Переворот в Румынии (1940)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Государственные перевороты в Румынии1859)
Переворот 1864 года • Переворот 1866 года • Переворот 1940 года • Мятеж легионеров 1941 года • Переворот 1944 года • Румынская революция 1989 года
Госуда́рственный переворо́т 1940 го́да в Румы́нии — переворот в сентябре 1940 года, устроеный «Железной Гвардией» и Ионом Антонеску против короля Румынии Кароля II. Причиной переворота послужили значительные территориальные потери государства (потеря Бессарабии, Буковины, Северной Трансильвании, Южной Добруджи) и внешнеполитическая изоляция страны.

В результате уличных протестов и манифестаций «Железной Гвардии» Кароль II 5 сентября отрёкся от престола и сразу отправился из Румынии на поезде в Югославию. По дороге в Тимишоаре поезд был остановлен вооружёнными легионерами, тем противостояли всё ещё верные Каролю работники станции. Поезд с боем всё же покинул станцию и пересёк югославскую границу. После отречения Кароля II на престол взошёл его 19-летний сын Михай I, неспособный самостоятельно руководить государством.

Фактически после отречения Кароля от престола новым руководителем страны стал Ион Антонеску. 15 сентября было сформировано фашистское правительство, в котором преобладали представители «Железной Гвардии». Вице-премьером Румынии стал лидер организации Хория Сима. Впоследствии государственного переворота Румыния окончательно встала на сторону стран Оси и присоединилась к Берлинскому пакту. Ситуация в Румынии стала крайне нестабильной из-за политики террора, проводимой легионерами[1], и привела к мятежу «Железной Гвардии» в 1941 году.



См. также

Напишите отзыв о статье "Переворот в Румынии (1940)"

Примечания

  1. Нэги-Талавэра, Николас М. Зеленые рубашки и другие. — Стэнфорд, 1970. — С. 315—326.


Отрывок, характеризующий Переворот в Румынии (1940)

– А праздник английского посланника? Нынче середа. Мне надо показаться там, – сказал князь. – Дочь заедет за мной и повезет меня.
– Я думала, что нынешний праздник отменен. Je vous avoue que toutes ces fetes et tous ces feux d'artifice commencent a devenir insipides. [Признаюсь, все эти праздники и фейерверки становятся несносны.]
– Ежели бы знали, что вы этого хотите, праздник бы отменили, – сказал князь, по привычке, как заведенные часы, говоря вещи, которым он и не хотел, чтобы верили.
– Ne me tourmentez pas. Eh bien, qu'a t on decide par rapport a la depeche de Novosiizoff? Vous savez tout. [Не мучьте меня. Ну, что же решили по случаю депеши Новосильцова? Вы все знаете.]
– Как вам сказать? – сказал князь холодным, скучающим тоном. – Qu'a t on decide? On a decide que Buonaparte a brule ses vaisseaux, et je crois que nous sommes en train de bruler les notres. [Что решили? Решили, что Бонапарте сжег свои корабли; и мы тоже, кажется, готовы сжечь наши.] – Князь Василий говорил всегда лениво, как актер говорит роль старой пиесы. Анна Павловна Шерер, напротив, несмотря на свои сорок лет, была преисполнена оживления и порывов.
Быть энтузиасткой сделалось ее общественным положением, и иногда, когда ей даже того не хотелось, она, чтобы не обмануть ожиданий людей, знавших ее, делалась энтузиасткой. Сдержанная улыбка, игравшая постоянно на лице Анны Павловны, хотя и не шла к ее отжившим чертам, выражала, как у избалованных детей, постоянное сознание своего милого недостатка, от которого она не хочет, не может и не находит нужным исправляться.
В середине разговора про политические действия Анна Павловна разгорячилась.
– Ах, не говорите мне про Австрию! Я ничего не понимаю, может быть, но Австрия никогда не хотела и не хочет войны. Она предает нас. Россия одна должна быть спасительницей Европы. Наш благодетель знает свое высокое призвание и будет верен ему. Вот одно, во что я верю. Нашему доброму и чудному государю предстоит величайшая роль в мире, и он так добродетелен и хорош, что Бог не оставит его, и он исполнит свое призвание задавить гидру революции, которая теперь еще ужаснее в лице этого убийцы и злодея. Мы одни должны искупить кровь праведника… На кого нам надеяться, я вас спрашиваю?… Англия с своим коммерческим духом не поймет и не может понять всю высоту души императора Александра. Она отказалась очистить Мальту. Она хочет видеть, ищет заднюю мысль наших действий. Что они сказали Новосильцову?… Ничего. Они не поняли, они не могут понять самоотвержения нашего императора, который ничего не хочет для себя и всё хочет для блага мира. И что они обещали? Ничего. И что обещали, и того не будет! Пруссия уж объявила, что Бонапарте непобедим и что вся Европа ничего не может против него… И я не верю ни в одном слове ни Гарденбергу, ни Гаугвицу. Cette fameuse neutralite prussienne, ce n'est qu'un piege. [Этот пресловутый нейтралитет Пруссии – только западня.] Я верю в одного Бога и в высокую судьбу нашего милого императора. Он спасет Европу!… – Она вдруг остановилась с улыбкою насмешки над своею горячностью.