Государственный квартирный налог (Российская империя)

Государственный квартирный налог — прямой окладной налог Российской империи, введённый в 1894 году; собирался с лиц, занимающих жилые помещения, исходя из вмененного размера квартирной платы.

Введение налога

В 1892 году Министерство финансов проектировало введение в России подоходного налога. Предполагаемый проект вызвал возражения со стороны других министерств и ведомств, полагавших, что налоговые органы не готовы к сбору такого налога, не располагая необходимыми сведениями о доходах налогоплательщиков. От проекта подоходного налога отказались, но возникла мысль ввести некоторый его суррогат — квартирный налог, исходя из того, что величину квартирной платы легче объективно оценить. К тому времени квартирный налог существовал во Франции, Бельгии и Голландии.
Министерство финансов (которым на тот момент руководил министр С. Ю. Витте) разработало Положение о государственном квартирном налоге, которое было одобрено Государственным Советом и Высочайше утверждено 14 мая 1893 года. Сбор налога производился с 1894 года.
Первоначально налог вводился на территории Европейской России и Царства Польского. С 1901 года налог собирался также в Кавказском крае, областях Степного генерал-губернаторства и губерниях Ставропольской, Тобольской, Томской, Иркутской и Енисейской.

Условия обложения налогом

Налог собирался с лиц, занимавших помещения для жилья (квартиры), собственные, наемные и бесплатно предоставленные в пользование.
Налог собирался только в населённых пунктах, входивших в прилагаемое к Положению расписание. Все населённые пункты разделялись законом на 5 классов, по уровню арендной платы. Жилые помещения, для каждого класса населенных пунктов по отдельности, разделялись на разряды (от 35 до 19 разрядов), по вменённой величине арендной платы. Для каждого разряда помещений внутри каждого класса населённых пунктов закон устанавливал отдельную ставку налога (называемую «окладом»).
От уплаты налога освобождались духовные лица христианских исповеданий и дипломаты. Налогом не облагались помещения, занятые под любого рода коммерческие, общественные и производственные цели. Из жилых помещений обложению налогом не подлежали: дворцы членов Императорского дома, архиерейские дома и монастырские помещения, пансионы и общежития для учащихся, богадельни и приюты, военные казармы, жилища рабочих при фабриках и заводах, постоялые дворы и ночлежные дома. Не облагались налогом и те помещения, арендная плата за которые была ниже минимального первого разряда.
Налог устанавливался по размеру реально уплачиваемой квартирной платы (без учета платы за освещение и отопление), а если помещение не сдавалось в наём, устанавливалась вменённая величина квартирной платы. Для сооружений, квартирную плату за которые не представлялось возможным оценить, квартирная плата принималась равной 4 % от оценочной стоимости недвижимости. Если лицо занимало казённую квартиру взамен установленных квартирных денег, квартирная плата принималась равной этим деньгам. Если размер квартирных денег не был установлен штатами — квартирные деньги признавались равными пятой части жалованья.

Ставки налога

• В I классе населённых пунктов состояли Санкт-Петербург и Москва.

Минимальная облагаемая квартирная плата составляла 300 рублей в год, налог 5 рублей (1.7 %), при квартирной плате 1000 руб. в год налог составлял 28 рублей (2.8 %), при квартирной плате свыше 6000 рублей в год налог имел максимальную ставку в 10 %.

• Во II классе населённых пунктов состояли 17 городов (Баку, Бакинские нефтяные промыслы, Батум, Варшава, Вильно, Иркутск, Киев, Кишинев, Кронштадт, Одесса, Ростов-на-Дону, Севастополь, Тифлис, Харьков, Царское Село, Ялта, Феодосия).

Минимальная облагаемая квартирная плата составляла 225 рублей в год, налог 3.50 рублей (1.6 %), при квартирной плате 1000 руб. в год налог составлял 33 рубля (3.3 %), при квартирной плате свыше 4500 рублей в год налог имел максимальную ставку в 10 %.

• В III классе состояли 69 городов (например, Архангельск, Владимир, Екатеринослав, Кострома, Ревель, Томск, Ярославль).

Минимальная облагаемая квартирная плата составляла 150 рублей в год, налог 2.50 рублей (1.7 %), при квартирной плате 1000 руб. в год налог составлял 39 рублей (3.9 %), при квартирной плате свыше 3000 рублей в год налог имел максимальную ставку в 10 %.

• В IV классе состояли 160 населённых пунктов (например, Белгород, Витебск, Коломна, Нарва, Новгород, Тюмень).

Минимальная облагаемая квартирная плата составляла 120 рублей в год, налог 2 рубля (1.7 %), при квартирной плате 1000 руб. в год налог составлял 46 рублей (4.6 %), при квартирной плате свыше 2400 рублей в год налог имел максимальную ставку в 10 %.

• В V классе состояли 550 населённых пунктов (например, Арзамас, Бежецк, Весьегонск, Клин, Нерехта, Углич).

Минимальная облагаемая квартирная плата составляла 60 рублей в год, налог 1 рубль (1.7 %), при квартирной плате 1000 руб. в год налог составлял 84 рубля (8.4 %), при квартирной плате свыше 1200 рублей в год налог имел максимальную ставку в 10 %..

Суммы сбора налога

По Государственной росписи доходов и расходов на 1894 год (первый год сбора налога) предполагалось поступление 4 610 тысяч рублей, но планируемую сумму собрать не удалось. В 1896 году было собрано 2 907 тысяч рублей. После этого сумма сбора стала увеличиваться. В 1901 было собрано 4 127 тысяч рублей, в 1905 — 5 348 тысяч рублей, в 1909 — 6.649 тыс. рублей.

Организация сбора налога

За сбор налога отвечало Министерство финансов (а внутри министерства — Департамент окладных сборов). На местах налог собирали Казённые палаты (местные учреждения Министерства финансов), при которых создавались Губернские (или Областные) по квартирному налогу присутствия. Присутствия представляли собой межведомственные комиссии, в состав которых входили управляющий Казённой палатой, члены Общего присутствия Казённой палаты, городской голова губернского города и два члена, выбранных городской думой. Во всех населённых пунктах, где собирался налог, создавались Городские по квартирному налогу присутствия, в состав которых входили податной инспектор и от четырёх до шести местных домохозяев, выбранных городской думой (там, где её не было — уездным земским собранием).
До 7 января каждого года домовладельцы подавали сведения о принадлежащих им жилых помещениях с указанием наёмной цены. Присутствие рассматривало сведения; в случае несогласия с данными домовладельцев самостоятельно проводило оценку вменённой квартирной платы и до 7 марта рассылало домохозяевам извещения об установленном окладе налога. Налог уплачивался один раз в год, до 15 апреля этого же года. Домохозяева, несогласные с решением Городского присутствия, могли обжаловать решение Губернскому присутствию, а решение Губернского присутствия — министру финансов. За неподачу сведений присутствия налагали штраф в 50 рублей, за подачу заведомо ложных сведений — в 300 рублей. С недоимок взыскивалась пеня в размере 1 % в месяц.

Литература

• Квартирный налог // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Устав о прямых налогах, раздел пятый // Свод Законов Российской империи. — 1912. — Т. V. — С. 87-92.

• [forum.yurclub.ru/index.php?download=3619 Государственный квартирный налог. История и статистика налога. 1894-1900] / Министерство Финансов. — СПб., 1903. — 325 с.

• Иловайский С. И. [www.allpravo.ru/library/doc4396p0/instrum4397/ Учебник финансового права]. — Одесса, 1904.

Отрывок, характеризующий Государственный квартирный налог (Российская империя)

11 го октября 1805 года один из только что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где нибудь в середине России.
С вечера, на последнем переходе, был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Хотя слова приказа и показались неясны полковому командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? в совете батальонных командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем не докланяться. И солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2 000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой. Не только наружное было исправно, но ежели бы угодно было главнокомандующему заглянуть под мундиры, то на каждом он увидел бы одинаково чистую рубаху и в каждом ранце нашел бы узаконенное число вещей, «шильце и мыльце», как говорят солдаты. Было только одно обстоятельство, насчет которого никто не мог быть спокоен. Это была обувь. Больше чем у половины людей сапоги были разбиты. Но недостаток этот происходил не от вины полкового командира, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не был отпущен товар от австрийского ведомства, а полк прошел тысячу верст.
Полковой командир был пожилой, сангвинический, с седеющими бровями и бакенбардами генерал, плотный и широкий больше от груди к спине, чем от одного плеча к другому. На нем был новый, с иголочки, со слежавшимися складками мундир и густые золотые эполеты, которые как будто не книзу, а кверху поднимали его тучные плечи. Полковой командир имел вид человека, счастливо совершающего одно из самых торжественных дел жизни. Он похаживал перед фронтом и, похаживая, подрагивал на каждом шагу, слегка изгибаясь спиною. Видно, было, что полковой командир любуется своим полком, счастлив им, что все его силы душевные заняты только полком; но, несмотря на то, его подрагивающая походка как будто говорила, что, кроме военных интересов, в душе его немалое место занимают и интересы общественного быта и женский пол.
– Ну, батюшка Михайло Митрич, – обратился он к одному батальонному командиру (батальонный командир улыбаясь подался вперед; видно было, что они были счастливы), – досталось на орехи нынче ночью. Однако, кажется, ничего, полк не из дурных… А?
Батальонный командир понял веселую иронию и засмеялся.
– И на Царицыном лугу с поля бы не прогнали.
– Что? – сказал командир.
В это время по дороге из города, по которой расставлены были махальные, показались два верховые. Это были адъютант и казак, ехавший сзади.
Адъютант был прислан из главного штаба подтвердить полковому командиру то, что было сказано неясно во вчерашнем приказе, а именно то, что главнокомандующий желал видеть полк совершенно в том положении, в котором oн шел – в шинелях, в чехлах и без всяких приготовлений.
К Кутузову накануне прибыл член гофкригсрата из Вены, с предложениями и требованиями итти как можно скорее на соединение с армией эрцгерцога Фердинанда и Мака, и Кутузов, не считая выгодным это соединение, в числе прочих доказательств в пользу своего мнения намеревался показать австрийскому генералу то печальное положение, в котором приходили войска из России. С этою целью он и хотел выехать навстречу полку, так что, чем хуже было бы положение полка, тем приятнее было бы это главнокомандующему. Хотя адъютант и не знал этих подробностей, однако он передал полковому командиру непременное требование главнокомандующего, чтобы люди были в шинелях и чехлах, и что в противном случае главнокомандующий будет недоволен. Выслушав эти слова, полковой командир опустил голову, молча вздернул плечами и сангвиническим жестом развел руки.
– Наделали дела! – проговорил он. – Вот я вам говорил же, Михайло Митрич, что на походе, так в шинелях, – обратился он с упреком к батальонному командиру. – Ах, мой Бог! – прибавил он и решительно выступил вперед. – Господа ротные командиры! – крикнул он голосом, привычным к команде. – Фельдфебелей!… Скоро ли пожалуют? – обратился он к приехавшему адъютанту с выражением почтительной учтивости, видимо относившейся к лицу, про которое он говорил.
– Через час, я думаю.
– Успеем переодеть?
– Не знаю, генерал…
Полковой командир, сам подойдя к рядам, распорядился переодеванием опять в шинели. Ротные командиры разбежались по ротам, фельдфебели засуетились (шинели были не совсем исправны) и в то же мгновение заколыхались, растянулись и говором загудели прежде правильные, молчаливые четвероугольники. Со всех сторон отбегали и подбегали солдаты, подкидывали сзади плечом, через голову перетаскивали ранцы, снимали шинели и, высоко поднимая руки, натягивали их в рукава.
Через полчаса всё опять пришло в прежний порядок, только четвероугольники сделались серыми из черных. Полковой командир, опять подрагивающею походкой, вышел вперед полка и издалека оглядел его.
– Это что еще? Это что! – прокричал он, останавливаясь. – Командира 3 й роты!..
– Командир 3 й роты к генералу! командира к генералу, 3 й роты к командиру!… – послышались голоса по рядам, и адъютант побежал отыскивать замешкавшегося офицера.
Когда звуки усердных голосов, перевирая, крича уже «генерала в 3 ю роту», дошли по назначению, требуемый офицер показался из за роты и, хотя человек уже пожилой и не имевший привычки бегать, неловко цепляясь носками, рысью направился к генералу. Лицо капитана выражало беспокойство школьника, которому велят сказать невыученный им урок. На красном (очевидно от невоздержания) носу выступали пятна, и рот не находил положения. Полковой командир с ног до головы осматривал капитана, в то время как он запыхавшись подходил, по мере приближения сдерживая шаг.
– Вы скоро людей в сарафаны нарядите! Это что? – крикнул полковой командир, выдвигая нижнюю челюсть и указывая в рядах 3 й роты на солдата в шинели цвета фабричного сукна, отличавшегося от других шинелей. – Сами где находились? Ожидается главнокомандующий, а вы отходите от своего места? А?… Я вас научу, как на смотр людей в казакины одевать!… А?…
Ротный командир, не спуская глаз с начальника, всё больше и больше прижимал свои два пальца к козырьку, как будто в одном этом прижимании он видел теперь свое спасенье.
– Ну, что ж вы молчите? Кто у вас там в венгерца наряжен? – строго шутил полковой командир.
– Ваше превосходительство…
– Ну что «ваше превосходительство»? Ваше превосходительство! Ваше превосходительство! А что ваше превосходительство – никому неизвестно.
– Ваше превосходительство, это Долохов, разжалованный… – сказал тихо капитан.
– Что он в фельдмаршалы, что ли, разжалован или в солдаты? А солдат, так должен быть одет, как все, по форме.
– Ваше превосходительство, вы сами разрешили ему походом.
– Разрешил? Разрешил? Вот вы всегда так, молодые люди, – сказал полковой командир, остывая несколько. – Разрешил? Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Полковой командир помолчал. – Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Что? – сказал он, снова раздражаясь. – Извольте одеть людей прилично…
И полковой командир, оглядываясь на адъютанта, своею вздрагивающею походкой направился к полку. Видно было, что его раздражение ему самому понравилось, и что он, пройдясь по полку, хотел найти еще предлог своему гневу. Оборвав одного офицера за невычищенный знак, другого за неправильность ряда, он подошел к 3 й роте.
– Кааак стоишь? Где нога? Нога где? – закричал полковой командир с выражением страдания в голосе, еще человек за пять не доходя до Долохова, одетого в синеватую шинель.
Долохов медленно выпрямил согнутую ногу и прямо, своим светлым и наглым взглядом, посмотрел в лицо генерала.
– Зачем синяя шинель? Долой… Фельдфебель! Переодеть его… дря… – Он не успел договорить.
– Генерал, я обязан исполнять приказания, но не обязан переносить… – поспешно сказал Долохов.
– Во фронте не разговаривать!… Не разговаривать, не разговаривать!…
– Не обязан переносить оскорбления, – громко, звучно договорил Долохов.
Глаза генерала и солдата встретились. Генерал замолчал, сердито оттягивая книзу тугой шарф.
– Извольте переодеться, прошу вас, – сказал он, отходя.