Государственный историко-мемориальный музей-заповедник «Родина В. И. Ленина»

Государственный историко-мемориальный музей заповедник «Родина В. И. Ленина»
Дата основания	1984
Местонахождение	г. Ульяновск, ул. Ленина, 98
Директор	Ирина Котова
Сайт	[www.ulzapovednik.ru/ apovednik.ru]

К:Музеи, основанные в 1984 году

Федеральное государственное бюджетное учреждение культуры «Государственный историко-мемориальный музей-заповедник „Родина В. И. Ленина“» (сокращенно ФГБУК ГИМЗ «Родина В. И. Ленина») — музей-заповедник, расположенный на родине В.И.Ленина в городе Ульяновске и включающий в себя исторические, архитектурные и мемориальные памятники в центре города.

Занимает площадь 174 га.

История

Первые работы по мемориализации зданий, связанных с жизнью в Симбирске семьи Ульяновых, начались сразу после установления советской власти, и в 1929 году состоялось открытие Дома-музея В. И. Ленина; к 1970 году было закончено сооружение масштабного комплекса « Мемориала» на месте его рождения, и, наконец, в 1984 году был организован заповедник.

Государственный историко-мемориальный заповедник «Родина В. И. Ленина» Министерства культуры РСФСР был создан в соответствии с постановлением Совета министров СССР от 2 октября 1984 года (№ 1032) и Совета Министров РСФСР от 16 ноября 1984 года (№ 474).

Первоначальная концепция заповедника предусматривала приоритет сохранения и музеефикации комплекса памятных ленинских мест, однако усилиями сотрудников музея и краеведов функции мемориала заметно расширились. На 174 га территории заповедника и в его охранной зоне находятся мемориальные здания, связанные с семьей Ульяновых, И. А. Гончарова, Н. М. Языковым; многочисленные памятники архитектуры, истории и культуры — здания Дворянского собрания, Присутственных мест, Городской управы, мужской и женской гимназий, симбирского театра, кадетского корпуса, Дом-памятник И. А. Гончарову, памятник историку Н. М. Карамзину, всего более полутысячи объектов.

Сегодняшний день

Специалистами музея-заповедника выявлены и сохранены многие ценные историко-культурные объекты. Это дома, где жил будущий учёный-физик И. В. Курчатов, врач А. А. Кадьян, чувашский просветитель И. Я. Яковлев, писатели А. С. Глинка-Волжский, Г. Н. Потанин, изобретатель-самоучка Е. Е. Горин и многие др. Отреставрированы и восстановлены 42 здания.

Музей-заповедник имеет полномочия государственного органа охраны памятников, выполняет функции заказчика на проектные и ремонтно-реставрационные работы: обеспечивает разработку проектной документации, ведёт контроль за восстановлением утраченных объектов и их приспособлением для оптимального использования. На территории заповедника 69 памятников, стоящих на государственной охране. Из них 31 здание находится на балансе музея-заповедника и в основном используется для создания экспозиций и выставок.

Со времени создания Заповедника отреставрировано 42 объекта. Проведены масштабные работы по воссозданию фрагментов исторического благоустройства города (на ул. Московской восстановлено мощение, деревянные тротуары, фонари, будка полицейского). По инициативе Музея-заповедника и его усилиями на исторических зданиях города установлено 169 мемориальных досок и 7 фонарей-указателей с видами утраченных памятников Симбирска.

Руководители

С 1988 по 17 марта 2012 года Музей-заповедник возглавлял А. Н. Зубов. В связи с его смертью 25 июня 2012 года на должность директора назначена И. Г. Котова.

Структура

В настоящее время на территории Музея-заповедника «Родина В. И. Ленина», представляющего собой музей под открытым небом, размещены 6 музеев, 4 музейных комплекса, выставочный зал и Детский музейный центр входящих в его структуру, несколько городских музеев, детские центральные художественная, музыкальная и хореографическая школы. Весомая часть объектов рядовой исторической застройки используется под жилье.

• Музей Народное образование Симбирской губернии в 70—80 гг. XIX в.(ул. Энгельса 6,8).

Музей открыт в 1981 году. Размещается на одной из старейших улиц города, бывшей Панской, в двух мемориальных зданиях середины XIX в. В одном из них располагается документальная экспозиция, посвященная становлению и развитию народного образования в Симбирской губернии в 1860—1880-х гг. В другом — мемориальная экспозиция Первого женского приходского училища, одной из первых начальных школ города. Ранее в этом здании размещались квартиры учительницы, надзирательницы и сторожа. На школьном дворе расположен гимнастический комплекс. На сегодняшний день это единственный в стране музей, рассказывающий об истории развития массовой и всесословной школы второй половины XIX в.

• Музей Симбирская классическая гимназия (ул. Спасская,18).

Музей открыт в мае 1990 года. Рассказывает об истории становления и развития среднего образования в Российской империи. Здесь с максимально возможной достоверностью воссозданы интерьеры классных комнат, актового зала, физического кабинета, «шинельной». Можно посидеть за гимназической партой, полистать учебники по программам гимназического курса, увидеть единственные в России солнечные часы 1840-х гг. торгового дома Боргарда. Также в экспозицию входит диорама «Центр старого Симбирска».

Здание бывшей Симбирской классической гимназии является историческим памятником. Основной корпус построен в 1790 г. по проекту архитектора И. Тоскани. В 1883 г. к основному зданию был сделан пристрой из красного кирпича, в котором в настоящее время и располагается музей. Среди выпускников гимназии были чувашский просветитель И. Я. Яковлев, зоолог-путешественник М. Н. Богданов, зоолог, путешественник, географ и охотовед С. А. Бутурлин, поэт-сатирик Д. Д. Минаев, поэт-песенник и собиратель волжского фольклора Д. Н. Садовников, офтальмолог В. П. Филатов, В. И. Ульянов (Ленин), физик И. Г. Курчатов.

• Музей «Симбирская фотография» (ул. Энгельса, 1б) .

Открыт в феврале 2004 года. Здание музея расположилось на территории бывшей усадьбы А. И. Сахарова. Здесь с 1904 г. действовало фотоателье, в котором работали первые мастера фотографического дела — Холевин и Никаноров.

В музей входят такие экспозиции как фотопавильон XIX-нач.20 века, зал истории симбирской фотографии XIX-первой половине XX вв., зал истории фотографии XX века и выставочный зал.

• Музей «Симбирская чувашская школа. Квартира И. Я. Яковлева» (ул. Воробьева,12).

Открыт в ноябре 1991 года в здании бывшей чувашской учительской школы, открытой в 1868 году И. Я. Яковлевым. Созданная И. Я. Яковлевым Симбирская чувашская учительская школа стала крупным культурно-просветительским центром, объединявшим мужскую учительскую школу и женские педагогические курсы, начальные мужские и женские училища. Здесь учились чуваши, мордва, марийцы, татары и представители других народов России. Педагогический состав также был многонационален. На территории школьной усадьбы находилось шесть зданий: нижний корпус, деревянный флигель, здание домовой церкви, здание школьных мастерских, верхний корпус, здание мужского двухклассного приходского училища. Все здания сохранились до наших дней. В настоящее время в четырёх зданиях располагается Ульяновское училище культуры, в здании бывшей домовой церкви — храм во имя Сошествия Святого Духа на Апостолов, а в «верхнем корпусе» — музей «Симбирская чувашская школа».

• Музей «Метеорологическая станция Симбирска. Планетарий» (ул. Л. Толстого,67).

Открыт в сентябре 1998 года. Расположен в бывшем доме дворян Языковых, где в 1876 г. врач П. М. Козакевич открыл первую в Симбирске метеорологическую станцию. В музей входят такие экспозиции как «История метеорологических наблюдений в России и Симбирске конца 19 — начала 20 вв.», планетарий, экспозиция «Симбирск — Ульяновск на звёздном небе», выставочный зал, видеозал.

Планетарий входит в Ассоциацию планетариев России (АПР), в Международное общество планетариев (IPS).

• Музей-усадьба городского быта (ул. Ленина,90).

Открыт в декабре 1999 года. На усадьбе музея расположены дом с мезонином, где жили хозяева, и два флигеля, которые сдавались внаём.

Экспозиции: жилой дом семьи среднего достатка: (спальная, буфетная, столовая, гостиная), каретный сарай, летняя кухня, баня, усадьба (беседка, колодец, цветники, качели).

В 2008 г. социальный проект музея «К нам на огонек» стал победителем V Грантового конкурса музейных проектов «Меняющийся музей в меняющемся мире», проводимого Благотворительным фондом Потанина при поддержке Министерства культуры России и оперативном управлении Ассоциации менеджеров культуры.

• Музей «Пожарная охрана Симбирска-Ульяновска» (ул. Ленина,43).

Открыт 17 апреля 1979 года. Расположен в здании Пожарного обоза, построенного в 1874 году при 1-й части Симбирского полицейского управления.

Экспозиция музея знакомит с историей пожарной охраны Симбирска-Ульяновска, её современным уровнем развития, освещает вопросы пожарной безопасности. В музее представлены работы народного художника РСФСР В. А. Сафронова: портреты ветеранов пожарной охраны, картины «Боевое развёртывание», «Из огня». В числе экспонатов — диорамы «Пожар 1864 года», «Комната до и после пожара», макеты, коллекционные модели пожарных машин, современное снаряжение пожарных, пожарный автомобиль на шасси ГАЗ-АА выпуска 1938 года.

• Музей «Почтовое дело Симбирска-Ульяновска» (ул. Ленина,50а).

Открыт 12 июня 2009 года. Представлены предметы, поименованные в описи почтовых контор, личные вещи и фотографии почтовых контор, официальные письма и письма простых советских граждан 30-40-х гг.

• Историко-этнографический комплекс «Торговля и ремесла Симбирска» (ул. Ленина 76,76а).

Комплекс открыт в ноябре 2002 года.

В его состав входят:

• Музей «Мелочная лавка». Дом, в котором располагается музей «Мелочная лавка», был построен в 1851 г. Во второй половине XIX в., на протяжении чуть более 30 лет, на первом этаже этого дома находился небольшой магазинчик, который назывался «Мелочная лавка». Лавочка просуществовала приблизительно до начала 1890-х гг. В 1982 г. здание было реконструировано, а в 2002 г. здесь был открыт музей. В музее представлены подлинные экспонаты — свидетели симбирской торговли XIX в. В помещении старинной лавки — длинный прилавок с конторкой, весы, на полу — лари с мукой, на полках — разнообразный товар (конфеты, сахарная голова, стеклянная посуда, колониальные товары — чай, кофе, табак, керосиновые лампы, свечи, спички, мыло, письменные принадлежности, скобяной товар, все необходимое для рукоделия).
• Музей «Столярная мастерская» . В музее воссоздана обстановка столярной мастерской, в которой могли бы работать мастер с подмастерьем и учениками.
• Экспозиция «Хоровод ремесел».

• Музейный комплекс « Градостроительство и архитектура Симбирска — Ульяновска» (ул. Л. Толстого,24,43,43а).

Открыт в июле 2001 года.

Включает в себя:

• Музей «Градостроительство и архитектура Симбирска-Ульяновска». Размещен в старинном особняке, который являлся частью усадебного комплекса и был типичным для архитектуры Симбирска середины XIX в. Экспозиция музея разместилась в семи залах. Об истории застройки и внешнем облике Симбирска-Ульяновска с момента его возникновения в 1648 г. до 1970-х гг. повествуют градостроительные планы, чертежи, фотографии и рисунки сохранившихся и давно утраченных зданий. Есть макеты Симбирского кремля XVII в., первый регулярный план города, в 1780 г. утверждённый Екатериной II (подлинник его хранится в Музее истории Санкт-Петербурга), гравюра Махаева с видом Симбирска и печные изразцы, которые изготавливались в кельях Спасского женского монастыря.
• Историко-архитектурный комплекс «Симбирская засечная черта».

В 2000 году археологами были обнаружены остатки древнего оборонительного сооружения, а в 2001 году восстановлен фрагмент земляного вала и реконструирована по историческим аналогам сторожевая башня В 2007 году здесь открылась новая экспозиция «Русская армия в XVII веке. Организация войска, обмундирование и вооружение». На первом и втором ярусах башни размещена информация об организации русской армии в XVII веке, в частности, стрелецкого войска, его составе, численности. Отдельные информационные блоки посвящены вооружению и обмундированию стрельцов. В качестве иллюстративного материала использованы редкие рисунки из рукописного альбома шведского капитана Эрика Пальмквиста – военного атташе в России в 1673-74, где приводились изображения русских военных, образцы вооружения, оборонительных сооружений и карты. Также есть муляжи русского ручного оружия, выполненные мастерами Симбирского кузнечного двора «Корч» – пушка, щит, шлем-шишак, копья, сабли и бердыши. На третьем ярусе башни расположена информация о русском деревянном крепостном зодчестве и строительстве оборонительных сооружений. Среди приводимых исторических документов — карты и схемы XVI—XIX вв., царские указы, грамоты, «памяти», отражающие различные этапы строительства черты.

• Музей «Архитектура эпохи модерна в Симбирске». Расположен в бывшем особняке начальника Симбирского жандармского управления М. П. фон Брадке. Перестроенный в начале XX в. по проекту известного симбирского архитектора Августа Шодэ, дом М. П. фон Брадке сам является ярким образцом модерна.

Экспозиция музея включает в себя большой комплекс подлинных произведений декоративно-прикладного искусства — мебели, фарфора, стекла, книжной графики, рекламы, костюма начала XX в. В музее представлено творчество трёх архитекторов, определявшее архитектурный облик Симбирска эпохи модерна — Августа Шодэ, Федора Ливчака и Феофана Вольсова.

• Экспозицию «Мельницы Симбирска». Расположена на территории историко-архитектурного комплекса «Симбирская засечная черта» в помещении каретника, построенного по проекту известного симбирского архитектора А. А. Шодэ на бывшей усадьбе барона фон Брадке. Центром экспозиции является действующий макет водяной мельницы, аналог известной мельницы, стоявшей некогда на реке Свияге.

• Музейный комплекс «Предпринимательство и культурная жизнь Симбирска» (ул. Ленина,73,75а).

Открыт в декабре 2006 года.

В состав комплекса входят музеи:

• Музей «Симбирское купечество». Здание музея воссоздано на месте торговой лавки, входившей в большой усадебный комплекс симбирских 2-й гильдии купцов Жарковых. Музейные экспозиции рассказывают о зарождении, формировании и развитии купеческого сословия в России и Симбирске, о его роли в социально-экономическом и культурном развитии города и всей страны, а также о быте купечества, о традициях и обычаях.
• Музей «Симбирские типографии». Музей расположился в отреставрированном Музеем-заповедником доме, принадлежавшем титулярному советнику Василию Васильевичу Черникову, чиновнику, музыканту, журналисту и издателю, владельцу первой в Симбирской губернии частной типографии.

Экспозиция нового музея рассказывает об истории развития полиграфической промышленности в Симбирской губернии с конца XVIII в. до начала XX в., о государственных и частных типографиях Симбирска, а также о разнообразной музыкальной жизни города 2-й пол. XIX в.- нач. XX в.

• Экспозиция «Музыкальная жизнь 2 половины XIX — начала XIX вв.»

• Выставочный зал «На Покровской» (ул. Л. Толстого,63).

Открыт в 2001 году. Располагается на месте бывшей каменной лавки А. Ф. Петровой, построенной в 1878 г. Был открыт 6 марта 2001 г. Площадь выставочного зала 100 м².

• Детский музейный центр (ул. Л. Толстого,49).

Открыт 24 декабря 2010 года. Включает в себя залы для занятий и выставочный зал с мультимедиа аппаратурой.

Образование

Во всех музеях проводятся мастер-классы, лекции и чтения, на которые на которые приезжают и люди из других регионов России. Проводятся туристические экскурсии как по территории заповедника и Ульяновска, так и по Ульяновской области.

Ссылки

• [www.ulzapovednik.ru Официальный сайт]
• [museum.ru/M1041 Заповедник "Родина В. И. Ленина"] на сайте Музеи России
• [www.facebook.com/ulzapovednik Музей-заповедник Родина В. И. Ленина] в Facebook
• [twitter.com/ulzapovednik Музей-заповедник] в Твиттере
• [welcometoulyanovsk.ru/index.php?section=127 Государственный историко-мемориальный заповедник «Родина В. И. Ленина»] на сайте “Добро Пожаловать в Ульяновск”
• [www.ulzapovednik.ru/about/ Об Ульяновске] на сайте заповедника.

Отрывок, характеризующий Государственный историко-мемориальный музей-заповедник «Родина В. И. Ленина»

– Что ж, я чай, спать хочешь? – сказал он и быстро начал креститься, приговаривая:
– Господи, Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, господи Иисус Христос, Никола угодник! Фрола и Лавра, господи Иисус Христос – помилуй и спаси нас! – заключил он, поклонился в землю, встал и, вздохнув, сел на свою солому. – Вот так то. Положи, боже, камушком, подними калачиком, – проговорил он и лег, натягивая на себя шинель.
– Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер.
– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.


В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.
Платон Каратаев был для всех остальных пленных самым обыкновенным солдатом; его звали соколик или Платоша, добродушно трунили над ним, посылали его за посылками. Но для Пьера, каким он представился в первую ночь, непостижимым, круглым и вечным олицетворением духа простоты и правды, таким он и остался навсегда.
Платон Каратаев ничего не знал наизусть, кроме своей молитвы. Когда он говорил свои речи, он, начиная их, казалось, не знал, чем он их кончит.
Когда Пьер, иногда пораженный смыслом его речи, просил повторить сказанное, Платон не мог вспомнить того, что он сказал минуту тому назад, – так же, как он никак не мог словами сказать Пьеру свою любимую песню. Там было: «родимая, березанька и тошненько мне», но на словах не выходило никакого смысла. Он не понимал и не мог понять значения слов, отдельно взятых из речи. Каждое слово его и каждое действие было проявлением неизвестной ему деятельности, которая была его жизнь. Но жизнь его, как он сам смотрел на нее, не имела смысла как отдельная жизнь. Она имела смысл только как частица целого, которое он постоянно чувствовал. Его слова и действия выливались из него так же равномерно, необходимо и непосредственно, как запах отделяется от цветка. Он не мог понять ни цены, ни значения отдельно взятого действия или слова.


Получив от Николая известие о том, что брат ее находится с Ростовыми, в Ярославле, княжна Марья, несмотря на отговариванья тетки, тотчас же собралась ехать, и не только одна, но с племянником. Трудно ли, нетрудно, возможно или невозможно это было, она не спрашивала и не хотела знать: ее обязанность была не только самой быть подле, может быть, умирающего брата, но и сделать все возможное для того, чтобы привезти ему сына, и она поднялась ехать. Если князь Андрей сам не уведомлял ее, то княжна Марья объясняла ото или тем, что он был слишком слаб, чтобы писать, или тем, что он считал для нее и для своего сына этот длинный переезд слишком трудным и опасным.
В несколько дней княжна Марья собралась в дорогу. Экипажи ее состояли из огромной княжеской кареты, в которой она приехала в Воронеж, брички и повозки. С ней ехали m lle Bourienne, Николушка с гувернером, старая няня, три девушки, Тихон, молодой лакей и гайдук, которого тетка отпустила с нею.
Ехать обыкновенным путем на Москву нельзя было и думать, и потому окольный путь, который должна была сделать княжна Марья: на Липецк, Рязань, Владимир, Шую, был очень длинен, по неимению везде почтовых лошадей, очень труден и около Рязани, где, как говорили, показывались французы, даже опасен.
Во время этого трудного путешествия m lle Bourienne, Десаль и прислуга княжны Марьи были удивлены ее твердостью духа и деятельностью. Она позже всех ложилась, раньше всех вставала, и никакие затруднения не могли остановить ее. Благодаря ее деятельности и энергии, возбуждавшим ее спутников, к концу второй недели они подъезжали к Ярославлю.
В последнее время своего пребывания в Воронеже княжна Марья испытала лучшее счастье в своей жизни. Любовь ее к Ростову уже не мучила, не волновала ее. Любовь эта наполняла всю ее душу, сделалась нераздельною частью ее самой, и она не боролась более против нее. В последнее время княжна Марья убедилась, – хотя она никогда ясно словами определенно не говорила себе этого, – убедилась, что она была любима и любила. В этом она убедилась в последнее свое свидание с Николаем, когда он приехал ей объявить о том, что ее брат был с Ростовыми. Николай ни одним словом не намекнул на то, что теперь (в случае выздоровления князя Андрея) прежние отношения между ним и Наташей могли возобновиться, но княжна Марья видела по его лицу, что он знал и думал это. И, несмотря на то, его отношения к ней – осторожные, нежные и любовные – не только не изменились, но он, казалось, радовался тому, что теперь родство между ним и княжной Марьей позволяло ему свободнее выражать ей свою дружбу любовь, как иногда думала княжна Марья. Княжна Марья знала, что она любила в первый и последний раз в жизни, и чувствовала, что она любима, и была счастлива, спокойна в этом отношении.
Но это счастье одной стороны душевной не только не мешало ей во всей силе чувствовать горе о брате, но, напротив, это душевное спокойствие в одном отношении давало ей большую возможность отдаваться вполне своему чувству к брату. Чувство это было так сильно в первую минуту выезда из Воронежа, что провожавшие ее были уверены, глядя на ее измученное, отчаянное лицо, что она непременно заболеет дорогой; но именно трудности и заботы путешествия, за которые с такою деятельностью взялась княжна Марья, спасли ее на время от ее горя и придали ей силы.
Как и всегда это бывает во время путешествия, княжна Марья думала только об одном путешествии, забывая о том, что было его целью. Но, подъезжая к Ярославлю, когда открылось опять то, что могло предстоять ей, и уже не через много дней, а нынче вечером, волнение княжны Марьи дошло до крайних пределов.
Когда посланный вперед гайдук, чтобы узнать в Ярославле, где стоят Ростовы и в каком положении находится князь Андрей, встретил у заставы большую въезжавшую карету, он ужаснулся, увидав страшно бледное лицо княжны, которое высунулось ему из окна.
– Все узнал, ваше сиятельство: ростовские стоят на площади, в доме купца Бронникова. Недалече, над самой над Волгой, – сказал гайдук.
Княжна Марья испуганно вопросительно смотрела на его лицо, не понимая того, что он говорил ей, не понимая, почему он не отвечал на главный вопрос: что брат? M lle Bourienne сделала этот вопрос за княжну Марью.
– Что князь? – спросила она.
– Их сиятельство с ними в том же доме стоят.
«Стало быть, он жив», – подумала княжна и тихо спросила: что он?
– Люди сказывали, все в том же положении.
Что значило «все в том же положении», княжна не стала спрашивать и мельком только, незаметно взглянув на семилетнего Николушку, сидевшего перед нею и радовавшегося на город, опустила голову и не поднимала ее до тех пор, пока тяжелая карета, гремя, трясясь и колыхаясь, не остановилась где то. Загремели откидываемые подножки.
Отворились дверцы. Слева была вода – река большая, справа было крыльцо; на крыльце были люди, прислуга и какая то румяная, с большой черной косой, девушка, которая неприятно притворно улыбалась, как показалось княжне Марье (это была Соня). Княжна взбежала по лестнице, притворно улыбавшаяся девушка сказала: – Сюда, сюда! – и княжна очутилась в передней перед старой женщиной с восточным типом лица, которая с растроганным выражением быстро шла ей навстречу. Это была графиня. Она обняла княжну Марью и стала целовать ее.
– Mon enfant! – проговорила она, – je vous aime et vous connais depuis longtemps. [Дитя мое! я вас люблю и знаю давно.]
Несмотря на все свое волнение, княжна Марья поняла, что это была графиня и что надо было ей сказать что нибудь. Она, сама не зная как, проговорила какие то учтивые французские слова, в том же тоне, в котором были те, которые ей говорили, и спросила: что он?
– Доктор говорит, что нет опасности, – сказала графиня, но в то время, как она говорила это, она со вздохом подняла глаза кверху, и в этом жесте было выражение, противоречащее ее словам.
– Где он? Можно его видеть, можно? – спросила княжна.
– Сейчас, княжна, сейчас, мой дружок. Это его сын? – сказала она, обращаясь к Николушке, который входил с Десалем. – Мы все поместимся, дом большой. О, какой прелестный мальчик!
Графиня ввела княжну в гостиную. Соня разговаривала с m lle Bourienne. Графиня ласкала мальчика. Старый граф вошел в комнату, приветствуя княжну. Старый граф чрезвычайно переменился с тех пор, как его последний раз видела княжна. Тогда он был бойкий, веселый, самоуверенный старичок, теперь он казался жалким, затерянным человеком. Он, говоря с княжной, беспрестанно оглядывался, как бы спрашивая у всех, то ли он делает, что надобно. После разорения Москвы и его имения, выбитый из привычной колеи, он, видимо, потерял сознание своего значения и чувствовал, что ему уже нет места в жизни.
Несмотря на то волнение, в котором она находилась, несмотря на одно желание поскорее увидать брата и на досаду за то, что в эту минуту, когда ей одного хочется – увидать его, – ее занимают и притворно хвалят ее племянника, княжна замечала все, что делалось вокруг нее, и чувствовала необходимость на время подчиниться этому новому порядку, в который она вступала. Она знала, что все это необходимо, и ей было это трудно, но она не досадовала на них.
– Это моя племянница, – сказал граф, представляя Соню, – вы не знаете ее, княжна?
Княжна повернулась к ней и, стараясь затушить поднявшееся в ее душе враждебное чувство к этой девушке, поцеловала ее. Но ей становилось тяжело оттого, что настроение всех окружающих было так далеко от того, что было в ее душе.
– Где он? – спросила она еще раз, обращаясь ко всем.
– Он внизу, Наташа с ним, – отвечала Соня, краснея. – Пошли узнать. Вы, я думаю, устали, княжна?
У княжны выступили на глаза слезы досады. Она отвернулась и хотела опять спросить у графини, где пройти к нему, как в дверях послышались легкие, стремительные, как будто веселые шаги. Княжна оглянулась и увидела почти вбегающую Наташу, ту Наташу, которая в то давнишнее свидание в Москве так не понравилась ей.
Но не успела княжна взглянуть на лицо этой Наташи, как она поняла, что это был ее искренний товарищ по горю, и потому ее друг. Она бросилась ей навстречу и, обняв ее, заплакала на ее плече.
Как только Наташа, сидевшая у изголовья князя Андрея, узнала о приезде княжны Марьи, она тихо вышла из его комнаты теми быстрыми, как показалось княжне Марье, как будто веселыми шагами и побежала к ней.
На взволнованном лице ее, когда она вбежала в комнату, было только одно выражение – выражение любви, беспредельной любви к нему, к ней, ко всему тому, что было близко любимому человеку, выраженье жалости, страданья за других и страстного желанья отдать себя всю для того, чтобы помочь им. Видно было, что в эту минуту ни одной мысли о себе, о своих отношениях к нему не было в душе Наташи.
Чуткая княжна Марья с первого взгляда на лицо Наташи поняла все это и с горестным наслаждением плакала на ее плече.
– Пойдемте, пойдемте к нему, Мари, – проговорила Наташа, отводя ее в другую комнату.
Княжна Марья подняла лицо, отерла глаза и обратилась к Наташе. Она чувствовала, что от нее она все поймет и узнает.
– Что… – начала она вопрос, но вдруг остановилась. Она почувствовала, что словами нельзя ни спросить, ни ответить. Лицо и глаза Наташи должны были сказать все яснее и глубже.
Наташа смотрела на нее, но, казалось, была в страхе и сомнении – сказать или не сказать все то, что она знала; она как будто почувствовала, что перед этими лучистыми глазами, проникавшими в самую глубь ее сердца, нельзя не сказать всю, всю истину, какою она ее видела. Губа Наташи вдруг дрогнула, уродливые морщины образовались вокруг ее рта, и она, зарыдав, закрыла лицо руками.
Княжна Марья поняла все.
Но она все таки надеялась и спросила словами, в которые она не верила:
– Но как его рана? Вообще в каком он положении?
– Вы, вы… увидите, – только могла сказать Наташа.
Они посидели несколько времени внизу подле его комнаты, с тем чтобы перестать плакать и войти к нему с спокойными лицами.
– Как шла вся болезнь? Давно ли ему стало хуже? Когда это случилось? – спрашивала княжна Марья.
Наташа рассказывала, что первое время была опасность от горячечного состояния и от страданий, но в Троице это прошло, и доктор боялся одного – антонова огня. Но и эта опасность миновалась. Когда приехали в Ярославль, рана стала гноиться (Наташа знала все, что касалось нагноения и т. п.), и доктор говорил, что нагноение может пойти правильно. Сделалась лихорадка. Доктор говорил, что лихорадка эта не так опасна.
– Но два дня тому назад, – начала Наташа, – вдруг это сделалось… – Она удержала рыданья. – Я не знаю отчего, но вы увидите, какой он стал.
– Ослабел? похудел?.. – спрашивала княжна.
– Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не может жить… потому что…


Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.