Государственный космический научно-производственный центр имени М. В. Хруничева

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Координаты: 55°45′23″ с. ш. 37°29′15″ в. д. / 55.75639° с. ш. 37.48750° в. д. / 55.75639; 37.48750 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=55.75639&mlon=37.48750&zoom=16 (O)] (Я)

ФГУП «ГКНПЦ имени М. В. Хруничева»
Тип

ФГУП

Основание

1916

Прежние названия
  • Второй автомобильный завод «Руссо-Балт» (1916)
  • Первый Государственный бронетанко-автомобильный завод (1921)
  • Государственный авиационный № 22 им. 10-летия Октября (1927)
  • Государственный авиационный № 22 им. С. П. Горбунова (1933)
  • Авиационный завод № 23 (1941)
  • Машиностроительный завод им. М. В. Хруничева (1961)
  • Государственный космический научно-производственный центр им. М. В. Хруничева (1993)
Расположение

Россия Россия: Москва, ул. Новозаводская, д. 18 (ближайшие станции метро — «Фили», «Багратионовская»)

Ключевые фигуры

Андрей Владимирович Калиновскийгенеральный директор

Отрасль

ракетная промышленность

Продукция

ракеты-носители

Оборот

40,6 млрд. руб. (2011)

Число сотрудников

43.500

Сайт

[www.khrunichev.com/ www.khrunichev.com]

К:Компании, основанные в 1916 году

Федеральное государственное унитарное предприятие «Государственный космический научно-производственный центр имени М. В. Хруничева» — одно из ведущих предприятий российской ракетно-космической промышленности. Основная продукция в настоящее время — ракеты-носители (РН) семейства «Протон» и разгонные блоки к ним. Ведётся разработка перспективного семейства РН «Ангара».

ГКНПЦ им. М. В. Хруничева объединяет в себе целый ряд предприятий, специализирующихся на производстве, запуске и обслуживании ракетно-космической техники. Имеет филиал на космодроме «Байконур», в состав которого входит монтажно-испытательный корпус на площадке 92-50 и аэродром экспериментальной авиации «Юбилейный» на площадке 251, филиал в г. Королёве по разработке ракетных двигателей.

Компания является членом МАКД.





История

Предприятие основано в 1916 году как «Второй автомобильный завод „Руссо-Балт“» на участке земли, приобретённом у Шелапутина.

В 1921 году на базе завода был организован «Первый Государственный бронетанко-автомобильный завод». В 1922 году предприятие выпустило первые пять советских автомобилей «Руссо-Балт» (под названием «Промбронь»).

23 января 1923 года недостроенный автозавод был передан в концессию на 30 лет немецкой самолетостроительной фирме «Junkers» для создания цельнометаллических самолетов и моторов к ним, после чего до 1925 года на заводе были изготовлены первые 50 самолетов Ю-20 и 100 самолетов Ю-21. С 1924 года началась разработка советских цельнометаллических самолетов.

1 марта 1927 года договор концессии со стороны СССР был расторгнут в связи с тем, что компания Junkers не смогла выполнить условий концессии по производству дюралюминия и строительству моторов[1].

Вскоре после образования авиационного завода № 7, он был преобразован в завод № 22 имени 10-летия Октября. Здесь стали строиться советские самолеты-разведчики Р-З, Р-6, истребитель И-4, бомбардировщики ТБ-1, ТБ-3, ДБ-А, СБ, Пе-2, пассажирские АНТ-9 и АНТ-35.

В 1933 году заводу присвоено имя Сергея Горбунова[2].

В канун войны на заводе было освоено серийное производство пикирующего бомбардировщика Пе-2.

Во время первого авианалёта на Москву 22 июля 1941 года на территорию завода попало около сорока фугасных и более четырёхсот зажигательных бомб, пострадало несколько корпусов, погибли 92 рабочих завода[3].

В октябре — ноябре 1941 года завод был эвакуирован в Казань[4]. В декабре 1941 года на территории завода № 22 в Москве образован авиационный завод № 23, который до 1945 года производил бомбардировщики дальнего радиуса действия Ил-4 и Ту-2. В дальнейшем здесь выпускались Ту-4, вертолеты Ми-6 и Ми-8.

Ракетная история предприятия началась в 1960 году: ОКБ-23 было перепрофилировано на разработку ракетно-космической техники и передано (вместе с заводом № 23) как филиал в подчинение ОКБ-52, генеральным конструктором которого был В. Н. Челомей.

В 1961 году завод № 23 стал называться Машиностроительный завод имени Михаила Васильевича Хруничева. В конце 70-х годов ОКБ-23 было выведено из подчинения В. Н. Челомея и преобразовано в конструкторское бюро «Салют». В 1981—1988 годы КБ входило в состав НПО «Энергия», а после 1988 года стало самостоятельным.

7 июня 1993 года на базе машиностроительного завода имени М. В. Хруничева и конструкторского бюро «Салют» был образован Государственный космический научно-производственный центр имени М. В. Хруничева.

С 1995 года предприятие участвует (совместно с «Lockheed Martin») в проекте International Launch Services (ILS). В сентябре 2006 года Lockheed Martin продала свою долю собственности в совместных предприятиях International Launch Services (ILS) и Lockheed-Khrunichev-Energia (LKE). Собственниками компании ILS стали Space Transport Inc. (Делавэр, США) и Государственный космический научно-производственный центр им. М. В. Хруничева с РКК «Энергия» им. С. П. Королева.

C 2006 года сотрудничает с южнокорейским космическим центром Наро: по аналогии с разработанной ГКНПЦ им. Хруничева ракетой-носителем «Ангара», была произведена первая разгонная ступень для ракеты-носителя KSLV-1 — первый запуск Южной Кореей KSLV-1 состоялся 25 августа 2009 года (Korea Space Launch Vehicle-1).[5]

3 февраля 2007 года Президент Российской Федерации В. В. Путин подписал указ о создании вертикально-интегрированной структуры по производству ракетно-космической и авиационной техники на базе ФГУП «ГКНПЦ им. М. В. Хруничева», в соответствии с которым к Центру им. М. В. Хруничева присоединилось 4 предприятия ракетно-космической промышленности России, в том числе и омское производственное объединение «Полет».

В конце мая 2008 года Государственный научно-производственный центр имени М. В. Хруничева стал владельцем контрольного пакета акций в компании International Launch Services (ILS). International Launch Services сохранил эксклюзивное право на маркетинг ракеты «Протон» и перспективной российской ракеты-носителя «Ангара» на мировом рынке.

В августе 2009 года указом Президента Российской Федерации Д. А. Медведева Государственный космический научно-производственный центр им. М. В. Хруничева стал распоряжаться акциями КБХА[6].

7 сентября 2011 года вблизи Ярославля потерпел катастрофу самолёт Як-42Д, взятый в лизинг авиакомпанией «Як-Сервис» у центра имени Хруничева (см. Авиакатастрофа под Ярославлем 7 сентября 2011 года).

Руководство

Руководители предприятия с 1916 по 2012 гг.[7]:

Имя Годы жизни Годы руководства
Кульчицкий Гавриил Васильевич 18791935[8] 19161919
Оленчук Иван Степанович 19201924
Малахов Федор Сергеевич 19271931
Горбунов Сергей Петрович 19021933 19311933
Миткевич Ольга Александровна 18891943 19331935
Марголин Семен Леонтьевич 18951937 19351936
Сухарев Алексей Сергеевич[9] 1901-?[10] 19371938
Окулов Василий Андреевич 18991974 19381941
Кузин Илларион Матвеевич 1942
Иосилович Исаак Борисович 19091972 19421944
Третьяков Анатолий Тихонович 18991978 19441946
Лещенко Сергей Михайлович 19041974[11] 19461952
Осипов Дмитрий Николаевич 19521960
Рыжих Михаил Иванович 19101982[12] 19611975
Киселёв, Анатолий Иванович р. 1938 19752001
Медведев Александр Алексеевич р. 1952 20012005
Нестеров Владимир Евгеньевич р. 1949 20052012
Селиверстов Александр Иванович р. 1960 20122014
Калиновский Андрей Владимирович р. 1963 2014—

См. также

Напишите отзыв о статье "Государственный космический научно-производственный центр имени М. В. Хруничева"

Примечания

  1. [web.archive.org/web/20100104210840/www.expert.ru/printissues/expert/2010/01/ura_u_nih_depressiya/ Ж-л «Эксперт» № 1 (687)/28 декабря 2009. Максим Рубченко (редактор отдела экономики). Ура, у них депрессия!]
  2. [www.khrunichev.ru/main.php?id=3&nid=37 Актуальный репортаж]. ФГУП «Государственный космический научно-производственный центр имени М.В.Хруничева». Проверено 11 августа 2011. [www.webcitation.org/65XBId54q Архивировано из первоисточника 18 февраля 2012].
  3. Козлов П. Я. Конструктор. — М.: Машиностроение, 1989. — С. 56. — 184 с. — 30 000 экз. — ISBN 5—217—00631—5.
  4. Ныне это — Казанское авиационное производственное объединение имени С. П. Горбунова
  5. [sd.net.ua/2009/08/25/juzhnaja_koreja_zapustila_svoju_pervuju_raketu.html Южная Корея запустила свою первую ракету]
  6. Петров, Владимир. [www.communa.ru/news/detail.php?ID=35933 Дело. Космический холдинг и земные дела]. Информационный портал центрального черноземья «Коммуна». Проверено 2 октября 2009. [www.webcitation.org/65XBJdnSH Архивировано из первоисточника 18 февраля 2012].
  7. [www.khrunichev.ru/main.php?id=40 Руководители предприятия 1916 г. — 31 августа 2012 г.]. ФГУП «Государственный космический научно-производственный центр имени М.В.Хруничева». Проверено 22 января 2013. [www.webcitation.org/6E2T2CtIs Архивировано из первоисточника 29 января 2013].
  8. [ru.scribd.com/doc/16516378/Chrunichev Chrunichev]
  9. [www.oldgazette.ru/pravda/05031938/text1.html Старые газеты : "Правда", 5 марта 1938г. (стр.1)]. Проверено 18 января 2013. [www.webcitation.org/6E2soUxkv Архивировано из первоисточника 30 января 2013].
  10. [niznov-nekropol.ucoz.ru/index/informaciju_o_meste_zakhoronenija_s_ja/0-1300 Нижегородский некрополь - Информацию о месте захоронения (С - Я)]. Проверено 18 января 2013. [www.webcitation.org/6DobiKGCp Архивировано из первоисточника 20 января 2013].
  11. [www.nkj.ru/archive/articles/7558/ Архив журнала «НАУКА И ЖИЗНЬ»]. Проверено 18 января 2013.
  12. [sm.evg-rumjantsev.ru/voen-ruk/ryzhikh.html :: Космический мемориал :: М.И. Рыжих ::]. Проверено 18 января 2013. [www.webcitation.org/6DobnNZZ2 Архивировано из первоисточника 20 января 2013].

Ссылки

Отрывок, характеризующий Государственный космический научно-производственный центр имени М. В. Хруничева

Пьер не ел целый день, и запах картофеля показался ему необыкновенно приятным. Он поблагодарил солдата и стал есть.
– Что ж, так то? – улыбаясь, сказал солдат и взял одну из картошек. – А ты вот как. – Он достал опять складной ножик, разрезал на своей ладони картошку на равные две половины, посыпал соли из тряпки и поднес Пьеру.
– Картошки важнеющие, – повторил он. – Ты покушай вот так то.
Пьеру казалось, что он никогда не ел кушанья вкуснее этого.
– Нет, мне все ничего, – сказал Пьер, – но за что они расстреляли этих несчастных!.. Последний лет двадцати.
– Тц, тц… – сказал маленький человек. – Греха то, греха то… – быстро прибавил он, и, как будто слова его всегда были готовы во рту его и нечаянно вылетали из него, он продолжал: – Что ж это, барин, вы так в Москве то остались?
– Я не думал, что они так скоро придут. Я нечаянно остался, – сказал Пьер.
– Да как же они взяли тебя, соколик, из дома твоего?
– Нет, я пошел на пожар, и тут они схватили меня, судили за поджигателя.
– Где суд, там и неправда, – вставил маленький человек.
– А ты давно здесь? – спросил Пьер, дожевывая последнюю картошку.
– Я то? В то воскресенье меня взяли из гошпиталя в Москве.
– Ты кто же, солдат?
– Солдаты Апшеронского полка. От лихорадки умирал. Нам и не сказали ничего. Наших человек двадцать лежало. И не думали, не гадали.
– Что ж, тебе скучно здесь? – спросил Пьер.
– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.
– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.
Помолчав несколько времени, Платон встал.
– Что ж, я чай, спать хочешь? – сказал он и быстро начал креститься, приговаривая:
– Господи, Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, господи Иисус Христос, Никола угодник! Фрола и Лавра, господи Иисус Христос – помилуй и спаси нас! – заключил он, поклонился в землю, встал и, вздохнув, сел на свою солому. – Вот так то. Положи, боже, камушком, подними калачиком, – проговорил он и лег, натягивая на себя шинель.
– Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер.
– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.


В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.
Платон Каратаев был для всех остальных пленных самым обыкновенным солдатом; его звали соколик или Платоша, добродушно трунили над ним, посылали его за посылками. Но для Пьера, каким он представился в первую ночь, непостижимым, круглым и вечным олицетворением духа простоты и правды, таким он и остался навсегда.
Платон Каратаев ничего не знал наизусть, кроме своей молитвы. Когда он говорил свои речи, он, начиная их, казалось, не знал, чем он их кончит.
Когда Пьер, иногда пораженный смыслом его речи, просил повторить сказанное, Платон не мог вспомнить того, что он сказал минуту тому назад, – так же, как он никак не мог словами сказать Пьеру свою любимую песню. Там было: «родимая, березанька и тошненько мне», но на словах не выходило никакого смысла. Он не понимал и не мог понять значения слов, отдельно взятых из речи. Каждое слово его и каждое действие было проявлением неизвестной ему деятельности, которая была его жизнь. Но жизнь его, как он сам смотрел на нее, не имела смысла как отдельная жизнь. Она имела смысл только как частица целого, которое он постоянно чувствовал. Его слова и действия выливались из него так же равномерно, необходимо и непосредственно, как запах отделяется от цветка. Он не мог понять ни цены, ни значения отдельно взятого действия или слова.