмануть их. Но как это будет? Не знаю; а будет, непременно будет!» думал Пьер, взглядывая на эти плечи, блестевшие подле самых глаз его.
То вдруг ему становилось стыдно чего то. Ему неловко было, что он один занимает внимание всех, что он счастливец в глазах других, что он с своим некрасивым лицом какой то Парис, обладающий Еленой. «Но, верно, это всегда так бывает и так надо, – утешал он себя. – И, впрочем, что же я сделал для этого? Когда это началось? Из Москвы я поехал вместе с князем Васильем. Тут еще ничего не было. Потом, отчего же мне было у него не остановиться? Потом я играл с ней в карты и поднял ее ридикюль, ездил с ней кататься. Когда же это началось, когда это всё сделалось? И вот он сидит подле нее женихом; слышит, видит, чувствует ее близость, ее дыхание, ее движения, ее красоту. То вдруг ему кажется, что это не она, а он сам так необыкновенно красив, что оттого то и смотрят так на него, и он, счастливый общим удивлением, выпрямляет грудь, поднимает голову и радуется своему счастью. Вдруг какой то голос, чей то знакомый голос, слышится и говорит ему что то другой раз. Но Пьер так занят, что не понимает того, что говорят ему. – Я спрашиваю у тебя, когда ты получил письмо от Болконского, – повторяет третий раз князь Василий. – Как ты рассеян, мой милый.
Князь Василий улыбается, и Пьер видит, что все, все улыбаются на него и на Элен. «Ну, что ж, коли вы все знаете», говорил сам себе Пьер. «Ну, что ж? это правда», и он сам улыбался своей кроткой, детской улыбкой, и Элен улыбается.
– Когда же ты получил? Из Ольмюца? – повторяет князь Василий, которому будто нужно это знать для решения спора.
«И можно ли говорить и думать о таких пустяках?» думает Пьер.
– Да, из Ольмюца, – отвечает он со вздохом.
От ужина Пьер повел свою даму за другими в гостиную. Гости стали разъезжаться и некоторые уезжали, не простившись с Элен. Как будто не желая отрывать ее от ее серьезного занятия, некоторые подходили на минуту и скорее отходили, запрещая ей провожать себя. Дипломат грустно молчал, выходя из гостиной. Ему представлялась вся тщета его дипломатической карьеры в сравнении с счастьем Пьера. Старый генерал сердито проворчал на свою жену, когда она спросила его о состоянии его ноги. «Эка, старая дура, – подумал он. – Вот Елена Васильевна так та и в 50 лет красавица будет».
– Кажется, что я могу вас поздравить, – прошептала Анна Павловна княгине и крепко поцеловала ее. – Ежели бы не мигрень, я бы осталась.
Княгиня ничего не отвечала; ее мучила зависть к счастью своей дочери.
Пьер во время проводов гостей долго оставался один с Элен в маленькой гостиной, где они сели. Он часто и прежде, в последние полтора месяца, оставался один с Элен, но никогда не говорил ей о любви. Теперь он чувствовал, что это было необходимо, но он никак не мог решиться на этот последний шаг. Ему было стыдно; ему казалось, что тут, подле Элен, он занимает чье то чужое место. Не для тебя это счастье, – говорил ему какой то внутренний голос. – Это счастье для тех, у кого нет того, что есть у тебя. Но надо было сказать что нибудь, и он заговорил. Он спросил у нее, довольна ли она нынешним вечером? Она, как и всегда, с простотой своей отвечала, что нынешние именины были для нее одними из самых приятных.
Кое кто из ближайших родных еще оставались. Они сидели в большой гостиной. Князь Василий ленивыми шагами подошел к Пьеру. Пьер встал и сказал, что уже поздно. Князь Василий строго вопросительно посмотрел на него, как будто то, что он сказал, было так странно, что нельзя было и расслышать. Но вслед за тем выражение строгости изменилось, и князь Василий дернул Пьера вниз за руку, посадил его и ласково улыбнулся.
– Ну, что, Леля? – обратился он тотчас же к дочери с тем небрежным тоном привычной нежности, который усвоивается родителями, с детства ласкающими своих детей, но который князем Василием был только угадан посредством подражания другим родителям.