Государственный переворот в Турции (1980)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Государственный переворот 1980 года, проведённый главой генерального штаба генералом Кенаном Эвреном, стал третьим переворотом в истории республики, после переворотов 1960 и 1971 годов.

1970-е были отмечены вооружёнными конфликтами между правыми и левыми и опосредованной войной между СССР и США[1]. Для того чтобы создать повод для решающего вмешательства, турецкие военные позволили данным конфликтам разгореться[2][3], по некоторым замечаниям, военные использовали стратегию формирования общественного мнения[4][5]. Впоследствии волна насилия была круто остановлена[6], некоторые приветствовали переворот как восстановление порядка[2].

Следующие три года до восстановления демократии[7] турецкие вооружённые силы управляли страной посредством Национального совета по безопасности.

В результате переворота было арестовано от 250 до 650 тысяч человек, 517 человек приговорили к смертной казни. Всего в «чёрные списки» внесли 1 миллион 683 тысячи человек, 30 тысяч стали политическими беженцами. Были запрещены 23 677 общественных объединений, в первую очередь коммунистические, левоцентристские и курдские организации, а также все партии и профсоюзы. Перед судом предстали 400 журналистов, приговорённых в общей сложности к 3315 с половиной годам тюремного заключения.





Прелюдия

В 1975 году Бюлент Эджевит, председатель социал-демократической Республиканской народной партии сменил на посту премьер-министра председателя консервативной Партии справедливости (тур. Adalet Partisi, AP) Сулеймана Демиреля. Он образовал коалицию с Националистическим фронтом (тур. Milliyetçi Cephe), фундаменталистской Партией национального благополучия (тур. Millî Selamet Partisi, MSP) Неджметтина Эрбакана и праворадикальной националистической Партией национального действия (тур. Milliyetçi Hareket Partisi, MHP) Алпарслана Тюркеша. MHP воспользовалась возможностью, чтобы просочиться в государственные службы безопасности, что серьёзно осложнило войну, которая тлела между соперничающими группировками[8].

На выборах 1977 года не было победителей. Сначала Демирель продолжил поддерживать коалицию с Национальным фронтом. Но в 1978 году Эджевит смог снова прийти к власти с помощью депутатов, которые переметнулись от одной партии к другой. В 1979 Демирель снова занял пост премьер-министра. К концу 1970-х годов Турция оказалась в нестабильной ситуации: нерешённые социальные и экономические проблемы породили акции забастовок и партийный паралич политики (за шесть месяцев предшествующих перевороту Великое национальное собрание Турции не смогло избрать президента). Существующая с 1968—1969 годов пропорциональная избирательная система делала сложным создание парламентского большинства. Интересы крупных промышленников, которым принадлежали наибольшие холдинги в стране столкнулись с интересами других социальных классов, таких как мелкие промышленники, торговцы, сельская знать, помещики (причём интересы этих групп также не всегда совпадали между собой). Многочисленные реформы промышленности и сельского хозяйства, проведения которых требовали средние классы блокировались остальными[8]. С этого времени казалось, что политики не могут противостоять растущей волне насилия в стране.

В конце 1970-х годов в Турции разразилась беспрецедентная волна политического насилия. Общая численность погибших в 1970-х оценивается в 5 тысяч, каждый день происходило около десятка убийств[8]. Большинство членов политических организаций левого и правого толка оказалось вовлечёнными в ожесточённые схватки. Ультранационалистическая организация «Серые волки» молодёжная организация МНР заявила, что они поддерживают силы безопасности[7]. Согласно данным британского журнала Searchlight magazine в 1978 году националисты произвели 3319 нападений, в результате которых 831 человек был убит а 3121 получили ранения[9]. В ходе судебного процесса, проводимом Военном судом Анкары против организации Devrimci Yol (Революционный путь) защитники перечислили 5388 политических убийств, предшествовавших военному перевороту. Среди жертв было 1296 правых и 2109 левых. Политическую принадлежность остальных погибших ясно определить не удалось[10]. Наибольшую известность получили Бойня на площади Таксим (35 жертв), Бахчелиэвлерская резня (1977), резня в Кахраманмараше (1978) (100 жертв). В ходе резни в Кахраманмараше в декабре 1978 года в 14-ти провинциях (позднее в 67-и) было объявлено военное положение. Непосредственно перед переворотом военное положение было объявлено в 20 провинциях.

В июне 1979 года Эджевит получил предупреждение о надвигающемся перевороте от Нури Гюндеша из Национальной разведывательной организации (MİT). Эджевит проинформировал министра внутренних дел Ирфана Озайдынлы, а тот в свою очередь проинформировал Седата Джеласуна — одного из пяти генералов, позднее возглавивших переворот. В результате помощник заместителя главы MİT Нихат Йылдыз был понижен в должности до консула в Лондоне и был замещён своим первым заместителем.

Переворот

11 сентября 1979 генерал Кенан Эврен направил генералу Хайдару Салтыку рапорт, который он написал от руки с вопросом, проводить ли переворот надлежащим образом или что правительство нуждается в серьёзном предупреждении. Сам доклад, в котором рекомендовалось подготовить переворот, был составлен за полгода до переворота. Эврен прятал его в сейфе своего кабинета. Эврен заявлял, что кроме Салтыка только Нуреддин Эрсин был посвящён в детали. Утверждалось что это была уловка со стороны Эврена, с целью прозондировать политический спектр, поскольку Салтык был близок к левым а Эрсин — к правым. Таким образом отрицательная реакция на переворот со стороны политических организаций была предупреждена[3].

21 декабря генералы из Военной академии собрались для обсуждения плана действий. Поводом для переворота послужила необходимость положить конец социальным конфликтам 1970-х и политической нестабильности. Генералы решили направить меморандум партийным лидерам Сулейману Демирелю и Бюленту Эджевиту через президента Фахри Корутюрка. 1 января 1980 года начальник генштаба ВС Турции генерал Кенан Эврен и командующие родами войск и жандармерией посетили президента Ф. Корутюрка и вручили ему письменный меморандум, в котором содержался призыв ко «всем конституционным организациям достичь единства, солидарности и взаимной поддержки, с тем чтобы спасти страну от всех опасностей и вывести её из тупика, в котором она находится». Если конституционные органы не выполнят содержавшихся в документе требований, говорилось, что «армия выполнит свой долг по охране и опеке республики». Партийные лидеры получили письмо неделей позже.

Во втором докладе, сделанном в марте 1980, рекомендовалось предпринять переворот без промедления, иначе догадливые нижестоящие офицеры могли соблазниться перспективой «взять дело в собственные руки». Эврен сделал только одну небольшую поправку к плану Салтыка, под названием «Bayrak Harekâtı» (Операция «Флаг»)[3].

Переворот планировалось осуществить 11 июля 1980, но он был отложен после отказа 2 июля в вотуме доверия правительству Демиреля. Верховный военный совет (тур. Yüksek Askeri Şura), собравшийся 26 августа предложил датой проведения переворота 12 сентября.

7 сентября 1980 Эврен и четверо высших командиров (Нуреддин Эрсин, главком сухопутных войск, Неят Тюмер, главком ВМС, Тансин Шахинкая, главком ВВС, Седат Джеласун, глава жандармерии) пришли к решению сместить гражданское правительство. 12 сентября Национальный совет безопасности (тур. Milli Güvenlik Kurulu, MGK), возглавляемый Эвреном объявил по национальному телеканалу о государственном перевороте. MGK расширил военное положение в пределах всей страны, упразднил Парламент и правительство, временно приостановил действие Конституции и запретил все политические партии и профсоюзы. Они провозгласили переворот в духе кемалистских традиций: государственного секуляризма и объединения нации, чем уже оправдывались предыдущие перевороты и представили себя как противников коммунизма, фашизма, сепаратизма и религиозного сектантства[8].

Экономика

Один из наиболее наглядных эффектов переворота проявился в экономике. Перед переворотом экономика была на грани коллапса, деньги обесценились на три порядка, была полномасштабная безработица и хронический дефицит иностранной торговли. Экономические реформы периода 1980—1983 были доверены Тургуту Озалу, который был главным ответственным за экономическую политику, проводимую администрацией Демиреля с 24 января 1980. Озал поддерживал международный валютный фонд и вынудил уйти в отставку директора Центрального банка Исмаила Айдыноглу, который противостоял этому.

Стратегической целью стало интегрировать Турцию в мировую экономику с поддержкой крупного бизнеса[11] и дать турецким компаниям возможность продвигать в мире свои товары и услуги. Месяц спустя после переворота в лондонском International Banking Review было написано: «Явное чувство надежды среди международных банкиров, что турецкий военный переворот может открыть путь для большей политической стабильности как необходимой предпосылки для оживления турецкой экономики»[12]. В ходе 1980—1983 годов курс иностранных валют оставался свободным. Поощрялись иностранные инвестиции. Осуществлялось содействие национальным компаниям, создание которых началось реформами Ататюрка в образовании совместных предприятий с иностранными компаниями. До переворота правительственный уровень вмешательства в экономику составлял 85 %, это породило снижение относительной важности государственного сектора экономики. Вскоре после переворота Турция оживила проект строительства дамбы Ататюрка и план развития юго-восточной Анатолии (проект земельной реформы, снимающей вопрос о неразвитой юго-восточной Анатолии). Проекты превратились в многоуровневую программу устойчивого социального и экономического развития региона с населением в 9 млн человек. Закрытая прежде экономика, обеспечивающая только нужды страны, получила субсидии для энергичного повышения экспорта.

Крутой рост экономики в ходе данного периода был связан с предыдущим уровнем. Валовой внутренний продукт оставался ниже, чем у большинства ближневосточных и европейских стран. Реформы породили такие непредсказуемые результаты как замораживание заработной платы, существенное уменьшение общественного сектора, политику дефляции и несколько успешных небольших девальвации[8].

Судебные процессы

После переворота члены левых и правых движений попали под военные суды. За очень небольшое время было заключено около 250[7]—650 тыс. человек. Среди арестованных 230 тыс. были осуждены, 14 тыс. лишены гражданства и 50 человек были казнены[13]. Вдобавок тысячи людей подверглись пыткам, тысячи людей до сих пор остаются пропавшими без вести. В «чёрные списки» угодило 1 683 000 человек[14]. Кроме бойцов, убитых в перестрелках, по крайней мере четверо заключённых были немедленно казнены сразу после переворота, это были первые казни после 1972 года. В феврале 1982 года 198 заключённых были приговорены к смертной казни[8]. Эджевит, Демирель, Тюркеш и Эрбакан подверглись преследованиям, заключению и временно были отстранены от политики.

Одной из примечательных жертв стал повешенный 17-летний Эрдал Эрен, который сказал, что он с нетерпением ожидает казни, чтобы не думать о пытках, которым он был свидетелем[15].

После усиления активности Серых волков генерал Кенан Эврен бросил в тюрьмы сотни членов этой организации. К тому времени в Турции было около 1700 организаций Серых волков с 200 тысячами зарегистрированных членов и миллион симпатизирующих им[16] . В обвинительном акте против MHP от мая 1981 года турецкое военное правительство обвинило 220 членов МНР и её сторонников в 694 убийствах[9]. Эврен и его сторонники поняли, что харизматичный Тюркеш сможет перехватить у них контроль над Серыми волками, имеющими полувоенную организацию[17]. В ходе переворота и обвинения полковника Тюркеша турецкая пресса разоблачила близкие связи MHP и сил безопасности, также как и организованную преступную деятельность при торговле наркотиками, доходы от которой шли на финансирование снабжения оружием и деятельность наёмных фашистских коммандос по всей стране[8].

Конституция

В течение трёх лет организаторы переворота выпустили около 800 законов для формирования общества, управляемого военными[18]. Они были убеждены в неработоспособности существующей Конституции, поэтому решили принять новую конституцию, включающую механизмы, предотвращающие то, что, на их взгляд, затрудняло деятельность демократии. 29 июня 1981 военная хунта назначила 160 человек в члены консультационного совета для составления новой конституции. Новая конституция провела чёткие границы и определения, такие как правила избрания президента, которые, как постановлялось, и послужили фактором возникновения переворота.

7 ноября 1982 новая конституция была вынесена на референдум, где и была одобрена 92 % голосов. 9 ноября 1982 Кенан Эврен был назначен на пост президента на следующие 7 лет.

Послесловие

После того как новая Конституция получила одобрение на референдуме в июне 1982 года, Кенан Эврен организовал новые выборы, прошедшие 6 ноября 1982 года. Такая передача демократии критиковалась турецким учёным Эргуном Озбудуном как «наглядный случай» диктата хунты условий её ухода со сцены[19].

Референдум и выборы не проходили в условиях свободы и соперничества. Большое число политических лидеров эры до переворота (включая Сулеймана Демиреля, Бюлента Эджевита, Алпарслана Тюркеша и Нежметдина Эрбакана) были отстранены от участия в политике, все новые партии должны были получить одобрение в Национальном совете безопасности согласно правилам участия в выборах. Только три партии, две из которых фактически были созданы хунтой, были допущены к участию в выборах.

Генеральным секретарём Национального совета безопасности был генерал Хайдар Салтык. Он и Эврен выступали в роли сильных фигур режима, правительство возглавил отставной адмирал Бюлент Улусу, в состав правительства входили несколько офицеров в отставке и несколько гражданских помощников. Некоторые в Турции утверждают, что генерал Салтык готовил более радикальный ультраправый переворот, что стало одной из причин вынудивших генералов к действию, ввиду их уважения субординации. Затем его включили в совет, чтобы нейтрализовать[8].

Одной из партий участвовавших в выборах 1983 года стала Партия Отечества под руководством Тургута Озала. Она совмещала неолиберальную экономическую программу с консервативными социальными ценностями.

Йылдырым Акбулат стал главой Парламента. В 1991 ему на смену пришёл Месут Йылмаз. В 1983 Сулейман Демирель основал правоцентристскую Партию честного пути и после референдума 1987 годаК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 4459 дней] вернулся к активному участию в политике.

Йылмаз упрочил контуры экономики Турции, превращая города, такие как Газиантеп, из небольших провинциальных райцентров в среднеразмерные города экономического подъёма и возродил ориентацию на Европу. Но политическая нестабильность, последовавшая за возвращением в политику многих прежде отстранённых от неё лидеров, раздробила электорат и Партия Родины стала всё более коррумпированной. Озал, сменивший Эврена на посту президента Турции умер от сердечного приступа в 1993 и президентом был избран Сулейман Демирель.

Правительство Озала дало возможность полицейским силам, у которых были возможности проводить разведывательную деятельность, противостоять Национальной разведывательной организации, которая к тому времени управлялась военными. Разведка полиции даже вошла в состав организаций, осуществляющих внешнюю разведку.

После переворота были собраны суды государственной безопасности согласно предписаниям статье 31-15 полевого устава армии США: действия против нерегулярных сил[20] (переведено на турецкий в 1965 как ST 31-15: Ayaklanmaları Bastırma Harekâtı)[21], своеобразной Библии организации Counter-Guerrilla[22][23]. Согласно старшему члену Курдской рабочей партии Селахаддину Челику[24] переворот показал что «суды государственной безопасности есть продукт управления по специальным операциям и у них есть задача перестроить юридический процесс в соответствии с требованиями Counter-Guerrilla». Главные инструкции для судов: «не присуждать обвиняемым наказания установленные для политических преступлений, а назначать такие суровые наказания, какие установлены за убийства и прочие преступления против личности»[25]. На волне переворота было вынесено множество суровых наказаний.

Находящимся в заключении «Серым волкам» была предложена амнистия, если они согласятся сражаться с курдским меньшинством и поставленной вне закона Курдской рабочей партией на юго-востоке страны[26], также как и воевать с Тайной армией освобождения Армении. Затем «серых волков» послали воевать с курдскими сепаратистами. Ведомые организацией «Counter-Guerrilla» «волки» убили тысячи людей в 1980-х и также предпринимали атаки «под фальшивым флагом», нападая на деревни в форме бойцов Курдской рабочей партии, периодически насилуя и убивая людей[27]. Эта «грязная война» повлекла за собой 37 тыс. жертв[28]. Отставной подполковник штаба Талат Туркан, посвятивший три десятилетия разоблачению организации «Counter-Guerrilla» подтвердил, что они в июле 1972 года участвовали в нападениях, повлёкших за собой жертвы[29] Журналист Огуз Гювен в своей книге «Zordur Zorda Gülmek» перечислил используемые методы, включающие наказание фалакой, и погружение в нечистоты[30].

Американское вмешательство

Признавая политический вакуум в Европе после Второй мировой войны, президент Гарри Трумэн сформулировал свою доктрину, чтобы предотвратить вовлечение европейских стран в советскую сферу влияния[21]. В качестве самого «восточного антикоммунистического оплота сил Запада»[31] Турция была особенным «стратегическим союзником в сдерживании советского коммунизма»[32]. В ходе операции «Гладио» США создали тайную полувоенную сеть, члены сети подготавливались к отражению возможного советского вторжения и осуществляли нападения под фальшивым флагом, которые должны были быть считаться проведёнными руками коммунистов. Были также основаны антикоммунистические группы, чтобы ослабить коммунистическую поддержку[21]. Название турецкой ветви в этой операции «Контргерилья» было раскрыто премьер-министром Эджевитом в 1974 году[33].

После Иранской революции 1979 года Вашингтон потерял своего главного союзника в регионе, в то же время согласно доктрине Картера сформулированной 23 января 1980 года США должны были использовать военную силу для защиты своих национальных интересов в районе Персидского залива. Турция получила значительную экономическую помощь главным образом от организации экономического сотрудничества и развития (OECD) и военную помощь от НАТО, особенно от США[34] В 1979—1982 годы страны OECD собрали 4 млрд долларов для экономической помощи Турции.[35].

Для выполнения доктрины Картера Вашингтон приступил к развитию сил быстрого развёртывания (RDF), необходимых для быстрого вторжения в области вне НАТО особенно в Персидском заливе и без того, чтобы полагаться на войска НАТО. 1 октября 1979 года президент Джимми Картер объявил о создании RDF. За день до военного переворота от 12 сентября 1980 года 3 тыс. американских военных из RDF начали учения Anvil Express на турецкой территории[36]. Незадолго до переворота старший генерал турецких ВВС совершил поездку в США[8]. К концу 1981 года был основан турецко-американский совет по обороне (Türk-Amerikan Savunma Konseyi). Министр обороны Юмит Халук и Ричард Перл, в то время помощник министра по международной политике безопасности в новой администрации Рейгана и заместитель главы штаба Нецдет Озторун приняли участие в его первом совещании от 27 апреля 1982 года. 9 октября 1982 был подписан меморандум о взаимопонимании (Mutabakat Belgesi) главное внимание было уделено расширению аэропортов для военных целей на юго-востоке Турции. Было построено несколько аэропортов в провинциях Батман, Муш, Битлис, Ван и Карс на юго-востоке страны.

Американская поддержка переворота была подтверждена резидентом ЦРУ в Анкаре Полом Хензем. После свержения правительства Хенз связался с Вашингтоном, заявив: «Наши мальчики [в Анкаре] сделали это»[37][38]. Это породило впечатление, что США стояли за переворотом. Хенз отверг эти измышления в интервью турецкому отеделению CNN Türk’s Manşet от июня 2003 года но спустя два дня Мехмед Али Биранд представил запись интервью от 1997 года, где Хенз в основном подтвердил рассказ Биранда[39][40]. Государственный департамент США объявил о происшедшем в ночь с 11 на 12 сентября перевороте, военные позвонили в посольство США в Анкаре, чтобы предупредить их о перевороте за час до его начала[8].

В культуре

Переворот критиковался во многих турецких фильмах, сериалах и песнях, выпущенных после 1980 года.

Фильмы

Телесериалы

Музыка

Напишите отзыв о статье "Государственный переворот в Турции (1980)"

Литература

В Викитеке есть оригинал текста по этой теме.
  • Ganser Daniele. NATO's Secret Armies. Operation Gladio and Terrorism in Western Europe. — London: Frank Cass, 2005.
  • The Rise and Fall of the Bulgarian Connection. — New York: Sheridan Square Publications, 1986. — ISBN 978-0-940380-06-6.

Примечания

  1. Beki, Mehmet Akif. [arama.hurriyet.com.tr/arsivnews.aspx?id=-502523 Whose gang is this?], Turkish Daily News, Hürriyet (17 января 1997). Проверено 12 октября 2008.
  2. 1 2 [www.haber7.com/haber/20050912/Once-ortam-hazirlandi-sonra-darbe.php Önce ortam hazırlandı, sonra darbe haberi] (Turkish), Haber7 (12 сентября 2008). Проверено 15 октября 2008.
  3. 1 2 3 Oğur, Yıldıray. [www.taraf.com.tr/yazar.asp?mid=1942 12 Eylül’ün darbeci solcusu: Ali Haydar Saltık] (Turkish), Taraf (17 сентября 2008). Проверено 23 декабря 2008.
  4. Ganser 2005, С. 235: Colonel Talat Turhan accused the United States for having fuelled the brutality from which Turkey suffered in the 1970s by setting up the Special Warfare Department, the Counter-Guerrilla secret army and the MIT and training them according to FM 30-31
  5. Naylor Robert T. [books.google.com/?id=78UhNfUIFC8C&pg=PA94 Hot Money and the Politics of Debt]. — 3E. — McGill-Queen's Press, 2004. — P. 94. — ISBN 978-0-7735-2743-0.
  6. Ustel, Aziz. [www.stargazete.com/gazete/yazar/savci-ergenekon-u-kenan-evren-e-sormali-asil-113287.htm Savcı, Ergenekon’u Kenan Evren’e sormalı asıl!] (Turkish), Star Gazete (14 июля 2008). Проверено 21 октября 2008. «Ve 13 Eylül 1980’de Türkiye’yi on yıla yakın bir süredir kasıp kavuran terör ve adam öldürmeler bıçakla kesilir gibi kesildi.».
  7. 1 2 3 Amnesty International, Turkey: Human Rights Denied, London, November 1988, AI Index: EUR/44/65/88, ISBN 978-0-86210-156-5, pg. 1.
  8. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 Gil, Ata. "La Turquie à marche forcée, " Le Monde diplomatique, February 1981.
  9. 1 2 Searchlight (magazine), No. 47 (May 1979), p. 6. Quoted by (Herman & Brodhead 1986, С. 50)
  10. Devrimci Yol Savunması (Defense of the Revolutionary Path). Ankara, January 1989, p. 118—119.
  11. Ekinci, Burhan. [taraf.com.tr/haber.asp?id=16756 12 Eylül sermayenin darbesiydi], Taraf (12 сентября 2008). Проверено 13 сентября 2008.
  12. Naylor R. Thomas. [books.google.com/books?id=78UhNfUIFC8C&pg=PP1&dq=Hot+money+and+the+politics+of+debt&client=firefox-a#PPA92,M1 6. Of Dope, Debt, and Dictatorship] // Hot Money and the Politics of Debt. — McGill-Queen's University Press, 2004. — P. 92. — ISBN 978-0-7735-2743-0.
  13. [www.hurriyet.com.tr/english/home/9884161.asp?scr=1 Turkey still awaits to confront with generals of the coup in Sep 12, 1980], Hurriyet English (9 октября 2008). Проверено 9 октября 2008.
  14. [www.hurriyet.com.tr/gundem/9877788.asp?gid=0&srid=0&oid=0&l=1 12 Eylül'de 1 milyon 683 bin kişi fişlendi] (Turkish), Hürriyet (12 сентября 2008). Проверено 9 октября 2008.
  15. Türker, Yıldırım. [www.radikal.com.tr/haber.php?haberno=163885 Çocuğu astılar] (Turkish), Radikal (12 сентября 2005). Проверено 23 декабря 2008. «Cezaevinde yapılan (neler olduğunu ayrıntılı bir biçimde öğrenirsiniz sanırım) insanlık dışı zulüm altında inletildik. O kadar aşağılık, o kadar canice şeyler gördüm ki, bugünlerde yaşamak bir işkence haline geldi. İşte bu durumda ölüm korkulacak bir şey değil, şiddetle arzulanan bir olay, bir kurtuluş haline geldi. Böyle bir durumda insanın intihar ederek yaşamına son vermesi işten bile değildir. Ancak ben bu durumda irademi kullanarak ne pahasına olursa olsun yaşamımı sürdürdüm. Hem de ileride bir gün öldürüleceğimi bile bile.».
  16. (Herman & Brodhead 1986, С. 50)
  17. Ergil, Dogu. [arama.hurriyet.com.tr/arsivnews.aspx?id=-502384 Nationalism With and Without Turkes], Turkish Daily News, Hürriyet (2 мая 1997). Проверено 11 декабря 2008. «The leaders of the 1980 military coup d'état knew that the paramilitary force of the NAP would dilute their authority because the party was an alternative organization directly attached to the personality of Turkes.».
  18. [www.ichrp.org/files/papers/15/105_-_Turkey_-_Approaches_to_Armed_Groups_Oberdiek__Helmut__1999.pdf History of the Kurdish Uprising] a paper of the [www.ichrp.org/ International Council on Human Rights Policy]. Retrieved 31 October 2009.
  19. Özbudun, Ergun. [books.google.com/books?id=5ewyqQjymDkC&pg=PA3&lpg=PA3&dq=Contemporary+Turkish+Politics:+Challenges+to+Democratic+Consolidation&source=web&ots=BV6eTg3TUT&sig=IY6i8FZ30Y1qcQPs3NvuHCq2Vjk&hl=en&sa=X&oi=book_result&resnum=2&ct=result#PPA117,M1 Contemporary Turkish Politics: Challenges to Democratic Consolidation], Lynne Rienner Publishers, 2000, pg. 117. «The 1983 Turkish transition is almost a textbook example of the degree to which a departing military regime can dictate the conditions of its departure (…).»
  20. [www.dtic.mil/cgi-bin/GetTRDoc?AD=ADA310713&Location=U2&doc=GetTRDoc.pdf 31-15: Operations Against Irregular Forces]
  21. 1 2 3 Çelik, Serdar (February/March 1994). «[www.hartford-hwp.com/archives/51/017.html Turkey's Killing Machine: The Contra-Guerrilla Force]». Kurdistan Report 17. Проверено 2008-09-20.
  22. [www.radikal.com.tr/Default.aspx?aType=Detay&ArticleID=893195&Date=13.08.2008&CategoryID=77 Gladyo-Ergenekon yol kardeşliği] (Turkish), Radikal (13 августа 2008). Проверено 15 октября 2008.
  23. Turhan, Talat. [www.talatturhan.com/gazete-17.htm 12 Mart Hukuku'nun Ardındaki ABD mi?] (Turkish), Politika Gazetesi (11 октября 1976). Проверено 4 ноября 2008.
  24. Kutschera, Chris [www.chris-kutschera.com/A/Revelations%20PKK.htm Revelations on the PKK]. — «Selahattin Celik participated in the secret meetings which preceded the foundation of the PKK and was one of the small number of PKK leaders who organised the armed struggle and the first military operations against Turkish army bases on 15 August 1984, a historic date in the history of the PKK.»  Проверено 5 ноября 2008. [www.webcitation.org/69LaM9Gpe Архивировано из первоисточника 22 июля 2012]. Originally published in The Middle East magazine, May 2000; Al Wasat, 24 January 2000; L'Express, 10 Février 2000; Le Temps, 22 Février 2000.
  25. FM 31-15, quoted in Celik.
  26. Former Grey Wolves member İbrahim Çiftçi speaking to Milliyet on 13 November 1996. [turkishdailynews.com.tr/archives.php?id=1457 They have used and discarded us], Turkish Daily News (14 ноября 1996). Проверено 22 октября 2008. Çiftçi was assassinated by the Ergenekon network ten years later.
  27. (Ganser 2005, С. 241)
  28. Oberlé, Thierry. [www.lefigaro.fr/international/20060502.FIG000000233_les_kurdes_de_turquie_redoutent_un_retour_aux_annees_de_plomb.html Les Kurdes de Turquie redoutent un retour aux années de plomb] (фр.), Le Figaro (2 мая 2006). Проверено 2 мая 2006.
  29. Ketenci, Şükran. [www.talatturhan.com/gazete-13.htm Kontrgerilla Köşküne Girdik] (Turkish), Cumhuriyet (11 ноября 1975). Проверено 22 октября 2008.
  30. [www.hurriyet.com.tr/gundem/9882487.asp 12 Eylül'ün inanılmaz işkence yöntemleri] (Turkish), Hürriyet (12 сентября 2008). Проверено 12 сентября 2008.
  31. Lee, Martin A. [www.consortiumnews.com/2008/012408a.html Turkey's Drug-Terrorism Connection]. Consortiumnews.com (24 января 2008). Проверено 5 ноября 2008. [www.webcitation.org/69LaMxA6d Архивировано из первоисточника 22 июля 2012].
  32. Darnton, John. [query.nytimes.com/gst/fullpage.html?res=990CE2DE103BF931A35750C0A963958260&sec=&spon=&partner=permalink&exprod=permalink Uneasy Crossroads—A special report. Discontent Seethes in Once-Stable Turkey], New York Times (2 марта 1995). Проверено 5 ноября 2008.
  33. D Ganser. [www.physics911.net/pdf/DanieleGanser_Terrorism_in_Western_Europe-1.pdf Terrorism in Western Europe: an approach to NATO’s secret stay-behind armies]. Whitehead J. Dipl. & Int’l Rel. 69 (2005)
  34. [www.fas.org/asmp/profiles/turkey_fmschart.htm U.S. Military Aid and Arms Sales to Turkey] (see 1980—1992), Federation of American Scientists. General Accounting Office report NSIAD-93-164FS.
  35. Alternative Türkeihilfe, Militärs an der Macht (An alternative aid for Turkey, Military in Power) Herford (Germany), August 1983, pg.11.
  36. Alternative Türkeihilfe, Militärs an der Macht (An alternative aid for Turkey, Military in Power) Herford (Germany), August 1983, pg.6.
  37. Birand, Mehmet Ali. 12 Eylül, Saat: 04.00, 1984, pg. 1
  38. Hear Paul Henze say it: [youtube.com/watch?v=0JS9snE22PE Fethullahçı Gladyo] на YouTube 8m20s in.
  39. Balta, Ibrahim. "[arsiv.zaman.com.tr/2003/06/14/haberler/h2.htm Birand’dan Paul Henze’ye ‘sesli-görüntülü’ yalanlama], " Zaman, 14 June 2003. (тур.)
  40. [hurarsiv.hurriyet.com.tr/goster/haber.aspx?viewid=279384 Paul Henze ‘Bizim çocuklar yaptı’ demiş] (Turkish), Hürriyet (14 июня 2003). Проверено 9 октября 2008.

Отрывок, характеризующий Государственный переворот в Турции (1980)

– Натали?!
«Я ничего не понимаю, мне нечего говорить», сказал ее взгляд.
Горячие губы прижались к ее губам и в ту же минуту она почувствовала себя опять свободною, и в комнате послышался шум шагов и платья Элен. Наташа оглянулась на Элен, потом, красная и дрожащая, взглянула на него испуганно вопросительно и пошла к двери.
– Un mot, un seul, au nom de Dieu, [Одно слово, только одно, ради Бога,] – говорил Анатоль.
Она остановилась. Ей так нужно было, чтобы он сказал это слово, которое бы объяснило ей то, что случилось и на которое она бы ему ответила.
– Nathalie, un mot, un seul, – всё повторял он, видимо не зная, что сказать и повторял его до тех пор, пока к ним подошла Элен.
Элен вместе с Наташей опять вышла в гостиную. Не оставшись ужинать, Ростовы уехали.
Вернувшись домой, Наташа не спала всю ночь: ее мучил неразрешимый вопрос, кого она любила, Анатоля или князя Андрея. Князя Андрея она любила – она помнила ясно, как сильно она любила его. Но Анатоля она любила тоже, это было несомненно. «Иначе, разве бы всё это могло быть?» думала она. «Ежели я могла после этого, прощаясь с ним, улыбкой ответить на его улыбку, ежели я могла допустить до этого, то значит, что я с первой минуты полюбила его. Значит, он добр, благороден и прекрасен, и нельзя было не полюбить его. Что же мне делать, когда я люблю его и люблю другого?» говорила она себе, не находя ответов на эти страшные вопросы.


Пришло утро с его заботами и суетой. Все встали, задвигались, заговорили, опять пришли модистки, опять вышла Марья Дмитриевна и позвали к чаю. Наташа широко раскрытыми глазами, как будто она хотела перехватить всякий устремленный на нее взгляд, беспокойно оглядывалась на всех и старалась казаться такою же, какою она была всегда.
После завтрака Марья Дмитриевна (это было лучшее время ее), сев на свое кресло, подозвала к себе Наташу и старого графа.
– Ну с, друзья мои, теперь я всё дело обдумала и вот вам мой совет, – начала она. – Вчера, как вы знаете, была я у князя Николая; ну с и поговорила с ним…. Он кричать вздумал. Да меня не перекричишь! Я всё ему выпела!
– Да что же он? – спросил граф.
– Он то что? сумасброд… слышать не хочет; ну, да что говорить, и так мы бедную девочку измучили, – сказала Марья Дмитриевна. – А совет мой вам, чтобы дела покончить и ехать домой, в Отрадное… и там ждать…
– Ах, нет! – вскрикнула Наташа.
– Нет, ехать, – сказала Марья Дмитриевна. – И там ждать. – Если жених теперь сюда приедет – без ссоры не обойдется, а он тут один на один с стариком всё переговорит и потом к вам приедет.
Илья Андреич одобрил это предложение, тотчас поняв всю разумность его. Ежели старик смягчится, то тем лучше будет приехать к нему в Москву или Лысые Горы, уже после; если нет, то венчаться против его воли можно будет только в Отрадном.
– И истинная правда, – сказал он. – Я и жалею, что к нему ездил и ее возил, – сказал старый граф.
– Нет, чего ж жалеть? Бывши здесь, нельзя было не сделать почтения. Ну, а не хочет, его дело, – сказала Марья Дмитриевна, что то отыскивая в ридикюле. – Да и приданое готово, чего вам еще ждать; а что не готово, я вам перешлю. Хоть и жалко мне вас, а лучше с Богом поезжайте. – Найдя в ридикюле то, что она искала, она передала Наташе. Это было письмо от княжны Марьи. – Тебе пишет. Как мучается, бедняжка! Она боится, чтобы ты не подумала, что она тебя не любит.
– Да она и не любит меня, – сказала Наташа.
– Вздор, не говори, – крикнула Марья Дмитриевна.
– Никому не поверю; я знаю, что не любит, – смело сказала Наташа, взяв письмо, и в лице ее выразилась сухая и злобная решительность, заставившая Марью Дмитриевну пристальнее посмотреть на нее и нахмуриться.
– Ты, матушка, так не отвечай, – сказала она. – Что я говорю, то правда. Напиши ответ.
Наташа не отвечала и пошла в свою комнату читать письмо княжны Марьи.
Княжна Марья писала, что она была в отчаянии от происшедшего между ними недоразумения. Какие бы ни были чувства ее отца, писала княжна Марья, она просила Наташу верить, что она не могла не любить ее как ту, которую выбрал ее брат, для счастия которого она всем готова была пожертвовать.
«Впрочем, писала она, не думайте, чтобы отец мой был дурно расположен к вам. Он больной и старый человек, которого надо извинять; но он добр, великодушен и будет любить ту, которая сделает счастье его сына». Княжна Марья просила далее, чтобы Наташа назначила время, когда она может опять увидеться с ней.
Прочтя письмо, Наташа села к письменному столу, чтобы написать ответ: «Chere princesse», [Дорогая княжна,] быстро, механически написала она и остановилась. «Что ж дальше могла написать она после всего того, что было вчера? Да, да, всё это было, и теперь уж всё другое», думала она, сидя над начатым письмом. «Надо отказать ему? Неужели надо? Это ужасно!»… И чтоб не думать этих страшных мыслей, она пошла к Соне и с ней вместе стала разбирать узоры.
После обеда Наташа ушла в свою комнату, и опять взяла письмо княжны Марьи. – «Неужели всё уже кончено? подумала она. Неужели так скоро всё это случилось и уничтожило всё прежнее»! Она во всей прежней силе вспоминала свою любовь к князю Андрею и вместе с тем чувствовала, что любила Курагина. Она живо представляла себя женою князя Андрея, представляла себе столько раз повторенную ее воображением картину счастия с ним и вместе с тем, разгораясь от волнения, представляла себе все подробности своего вчерашнего свидания с Анатолем.
«Отчего же бы это не могло быть вместе? иногда, в совершенном затмении, думала она. Тогда только я бы была совсем счастлива, а теперь я должна выбрать и ни без одного из обоих я не могу быть счастлива. Одно, думала она, сказать то, что было князю Андрею или скрыть – одинаково невозможно. А с этим ничего не испорчено. Но неужели расстаться навсегда с этим счастьем любви князя Андрея, которым я жила так долго?»
– Барышня, – шопотом с таинственным видом сказала девушка, входя в комнату. – Мне один человек велел передать. Девушка подала письмо. – Только ради Христа, – говорила еще девушка, когда Наташа, не думая, механическим движением сломала печать и читала любовное письмо Анатоля, из которого она, не понимая ни слова, понимала только одно – что это письмо было от него, от того человека, которого она любит. «Да она любит, иначе разве могло бы случиться то, что случилось? Разве могло бы быть в ее руке любовное письмо от него?»
Трясущимися руками Наташа держала это страстное, любовное письмо, сочиненное для Анатоля Долоховым, и, читая его, находила в нем отголоски всего того, что ей казалось, она сама чувствовала.
«Со вчерашнего вечера участь моя решена: быть любимым вами или умереть. Мне нет другого выхода», – начиналось письмо. Потом он писал, что знает про то, что родные ее не отдадут ее ему, Анатолю, что на это есть тайные причины, которые он ей одной может открыть, но что ежели она его любит, то ей стоит сказать это слово да , и никакие силы людские не помешают их блаженству. Любовь победит всё. Он похитит и увезет ее на край света.
«Да, да, я люблю его!» думала Наташа, перечитывая в двадцатый раз письмо и отыскивая какой то особенный глубокий смысл в каждом его слове.
В этот вечер Марья Дмитриевна ехала к Архаровым и предложила барышням ехать с нею. Наташа под предлогом головной боли осталась дома.


Вернувшись поздно вечером, Соня вошла в комнату Наташи и, к удивлению своему, нашла ее не раздетою, спящею на диване. На столе подле нее лежало открытое письмо Анатоля. Соня взяла письмо и стала читать его.
Она читала и взглядывала на спящую Наташу, на лице ее отыскивая объяснения того, что она читала, и не находила его. Лицо было тихое, кроткое и счастливое. Схватившись за грудь, чтобы не задохнуться, Соня, бледная и дрожащая от страха и волнения, села на кресло и залилась слезами.
«Как я не видала ничего? Как могло это зайти так далеко? Неужели она разлюбила князя Андрея? И как могла она допустить до этого Курагина? Он обманщик и злодей, это ясно. Что будет с Nicolas, с милым, благородным Nicolas, когда он узнает про это? Так вот что значило ее взволнованное, решительное и неестественное лицо третьего дня, и вчера, и нынче, думала Соня; но не может быть, чтобы она любила его! Вероятно, не зная от кого, она распечатала это письмо. Вероятно, она оскорблена. Она не может этого сделать!»
Соня утерла слезы и подошла к Наташе, опять вглядываясь в ее лицо.
– Наташа! – сказала она чуть слышно.
Наташа проснулась и увидала Соню.
– А, вернулась?
И с решительностью и нежностью, которая бывает в минуты пробуждения, она обняла подругу, но заметив смущение на лице Сони, лицо Наташи выразило смущение и подозрительность.
– Соня, ты прочла письмо? – сказала она.
– Да, – тихо сказала Соня.
Наташа восторженно улыбнулась.
– Нет, Соня, я не могу больше! – сказала она. – Я не могу больше скрывать от тебя. Ты знаешь, мы любим друг друга!… Соня, голубчик, он пишет… Соня…
Соня, как бы не веря своим ушам, смотрела во все глаза на Наташу.
– А Болконский? – сказала она.
– Ах, Соня, ах коли бы ты могла знать, как я счастлива! – сказала Наташа. – Ты не знаешь, что такое любовь…
– Но, Наташа, неужели то всё кончено?
Наташа большими, открытыми глазами смотрела на Соню, как будто не понимая ее вопроса.
– Что ж, ты отказываешь князю Андрею? – сказала Соня.
– Ах, ты ничего не понимаешь, ты не говори глупости, ты слушай, – с мгновенной досадой сказала Наташа.
– Нет, я не могу этому верить, – повторила Соня. – Я не понимаю. Как же ты год целый любила одного человека и вдруг… Ведь ты только три раза видела его. Наташа, я тебе не верю, ты шалишь. В три дня забыть всё и так…
– Три дня, – сказала Наташа. – Мне кажется, я сто лет люблю его. Мне кажется, что я никого никогда не любила прежде его. Ты этого не можешь понять. Соня, постой, садись тут. – Наташа обняла и поцеловала ее.
– Мне говорили, что это бывает и ты верно слышала, но я теперь только испытала эту любовь. Это не то, что прежде. Как только я увидала его, я почувствовала, что он мой властелин, и я раба его, и что я не могу не любить его. Да, раба! Что он мне велит, то я и сделаю. Ты не понимаешь этого. Что ж мне делать? Что ж мне делать, Соня? – говорила Наташа с счастливым и испуганным лицом.
– Но ты подумай, что ты делаешь, – говорила Соня, – я не могу этого так оставить. Эти тайные письма… Как ты могла его допустить до этого? – говорила она с ужасом и с отвращением, которое она с трудом скрывала.
– Я тебе говорила, – отвечала Наташа, – что у меня нет воли, как ты не понимаешь этого: я его люблю!
– Так я не допущу до этого, я расскажу, – с прорвавшимися слезами вскрикнула Соня.
– Что ты, ради Бога… Ежели ты расскажешь, ты мой враг, – заговорила Наташа. – Ты хочешь моего несчастия, ты хочешь, чтоб нас разлучили…
Увидав этот страх Наташи, Соня заплакала слезами стыда и жалости за свою подругу.
– Но что было между вами? – спросила она. – Что он говорил тебе? Зачем он не ездит в дом?
Наташа не отвечала на ее вопрос.
– Ради Бога, Соня, никому не говори, не мучай меня, – упрашивала Наташа. – Ты помни, что нельзя вмешиваться в такие дела. Я тебе открыла…
– Но зачем эти тайны! Отчего же он не ездит в дом? – спрашивала Соня. – Отчего он прямо не ищет твоей руки? Ведь князь Андрей дал тебе полную свободу, ежели уж так; но я не верю этому. Наташа, ты подумала, какие могут быть тайные причины ?
Наташа удивленными глазами смотрела на Соню. Видно, ей самой в первый раз представлялся этот вопрос и она не знала, что отвечать на него.
– Какие причины, не знаю. Но стало быть есть причины!
Соня вздохнула и недоверчиво покачала головой.
– Ежели бы были причины… – начала она. Но Наташа угадывая ее сомнение, испуганно перебила ее.
– Соня, нельзя сомневаться в нем, нельзя, нельзя, ты понимаешь ли? – прокричала она.
– Любит ли он тебя?
– Любит ли? – повторила Наташа с улыбкой сожаления о непонятливости своей подруги. – Ведь ты прочла письмо, ты видела его?
– Но если он неблагородный человек?
– Он!… неблагородный человек? Коли бы ты знала! – говорила Наташа.
– Если он благородный человек, то он или должен объявить свое намерение, или перестать видеться с тобой; и ежели ты не хочешь этого сделать, то я сделаю это, я напишу ему, я скажу папа, – решительно сказала Соня.
– Да я жить не могу без него! – закричала Наташа.
– Наташа, я не понимаю тебя. И что ты говоришь! Вспомни об отце, о Nicolas.
– Мне никого не нужно, я никого не люблю, кроме его. Как ты смеешь говорить, что он неблагороден? Ты разве не знаешь, что я его люблю? – кричала Наташа. – Соня, уйди, я не хочу с тобой ссориться, уйди, ради Бога уйди: ты видишь, как я мучаюсь, – злобно кричала Наташа сдержанно раздраженным и отчаянным голосом. Соня разрыдалась и выбежала из комнаты.
Наташа подошла к столу и, не думав ни минуты, написала тот ответ княжне Марье, который она не могла написать целое утро. В письме этом она коротко писала княжне Марье, что все недоразуменья их кончены, что, пользуясь великодушием князя Андрея, который уезжая дал ей свободу, она просит ее забыть всё и простить ее ежели она перед нею виновата, но что она не может быть его женой. Всё это ей казалось так легко, просто и ясно в эту минуту.

В пятницу Ростовы должны были ехать в деревню, а граф в среду поехал с покупщиком в свою подмосковную.
В день отъезда графа, Соня с Наташей были званы на большой обед к Карагиным, и Марья Дмитриевна повезла их. На обеде этом Наташа опять встретилась с Анатолем, и Соня заметила, что Наташа говорила с ним что то, желая не быть услышанной, и всё время обеда была еще более взволнована, чем прежде. Когда они вернулись домой, Наташа начала первая с Соней то объяснение, которого ждала ее подруга.
– Вот ты, Соня, говорила разные глупости про него, – начала Наташа кротким голосом, тем голосом, которым говорят дети, когда хотят, чтобы их похвалили. – Мы объяснились с ним нынче.
– Ну, что же, что? Ну что ж он сказал? Наташа, как я рада, что ты не сердишься на меня. Говори мне всё, всю правду. Что же он сказал?
Наташа задумалась.
– Ах Соня, если бы ты знала его так, как я! Он сказал… Он спрашивал меня о том, как я обещала Болконскому. Он обрадовался, что от меня зависит отказать ему.
Соня грустно вздохнула.
– Но ведь ты не отказала Болконскому, – сказала она.
– А может быть я и отказала! Может быть с Болконским всё кончено. Почему ты думаешь про меня так дурно?
– Я ничего не думаю, я только не понимаю этого…
– Подожди, Соня, ты всё поймешь. Увидишь, какой он человек. Ты не думай дурное ни про меня, ни про него.
– Я ни про кого не думаю дурное: я всех люблю и всех жалею. Но что же мне делать?
Соня не сдавалась на нежный тон, с которым к ней обращалась Наташа. Чем размягченнее и искательнее было выражение лица Наташи, тем серьезнее и строже было лицо Сони.
– Наташа, – сказала она, – ты просила меня не говорить с тобой, я и не говорила, теперь ты сама начала. Наташа, я не верю ему. Зачем эта тайна?
– Опять, опять! – перебила Наташа.
– Наташа, я боюсь за тебя.
– Чего бояться?
– Я боюсь, что ты погубишь себя, – решительно сказала Соня, сама испугавшись того что она сказала.
Лицо Наташи опять выразило злобу.
– И погублю, погублю, как можно скорее погублю себя. Не ваше дело. Не вам, а мне дурно будет. Оставь, оставь меня. Я ненавижу тебя.
– Наташа! – испуганно взывала Соня.
– Ненавижу, ненавижу! И ты мой враг навсегда!
Наташа выбежала из комнаты.
Наташа не говорила больше с Соней и избегала ее. С тем же выражением взволнованного удивления и преступности она ходила по комнатам, принимаясь то за то, то за другое занятие и тотчас же бросая их.
Как это ни тяжело было для Сони, но она, не спуская глаз, следила за своей подругой.
Накануне того дня, в который должен был вернуться граф, Соня заметила, что Наташа сидела всё утро у окна гостиной, как будто ожидая чего то и что она сделала какой то знак проехавшему военному, которого Соня приняла за Анатоля.
Соня стала еще внимательнее наблюдать свою подругу и заметила, что Наташа была всё время обеда и вечер в странном и неестественном состоянии (отвечала невпопад на делаемые ей вопросы, начинала и не доканчивала фразы, всему смеялась).
После чая Соня увидала робеющую горничную девушку, выжидавшую ее у двери Наташи. Она пропустила ее и, подслушав у двери, узнала, что опять было передано письмо. И вдруг Соне стало ясно, что у Наташи был какой нибудь страшный план на нынешний вечер. Соня постучалась к ней. Наташа не пустила ее.
«Она убежит с ним! думала Соня. Она на всё способна. Нынче в лице ее было что то особенно жалкое и решительное. Она заплакала, прощаясь с дяденькой, вспоминала Соня. Да это верно, она бежит с ним, – но что мне делать?» думала Соня, припоминая теперь те признаки, которые ясно доказывали, почему у Наташи было какое то страшное намерение. «Графа нет. Что мне делать, написать к Курагину, требуя от него объяснения? Но кто велит ему ответить? Писать Пьеру, как просил князь Андрей в случае несчастия?… Но может быть, в самом деле она уже отказала Болконскому (она вчера отослала письмо княжне Марье). Дяденьки нет!» Сказать Марье Дмитриевне, которая так верила в Наташу, Соне казалось ужасно. «Но так или иначе, думала Соня, стоя в темном коридоре: теперь или никогда пришло время доказать, что я помню благодеяния их семейства и люблю Nicolas. Нет, я хоть три ночи не буду спать, а не выйду из этого коридора и силой не пущу ее, и не дам позору обрушиться на их семейство», думала она.


Анатоль последнее время переселился к Долохову. План похищения Ростовой уже несколько дней был обдуман и приготовлен Долоховым, и в тот день, когда Соня, подслушав у двери Наташу, решилась оберегать ее, план этот должен был быть приведен в исполнение. Наташа в десять часов вечера обещала выйти к Курагину на заднее крыльцо. Курагин должен был посадить ее в приготовленную тройку и везти за 60 верст от Москвы в село Каменку, где был приготовлен расстриженный поп, который должен был обвенчать их. В Каменке и была готова подстава, которая должна была вывезти их на Варшавскую дорогу и там на почтовых они должны были скакать за границу.
У Анатоля были и паспорт, и подорожная, и десять тысяч денег, взятые у сестры, и десять тысяч, занятые через посредство Долохова.
Два свидетеля – Хвостиков, бывший приказный, которого употреблял для игры Долохов и Макарин, отставной гусар, добродушный и слабый человек, питавший беспредельную любовь к Курагину – сидели в первой комнате за чаем.
В большом кабинете Долохова, убранном от стен до потолка персидскими коврами, медвежьими шкурами и оружием, сидел Долохов в дорожном бешмете и сапогах перед раскрытым бюро, на котором лежали счеты и пачки денег. Анатоль в расстегнутом мундире ходил из той комнаты, где сидели свидетели, через кабинет в заднюю комнату, где его лакей француз с другими укладывал последние вещи. Долохов считал деньги и записывал.
– Ну, – сказал он, – Хвостикову надо дать две тысячи.
– Ну и дай, – сказал Анатоль.
– Макарка (они так звали Макарина), этот бескорыстно за тебя в огонь и в воду. Ну вот и кончены счеты, – сказал Долохов, показывая ему записку. – Так?
– Да, разумеется, так, – сказал Анатоль, видимо не слушавший Долохова и с улыбкой, не сходившей у него с лица, смотревший вперед себя.
Долохов захлопнул бюро и обратился к Анатолю с насмешливой улыбкой.
– А знаешь что – брось всё это: еще время есть! – сказал он.
– Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое!
– Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?
– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
И Анатоль и Долохов, когда бывали в деньгах, давали ему по тысяче и по две рублей.
Балага был русый, с красным лицом и в особенности красной, толстой шеей, приземистый, курносый мужик, лет двадцати семи, с блестящими маленькими глазами и маленькой бородкой. Он был одет в тонком синем кафтане на шелковой подкладке, надетом на полушубке.
Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.
– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.


Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.