Государственный музыкально-педагогический институт имени М. М. Ипполитова-Иванова
Поделись знанием:
К:Учебные заведения, основанные в 1923 году
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
И Анатоль и Долохов, когда бывали в деньгах, давали ему по тысяче и по две рублей.
Балага был русый, с красным лицом и в особенности красной, толстой шеей, приземистый, курносый мужик, лет двадцати семи, с блестящими маленькими глазами и маленькой бородкой. Он был одет в тонком синем кафтане на шелковой подкладке, надетом на полушубке.
Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
| Государственный музыкально-педагогический институт имени М. М. Ипполитова-Иванова (ГМПИ) | |
|---|---|
| |
| Год основания | 1923[1][2] |
| Ректор | Ворона В. И. |
| Преподавателей | См. список |
| Расположение |  Россия, Москва
|
| Юридический адрес | Москва, Марксистская улица, 36 |
| Сайт | [ippolitovka.ru/ ippolitovka.ru] |
Государственный музыкально-педагогический институт имени М. М. Ипполитова-Иванова (ГМПИ) —музыкальное учебное заведение в Москве. Известно как Московское музыкальное училище имени М.М. Ипполитова-Иванова (Ипполитовка).
Содержание
История
В 1919 году в Москве открылась народная музыкальная школа № 4. В 1923 году ей было присвоено имя М. М. Ипполитова-Иванова — на протяжении предыдущих пяти лет ректора Московской консерватории, оказывавшего развитию школы значительную помощь. В конце 1920-х произошло разделение на школу и училище. В 1961 г. в училище было открыто первое в СССР отделение народного пения. В 1986 году учебное заведение получило статус Высшего музыкального училища. Наконец, в 1995 году оно было преобразовано в Государственный музыкально-педагогический институт имени М. М. Ипполитова-Иванова, перейдя таким образом из московского подчинения в федеральное. В 1999 году начала функционировать аспирантура.
Кафедры
- Фортепиано, орган
- Оркестровые струнные инструменты
- Оркестровые духовые и ударные инструменты
- Оркестровые народные инструменты
- Дирижирование академическим хором
- Академическое пение
- Пение народное
- Теория музыки
- Музыковедение и композиция
- Оперно-симфоническое дирижирование
- Современное исполнительское искусство
- Кафедра общегуманитарных, социально-экономических дисциплин и философии
- Кафедра иностранных языков
- Отдел концертмейстерского мастерства кафедры «Фортепиано. Орган»
Директора и ректоры
- Генрих Фердинандович Пурицкий (1923—1933)
- Матвей Леонтьевич Пресман (1933—1941)
- Любовь Владимировна Рубинштейн (1941—?)
- Елена Константиновна Гедеванова (?—1971)
- Илья Прокопьевич Бабичев (1971—1986)
- Анатолий Леонидович Корсакович (1986—2004)
- Валерий Иосифович Ворона (2004—н.в.)
Известные преподаватели
- Берлинский, Валентин Александрович
- Волков, Алексей Владимирович
- Готгельф, Александр Львович
- Дулова, Вера Георгиевна
- Корнеев, Александр Васильевич
- Лисициан, Рубен Павлович
- Назаров, Николай Владимирович
- Пекарский, Марк Ильич
- [www.brahms-trio.ru/kirill Родин, Кирилл Владимирович]
- Флярковский, Александр Георгиевич
- Шульгин, Дмитрий Иосифович
- Яунзем, Ирма Петровна
Известные выпускники
- Агузарова, Жанна Хасановна
- Айги, Алексей Геннадьевич
- Асташев-Гришевский Михаил Сергеевич
- Бахчиев, Александр Георгиевич
- Иоанн (Береславский)
- Воскресенский, Михаил Сергеевич
- Дорофеев, Максим Александрович
- Зыкина, Людмила Георгиевна
- Кадышева, Надежда Никитична
- Kaрастоянова-Херментин, Александра
- Карева, Галина Алексеевна
- [www.mvco.ru/kovalevsky/ Ковалевский, Григорий Ильич]
- Мазаев, Сергей Владимирович
- Малинин, Александр Николаевич
- Матвиенко, Игорь Игоревич
- Оганезов, Левон Саркисович
- Петрова, Татьяна Юрьевна
- Поплавская, Марина
- Пугачёва, Алла Борисовна
- епископ Сергий (Соколов)
- Шаврина, Екатерина Феоктистовна
- Шаляпин, Прохор Андреевич
- Шелыгин, Алексей Анатольевич
- Шуфутинский, Михаил Захарович
См. также: Категория:Выпускники музыкально-педагогического института имени М. М. Ипполитова-Иванова
Напишите отзыв о статье "Государственный музыкально-педагогический институт имени М. М. Ипполитова-Иванова"
Примечания
Ссылки
- [ippolitovka.ru Официальный сайт ГМПИ им. Ипполитова-Иванова]
См. также
Отрывок, характеризующий Государственный музыкально-педагогический институт имени М. М. Ипполитова-Иванова
– Ну деньги выйдут, тогда что?– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
И Анатоль и Долохов, когда бывали в деньгах, давали ему по тысяче и по две рублей.
Балага был русый, с красным лицом и в особенности красной, толстой шеей, приземистый, курносый мужик, лет двадцати семи, с блестящими маленькими глазами и маленькой бородкой. Он был одет в тонком синем кафтане на шелковой подкладке, надетом на полушубке.
Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
