Государственный переворот во Франции 2 декабря 1851 года

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Государственный переворот 2 декабря 1851 года — переворот, приведший к ликвидации Второй республики и установлению Второй империи во Франции.





Предыстория

В 1848 году во Франции была установлена республика. На президентских выборах 10 декабря триумфальную победу одержал Луи Наполеон, значительно опередивший главного соперника Кавеньяка.

Государственный переворот

Государственный переворот был совершён в ночь на 2 декабря 1851 года (годовщина аустерлицкой битвы). По улицам были расклеены три прокламации, подписанные президентом.

  1. Первая была декретом президента, распускавшим национальное собрание и государственный совет, восстановлявшим всеобщую подачу голосов и объявлявшим военное положение. Подпись президента скреплена подписью министра внутренних дел Морни, единоутробным братом Бонапарта.
  2. Прокламация к народу мотивировала самовластный поступок президента тем, что конституция делала его бессильным против враждебной ему палаты; президент апеллирует ко всей нации, которая пусть решит, должно ли продлиться это болезненное состояние. Если нация ответит утвердительно, то пусть она выберет президентом другое лицо, так как он, Наполеон, «не хочет власти, возлагающей на него ответственность за чужие действия и привязывающей его к рулю, когда корабль, очевидно, стремится к гибели». Если нация ему доверяет, то пусть она даст ему средство исполнить великую, на него возложенную задачу. Средство это — новая конституция, главные основания которой: ответственный глава, назначаемый на 10 лет; министры, зависящие только от исполнительной власти; законодательное собрание, избираемое всеобщей подачей голосов и вотирующее законы.
  3. Третья прокламация была обращением к армии.

Аресты

Роспуск собрания президентом, которое действовавшая в то время конституция признавала тяжким преступлением, влекущим за собою предание суду, застало национальное собрание врасплох. Чтобы ослабить вероятное сопротивление, в ту же ночь были арестованы почти все политические деятели, казавшиеся опасными, в том числе генералы Бедо, Кавеньяк, Шангарне, Ламорисьер, Лефло, полковник Шаррас, Тьер и многие др.

Протесты и беспорядки

Протесты против самовластного поступка президента не отличались особой энергией. Верховный суд собрался, но вместо немедленного принятия мер против президента медлил и выжидал исхода борьбы. Уцелевшие члены национального собрания, во главе которых стояли Мишель (из Буржа), В. Гюго, Ж. Фавр, Боден (убитый на баррикаде) и др., собирались то тут, то там, повсюду разгоняемые полицией и войсками, взывали к борьбе, расклеивали прокламации, но и они не обнаружили ни большой энергии, ни единодушия. Тем не менее в Париже начались уличные беспорядки: кое-где возникли баррикады.

Правительство расклеило прокламации, подписанные военным министром, в которых грозило расстрелом без суда всем, взятым на баррикаде с оружием в руках.

4 декабря 1851 года

Эта прокламация показывала, что президент решил не стесняться ничем — и действительно, 4 декабря на улицах Парижа произошла страшная бойня. Множество людей, частью не принимавших никакого участия в протесте против переворота, были убиты или схвачены и расстреляны; в числе убитых были женщины и дети; за этим последовали массовые ссылки в Кайенну и Ламбессу. С такой же жестокостью были подавлены и попытки сопротивления в провинциях.

Поддержка церкви

Папа Пий IX прислал Наполеону своё благословение; духовенство начало усиленно агитировать за него. 20 и 21 декабря плебисцит, устроенный под сильным и искусным полицейским давлением, санкционировал переворот 7,5 млн голосами против 640 тыс.

Новая конституция

14 января 1852 была опубликована конституция, выработанная по образцу консульской конституции 1799; это была чисто монархическая конституция, хотя и с избираемым на 10 лет президентом. Президент назван в ней ответственным, но никаких способов привлечения его к ответственности не было указано; за законодательным корпусом оставлено только право обсуждения законов, которое он делил с сенатом; право законодательной инициативы принадлежало одному государственному совету; исполнительная власть была отдана целиком в руки президента и ответственных перед ним одним министров.

Один шаг до империи

Оставалось сделать только один шаг, чтобы обратить республику в империю. Однако Наполеон всё ещё колебался. 29 марта 1852 г., открывая сессию законодательного корпуса, он говорил: «сохраним республику; она никому не угрожает и может успокоить всех. Под её знаменем я хочу вновь освятить эру забвения и примирения». Осенью того же года, однако, все уже было подготовлено к завершению переворота.

См. также

Напишите отзыв о статье "Государственный переворот во Франции 2 декабря 1851 года"

Литература

Отрывок, характеризующий Государственный переворот во Франции 2 декабря 1851 года

«Ура а а а!» протяжным криком разнеслось по нашей линии и, обгоняя князя Багратиона и друг друга, нестройною, но веселою и оживленною толпой побежали наши под гору за расстроенными французами.


Атака 6 го егерского обеспечила отступление правого фланга. В центре действие забытой батареи Тушина, успевшего зажечь Шенграбен, останавливало движение французов. Французы тушили пожар, разносимый ветром, и давали время отступать. Отступление центра через овраг совершалось поспешно и шумно; однако войска, отступая, не путались командами. Но левый фланг, который единовременно был атакован и обходим превосходными силами французов под начальством Ланна и который состоял из Азовского и Подольского пехотных и Павлоградского гусарского полков, был расстроен. Багратион послал Жеркова к генералу левого фланга с приказанием немедленно отступать.
Жерков бойко, не отнимая руки от фуражки, тронул лошадь и поскакал. Но едва только он отъехал от Багратиона, как силы изменили ему. На него нашел непреодолимый страх, и он не мог ехать туда, где было опасно.
Подъехав к войскам левого фланга, он поехал не вперед, где была стрельба, а стал отыскивать генерала и начальников там, где их не могло быть, и потому не передал приказания.
Командование левым флангом принадлежало по старшинству полковому командиру того самого полка, который представлялся под Браунау Кутузову и в котором служил солдатом Долохов. Командование же крайнего левого фланга было предназначено командиру Павлоградского полка, где служил Ростов, вследствие чего произошло недоразумение. Оба начальника были сильно раздражены друг против друга, и в то самое время как на правом фланге давно уже шло дело и французы уже начали наступление, оба начальника были заняты переговорами, которые имели целью оскорбить друг друга. Полки же, как кавалерийский, так и пехотный, были весьма мало приготовлены к предстоящему делу. Люди полков, от солдата до генерала, не ждали сражения и спокойно занимались мирными делами: кормлением лошадей в коннице, собиранием дров – в пехоте.
– Есть он, однако, старше моего в чином, – говорил немец, гусарский полковник, краснея и обращаясь к подъехавшему адъютанту, – то оставляяй его делать, как он хочет. Я своих гусар не могу жертвовать. Трубач! Играй отступление!
Но дело становилось к спеху. Канонада и стрельба, сливаясь, гремели справа и в центре, и французские капоты стрелков Ланна проходили уже плотину мельницы и выстраивались на этой стороне в двух ружейных выстрелах. Пехотный полковник вздрагивающею походкой подошел к лошади и, взлезши на нее и сделавшись очень прямым и высоким, поехал к павлоградскому командиру. Полковые командиры съехались с учтивыми поклонами и со скрываемою злобой в сердце.
– Опять таки, полковник, – говорил генерал, – не могу я, однако, оставить половину людей в лесу. Я вас прошу , я вас прошу , – повторил он, – занять позицию и приготовиться к атаке.
– А вас прошу не мешивайтся не свое дело, – отвечал, горячась, полковник. – Коли бы вы был кавалерист…
– Я не кавалерист, полковник, но я русский генерал, и ежели вам это неизвестно…
– Очень известно, ваше превосходительство, – вдруг вскрикнул, трогая лошадь, полковник, и делаясь красно багровым. – Не угодно ли пожаловать в цепи, и вы будете посмотрейть, что этот позиция никуда негодный. Я не хочу истребить своя полка для ваше удовольствие.
– Вы забываетесь, полковник. Я не удовольствие свое соблюдаю и говорить этого не позволю.
Генерал, принимая приглашение полковника на турнир храбрости, выпрямив грудь и нахмурившись, поехал с ним вместе по направлению к цепи, как будто всё их разногласие должно было решиться там, в цепи, под пулями. Они приехали в цепь, несколько пуль пролетело над ними, и они молча остановились. Смотреть в цепи нечего было, так как и с того места, на котором они прежде стояли, ясно было, что по кустам и оврагам кавалерии действовать невозможно, и что французы обходят левое крыло. Генерал и полковник строго и значительно смотрели, как два петуха, готовящиеся к бою, друг на друга, напрасно выжидая признаков трусости. Оба выдержали экзамен. Так как говорить было нечего, и ни тому, ни другому не хотелось подать повод другому сказать, что он первый выехал из под пуль, они долго простояли бы там, взаимно испытывая храбрость, ежели бы в это время в лесу, почти сзади их, не послышались трескотня ружей и глухой сливающийся крик. Французы напали на солдат, находившихся в лесу с дровами. Гусарам уже нельзя было отступать вместе с пехотой. Они были отрезаны от пути отступления налево французскою цепью. Теперь, как ни неудобна была местность, необходимо было атаковать, чтобы проложить себе дорогу.
Эскадрон, где служил Ростов, только что успевший сесть на лошадей, был остановлен лицом к неприятелю. Опять, как и на Энском мосту, между эскадроном и неприятелем никого не было, и между ними, разделяя их, лежала та же страшная черта неизвестности и страха, как бы черта, отделяющая живых от мертвых. Все люди чувствовали эту черту, и вопрос о том, перейдут ли или нет и как перейдут они черту, волновал их.
Ко фронту подъехал полковник, сердито ответил что то на вопросы офицеров и, как человек, отчаянно настаивающий на своем, отдал какое то приказание. Никто ничего определенного не говорил, но по эскадрону пронеслась молва об атаке. Раздалась команда построения, потом визгнули сабли, вынутые из ножен. Но всё еще никто не двигался. Войска левого фланга, и пехота и гусары, чувствовали, что начальство само не знает, что делать, и нерешимость начальников сообщалась войскам.