Государственный оптический институт

Акционерное общество «Государственный оптический институт имени С. И. Вавилова» (АО «ГОИ им. С.И. Вавилова»)
Международное название	Open Joint Stock Company «S.I. Vavilov State Optical Institute»
Год основания	1918
Генеральный директор	Юрий Юрьевич Заплаткин
Академики	Е. Б. Александров
Члены-корреспонденты	М. М. Мирошников, Н. Н. Розанов
Расположение	Россия Россия:Санкт-Петербург, Кадетская линия, дом 5, корп. 2
Метро	Василеостровская, Спортивная
Сайт	[www.npkgoi.ru goi.ru]
Награды

Государственный оптический институт (ГОИ) — научно-производственное предприятие для исследования, разработки и внедрения оптических приборов и технологий.

Основан в 1918 году по инициативе известного русского физика Д. С. Рождественского, который был директором и научным руководителем ГОИ до 1932 года.

В 1951 году ГОИ присвоено имя С. И. Вавилова.

С ноября 2012 года — открытое акционерное общество «Государственный оптический институт имени С. И. Вавилова», в апреле 2015 преобразовано в АО. Создано путём преобразования Федерального государственного унитарного предприятия «Научно-производственная корпорация "Государственный оптический институт имени С. И. Вавилова"». Входит в состав холдинга АО «Швабе» Государственной корпорации Ростех на правах головной научной организации.

История

Основание института

Организация и разворачивание деятельности ГОИ происходили в несколько этапов, занявших в общей сложности около года. Ведущую роль в этом процессе играл Д. С. Рождественский, который в то время был заведующим Физическим институтом Петроградского университета и одновременно председателем отдела оптотехники Комиссии по изучению естественных производительных сил России (КЕПС) при российской Академии наук.

Отдел оптотехники возник в апреле 1918 года, а в мае по инициативе и ходатайству Рождественского при нём были учреждены вычислительное бюро и экспериментальная оптическая мастерская. Позже Д. С. Рождественский связывал с этими событиями образование института и говорил, что ГОИ «зародился» в мае 1918 года.

15 декабря 1918 года под председательством Д. С. Рождественского состоялось первое организационное заседание Учёного совета ГОИ. На нём были приняты Положение об институте и записка о целях и задачах института, предназначенная для представления в Народный комиссариат просвещения. Кроме того, был рассмотрен ряд организационных вопросов. В записке был представлен обзор состояния оптической науки и техники в России и в ведущих странах Запада, в ней обосновывалась необходимость объединения специалистов-оптиков в организации, пользующейся широкой поддержкой государства, и формулировались основные задачи вновь создаваемого института на ближайший период его деятельности. Подчёркивалось, что институт должен стать организацией нового типа, в которой были бы неразрывно связаны научные и технические задачи. Записка заканчивалась словами: «Необходим Оптический институт».

В Положении о Государственном оптическом институте было записано:

Государственный оптический институт имеет своей задачей:
а) научное исследование всех вопросов, касающихся лучистой энергии, и в особенности тех, которые относятся к области инфракрасных, видимых и ультрафиолетовых лучей;
б) научное исследование производства и свойства оптического стекла;
в) содействие оптической промышленности в России организацией вычислительного бюро и экспериментальной оптической мастерской;
г) распространение оптических знаний среди специалистов и в широких массах путём чтения лекций, курсов, устройства музея, создания журнала, книг, брошюр и т. д.

В соответствии с Положением институт первоначально состоял из двух отделов: научного и технического. Научный отдел должен был заниматься «исключительно научными задачами». Технический отдел состоял из вычислительного бюро, экспериментальной оптической и механической мастерских. Положение предусматривало, что управление и руководство деятельностью института принадлежало коллегии института, в которую входили директор, заведующие отделениями, заведующие крупными установками научного отдела, заведующие учреждениями технического отдела и члены научного совета. Директор был обязан «организовывать управление институтом в хозяйственном и административном отношениях согласно постановлениям коллегии». Институт получал право беспошлинного получения из-за границы любых предметов, необходимых для его деятельности.

15 декабря 1918 года традиционно и официально считается днём основания ГОИ.

Инициатива Д. С. Рождественского была поддержана правительством, и 15 декабря 1918 года коллегией Наркомпроса было принято решение о создании ГОИ. Окончательное оформление решения произошло, когда нарком просвещения А. В. Луначарский и заведующий Петроградским окружным комиссариатом просвещения М. П. Кристи подписали постановление об учреждении ГОИ, которое 6 мая 1919 года было опубликовано в газете «Северная коммуна». Фактическое же финансирование деятельности ГОИ началось уже в ноябре 1918 года.

Становление и развитие

Несмотря на тяжёлые условия первых послереволюционных лет, после основания института происходило его быстрое развитие.

Первоначально ГОИ целиком располагался в нескольких помещениях Физического института. Первым зданием, передачи которого в ведение ГОИ добился Рождественский, стал дом под № 4 по Биржевой линии, ранее занимавшийся национализированной к тому времени шоколадной фабрикой А. И. Колесникова. После проведённой реконструкции в 1923 году в него въехали почти все отделы института. Продолжая расширяться, в течение первых десяти лет своего существования ГОИ занял и следующие дома, расположенные по Биржевой линии, включая крупный дом № 14.

В 1921 году правительство выделило значительные финансовые средства для закупки за границей приборов и оборудования. Комиссия по закупке в течение двух лет работала за рубежом, приборы по выражению Рождественского «потекли сотнями ящиков», и к 1923 году ГОИ стал одним из наиболее хорошо оборудованных научных учреждений мира. Вскоре институт приобрёл международную известность. Его посетили такие крупнейшие учёные того времени, как Н. Бор, Фредерик и Ирен Жолио-Кюри, П. Ланжевен, Ж. Перрен, М. Планк, Ч. Раман, П. Эренфест и другие.

Для решения остро стоявшей кадровой проблемы прибегли к необычным мерам: в 1918 году 12 лучших студентов первого и второго курсов Петроградского университета были приняты на работу в ГОИ в так называемую «группу лаборантов» и прошли особо интенсивную подготовку в университете. Программу занятий для каждого из них составлял лично Рождественский. Такой подход себя оправдал: впоследствии двое из них — А. Н. Теренин и В. А. Фок — стали действительными членами АН СССР, а Е. Ф. Гросс и С. Э. Фриш — членами-корреспондентами АН СССР. Ещё семь бывших лаборантов стали докторами наук.

К 1923 году, по прошествии пяти лет со времени основания ГОИ, в его составе работали научный отдел (руководитель Д. С. Рождественский), вычислительное бюро (заведующий А. И. Тудоровский), отдел геометрической оптики (заведующий С. О. Майзель) и лаборатория оптического стекла (заведующий И. В. Гребенщиков). Выполнение научных исследований обеспечивали опытная оптическая мастерская, механическая мастерская и библиотека. Число книг в библиотеке достигло почти трёх тысяч, выписывалось несколько десятков наименований иностранных и отечественных журналов, библиотекой были приобретены все профильные книги, изданные в военное и послевоенное время. В целом по оценке Рождественского библиотека ГОИ того времени была «самой полной библиотекой по современной оптике и вообще физике в Петрограде».

В мае 1922 года при ГОИ был образован оптический кружок, который затем в 1925 году был преобразован в Русское оптическое общество, целью которого было объединение специалистов, работающих в области оптики.

В последующее десятилетие продолжались динамичное развитие ГОИ и расширение поля его деятельности. Если в начале своей деятельности ГОИ имел 24 научных сотрудника, то к 1933 году их стало более, чем 250. К 1936 году общая численность сотрудников достигала уже 600 человек. Выросла квалификация сотрудников: в институте работали 3 академика и 4 члена-корреспондента АН СССР, профессора и доценты. Была создана и работала аспирантура.

К этому времени в институте сложились и функционировали подразделения, которые своими исследованиями охватывали практически все существовавшие в то время направления оптики: спектроскопический, оптотехнический, вычислительный, фотометрический и фотографический секторы, сектор прикладной физической оптики, лаборатория физиологической оптики и цветовая лаборатория, а также химический сектор. Действовали издательская группа и библиотека. В 1931 году ГОИ начал издавать журнал «Оптико-механическая промышленность».

Институт тесно сотрудничал с предприятиями оптической и стекольной промышленности, оказывая им разнообразную методическую и научно-техническую помощь. Благодаря совместной работе сотрудников ГОИ (Д. С. Рождественский, И. В. Гребенщиков, А. А. Лебедев, А. И. Тудоровский и др.) и Ленинградского завода оптического стекла (ЛенЗОС) к 1927 году в стране был налажен выпуск оптического стекла. Объёмы производства и номенклатура выпускаемых стёкол (18 марок) были достаточны для удовлетворения всех потребностей страны, что позволило Правительству в 1927 году принять решение о прекращении импорта оптического стекла из-за границы. В 1933 году было произведено 200 тонн оптического стекла, в то время как до 1917 года удалось произвести только 3 тонны.

При решении различных организационных проблем случались и неудачи. Так, из-за недостатка средств ГОИ в этот период был вынужден расстаться с опытным заводом, созданным в институте для обеспечения ведущихся в нём конструкторских и опытных работ.

Разногласия, возникшие между Рождественским и руководством отрасли по поводу степени участия института в решении текущих задач заводов и преодолении их повседневных трудностей, привели к тому, что он подал заявление с просьбой освободить его от обязанностей директора. Отставка была принята, и в марте 1932 года Рождественский покинул пост директора, после чего вплоть конца 1939 года был заведующим научным отделом.

Уходя с административной работы, в качестве преемника Рождественский рекомендовал C. И. Вавилова. Однако, по настоянию руководства Всесоюзного объединения оптико-механической промышленности (ВООМП) рекомендация была воспринята лишь частично: С. И. Вавилов был назначен заместителем директора по научной части, а директором ГОИ стал И. И. Орловский, проработавший на этом посту совсем недолго.

Деятельность С. И. Вавилова на посту научного руководителя ГОИ, длившаяся вплоть до 1945 года, принесла большую пользу: благодаря ему удалось вначале сохранить, а затем и развить фундаментальные исследования, ведущиеся в институте. Плодотворные связи с ГОИ С. И. Вавилов сохранил и в дальнейшем после избрания его Президентом АН СССР (1945).

В конце 1939 года Рождественский покинул пост заведующего отделом в ГОИ и перенёс свою научную работу в университет, оставшись в ГОИ только консультантом. Причины ухода Рождественского из ГОИ связывают с той политикой, которую проводил тогдашний директор ГОИ Д. П. Чехматаев, в отношении Рождественского и проводимых им исследований.

Годы войны

В годы Великой Отечественной войны бо́льшая часть ГОИ была эвакуирована в Йошкар-Олу, где ему было предоставлено помещение лесотехнического института. Сотрудники ГОИ самостоятельно проделали огромную работу по приспособлению помещений для размещения в них лабораторий и производственных подразделений. В условиях недостатка материалов и электроэнергии институт вёл работы, направленные на оснащение армии и флота необходимыми оптическими приборами. Эти работы по оценке бывшего в то время заместителем наркома вооружений В. Н. Новикова имели «исключительно важное значение».

В Ленинграде в это время в помещениях института работал филиал ГОИ. Филиалом выполнялись работы для обеспечения светомаскировки города и кораблей ВМФ. Под его руководством светомаскировку получили Смольный, Витебский вокзал, гостиница «Астория» и многие другие объекты города. Сотрудники филиала помогли укрыть от авиации противника линкоры «Октябрьская революция» и «Марат», крейсер «Киров» и другие военные суда. Ряд других специальных работ был выполнен по отдельным заданиям и просьбам командования Ленинградского фронта и Балтийского флота.

В филиале были разработаны и изготовлены аэрофотообъективы, смотровые танковые приборы, модернизированы зенитные дальномеры и стереоскопические высотомеры. В нём производили ремонт и восстановление различных оптических военных приборов, таких как стереотрубы, бинокли, прицелы, визиры и др.

15 декабря 1943 года указом Президиума Верховного совета СССР за выдающиеся заслуги и успешную 25-летнюю деятельность ГОИ был награждён орденом Ленина.

В связи с 25-летием ГОИ, отмечавшемся в 1943 году, С. И. Вавилов опубликовал большую статью, в которой представил обзор и анализ теоретических работ, выполняемых в ГОИ. В статье он констатирует, что идея Рождественского о неразрывности научных и технических задач получила в ГОИ практическое воплощение, и высказывает мнение о том, что «теория, как необходимое условие решения практических вопросов, является и должна остаться в Институте необходимым условием его работы».

Последующее время

Характерной особенностью стиля руководства институтом, на протяжении многих лет осуществлявшегося заместителем директора по научной части Е. Н. Царевским и директором М. М. Мирошниковым, было ясное понимание роли ведущего научного учреждения отрасли. Оно выражалось в проведении принципа разделения труда: сотрудники научно-исследовательского сектора института (НИС) вели поисковую научно-исследовательскую работу (НИР), результат которой был не всегда предсказуем, а работники курируемой ими промышленности занимались опытно-конструкторскими разработками (ОКР), конечной целью которой является внедрение или, по крайней мере, достижение только положительного эффекта, а также массовым производством. Научные сотрудники пользовались относительной свободой научного поиска, что находило одобрение у руководства института. Примером начатого по личной инициативе научного сотрудника перспективного направления стала голография, началом работ в которой были исследования будущего академика РАН Ю. Н. Денисюка. В связи с этим тематика НИР была намного шире тематики ОКР, что давало возможность оперативно подключиться к решению неожиданно открывающихся направлений в прикладной оптике или проблем промышленного производства.

Отсутствие загрузки производственных мощностей выполнением массовой продукции позволяло хорошо и всесторонне оборудованному Опытному производству института относительно быстро переключаться на выполнение заказов, связанных с обеспечением НИР. Большую роль в своевременной информации о развитии мировой и советской оптической науки и прикладных разделов оптики играла работа Отдела научно-технической информации института — ОНТИ ГОИ. Эту же роль выполняли и проводившиеся регулярно и организуемые Учёным секретарём института научные семинары. Как правило, они заканчивались обсуждением доложенного, и докладчику задавались вопросы о перспективах и границах целесообразности практического применения. Эта особенность стиля руководства дала возможность институту занять ведущие позиции в разработке таких ставшими перспективными направлениями, как, например, волоконная оптика и лазеры.

Указом Президиума Верховного совета СССР от 24 февраля 1976 года за высокие показатели в области научных разработок, активное участие в создании и освоении в серийном производстве приборов и научной аппаратуры ГОИ был награждён орденом Октябрьской революции.

В 1998 году в честь Государственного оптического института и его первого директора Д. С. Рождественского малой планете Солнечной системы № 5839, открытой 21 сентября 1974 года в Крымской астрофизической обсерватории, присвоено имя «ГОИ».

Руководители

Директора

• Д. С. Рождественский, директор и научный руководитель (1918—1932)
• И. И. Орловский (1932—1933)
• М. О. Атрашевич (1933—1933)
• Л. А. Ольберт (1933—1936)
• В. А. Тихомиров (1936—1937)
• Д. П. Чехматаев (1937—1950)
• А. Л. Никитин (1950—1966)
• М. М. Мирошников (1966—1989)
• Л. Б. Глебов (1989—1990)
• Б. А. Ермаков, ген. директор (1990—1992)
• В. И. Пучков (1992—1994), ген. директор
• Г. Т. Петровский, ген. директор (1994—2001)
• В. Н. Васильев, научный руководитель (2005—2008)
• В. Б. Карасёв (2002—2008)
• В. А. Тупиков (2008—2011)
• М. А. Лобин (2011—2012)
• Р. Ф. Курунов (2012—2014), ген. директор
• С. Е. Шевцов (2015—2016), ген. директор)
• Ю. Ю. Заплаткин (с 2016), ген. директор

Первые заместители директора по научной работе

• С. И. Вавилов, научный руководитель (1932—1945)
• А. Н. Теренин (1945—1956)
• Е. Н. Царевский (1956—1981)
• Б. А. Ермаков (1981—1990)
• П. А. Михеев (1998—2002)
• Г. Н. Герасимов (2008—2011)
• С. А. Димаков (2011—2012)
• А. Э. Пуйша (2012—2014)

Вклад в науку и технику

Институт внёс и продолжает вносить значительный вклад в оптическую науку и приборостроение. Общепризнаны его достижения в области атомной и молекулярной спектроскопии, люминесценции, фотохимии, теории стеклообразного состояния, вычислительной оптики, нелинейной оптики, микроскопии, теории светового поля и фотометрии, астрономической оптики и во многих других классических разделах оптики и оптотехники.

Задел в традиционных областях оптики позволял ГОИ достаточно быстро и весьма плодотворно включаться в развитие новых перспективных направлений, таких как голография, иконика и обработка изображений, оптика атмосферы и океана, физика и техника лазеров, силовая, адаптивная, волоконная и интегральная оптика, тепловидение.

В XXI веке институт успешно осваивает такие области, как теория и создание эффективных фотоуправляемых оптических сред, фото- и нанотехнологий.

Прикладные направления

ГОИ работает в следующих прикладных направлениях оптики и оптического приборостроения:

• создания оптических материалов с новыми, как правило, уникальными характеристиками — стекло, кристаллы, керамика,
• изделия на основе волоконной оптики или нетрадиционных материалов, таких как бериллий и др.

Среди достижений ГОИ — тонкие оптические технологии, позволяющие создавать разнообразные покрытия (многослойные, управляемые, защитные) и оптические клеи для любой области спектра; нарезные дифракционные решётки для высокоразрешающей спектральной аппаратуры; источники, преобразователи и приёмники оптического излучения, в том числе многоэлементные, работающие при сверхнизких температурах.

Название института было закреплено в наименовании широко используемого при изготовлении элементной базы оптического приборостроения материала для шлифовки и полировки поверхностей — пасте ГОИ.

Оптические приборы и оптико-электронные системы

• В ГОИ созданы десятки моделей лабораторных и медицинских микроскопов,
• первые в стране электронный микроскоп, лазер на рубине и на смеси газов He-Ne,
• высокоточные измерительные приборы, в том числе лазерные,
• семейство медицинских и промышленных тепловизоров,
• экспериментальные образцы гидрооптической аппаратуры,
• крупногабаритные линзовые и зеркальные объективы для космических аппаратов,
• уникальные установки для генерации и изучения температурного и лазерного излучения.

Создана база для всесторонних испытаний оптических систем, включающая стенды для имитации различных климатических условий, перепадов давления и температуры вплоть до условий космического пространства.

Существенной и отличительной стороной деятельности ГОИ всегда была его тесная связь с промышленностью. Институт принимал непосредственное участие в создании большинства крупных оптических предприятий и конструкторских бюро на территории бывшего СССР, а также в создании большинства крупных изделий оптической промышленности. А поскольку потребителями продукции оптической промышленности являются практически все отрасли народного хозяйства и оборонный комплекс, ГОИ установил контакты не только с оптическими, но и со многими медицинскими, природозащитными, сельскохозяйственными, военными и другими организациями.

ГОИ плодотворно сотрудничает с рядом физических институтов Российской Академии наук, компенсируя в какой-то степени отсутствие в системе Академии оптического института широкого профиля. В ГОИ работали многие выдающиеся учёные-академики — Д. С. Рождественский, И. В. Гребенщиков, А. А. Лебедев, В. П. Линник, А. Н. Теренин, Ю. Н. Денисюк, И. В. Обреимов, Г. Т. Петровский, В. А. Фок, член-корреспонденты АН СССР А. М. Бонч-Бруевич, Н. Н. Качалов, Т. П. Кравец, Д. Д. Максутов, А. И. Тудоровский, П. П. Феофилов, С. Э. Фриш. Особенно тесным является сотрудничество с Физико-техническим институтом им. А. Ф. Иоффе РАН: так, академик Ю. Н. Денисюк совмещал, а академик Е. Б. Александров и сейчас совмещает работу в ГОИ им. С. И. Вавилова и в ФТИ им. А. Ф. Иоффе. В институте работал и был его научным руководителем с 1932 по 1945 год академик, Президент Академии наук СССР с 1945 по 1951 год Сергей Иванович Вавилов, имя которого носит ГОИ.

Традиционно особенно тесно ГОИ сотрудничает с Санкт-Петербургским Государственным университетом информационных технологий, механики и оптики (СПбГУ ИТМО). На базе этого сотрудничества создан специальный факультет оптоинформатики и фотоники, одна из задач которого состоит в пополнении молодыми специалистами научных лабораторий и отделов ГОИ. Четырьмя вузами Санкт-Петербурга в ГОИ созданы 6 базовых кафедр для более эффективной подготовки студентов к будущей научной деятельности. ГОИ участвует в пяти проектах в рамках федеральной программы «Интеграция высшей школы и фундаментальной науки».

В XXI веке существенно расширились и укрепились контакты ГОИ с научными центрами и исследовательскими подразделениями крупных фирм за рубежом (США, Великобритания, Германия, Франция, Канада, Китай, Южная Корея и др.).

Большую роль в установлении и поддержании научных контактов играет созданное в 1990 году по инициативе и на базе ГОИ «Оптическое общество имени Д. С. Рождественского».

Несмотря на трудности последнего времени, в ГОИ сохранилось высокотехнологичное опытно-экспериментальное производство оптических приборов и оптических материалов, позволяющее осуществлять разработки в виде малосерийной продукции. Удалось также сохранить необходимые возможности конструирования, а в такой области проектирования, как расчет оптических систем, существенно продвинуться вперед.

Большую роль в сохранении коллектива выдающихся учёных и специалистов сыграла характерная для ГОИ концепция «научных школ», возглавляемых ведущими учёными. Большое значение имеет и деятельность по подготовке на базе ГОИ кадров высшей квалификации — аспирантура, работа специализированных советов для защиты диссертаций, поощрение соискательства. В ГОИ работают академик РАН Е. Б. Александров, члены-корреспонденты РАН М. М. Мирошников и Н. Н. Розанов, около 100 докторов и кандидатов наук.

За свою историю ГОИ не раз испытывал организационные и структурные преобразования, обусловленные логикой его развития и требованиями времени. С 2005 года основной организационной формой ГОИ являлась «Научно-производственная корпорация „Государственный оптический институт им. С. И. Вавилова“» (НПК ГОИ), образованная на базе ведущих подразделений ГОИ и выделенного ранее из его состава Института лазерной физики. В декабре 2012 года ГОИ преобразован в открытое акционерное общество, в 2015 году — в акционерное общество. Институт проводит исследования и разработки в интересах создания оптико-электронных систем, оптических приборов, материалов и технологий нового поколения. Среди них расчет оптических систем, физика и оптика лазеров, космическая оптика, анализ и обработка оптического изображения, системы обнаружения и наблюдения различного назначения, лазерные дальномеры, гидрооптическая аппаратура, нелинейная оптика, нанофотоника, голографические оптические элементы, источники и приёмники оптического излучения, оптические приборы различного назначения и многое другое.

В 2009 году «ГОИ им. С. И. Вавилова» утверждён ведущей научно-исследовательской организацией Минпромторга РФ в сфере Оборонно-промышленного комплекса России по направлению «Оптико-электронные приборы, системы и комплексы». ГОИ входит в состав холдинга «Швабе», объединяющего основные российские НИИ, КБ и промышленные предприятия оптико-электронного приборостроения.

Издания

ГОИ принимает участие в международном обмене научной информацией. На протяжении многих десятилетий он издаёт «Труды ГОИ» (с 1919 года) и «Оптический журнал» (с 1931 года по 1991 год — журнал «Оптико-механическая промышленность»), причём последний с 1966 года переводится на английский язык и переиздается в США под названием «Journal of Optical Technology».

Сотрудники института — члены Академии наук СССР и РАН

• Е. Б. Александров, академик РАН
• С. И. Вавилов, академик АН СССР
• И. В. Гребенщиков, академик АН СССР
• Ю. Н. Денисюк, академик РАН
• А. А. Лебедев, академик АН СССР
• В. П. Линник, академик АН СССР
• И. В. Обреимов, академик АН СССР
• Г. Т. Петровский, академик РАН
• Д. С. Рождественский, академик АН СССР
• А. Н. Теренин, академик АН СССР
• В. А. Фок, академик АН СССР
• И. М. Франк, академик АН СССР
• А. М. Бонч-Бруевич, член-корреспондент РАН
• Г. А. Гамов, член-корреспондент АН СССР
• Е. Ф. Гросс, член-корреспондент АН СССР
• В. С. Игнатовский, член-корреспондент АН СССР
• Н. Н. Качалов, член-корреспондент АН СССР
• Т. П. Кравец член-корреспондент РАН
• Л. Н. Курбатов, член-корреспондент РАН
• Д. Д. Максутов, член-корреспондент АН СССР
• М. М. Мирошников, член-корреспондент РАН
• Н. Н. Розанов, член-корреспондент РАН
• А. И. Тудоровский, член-корреспондент АН СССР
• П. П. Феофилов, член-корреспондент АН СССР
• С. Э. Фриш, член-корреспондент АН СССР

См. также

• Паста ГОИ

Ссылки

• [www.npkgoi.ru/ Официальный сайт ГОИ]
• [www.opticjourn.ru/ Сайт оптического журнала]

Отрывок, характеризующий Государственный оптический институт

– Я тебе пг'иказывал не пускать их жг'ать этот ког'ень, машкин какой то! – кричал Денисов. – Ведь я сам видел, Лазаг'чук с поля тащил.
– Я приказывал, ваше высокоблагородие, не слушают, – отвечал вахмистр.
Ростов опять лег на свою кровать и с удовольствием подумал: «пускай его теперь возится, хлопочет, я свое дело отделал и лежу – отлично!» Из за стенки он слышал, что, кроме вахмистра, еще говорил Лаврушка, этот бойкий плутоватый лакей Денисова. Лаврушка что то рассказывал о каких то подводах, сухарях и быках, которых он видел, ездивши за провизией.
За балаганом послышался опять удаляющийся крик Денисова и слова: «Седлай! Второй взвод!»
«Куда это собрались?» подумал Ростов.
Через пять минут Денисов вошел в балаган, влез с грязными ногами на кровать, сердито выкурил трубку, раскидал все свои вещи, надел нагайку и саблю и стал выходить из землянки. На вопрос Ростова, куда? он сердито и неопределенно отвечал, что есть дело.
– Суди меня там Бог и великий государь! – сказал Денисов, выходя; и Ростов услыхал, как за балаганом зашлепали по грязи ноги нескольких лошадей. Ростов не позаботился даже узнать, куда поехал Денисов. Угревшись в своем угле, он заснул и перед вечером только вышел из балагана. Денисов еще не возвращался. Вечер разгулялся; около соседней землянки два офицера с юнкером играли в свайку, с смехом засаживая редьки в рыхлую грязную землю. Ростов присоединился к ним. В середине игры офицеры увидали подъезжавшие к ним повозки: человек 15 гусар на худых лошадях следовали за ними. Повозки, конвоируемые гусарами, подъехали к коновязям, и толпа гусар окружила их.
– Ну вот Денисов всё тужил, – сказал Ростов, – вот и провиант прибыл.
– И то! – сказали офицеры. – То то радешеньки солдаты! – Немного позади гусар ехал Денисов, сопутствуемый двумя пехотными офицерами, с которыми он о чем то разговаривал. Ростов пошел к нему навстречу.
– Я вас предупреждаю, ротмистр, – говорил один из офицеров, худой, маленький ростом и видимо озлобленный.
– Ведь сказал, что не отдам, – отвечал Денисов.
– Вы будете отвечать, ротмистр, это буйство, – у своих транспорты отбивать! Наши два дня не ели.
– А мои две недели не ели, – отвечал Денисов.
– Это разбой, ответите, милостивый государь! – возвышая голос, повторил пехотный офицер.
– Да вы что ко мне пристали? А? – крикнул Денисов, вдруг разгорячась, – отвечать буду я, а не вы, а вы тут не жужжите, пока целы. Марш! – крикнул он на офицеров.
– Хорошо же! – не робея и не отъезжая, кричал маленький офицер, – разбойничать, так я вам…
– К чог'ту марш скорым шагом, пока цел. – И Денисов повернул лошадь к офицеру.
– Хорошо, хорошо, – проговорил офицер с угрозой, и, повернув лошадь, поехал прочь рысью, трясясь на седле.
– Собака на забог'е, живая собака на забог'е, – сказал Денисов ему вслед – высшую насмешку кавалериста над верховым пехотным, и, подъехав к Ростову, расхохотался.
– Отбил у пехоты, отбил силой транспорт! – сказал он. – Что ж, не с голоду же издыхать людям?
Повозки, которые подъехали к гусарам были назначены в пехотный полк, но, известившись через Лаврушку, что этот транспорт идет один, Денисов с гусарами силой отбил его. Солдатам раздали сухарей в волю, поделились даже с другими эскадронами.
На другой день, полковой командир позвал к себе Денисова и сказал ему, закрыв раскрытыми пальцами глаза: «Я на это смотрю вот так, я ничего не знаю и дела не начну; но советую съездить в штаб и там, в провиантском ведомстве уладить это дело, и, если возможно, расписаться, что получили столько то провианту; в противном случае, требованье записано на пехотный полк: дело поднимется и может кончиться дурно».
Денисов прямо от полкового командира поехал в штаб, с искренним желанием исполнить его совет. Вечером он возвратился в свою землянку в таком положении, в котором Ростов еще никогда не видал своего друга. Денисов не мог говорить и задыхался. Когда Ростов спрашивал его, что с ним, он только хриплым и слабым голосом произносил непонятные ругательства и угрозы…
Испуганный положением Денисова, Ростов предлагал ему раздеться, выпить воды и послал за лекарем.
– Меня за г'азбой судить – ох! Дай еще воды – пускай судят, а буду, всегда буду подлецов бить, и госудаг'ю скажу. Льду дайте, – приговаривал он.
Пришедший полковой лекарь сказал, что необходимо пустить кровь. Глубокая тарелка черной крови вышла из мохнатой руки Денисова, и тогда только он был в состоянии рассказать все, что с ним было.
– Приезжаю, – рассказывал Денисов. – «Ну, где у вас тут начальник?» Показали. Подождать не угодно ли. «У меня служба, я зa 30 верст приехал, мне ждать некогда, доложи». Хорошо, выходит этот обер вор: тоже вздумал учить меня: Это разбой! – «Разбой, говорю, не тот делает, кто берет провиант, чтоб кормить своих солдат, а тот кто берет его, чтоб класть в карман!» Так не угодно ли молчать. «Хорошо». Распишитесь, говорит, у комиссионера, а дело ваше передастся по команде. Прихожу к комиссионеру. Вхожу – за столом… Кто же?! Нет, ты подумай!…Кто же нас голодом морит, – закричал Денисов, ударяя кулаком больной руки по столу, так крепко, что стол чуть не упал и стаканы поскакали на нем, – Телянин!! «Как, ты нас с голоду моришь?!» Раз, раз по морде, ловко так пришлось… «А… распротакой сякой и… начал катать. Зато натешился, могу сказать, – кричал Денисов, радостно и злобно из под черных усов оскаливая свои белые зубы. – Я бы убил его, кабы не отняли.
– Да что ж ты кричишь, успокойся, – говорил Ростов: – вот опять кровь пошла. Постой же, перебинтовать надо. Денисова перебинтовали и уложили спать. На другой день он проснулся веселый и спокойный. Но в полдень адъютант полка с серьезным и печальным лицом пришел в общую землянку Денисова и Ростова и с прискорбием показал форменную бумагу к майору Денисову от полкового командира, в которой делались запросы о вчерашнем происшествии. Адъютант сообщил, что дело должно принять весьма дурной оборот, что назначена военно судная комиссия и что при настоящей строгости касательно мародерства и своевольства войск, в счастливом случае, дело может кончиться разжалованьем.
Дело представлялось со стороны обиженных в таком виде, что, после отбития транспорта, майор Денисов, без всякого вызова, в пьяном виде явился к обер провиантмейстеру, назвал его вором, угрожал побоями и когда был выведен вон, то бросился в канцелярию, избил двух чиновников и одному вывихнул руку.
Денисов, на новые вопросы Ростова, смеясь сказал, что, кажется, тут точно другой какой то подвернулся, но что всё это вздор, пустяки, что он и не думает бояться никаких судов, и что ежели эти подлецы осмелятся задрать его, он им ответит так, что они будут помнить.
Денисов говорил пренебрежительно о всем этом деле; но Ростов знал его слишком хорошо, чтобы не заметить, что он в душе (скрывая это от других) боялся суда и мучился этим делом, которое, очевидно, должно было иметь дурные последствия. Каждый день стали приходить бумаги запросы, требования к суду, и первого мая предписано было Денисову сдать старшему по себе эскадрон и явиться в штаб девизии для объяснений по делу о буйстве в провиантской комиссии. Накануне этого дня Платов делал рекогносцировку неприятеля с двумя казачьими полками и двумя эскадронами гусар. Денисов, как всегда, выехал вперед цепи, щеголяя своей храбростью. Одна из пуль, пущенных французскими стрелками, попала ему в мякоть верхней части ноги. Может быть, в другое время Денисов с такой легкой раной не уехал бы от полка, но теперь он воспользовался этим случаем, отказался от явки в дивизию и уехал в госпиталь.


В июне месяце произошло Фридландское сражение, в котором не участвовали павлоградцы, и вслед за ним объявлено было перемирие. Ростов, тяжело чувствовавший отсутствие своего друга, не имея со времени его отъезда никаких известий о нем и беспокоясь о ходе его дела и раны, воспользовался перемирием и отпросился в госпиталь проведать Денисова.
Госпиталь находился в маленьком прусском местечке, два раза разоренном русскими и французскими войсками. Именно потому, что это было летом, когда в поле было так хорошо, местечко это с своими разломанными крышами и заборами и своими загаженными улицами, оборванными жителями и пьяными и больными солдатами, бродившими по нем, представляло особенно мрачное зрелище.
В каменном доме, на дворе с остатками разобранного забора, выбитыми частью рамами и стеклами, помещался госпиталь. Несколько перевязанных, бледных и опухших солдат ходили и сидели на дворе на солнушке.
Как только Ростов вошел в двери дома, его обхватил запах гниющего тела и больницы. На лестнице он встретил военного русского доктора с сигарою во рту. За доктором шел русский фельдшер.
– Не могу же я разорваться, – говорил доктор; – приходи вечерком к Макару Алексеевичу, я там буду. – Фельдшер что то еще спросил у него.
– Э! делай как знаешь! Разве не всё равно? – Доктор увидал подымающегося на лестницу Ростова.
– Вы зачем, ваше благородие? – сказал доктор. – Вы зачем? Или пуля вас не брала, так вы тифу набраться хотите? Тут, батюшка, дом прокаженных.
– Отчего? – спросил Ростов.
– Тиф, батюшка. Кто ни взойдет – смерть. Только мы двое с Макеевым (он указал на фельдшера) тут трепемся. Тут уж нашего брата докторов человек пять перемерло. Как поступит новенький, через недельку готов, – с видимым удовольствием сказал доктор. – Прусских докторов вызывали, так не любят союзники то наши.
Ростов объяснил ему, что он желал видеть здесь лежащего гусарского майора Денисова.
– Не знаю, не ведаю, батюшка. Ведь вы подумайте, у меня на одного три госпиталя, 400 больных слишком! Еще хорошо, прусские дамы благодетельницы нам кофе и корпию присылают по два фунта в месяц, а то бы пропали. – Он засмеялся. – 400, батюшка; а мне всё новеньких присылают. Ведь 400 есть? А? – обратился он к фельдшеру.
Фельдшер имел измученный вид. Он, видимо, с досадой дожидался, скоро ли уйдет заболтавшийся доктор.
– Майор Денисов, – повторил Ростов; – он под Молитеном ранен был.
– Кажется, умер. А, Макеев? – равнодушно спросил доктор у фельдшера.
Фельдшер однако не подтвердил слов доктора.
– Что он такой длинный, рыжеватый? – спросил доктор.
Ростов описал наружность Денисова.
– Был, был такой, – как бы радостно проговорил доктор, – этот должно быть умер, а впрочем я справлюсь, у меня списки были. Есть у тебя, Макеев?
– Списки у Макара Алексеича, – сказал фельдшер. – А пожалуйте в офицерские палаты, там сами увидите, – прибавил он, обращаясь к Ростову.
– Эх, лучше не ходить, батюшка, – сказал доктор: – а то как бы сами тут не остались. – Но Ростов откланялся доктору и попросил фельдшера проводить его.
– Не пенять же чур на меня, – прокричал доктор из под лестницы.
Ростов с фельдшером вошли в коридор. Больничный запах был так силен в этом темном коридоре, что Ростов схватился зa нос и должен был остановиться, чтобы собраться с силами и итти дальше. Направо отворилась дверь, и оттуда высунулся на костылях худой, желтый человек, босой и в одном белье.
Он, опершись о притолку, блестящими, завистливыми глазами поглядел на проходящих. Заглянув в дверь, Ростов увидал, что больные и раненые лежали там на полу, на соломе и шинелях.
– А можно войти посмотреть? – спросил Ростов.
– Что же смотреть? – сказал фельдшер. Но именно потому что фельдшер очевидно не желал впустить туда, Ростов вошел в солдатские палаты. Запах, к которому он уже успел придышаться в коридоре, здесь был еще сильнее. Запах этот здесь несколько изменился; он был резче, и чувствительно было, что отсюда то именно он и происходил.
В длинной комнате, ярко освещенной солнцем в большие окна, в два ряда, головами к стенам и оставляя проход по середине, лежали больные и раненые. Большая часть из них были в забытьи и не обратили вниманья на вошедших. Те, которые были в памяти, все приподнялись или подняли свои худые, желтые лица, и все с одним и тем же выражением надежды на помощь, упрека и зависти к чужому здоровью, не спуская глаз, смотрели на Ростова. Ростов вышел на середину комнаты, заглянул в соседние двери комнат с растворенными дверями, и с обеих сторон увидал то же самое. Он остановился, молча оглядываясь вокруг себя. Он никак не ожидал видеть это. Перед самым им лежал почти поперек середняго прохода, на голом полу, больной, вероятно казак, потому что волосы его были обстрижены в скобку. Казак этот лежал навзничь, раскинув огромные руки и ноги. Лицо его было багрово красно, глаза совершенно закачены, так что видны были одни белки, и на босых ногах его и на руках, еще красных, жилы напружились как веревки. Он стукнулся затылком о пол и что то хрипло проговорил и стал повторять это слово. Ростов прислушался к тому, что он говорил, и разобрал повторяемое им слово. Слово это было: испить – пить – испить! Ростов оглянулся, отыскивая того, кто бы мог уложить на место этого больного и дать ему воды.
– Кто тут ходит за больными? – спросил он фельдшера. В это время из соседней комнаты вышел фурштадский солдат, больничный служитель, и отбивая шаг вытянулся перед Ростовым.
– Здравия желаю, ваше высокоблагородие! – прокричал этот солдат, выкатывая глаза на Ростова и, очевидно, принимая его за больничное начальство.
– Убери же его, дай ему воды, – сказал Ростов, указывая на казака.
– Слушаю, ваше высокоблагородие, – с удовольствием проговорил солдат, еще старательнее выкатывая глаза и вытягиваясь, но не трогаясь с места.
– Нет, тут ничего не сделаешь, – подумал Ростов, опустив глаза, и хотел уже выходить, но с правой стороны он чувствовал устремленный на себя значительный взгляд и оглянулся на него. Почти в самом углу на шинели сидел с желтым, как скелет, худым, строгим лицом и небритой седой бородой, старый солдат и упорно смотрел на Ростова. С одной стороны, сосед старого солдата что то шептал ему, указывая на Ростова. Ростов понял, что старик намерен о чем то просить его. Он подошел ближе и увидал, что у старика была согнута только одна нога, а другой совсем не было выше колена. Другой сосед старика, неподвижно лежавший с закинутой головой, довольно далеко от него, был молодой солдат с восковой бледностью на курносом, покрытом еще веснушками, лице и с закаченными под веки глазами. Ростов поглядел на курносого солдата, и мороз пробежал по его спине.
– Да ведь этот, кажется… – обратился он к фельдшеру.
– Уж как просили, ваше благородие, – сказал старый солдат с дрожанием нижней челюсти. – Еще утром кончился. Ведь тоже люди, а не собаки…
– Сейчас пришлю, уберут, уберут, – поспешно сказал фельдшер. – Пожалуйте, ваше благородие.
– Пойдем, пойдем, – поспешно сказал Ростов, и опустив глаза, и сжавшись, стараясь пройти незамеченным сквозь строй этих укоризненных и завистливых глаз, устремленных на него, он вышел из комнаты.


Пройдя коридор, фельдшер ввел Ростова в офицерские палаты, состоявшие из трех, с растворенными дверями, комнат. В комнатах этих были кровати; раненые и больные офицеры лежали и сидели на них. Некоторые в больничных халатах ходили по комнатам. Первое лицо, встретившееся Ростову в офицерских палатах, был маленький, худой человечек без руки, в колпаке и больничном халате с закушенной трубочкой, ходивший в первой комнате. Ростов, вглядываясь в него, старался вспомнить, где он его видел.
– Вот где Бог привел свидеться, – сказал маленький человек. – Тушин, Тушин, помните довез вас под Шенграбеном? А мне кусочек отрезали, вот… – сказал он, улыбаясь, показывая на пустой рукав халата. – Василья Дмитриевича Денисова ищете? – сожитель! – сказал он, узнав, кого нужно было Ростову. – Здесь, здесь и Тушин повел его в другую комнату, из которой слышался хохот нескольких голосов.
«И как они могут не только хохотать, но жить тут»? думал Ростов, всё слыша еще этот запах мертвого тела, которого он набрался еще в солдатском госпитале, и всё еще видя вокруг себя эти завистливые взгляды, провожавшие его с обеих сторон, и лицо этого молодого солдата с закаченными глазами.
Денисов, закрывшись с головой одеялом, спал не постели, несмотря на то, что был 12 й час дня.
– А, Г'остов? 3до'ово, здо'ово, – закричал он всё тем же голосом, как бывало и в полку; но Ростов с грустью заметил, как за этой привычной развязностью и оживленностью какое то новое дурное, затаенное чувство проглядывало в выражении лица, в интонациях и словах Денисова.
Рана его, несмотря на свою ничтожность, все еще не заживала, хотя уже прошло шесть недель, как он был ранен. В лице его была та же бледная опухлость, которая была на всех гошпитальных лицах. Но не это поразило Ростова; его поразило то, что Денисов как будто не рад был ему и неестественно ему улыбался. Денисов не расспрашивал ни про полк, ни про общий ход дела. Когда Ростов говорил про это, Денисов не слушал.
Ростов заметил даже, что Денисову неприятно было, когда ему напоминали о полке и вообще о той, другой, вольной жизни, которая шла вне госпиталя. Он, казалось, старался забыть ту прежнюю жизнь и интересовался только своим делом с провиантскими чиновниками. На вопрос Ростова, в каком положении было дело, он тотчас достал из под подушки бумагу, полученную из комиссии, и свой черновой ответ на нее. Он оживился, начав читать свою бумагу и особенно давал заметить Ростову колкости, которые он в этой бумаге говорил своим врагам. Госпитальные товарищи Денисова, окружившие было Ростова – вновь прибывшее из вольного света лицо, – стали понемногу расходиться, как только Денисов стал читать свою бумагу. По их лицам Ростов понял, что все эти господа уже не раз слышали всю эту успевшую им надоесть историю. Только сосед на кровати, толстый улан, сидел на своей койке, мрачно нахмурившись и куря трубку, и маленький Тушин без руки продолжал слушать, неодобрительно покачивая головой. В середине чтения улан перебил Денисова.
– А по мне, – сказал он, обращаясь к Ростову, – надо просто просить государя о помиловании. Теперь, говорят, награды будут большие, и верно простят…
– Мне просить государя! – сказал Денисов голосом, которому он хотел придать прежнюю энергию и горячность, но который звучал бесполезной раздражительностью. – О чем? Ежели бы я был разбойник, я бы просил милости, а то я сужусь за то, что вывожу на чистую воду разбойников. Пускай судят, я никого не боюсь: я честно служил царю, отечеству и не крал! И меня разжаловать, и… Слушай, я так прямо и пишу им, вот я пишу: «ежели бы я был казнокрад…
– Ловко написано, что и говорить, – сказал Тушин. Да не в том дело, Василий Дмитрич, – он тоже обратился к Ростову, – покориться надо, а вот Василий Дмитрич не хочет. Ведь аудитор говорил вам, что дело ваше плохо.
– Ну пускай будет плохо, – сказал Денисов. – Вам написал аудитор просьбу, – продолжал Тушин, – и надо подписать, да вот с ними и отправить. У них верно (он указал на Ростова) и рука в штабе есть. Уже лучше случая не найдете.
– Да ведь я сказал, что подличать не стану, – перебил Денисов и опять продолжал чтение своей бумаги.
Ростов не смел уговаривать Денисова, хотя он инстинктом чувствовал, что путь, предлагаемый Тушиным и другими офицерами, был самый верный, и хотя он считал бы себя счастливым, ежели бы мог оказать помощь Денисову: он знал непреклонность воли Денисова и его правдивую горячность.
Когда кончилось чтение ядовитых бумаг Денисова, продолжавшееся более часа, Ростов ничего не сказал, и в самом грустном расположении духа, в обществе опять собравшихся около него госпитальных товарищей Денисова, провел остальную часть дня, рассказывая про то, что он знал, и слушая рассказы других. Денисов мрачно молчал в продолжение всего вечера.
Поздно вечером Ростов собрался уезжать и спросил Денисова, не будет ли каких поручений?
– Да, постой, – сказал Денисов, оглянулся на офицеров и, достав из под подушки свои бумаги, пошел к окну, на котором у него стояла чернильница, и сел писать.
– Видно плетью обуха не пег'ешибешь, – сказал он, отходя от окна и подавая Ростову большой конверт. – Это была просьба на имя государя, составленная аудитором, в которой Денисов, ничего не упоминая о винах провиантского ведомства, просил только о помиловании.
– Передай, видно… – Он не договорил и улыбнулся болезненно фальшивой улыбкой.


Вернувшись в полк и передав командиру, в каком положении находилось дело Денисова, Ростов с письмом к государю поехал в Тильзит.
13 го июня, французский и русский императоры съехались в Тильзите. Борис Друбецкой просил важное лицо, при котором он состоял, о том, чтобы быть причислену к свите, назначенной состоять в Тильзите.
– Je voudrais voir le grand homme, [Я желал бы видеть великого человека,] – сказал он, говоря про Наполеона, которого он до сих пор всегда, как и все, называл Буонапарте.
– Vous parlez de Buonaparte? [Вы говорите про Буонапарта?] – сказал ему улыбаясь генерал.
Борис вопросительно посмотрел на своего генерала и тотчас же понял, что это было шуточное испытание.
– Mon prince, je parle de l'empereur Napoleon, [Князь, я говорю об императоре Наполеоне,] – отвечал он. Генерал с улыбкой потрепал его по плечу.
– Ты далеко пойдешь, – сказал он ему и взял с собою.
Борис в числе немногих был на Немане в день свидания императоров; он видел плоты с вензелями, проезд Наполеона по тому берегу мимо французской гвардии, видел задумчивое лицо императора Александра, в то время как он молча сидел в корчме на берегу Немана, ожидая прибытия Наполеона; видел, как оба императора сели в лодки и как Наполеон, приставши прежде к плоту, быстрыми шагами пошел вперед и, встречая Александра, подал ему руку, и как оба скрылись в павильоне. Со времени своего вступления в высшие миры, Борис сделал себе привычку внимательно наблюдать то, что происходило вокруг него и записывать. Во время свидания в Тильзите он расспрашивал об именах тех лиц, которые приехали с Наполеоном, о мундирах, которые были на них надеты, и внимательно прислушивался к словам, которые были сказаны важными лицами. В то самое время, как императоры вошли в павильон, он посмотрел на часы и не забыл посмотреть опять в то время, когда Александр вышел из павильона. Свидание продолжалось час и пятьдесят три минуты: он так и записал это в тот вечер в числе других фактов, которые, он полагал, имели историческое значение. Так как свита императора была очень небольшая, то для человека, дорожащего успехом по службе, находиться в Тильзите во время свидания императоров было делом очень важным, и Борис, попав в Тильзит, чувствовал, что с этого времени положение его совершенно утвердилось. Его не только знали, но к нему пригляделись и привыкли. Два раза он исполнял поручения к самому государю, так что государь знал его в лицо, и все приближенные не только не дичились его, как прежде, считая за новое лицо, но удивились бы, ежели бы его не было.
Борис жил с другим адъютантом, польским графом Жилинским. Жилинский, воспитанный в Париже поляк, был богат, страстно любил французов, и почти каждый день во время пребывания в Тильзите, к Жилинскому и Борису собирались на обеды и завтраки французские офицеры из гвардии и главного французского штаба.
24 го июня вечером, граф Жилинский, сожитель Бориса, устроил для своих знакомых французов ужин. На ужине этом был почетный гость, один адъютант Наполеона, несколько офицеров французской гвардии и молодой мальчик старой аристократической французской фамилии, паж Наполеона. В этот самый день Ростов, пользуясь темнотой, чтобы не быть узнанным, в статском платье, приехал в Тильзит и вошел в квартиру Жилинского и Бориса.
В Ростове, также как и во всей армии, из которой он приехал, еще далеко не совершился в отношении Наполеона и французов, из врагов сделавшихся друзьями, тот переворот, который произошел в главной квартире и в Борисе. Все еще продолжали в армии испытывать прежнее смешанное чувство злобы, презрения и страха к Бонапарте и французам. Еще недавно Ростов, разговаривая с Платовским казачьим офицером, спорил о том, что ежели бы Наполеон был взят в плен, с ним обратились бы не как с государем, а как с преступником. Еще недавно на дороге, встретившись с французским раненым полковником, Ростов разгорячился, доказывая ему, что не может быть мира между законным государем и преступником Бонапарте. Поэтому Ростова странно поразил в квартире Бориса вид французских офицеров в тех самых мундирах, на которые он привык совсем иначе смотреть из фланкерской цепи. Как только он увидал высунувшегося из двери французского офицера, это чувство войны, враждебности, которое он всегда испытывал при виде неприятеля, вдруг обхватило его. Он остановился на пороге и по русски спросил, тут ли живет Друбецкой. Борис, заслышав чужой голос в передней, вышел к нему навстречу. Лицо его в первую минуту, когда он узнал Ростова, выразило досаду.
– Ах это ты, очень рад, очень рад тебя видеть, – сказал он однако, улыбаясь и подвигаясь к нему. Но Ростов заметил первое его движение.
– Я не во время кажется, – сказал он, – я бы не приехал, но мне дело есть, – сказал он холодно…
– Нет, я только удивляюсь, как ты из полка приехал. – «Dans un moment je suis a vous», [Сию минуту я к твоим услугам,] – обратился он на голос звавшего его.
– Я вижу, что я не во время, – повторил Ростов.
Выражение досады уже исчезло на лице Бориса; видимо обдумав и решив, что ему делать, он с особенным спокойствием взял его за обе руки и повел в соседнюю комнату. Глаза Бориса, спокойно и твердо глядевшие на Ростова, были как будто застланы чем то, как будто какая то заслонка – синие очки общежития – были надеты на них. Так казалось Ростову.
– Ах полно, пожалуйста, можешь ли ты быть не во время, – сказал Борис. – Борис ввел его в комнату, где был накрыт ужин, познакомил с гостями, назвав его и объяснив, что он был не статский, но гусарский офицер, его старый приятель. – Граф Жилинский, le comte N.N., le capitaine S.S., [граф Н.Н., капитан С.С.] – называл он гостей. Ростов нахмуренно глядел на французов, неохотно раскланивался и молчал.
Жилинский, видимо, не радостно принял это новое русское лицо в свой кружок и ничего не сказал Ростову. Борис, казалось, не замечал происшедшего стеснения от нового лица и с тем же приятным спокойствием и застланностью в глазах, с которыми он встретил Ростова, старался оживить разговор. Один из французов обратился с обыкновенной французской учтивостью к упорно молчавшему Ростову и сказал ему, что вероятно для того, чтобы увидать императора, он приехал в Тильзит.
– Нет, у меня есть дело, – коротко ответил Ростов.
Ростов сделался не в духе тотчас же после того, как он заметил неудовольствие на лице Бориса, и, как всегда бывает с людьми, которые не в духе, ему казалось, что все неприязненно смотрят на него и что всем он мешает. И действительно он мешал всем и один оставался вне вновь завязавшегося общего разговора. «И зачем он сидит тут?» говорили взгляды, которые бросали на него гости. Он встал и подошел к Борису.
– Однако я тебя стесняю, – сказал он ему тихо, – пойдем, поговорим о деле, и я уйду.
– Да нет, нисколько, сказал Борис. А ежели ты устал, пойдем в мою комнатку и ложись отдохни.
– И в самом деле…
Они вошли в маленькую комнатку, где спал Борис. Ростов, не садясь, тотчас же с раздраженьем – как будто Борис был в чем нибудь виноват перед ним – начал ему рассказывать дело Денисова, спрашивая, хочет ли и может ли он просить о Денисове через своего генерала у государя и через него передать письмо. Когда они остались вдвоем, Ростов в первый раз убедился, что ему неловко было смотреть в глаза Борису. Борис заложив ногу на ногу и поглаживая левой рукой тонкие пальцы правой руки, слушал Ростова, как слушает генерал доклад подчиненного, то глядя в сторону, то с тою же застланностию во взгляде прямо глядя в глаза Ростову. Ростову всякий раз при этом становилось неловко и он опускал глаза.
– Я слыхал про такого рода дела и знаю, что Государь очень строг в этих случаях. Я думаю, надо бы не доводить до Его Величества. По моему, лучше бы прямо просить корпусного командира… Но вообще я думаю…
– Так ты ничего не хочешь сделать, так и скажи! – закричал почти Ростов, не глядя в глаза Борису.
Борис улыбнулся: – Напротив, я сделаю, что могу, только я думал…
В это время в двери послышался голос Жилинского, звавший Бориса.
– Ну иди, иди, иди… – сказал Ростов и отказавшись от ужина, и оставшись один в маленькой комнатке, он долго ходил в ней взад и вперед, и слушал веселый французский говор из соседней комнаты.


Ростов приехал в Тильзит в день, менее всего удобный для ходатайства за Денисова. Самому ему нельзя было итти к дежурному генералу, так как он был во фраке и без разрешения начальства приехал в Тильзит, а Борис, ежели даже и хотел, не мог сделать этого на другой день после приезда Ростова. В этот день, 27 го июня, были подписаны первые условия мира. Императоры поменялись орденами: Александр получил Почетного легиона, а Наполеон Андрея 1 й степени, и в этот день был назначен обед Преображенскому батальону, который давал ему батальон французской гвардии. Государи должны были присутствовать на этом банкете.
Ростову было так неловко и неприятно с Борисом, что, когда после ужина Борис заглянул к нему, он притворился спящим и на другой день рано утром, стараясь не видеть его, ушел из дома. Во фраке и круглой шляпе Николай бродил по городу, разглядывая французов и их мундиры, разглядывая улицы и дома, где жили русский и французский императоры. На площади он видел расставляемые столы и приготовления к обеду, на улицах видел перекинутые драпировки с знаменами русских и французских цветов и огромные вензеля А. и N. В окнах домов были тоже знамена и вензеля.
«Борис не хочет помочь мне, да и я не хочу обращаться к нему. Это дело решенное – думал Николай – между нами всё кончено, но я не уеду отсюда, не сделав всё, что могу для Денисова и главное не передав письма государю. Государю?!… Он тут!» думал Ростов, подходя невольно опять к дому, занимаемому Александром.
У дома этого стояли верховые лошади и съезжалась свита, видимо приготовляясь к выезду государя.
«Всякую минуту я могу увидать его, – думал Ростов. Если бы только я мог прямо передать ему письмо и сказать всё, неужели меня бы арестовали за фрак? Не может быть! Он бы понял, на чьей стороне справедливость. Он всё понимает, всё знает. Кто же может быть справедливее и великодушнее его? Ну, да ежели бы меня и арестовали бы за то, что я здесь, что ж за беда?» думал он, глядя на офицера, всходившего в дом, занимаемый государем. «Ведь вот всходят же. – Э! всё вздор. Пойду и подам сам письмо государю: тем хуже будет для Друбецкого, который довел меня до этого». И вдруг, с решительностью, которой он сам не ждал от себя, Ростов, ощупав письмо в кармане, пошел прямо к дому, занимаемому государем.
«Нет, теперь уже не упущу случая, как после Аустерлица, думал он, ожидая всякую секунду встретить государя и чувствуя прилив крови к сердцу при этой мысли. Упаду в ноги и буду просить его. Он поднимет, выслушает и еще поблагодарит меня». «Я счастлив, когда могу сделать добро, но исправить несправедливость есть величайшее счастье», воображал Ростов слова, которые скажет ему государь. И он пошел мимо любопытно смотревших на него, на крыльцо занимаемого государем дома.
С крыльца широкая лестница вела прямо наверх; направо видна была затворенная дверь. Внизу под лестницей была дверь в нижний этаж.
– Кого вам? – спросил кто то.
– Подать письмо, просьбу его величеству, – сказал Николай с дрожанием голоса.
– Просьба – к дежурному, пожалуйте сюда (ему указали на дверь внизу). Только не примут.
Услыхав этот равнодушный голос, Ростов испугался того, что он делал; мысль встретить всякую минуту государя так соблазнительна и оттого так страшна была для него, что он готов был бежать, но камер фурьер, встретивший его, отворил ему дверь в дежурную и Ростов вошел.
Невысокий полный человек лет 30, в белых панталонах, ботфортах и в одной, видно только что надетой, батистовой рубашке, стоял в этой комнате; камердинер застегивал ему сзади шитые шелком прекрасные новые помочи, которые почему то заметил Ростов. Человек этот разговаривал с кем то бывшим в другой комнате.
– Bien faite et la beaute du diable, [Хорошо сложена и красота молодости,] – говорил этот человек и увидав Ростова перестал говорить и нахмурился.
– Что вам угодно? Просьба?…
– Qu'est ce que c'est? [Что это?] – спросил кто то из другой комнаты.
– Encore un petitionnaire, [Еще один проситель,] – отвечал человек в помочах.
– Скажите ему, что после. Сейчас выйдет, надо ехать.
– После, после, завтра. Поздно…
Ростов повернулся и хотел выйти, но человек в помочах остановил его.
– От кого? Вы кто?
– От майора Денисова, – отвечал Ростов.
– Вы кто? офицер?
– Поручик, граф Ростов.
– Какая смелость! По команде подайте. А сами идите, идите… – И он стал надевать подаваемый камердинером мундир.
Ростов вышел опять в сени и заметил, что на крыльце было уже много офицеров и генералов в полной парадной форме, мимо которых ему надо было пройти.
Проклиная свою смелость, замирая от мысли, что всякую минуту он может встретить государя и при нем быть осрамлен и выслан под арест, понимая вполне всю неприличность своего поступка и раскаиваясь в нем, Ростов, опустив глаза, пробирался вон из дома, окруженного толпой блестящей свиты, когда чей то знакомый голос окликнул его и чья то рука остановила его.
– Вы, батюшка, что тут делаете во фраке? – спросил его басистый голос.
Это был кавалерийский генерал, в эту кампанию заслуживший особенную милость государя, бывший начальник дивизии, в которой служил Ростов.
Ростов испуганно начал оправдываться, но увидав добродушно шутливое лицо генерала, отойдя к стороне, взволнованным голосом передал ему всё дело, прося заступиться за известного генералу Денисова. Генерал выслушав Ростова серьезно покачал головой.
– Жалко, жалко молодца; давай письмо.
Едва Ростов успел передать письмо и рассказать всё дело Денисова, как с лестницы застучали быстрые шаги со шпорами и генерал, отойдя от него, подвинулся к крыльцу. Господа свиты государя сбежали с лестницы и пошли к лошадям. Берейтор Эне, тот самый, который был в Аустерлице, подвел лошадь государя, и на лестнице послышался легкий скрип шагов, которые сейчас узнал Ростов. Забыв опасность быть узнанным, Ростов подвинулся с несколькими любопытными из жителей к самому крыльцу и опять, после двух лет, он увидал те же обожаемые им черты, то же лицо, тот же взгляд, ту же походку, то же соединение величия и кротости… И чувство восторга и любви к государю с прежнею силою воскресло в душе Ростова. Государь в Преображенском мундире, в белых лосинах и высоких ботфортах, с звездой, которую не знал Ростов (это была legion d'honneur) [звезда почетного легиона] вышел на крыльцо, держа шляпу под рукой и надевая перчатку. Он остановился, оглядываясь и всё освещая вокруг себя своим взглядом. Кое кому из генералов он сказал несколько слов. Он узнал тоже бывшего начальника дивизии Ростова, улыбнулся ему и подозвал его к себе.
Вся свита отступила, и Ростов видел, как генерал этот что то довольно долго говорил государю.
Государь сказал ему несколько слов и сделал шаг, чтобы подойти к лошади. Опять толпа свиты и толпа улицы, в которой был Ростов, придвинулись к государю. Остановившись у лошади и взявшись рукою за седло, государь обратился к кавалерийскому генералу и сказал громко, очевидно с желанием, чтобы все слышали его.
– Не могу, генерал, и потому не могу, что закон сильнее меня, – сказал государь и занес ногу в стремя. Генерал почтительно наклонил голову, государь сел и поехал галопом по улице. Ростов, не помня себя от восторга, с толпою побежал за ним.


На площади куда поехал государь, стояли лицом к лицу справа батальон преображенцев, слева батальон французской гвардии в медвежьих шапках.
В то время как государь подъезжал к одному флангу баталионов, сделавших на караул, к противоположному флангу подскакивала другая толпа всадников и впереди их Ростов узнал Наполеона. Это не мог быть никто другой. Он ехал галопом в маленькой шляпе, с Андреевской лентой через плечо, в раскрытом над белым камзолом синем мундире, на необыкновенно породистой арабской серой лошади, на малиновом, золотом шитом, чепраке. Подъехав к Александру, он приподнял шляпу и при этом движении кавалерийский глаз Ростова не мог не заметить, что Наполеон дурно и не твердо сидел на лошади. Батальоны закричали: Ура и Vive l'Empereur! [Да здравствует Император!] Наполеон что то сказал Александру. Оба императора слезли с лошадей и взяли друг друга за руки. На лице Наполеона была неприятно притворная улыбка. Александр с ласковым выражением что то говорил ему.
Ростов не спуская глаз, несмотря на топтание лошадьми французских жандармов, осаживавших толпу, следил за каждым движением императора Александра и Бонапарте. Его, как неожиданность, поразило то, что Александр держал себя как равный с Бонапарте, и что Бонапарте совершенно свободно, как будто эта близость с государем естественна и привычна ему, как равный, обращался с русским царем.
Александр и Наполеон с длинным хвостом свиты подошли к правому флангу Преображенского батальона, прямо на толпу, которая стояла тут. Толпа очутилась неожиданно так близко к императорам, что Ростову, стоявшему в передних рядах ее, стало страшно, как бы его не узнали.
– Sire, je vous demande la permission de donner la legion d'honneur au plus brave de vos soldats, [Государь, я прошу у вас позволенья дать орден Почетного легиона храбрейшему из ваших солдат,] – сказал резкий, точный голос, договаривающий каждую букву. Это говорил малый ростом Бонапарте, снизу прямо глядя в глаза Александру. Александр внимательно слушал то, что ему говорили, и наклонив голову, приятно улыбнулся.