Государственный Эрмитаж

Запрос «Эрмитаж» перенаправляется сюда; см. также другие значения.

Государственный Эрмитаж
Зимний Дворец, вид с акватории реки Невы
Дата основания	1764
Местонахождение	Россия, Санкт-Петербург, Дворцовая площадь, дом 2
Посетителей в год	5 328 391 (2016)
Директор	Михаил Пиотровский
Сайт	[hermitagemuseum.org/ Официальный сайт]

К:Музеи, основанные в 1764 году

Награды:

Госуда́рственный Эрмита́ж — один из крупнейших и самых значительных художественных и культурно-исторических музеев России и мира. Находится в Санкт-Петербурге.

Свою историю музей начинает с коллекций произведений искусства, которые приобретала в частном порядке российская императрица Екатерина II. Первоначально эта коллекция размещалась в специальном дворцовом флигеле — Малом Эрмитаже (от фр. ermitage — место уединения, келья, приют отшельника, затворничество), откуда и закрепилось общее название будущего музея. В 1852 году из сильно разросшейся коллекции был сформирован и открыт для посещения публики Императорский Эрмитаж.

Современный Государственный Эрмитаж представляет собой сложный музейный комплекс. Основная экспозиционная часть музея занимает пять зданий, расположенных вдоль набережной реки Невы в центре Санкт-Петербурга, главным из которых принято считать Зимний дворец. Коллекция музея насчитывает около трёх миллионов произведений искусства и памятников мировой культуры, начиная с каменного века и до нашего столетия.

Государственный Эрмитаж входит в первую двадцатку самых посещаемых художественных музеев мира.

История

Коллекция Екатерины Великой

Эрмитаж возник в 1764 году как частное собрание Екатерины II, после того, как ей были переданы из Берлина 317 ценных картин (по другим данным их было лишь 225) общей стоимостью в 183 тысячи талеров из частной коллекции живописи Йоханна Эрнста Гоцковского (Johann Ernst Gotzkowsky, 1710—1775), в счёт его долга князю Владимиру Сергеевичу Долгорукову. Среди них были полотна таких мастеров, как Дирк ван Бабюрен, Хендрик ван Бален, Рембрандт ван Рейн, Питер Пауль Рубенс, Якоб Йорданс, Антонис ван Дейк, Хендрик Гольциус, Франс Хальс, Ян Стен, Геррит ван Хонтхорст и другие произведения, в основном голландско-фламандской школы первой половины XVII века. Из 228 картин, переданных в Россию в 1764 году, сегодня в Эрмитаже сохранились по меньшей мере 96 полотен. Поначалу большинство картин размещалось в уединённых апартаментах дворца (ныне Малый Эрмитаж). Впоследствии апартаменты получили название «Эрмитаж».

В 1769 году в Дрездене для Эрмитажа была приобретена богатая коллекция саксонского министра графа Брюля, насчитывавшая около 600 картин, в том числе пейзаж Тициана «Бегство в Египет», виды Дрездена и Пирны кисти Беллотто и пр.

Важнейшую роль для Эрмитажа сыграла в 1772 году покупка Екатериной в Париже коллекции живописи барона Кроза. Это собрание во многом предопределило «лицо» картинной галереи. Преобладали картины итальянских, французских, фламандских и голландских мастеров XVI—XVIII века. В их числе — «Святое Семейство» Рафаэля, «Юдифь» Джорджоне, «Даная» Тициана, картины Рембрандта, произведения Рубенса, Ван Дейка, Джамбаттиста Питтони, Пуссена, пейзажи Клода Лоррена и работы Ватто.

Коллекция живописи британского премьер-министра Уолпола, приобретённая в 1779 году, добавила ряд шедевров Рембрандта (среди них «Жертвоприношение Авраама» и «Немилость Амана») и группу портретов кисти Ван Дейка. Импульсом к развитию графического собрания послужило приобретение в 1768 году более 5 тысяч рисунков из коллекции Кобенцля в Брюсселе, в которой находился «Портрет неизвестного» работы Жана Фуке.

Ещё одним значительным приобретением стала коллекция английского банкира Лайд-Брауна, включавшая античные статуи и бюсты, в том числе скульптуру Микеланджело «Скорчившийся мальчик».

Из-за недостатка (малого размера) первоначального помещения, архитектором Фельтеном в 1771—1787 годах строится здание Большого Эрмитажа.

В Париже была куплена коллекция резных камней герцога Орлеанского. Кроме того, Екатерина заказывала работы Шардену, Гудону, Рентгену и другим мастерам. Ею же были приобретены библиотеки Вольтера и Дидро. В посмертной описи имущества Екатерины 1796 года перечисляются 3996 картин.

Эрмитаж в первой половине XIX века

В правление Александра I и Николая I закупаются уже не только коллекции, но и отдельные произведения художников, чьи работы отсутствовали в Эрмитаже. В Риме на распродаже коллекции Джустиниани через Виван-Денона были приобретены «Лютнист» Караваджо и картина Боттичелли «Поклонение волхвов» (ныне в Вашингтоне). В 1819 году была куплена «Мадонна в пейзаже», приписываемая кисти Джорджоне. Жозефина Богарне подарила Александру I камею Гонзага, а после её смерти была приобретена и вся галерея дворца Мальмезон, происходившая в основном из Касселя. Ещё одной вехой для музея стало приобретение собрания испанской живописи Кузвельта (1814).

Николай I, реализовавший идею превращения Эрмитажа в публичный музей, внёс существенный вклад в пополнение картинной галереи Эрмитажа (хотя при советской власти важнейшие из купленных им полотен были проданы в США). На второй распродаже коллекции Кузвельта был куплен шедевр Рафаэля «Мадонна Альба» и «Три Марии у склепа Христа» Аннибале Карраччи. В 1845 г по завещанию Татищева к собранию приобщились диптих Робера Кампена «Троица. Богоматерь у камина», ранний диптих ван Эйка «Распятие. Страшный Суд» и другие работы старых мастеров. Примерно тогда же на аукционе коллекции короля Нидерландов Виллема II были приобретены «Благовещение» ван Эйка, «Пьета» Себастьяно дель Пьомбо и «Снятие с креста» Госсарта. В Венеции купили работы мастеров итальянского Ренессанса, в том числе шедевры Тициана (например, «Несение креста») и Пальмы Веккьо.

Хранители коллекций в XIX и XX веках

Огромный вклад в изучение и каталогизацию коллекции картинной галереи Императорского Эрмитажа, проработав хранителем картин и рисунков, а затем и старшим хранителем Эрмитажа в общей сложности 22 года, внёс Андрей Иванович Сомов. Считается, что он положил начало нового этапа в истории русского искусствознания второй половины ХIХ-начала ХХ веков.

Открытие

До середины XIX века Эрмитаж полностью соответствовал своему названию (фр. Ermitage — уединенное место, приют отшельника), поскольку посещать музей могли лишь избранные. Так, А. С. Пушкин смог получить пропуск только благодаря рекомендации В. Жуковского, служившего наставником у сына императора. Эрмитаж был открыт для публики при императоре Николае I в 1852 году в специально построенном для этой цели здании Нового Эрмитажа. Тогда он насчитывал богатейшие коллекции памятников древневосточной, древнеегипетской, античной и средневековой культур, искусства Западной и Восточной Европы, археологических и художественных памятников Азии, русской культуры VIII—XIX веков. К 1880 г. посещаемость музея достигла 50 000 человек в год.

В XIX веке в Эрмитаж начинают систематически поступать произведения русских живописцев, чему во второй половине столетия способствовала деятельность великого искусствоведа и учёного Андрея Ивановича Сомова, титаническим трудом которого были исследованы и каталогизированы произведения живописи и рисунков проведена работа по пополнению фондов благодаря дарению и закупки у отечественных коллекционеров и некоторых музеев. Результатом работы Сомова А. И. стал изданный им «Каталог Картинной галереи Эрмитажа» итальянской и испанской живописи. Приказом по Министерству Императорского Двора он был назначен старшим хранителем по отделу картин, рисунков и гравюр Императорского Эрмитажа. В 1895 году часть произведений русских художников были переданы Русскому музею. В музей передаются материалы археологических раскопок, значительно обогатившие его отдел. К началу XX века в музее хранилось уже множество (тысячи) полотен, затем в его коллекции появились и новые произведения искусства. Таким образом Эрмитаж стал центром русского искусствознания и пришла новая эра в жизни Эрмитажа.

В то же время с возникновением научного подхода к искусствоведению немало картин, которые приобретались императорами за огромные деньги как работы Рафаэля или Леонардо да Винчи, были переатрибутированы как работы их учеников.

После революции

После падения императорской власти Эрмитаж претерпел существенные преобразования. Музей значительно обогатился за счет национализированных частных коллекций и собрания Академии художеств. Поступили в числе прочего работы Боттичелли, Андреа дель Сарто, Корреджо, Ван Дейка, Рембрандта, Кановы, Энгра, Делакруа. Из основного собрания Зимнего дворца музей получил множество предметов интерьера, а также преподнесённые Надир-Шахом сокровища Великих Моголов.

В результате закрытия Музея нового западного искусства в 1948 г. и очередного перераспределения культурного наследия между музеями Ленинграда и Москвы в Эрмитаж влились части московских собраний Сергея Щукина и Ивана Морозова. Если до революции в музее были представлены только работы старых мастеров, исполненные не позднее XVIII века, то теперь хронологические рамки коллекции значительно расширились благодаря работам импрессионистов, Сезанна, Ван Гога, Матисса, Пикассо и других художников новых направлений.

Вместе с тем, имели место и тяжёлые потери. Императорская рентерия (или Бриллиантовая комната) Зимнего Дворца была переведена в московский Кремль, послужив основой для Алмазного Фонда. Часть собрания живописи старых мастеров (в том числе некоторые работы Тициана, Кранаха, Веронезе, Рубенса, Рембрандта, Пуссена) была передана в московский Музей изобразительных искусств.

Непоправимый урон собранию нанесли распродажи в 1929-34 годах, в результате которых 48 шедевров навсегда покинули Россию. Эрмитаж лишился единственного произведения Ван Эйка, лучших вещей Рафаэля, Боттичелли, Хальса и ряда других старых мастеров.

Во время Великой Отечественной войны основная часть собрания Эрмитажа (более двух миллионов единиц) была эвакуирована на Урал. Подвалы зданий Эрмитажа превратились в бомбоубежища, и как музей он не работал. Однако сотрудники Эрмитажа продолжали вести научную работу и даже устраивать лекции по искусствоведению. Ещё до окончания войны в залах музея начались восстановительные работы, а вскоре после победы в Ленинград вернулись все эвакуированные культурные ценности, и Эрмитаж был снова открыт для посетителей. Ни один экспонат не был утерян за время войны, и лишь небольшую их часть потребовалось реставрировать.

По окончании войны в Эрмитаж поступило трофейное искусство из музеев Берлина, включая Пергамский алтарь и ряд экспонатов Египетского музея. В 1954 г. была организована постоянная выставка этих поступлений, после чего советское правительство по просьбе правительства ГДР согласилось вернуть их в Берлин, что и было осуществлено в 1958 г. В начале 1957 года открылся для посетителей третий этаж Зимнего дворца, где были выставлены произведения из Музея нового западного искусства.

Постсоветский период

Сразу после падения «железного занавеса» Эрмитаж первым из российских музеев объявил о том, что в его запасниках хранятся «трофейные» произведения импрессионистов и неоимпрессионистов, которые с момента окончания войны считались утраченными. Среди них — ранее не представленные в Петербурге своими живописными работами Домье, Мане, Сёра и Тулуз-Лотрек. Впоследствии эти картины (включая такие значительные произведения, как «Белый дом ночью» Ван Гога и «Площадь Согласия» Э. Дега) пополнили постоянную экспозицию музея.

В постсоветское время Эрмитаж стал предпринимать усилия по заполнению лакун в собрании искусства XX века. С помощью эндаумент-фонда в конце 1990-х годов были приобретены работы Утрилло, Руо, Сутина и других авторов, прежде не представленных в музеях России. Был организован Международный фонд друзей Эрмитажа. В 2002 году экспозиция пополнилась одной из версий «Чёрного квадрата» Малевича. В 2006 году заработал Проект Эрмитаж 20/21, направленный на показ и приобретение современного искусства.

В июле 2006 году обнаружились пропажи 221 небольшого экспоната (ювелирные изделия, православные иконы, столовое серебро, эмалированная посуда и т. д.). О краже заявил директор Эрмитажа на специально созванной пресс-конференции. В хищении заподозрили одну из сотрудниц музея, которая незадолго до этого скончалась от сердечного приступа. Как показало следствие, в хищении принимали участие она и её родственники. В 2006—2007 годах часть похищенных вещей удалось вернуть.

В 2016 году открыт дополнительный вход в главный комплекс для посетителей с интернет-билетами через Шуваловский проезд. Входная зона разместилась в бывших императорских конюшнях.

Коллекция

Экспозиция музея показывает развитие мирового искусства с каменного века до конца XX столетия. Большое значение имеет собрание первобытного искусства и археологических культур с территории бывшего СССР, особенно богатейшая в мире коллекция т. н. скифского золота, уникальные находки из курганов Пазырыка, памятники других культур Великой Степи. Представлены так называемые «палеолитические Венеры» из села Костенки, многочисленные образцы керамики, бронзовое литье, каменные плиты с петроглифами.

Картинная галерея «старых мастеров» отражает академические вкусы собирателей — российских императоров. В годы формирования собрания особенно ценились флорентийцы Высокого Возрождения, болонская школа, «малые голландцы», круг Рубенса и Тьеполо, французские классицизм и рококо. Итальянские и старонидерландские «примитивы», испанская и английская школы живописи при этом оказывались на периферии. С этим связана известная неполнота коллекции — отсутствие в ней произведений таких великих, центральных для развития живописи мастеров, как Дуччо, Джотто, Мазаччо, Пьеро делла Франческа, Мантенья, Беллини, Ван Эйк, Мемлинг, Босх, Грюневальд, Дюрер, Гольбейн, Брейгель, Вермеер.

Среди жемчужин собрания старой европейской живописи — татищевский диптих Робера Кампена, «Мадонна Бенуа» Леонардо да Винчи, «Юдифь» Джорджоне, «Женский портрет» Корреджо, «Св. Себастьян» Тициана, «Лютнист» Караваджо, «Возвращение блудного сына» Рембрандта, «Дама в голубом» Гейнсборо. Музей обладает богатыми собраниями картин Рубенса, Рембрандта, Ван Дейка, Пуссена, Тициана, Веронезе, Клода Лоррена и других.

• Robert Campin 009.jpg

  Створка диптиха Робера Кампена, поступившего в Эрмитаж из татищевского собрания (приписывался Ван Эйку)

• Leonardo da Vinci Benois Madonna.jpg

  Леонардо да Винчи
  Мадонна Бенуа

• Giorgione - Judith - Eremitage.jpg

  Джорджоне
  Юдифь

• Correggio, Ritratto di dama, c.1517-1518.jpg

  Корреджо
  Женский портрет

• Rembrandt Harmensz. van Rijn - The Return of the Prodigal Son.jpg

  Рембрандт
  Возвращение блудного сына

Здания

Пять зданий, связанные друг с другом на Дворцовой набережной, составляют музейный комплекс Эрмитажа:

	Зимний дворец (1754—1762, архитектор Бартоломео Франческо Растрелли)
	Малый Эрмитаж (1764—1775, архитекторы Жан Батист Мишель Валлен-Деламот, Юрий Фельтен, Василий Стасов). В комплекс Малого Эрмитажа входят Северный и Южный павильоны, а также знаменитый Висячий сад
	Большой Эрмитаж, также Старый Эрмитаж, (1771—1787, архитектор Юрий Фельтен)
	Новый Эрмитаж (1842—1851, архитекторы Лео фон Кленце, Василий Стасов, Николай Ефимов)
	Эрмитажный театр (1783—1787, архитектор Джакомо Кваренги), который возведён над частично сохранившимся Зимним дворцом Петра I

Также в комплекс зданий Государственного Эрмитажа включены служебные постройки:

• Запасной дом Зимнего дворца (1726—1742, 1830, 1878)
• Эрмитажный гараж (1911, архитектор Николай Крамской)

Вид с Невы на комплекс зданий Государственного Эрмитажа: слева направо Эрмитажный театр — Большой Эрмитаж — Малый Эрмитаж — Зимний дворец; (Новый Эрмитаж расположен за Большим)

Помимо комплекса зданий на Дворцовой набережной, в распоряжении Государственного Эрмитажа находятся следующие объекты:

• Меншиковский дворец (1710—1720, архитекторы Джованни Мария Фонтана, Готфрид Иоганн Шедель)
• Восточное крыло Главного штаба (1819—1829, архитектор Карл Росси). Там располагались экспозиции: «Французское искусство XX века», «Под знаком орла. Искусство ампира», «Искусство модерна» и Музей гвардии. В настоящее время идёт реконструкция под современный музейный комплекс. 17 декабря 2011 года в здании открылась выставка «Древности Геркуланума» — первая крупная выставка в отреставрированных помещениях Главного штаба.
• Музей Императорского фарфорового завода
• Реставрационно-хранительский центр «Старая Деревня» — фондохранилище в Старой Деревне
• Здание биржи на Васильевском острове — музей русской гвардии и геральдики.

Руководители

• до 1863 — под личным управлением императора, главы отделений: Ф. Жиль и Ф. Бруни
• с 1863 по 1878 — Гедеонов, Степан Александрович
• с 1879 по 1888 — Васильчиков, Александр Алексеевич
• с 1888 по 1899 — Трубецкой, Сергей Никитич
• с 1899 по 1909 — Всеволожский, Иван Александрович
• с 1909 по 1918 — Толстой, Дмитрий Иванович
• с 1918 по 1927 — Тройницкий, Сергей Николаевич
• с 1927 по февраль 1928 — Вальдгауэр, Оскар Фердинандович (и. о.)
• с февраля 1928 по ноябрь 1928 — Лазарис, Герман Владимирович (и. о.)
• с декабря 1928 по август 1929 — Кларк, Павел Иванович
• с марта 1929 по март 1930 — Забрежнев, Владимир Иванович (и. о.)
• 1930 — Оболенский, Леонид Леонидович
• с 1931 по 1934 — Легран, Борис Васильевич
• с 1934 по 1951 — Орбели, Иосиф Абгарович
• с 1951 по 1964 — Артамонов, Михаил Илларионович
• с 1964 по 1990 — Пиотровский, Борис Борисович
• с 1990 по 1992 — Суслов, Виталий Александрович
• с 1992 по наст. время — Пиотровский, Михаил Борисович

Служба волонтёров

В Государственном Эрмитаже существует Служба волонтёров, которая объединяет людей разных профессий в их стремлении помочь музею. Деятельность Службы направлена на помощь отделам музея и реализацию собственных проектов, посвящённых воспитанию чувства ответственности за сохранение культурного наследия России. В сотрудничестве с научными отделами Государственного Эрмитажа, а также Школьным и Молодёжным центрами, Службой волонтёров разрабатываются и проводятся тематические игры и конкурсы для детей и юношества.

Представительства в других городах

В XXI веке музей стал открывать представительства за рубежом. Сперва в 2000 году в лондонском Сомерсет-Хаусе открылись «Эрмитажные комнаты», затем в 2001 году в Лас-Вегасе в музее Соломона Гуггенхайма. Однако оба были закрыты в 2007 и 2008 годах, соответственно. Научный и культурный центр «Эрмитаж-Италия» был открыт в 2007 году в Ферраре с целью осуществления совместной научной работы по изучению коллекций итальянского искусства и российско-итальянских культурных связей. С 2013 года центр «Эрмитаж-Италия» находится в Венеции: в его пользование были переданы помещения на площади Св. Марка в здании Старых Прокураций. Эрмитаж Амстердам (нидерл. Hermitage Amsterdam) или Эрмитаж на Амстеле (нидерл. Hermitage aan de Amstel) — выставочный центр Эрмитажа на реке Амстел в Амстердаме. Возник в феврале 2004 года в виде небольшого музея в пристройке, выходящей на канал Ниуве-Херенграхт, но в результате проведённой с марта 2007 года по июнь 2009 года реконструкция всего здания Амстелхоф под нужды музея, экспозиционные площади достигли 4000 м². Музей был полностью реконструирован и официально открыт 19 июня 2009 года королевой Беатрикс и президентом России Дмитрием Медведевым. С 20 июня музей открыт для общественности.

Деньги на реконструкцию Амстелхофа (39,5 миллионов евро) выделили правительство Нидерландов, мэрия Амстердама, правительство провинции Северная Голландия и фонд «Giro Loterij».

Казань

Открытие первого в России выставочного центра музея было приурочено к 1000-летию Казани и состоялось 28 августа 2005 года. Директор Государственного Эрмитажа Михаил Пиотровский прочел публичную лекцию на церемонии открытия и представил первую выставку: «Золотая Орда. История и культура».

Центр «Эрмитаж-Казань» располагается в здании бывшего юнкерского училища на территории Казанского кремля. Новый музейный центр занимает около тысячи квадратных метров площади, включая выставочные и служебные площади.

Выборг

В июне 2010 года в модернистском здании бывшего художественного музея города Выборга открылся Центр «Эрмитаж-Выборг». Здесь ежегодно проходят 2-3 выставки произведений из собрания Государственного Эрмитажа. Первая выставка была посвящена правлению Екатерины II.

Омск

Запланировано открытие Центра «Эрмитаж-Сибирь» в Омске к 2016 году в честь 300-летнего юбилея города. В здании, которое до революции принадлежало страховому обществу «Саламандра» и является памятником архитектуры по адресу Музейная улица, дом 4.

Екатеринбург

Ожидается, что в 2018 году в Екатеринбурге откроется «Эрмитаж-Урал». Соглашение о создании нового культурного центра подписано в сентябре 2014 года. Три-четыре раза в год в нём будут выставляться экспонаты из фондов хранилищ Эрмитажа. Помещение расположится в здании на Вайнера, 11, где сейчас находится филиал городского Музея изобразительных искусств, с прибавлением здания фондохранилища.

Документальные фильмы

• «Взгляните на лицо». — СССР, Реж. Павел Коган, сценарист С. Соловьёв, оператор П. Мостовой

Ленинградская студия кинохроники, 1966 г.

• «Эрмитаж. Путешествие во времени и пространстве» Россия 2004 г. режиссёр Владимир Птащенко
• «Покушение на Данаю». — Россия, 2006 г.
• «Продать Эрмитаж. Как уходили шедевры». — Россия, 2008 г.
• «Эрмитаж — 250». Авторская программа Михаила Пиотровского. — Россия, 2013 г.

Нумизматика

В 2014 году Банком России выпущены две серебряные монеты номиналом 3 и 25 рублей, посвящённые музею.

См. также

• Эрмитажный мост
• Эрмитажные коты

Литература

• Королев С. В. Книги Екатерины Великой. Очерки по истории Эрмитажной библиотеки в XVIII веке /под ред. П. А. Дружинина. М.: Издательство "Трутень", 2016. 216 с. : илл. ISBN 978-5-904007-14-0
• Сомов А. И.,—. Эрмитаж Императорский // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Варшавский С., Рест Б. Эрмитаж, 1764—1939: Очерки из истории Государственного Эрмитажа / Под ред. акад. И. А. Орбели; Отв. ред. П. Я. Канн; Художник А. А. Ушин. — Л.: Гос. изд-во «Искусство», 1939. — 252 с. — 5 000 экз. (в пер.)

Ссылки

• [hermitagemuseum.org gemuseum.org] — официальный сайт Эрмитажа
• [www.360gu.ru/?p=197 Сферические панорамы с видом на Эрмитаж]
• [benevole.ru/ Служба волонтёров Государственного Эрмитажа]

Отрывок, характеризующий Государственный Эрмитаж

«Захар кричит, чтобы я взял налево; а зачем налево? думал Николай. Разве мы к Мелюковым едем, разве это Мелюковка? Мы Бог знает где едем, и Бог знает, что с нами делается – и очень странно и хорошо то, что с нами делается». Он оглянулся в сани.
– Посмотри, у него и усы и ресницы, всё белое, – сказал один из сидевших странных, хорошеньких и чужих людей с тонкими усами и бровями.
«Этот, кажется, была Наташа, подумал Николай, а эта m me Schoss; а может быть и нет, а это черкес с усами не знаю кто, но я люблю ее».
– Не холодно ли вам? – спросил он. Они не отвечали и засмеялись. Диммлер из задних саней что то кричал, вероятно смешное, но нельзя было расслышать, что он кричал.
– Да, да, – смеясь отвечали голоса.
– Однако вот какой то волшебный лес с переливающимися черными тенями и блестками алмазов и с какой то анфиладой мраморных ступеней, и какие то серебряные крыши волшебных зданий, и пронзительный визг каких то зверей. «А ежели и в самом деле это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали Бог знает где, и приехали в Мелюковку», думал Николай.
Действительно это была Мелюковка, и на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и радостными лицами.
– Кто такой? – спрашивали с подъезда.
– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.


Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
– Ха ха ха!… Гусар то, гусар то! Точно мальчик, и ноги!… Я видеть не могу… – слышались голоса.
Наташа, любимица молодых Мелюковых, с ними вместе исчезла в задние комнаты, куда была потребована пробка и разные халаты и мужские платья, которые в растворенную дверь принимали от лакея оголенные девичьи руки. Через десять минут вся молодежь семейства Мелюковых присоединилась к ряженым.
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.
После русских плясок и хороводов Пелагея Даниловна соединила всех дворовых и господ вместе, в один большой круг; принесли кольцо, веревочку и рублик, и устроились общие игры.
Через час все костюмы измялись и расстроились. Пробочные усы и брови размазались по вспотевшим, разгоревшимся и веселым лицам. Пелагея Даниловна стала узнавать ряженых, восхищалась тем, как хорошо были сделаны костюмы, как шли они особенно к барышням, и благодарила всех за то, что так повеселили ее. Гостей позвали ужинать в гостиную, а в зале распорядились угощением дворовых.
– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.


Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.
– Да, я его видела, – сказала она.
– Как же? Как же? Стоит или лежит?
– Нет, я видела… То ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.
– Андрей лежит? Он болен? – испуганно остановившимися глазами глядя на подругу, спрашивала Наташа.
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.
– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.


Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.
Отец с матерью больше не говорили об этом деле с сыном; но несколько дней после этого, графиня позвала к себе Соню и с жестокостью, которой не ожидали ни та, ни другая, графиня упрекала племянницу в заманивании сына и в неблагодарности. Соня, молча с опущенными глазами, слушала жестокие слова графини и не понимала, чего от нее требуют. Она всем готова была пожертвовать для своих благодетелей. Мысль о самопожертвовании была любимой ее мыслью; но в этом случае она не могла понять, кому и чем ей надо жертвовать. Она не могла не любить графиню и всю семью Ростовых, но и не могла не любить Николая и не знать, что его счастие зависело от этой любви. Она была молчалива и грустна, и не отвечала. Николай не мог, как ему казалось, перенести долее этого положения и пошел объясниться с матерью. Николай то умолял мать простить его и Соню и согласиться на их брак, то угрожал матери тем, что, ежели Соню будут преследовать, то он сейчас же женится на ней тайно.
Графиня с холодностью, которой никогда не видал сын, отвечала ему, что он совершеннолетний, что князь Андрей женится без согласия отца, и что он может то же сделать, но что никогда она не признает эту интригантку своей дочерью.
Взорванный словом интригантка , Николай, возвысив голос, сказал матери, что он никогда не думал, чтобы она заставляла его продавать свои чувства, и что ежели это так, то он последний раз говорит… Но он не успел сказать того решительного слова, которого, судя по выражению его лица, с ужасом ждала мать и которое может быть навсегда бы осталось жестоким воспоминанием между ними. Он не успел договорить, потому что Наташа с бледным и серьезным лицом вошла в комнату от двери, у которой она подслушивала.
– Николинька, ты говоришь пустяки, замолчи, замолчи! Я тебе говорю, замолчи!.. – почти кричала она, чтобы заглушить его голос.
– Мама, голубчик, это совсем не оттого… душечка моя, бедная, – обращалась она к матери, которая, чувствуя себя на краю разрыва, с ужасом смотрела на сына, но, вследствие упрямства и увлечения борьбы, не хотела и не могла сдаться.
– Николинька, я тебе растолкую, ты уйди – вы послушайте, мама голубушка, – говорила она матери.
Слова ее были бессмысленны; но они достигли того результата, к которому она стремилась.
Графиня тяжело захлипав спрятала лицо на груди дочери, а Николай встал, схватился за голову и вышел из комнаты.
Наташа взялась за дело примирения и довела его до того, что Николай получил обещание от матери в том, что Соню не будут притеснять, и сам дал обещание, что он ничего не предпримет тайно от родителей.
С твердым намерением, устроив в полку свои дела, выйти в отставку, приехать и жениться на Соне, Николай, грустный и серьезный, в разладе с родными, но как ему казалось, страстно влюбленный, в начале января уехал в полк.
После отъезда Николая в доме Ростовых стало грустнее чем когда нибудь. Графиня от душевного расстройства сделалась больна.
Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.
Наташа, легко и даже весело переносившая первое время разлуки с своим женихом, теперь с каждым днем становилась взволнованнее и нетерпеливее. Мысль о том, что так, даром, ни для кого пропадает ее лучшее время, которое бы она употребила на любовь к нему, неотступно мучила ее. Письма его большей частью сердили ее. Ей оскорбительно было думать, что тогда как она живет только мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны. Чем занимательнее были его письма, тем ей было досаднее. Ее же письма к нему не только не доставляли ей утешения, но представлялись скучной и фальшивой обязанностью. Она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме правдиво хоть одну тысячную долю того, что она привыкла выражать голосом, улыбкой и взглядом. Она писала ему классически однообразные, сухие письма, которым сама не приписывала никакого значения и в которых, по брульонам, графиня поправляла ей орфографические ошибки.
Здоровье графини все не поправлялось; но откладывать поездку в Москву уже не было возможности. Нужно было делать приданое, нужно было продать дом, и притом князя Андрея ждали сперва в Москву, где в эту зиму жил князь Николай Андреич, и Наташа была уверена, что он уже приехал.
Графиня осталась в деревне, а граф, взяв с собой Соню и Наташу, в конце января поехал в Москву.



Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.
В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.
Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.
Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, цыгане, школы, подписные обеды, кутежи, масоны, церкви, книги – никто и ничто не получало отказа, и ежели бы не два его друга, занявшие у него много денег и взявшие его под свою опеку, он бы всё роздал. В клубе не было ни обеда, ни вечера без него. Как только он приваливался на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались толки, споры, шутки. Где ссорились, он – одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой, мирил. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.
Когда после холостого ужина он, с доброй и сладкой улыбкой, сдаваясь на просьбы веселой компании, поднимался, чтобы ехать с ними, между молодежью раздавались радостные, торжественные крики. На балах он танцовал, если не доставало кавалера. Молодые дамы и барышни любили его за то, что он, не ухаживая ни за кем, был со всеми одинаково любезен, особенно после ужина. «Il est charmant, il n'a pas de seхе», [Он очень мил, но не имеет пола,] говорили про него.
Пьер был тем отставным добродушно доживающим свой век в Москве камергером, каких были сотни.
Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из за границы, кто нибудь сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея давно пробита, определена предвечно, и что, как он ни вертись, он будет тем, чем были все в его положении. Он не мог бы поверить этому! Разве не он всей душой желал, то произвести республику в России, то самому быть Наполеоном, то философом, то тактиком, победителем Наполеона? Разве не он видел возможность и страстно желал переродить порочный род человеческий и самого себя довести до высшей степени совершенства? Разве не он учреждал и школы и больницы и отпускал своих крестьян на волю?
А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.
Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.
На Пьера не находили, как прежде, минуты отчаяния, хандры и отвращения к жизни; но та же болезнь, выражавшаяся прежде резкими припадками, была вогнана внутрь и ни на мгновенье не покидала его. «К чему? Зачем? Что такое творится на свете?» спрашивал он себя с недоумением по нескольку раз в день, невольно начиная вдумываться в смысл явлений жизни; но опытом зная, что на вопросы эти не было ответов, он поспешно старался отвернуться от них, брался за книгу, или спешил в клуб, или к Аполлону Николаевичу болтать о городских сплетнях.
«Елена Васильевна, никогда ничего не любившая кроме своего тела и одна из самых глупых женщин в мире, – думал Пьер – представляется людям верхом ума и утонченности, и перед ней преклоняются. Наполеон Бонапарт был презираем всеми до тех пор, пока он был велик, и с тех пор как он стал жалким комедиантом – император Франц добивается предложить ему свою дочь в незаконные супруги. Испанцы воссылают мольбы Богу через католическое духовенство в благодарность за то, что они победили 14 го июня французов, а французы воссылают мольбы через то же католическое духовенство о том, что они 14 го июня победили испанцев. Братья мои масоны клянутся кровью в том, что они всем готовы жертвовать для ближнего, а не платят по одному рублю на сборы бедных и интригуют Астрея против Ищущих манны, и хлопочут о настоящем Шотландском ковре и об акте, смысла которого не знает и тот, кто писал его, и которого никому не нужно. Все мы исповедуем христианский закон прощения обид и любви к ближнему – закон, вследствие которого мы воздвигли в Москве сорок сороков церквей, а вчера засекли кнутом бежавшего человека, и служитель того же самого закона любви и прощения, священник, давал целовать солдату крест перед казнью». Так думал Пьер, и эта вся, общая, всеми признаваемая ложь, как он ни привык к ней, как будто что то новое, всякий раз изумляла его. – «Я понимаю эту ложь и путаницу, думал он, – но как мне рассказать им всё, что я понимаю? Я пробовал и всегда находил, что и они в глубине души понимают то же, что и я, но стараются только не видеть ее . Стало быть так надо! Но мне то, мне куда деваться?» думал Пьер. Он испытывал несчастную способность многих, особенно русских людей, – способность видеть и верить в возможность добра и правды, и слишком ясно видеть зло и ложь жизни, для того чтобы быть в силах принимать в ней серьезное участие. Всякая область труда в глазах его соединялась со злом и обманом. Чем он ни пробовал быть, за что он ни брался – зло и ложь отталкивали его и загораживали ему все пути деятельности. А между тем надо было жить, надо было быть заняту. Слишком страшно было быть под гнетом этих неразрешимых вопросов жизни, и он отдавался первым увлечениям, чтобы только забыть их. Он ездил во всевозможные общества, много пил, покупал картины и строил, а главное читал.