Государственный промысловый налог

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Государственный промысловый налог — комплекс прямых окладных и неокладных налогов Российской империи на торгово-промышленную деятельность, введенный в 1898 году.





Введение налога

Налоговое обложение торгово-промышленной деятельности в России имеет давнюю историю. Начиная с 1722 года вводились различные бессистемные сборы с разного рода промыслов. В 1775 году Екатерина II, отменив все эти сборы, установила гильдейские сборы с купеческого сословия, в размере 1 % от объявленного капитала. С 1812 года право торговли было предоставлено также крестьянам, при условии оплаты («выборки») особых свидетельств, разделенных на 4 разряда. В 1824 году, по инициативе графа Е. Ф. Канкрина, было издано «Дополнительное постановление об устройстве гильдий и о торговле прочих состояний». При этом гильдейские сборы из процентных превратились в фиксированные, а выборка свидетельств была разрешена мещанам и приказчикам.

В начале эпохи Александра II порядок обложения существенно изменился, в 1863 году было издано «Положение о пошлинах за право торговли и других промыслов», в сильно измененном виде повторно изданное в 1865 году. Обложению были подвергнуты не только торговые, но и промышленные предприятия. Основной идеей Положения было разделение всех заведений на разряды (по множеству признаков) и присвоение к каждому разряду фиксированного оклада налога.

Невысокий уровень обложения наводил правительство на идею увеличения налоговой нагрузки. В 1885 году был введен дополнительный 3-процентный сбор на товарищества по участкам, а также дополнительный раскладочный сбор на гильдейские торговые и промышленные заведения. В 1889 году дополнительный раскладочный сбор был распространен и на негильдейские предприятия. В 1892 году дополнительный сбор с акционерных предприятий был повышен с 3 до 5 %, а раскладочный сбор с гильдейских предприятий был увеличен на 25 %.[1]

Сложившаяся налоговая система имела бессвязный и несистематический характер, а тяжесть налогообложения была мало сообразована с возможностями налогоплательщиков. Министерство финансов (министр С. Ю. Витте) решило разработать новую систему налогообложения торгово-промышленной деятельности; проект нового Положения о государственном промысловом налоге был обсужден Государственным Советом и Высочайше утверждено 08 июня 1898 года[2]. Положение начало действовать с 1899 года.

Условия обложения налогом.[3]

Обложению налогом подлежали любого рода торговые (в том числе, кредитные и страховые) и промышленные предприятия, личные промысловые занятия (в современных терминах — индивидуальная предпринимательская деятельность). Российское законодательство не было знакомо с понятием услуг, но предприятия сферы услуг подразумевались в составе торговых предприятий.

Был предусмотрен значительный список видов деятельности, не подлежащей обложению.

  • Предприятия, не преследующие исключительно коммерческих целей:
государственные кредитные учреждения, учреждения мелкого кредита и взаимного страхования; пенсионные, ссудосберегательные и т. п. кассы при предприятиях и учреждениях;
предприятия казенные, содержимые исключительно для казенных надобностей; предприятия, содержимые Кабинетом Его Императорского Величества и Ведомством Императрицы Марии;
содержимые Духовным Ведомством заведения для приготовления и продажи потребных для богослужения предметов и для печатания и продажи учебных и духовно-нравственных книг и пособий;
предприятия, содержимые, без отдачи их в аренду земскими, городскими и сословными учреждениями, в видах общественного благоустройства (освещение, водоснабжение и т. п.), общественного здравия, вспомоществования народному продовольствию (народные чайные, столовые и т. д.) и улучшения сельского хозяйства и развития кустарных промыслов, и т. д;
  • Предприятия, служащие для благотворительных целей, народного образования и здравия (учебные и лечебные заведения, библиотеки, читальни, общеобразовательные музеи, издательства, книжная торговля вне городов, театры, цирки и т. п.), даже если эти заведения имеют коммерческую цель;
  • Предприятия, освобождаемые от налога в целях покровительства сельскому хозяйству, кустарным промыслам, ремеслам и мелким горным промыслам:
все виды предприятий, служащих для сельскохозяйственной первичной обработки продуктов сельского хозяйства и собственного лесного хозяйства и сельскохозяйственные заведения, расположенные вне городских поселений, в пределах исключительно собственных или арендуемых имений и земель, и служащие для переработки продуктов собственного и частью местного сельского и лесного хозяйства (заводы кирпичные, черепичные, гончарные, известеобжигательные, крахмальные; лесопильни; мельницы; маслобойни и т. п.);
предприятия по добыче серебра;
  • Предприятия, освобождаемые от налога в целях покровительства мелкому предпринимательству:
любая торговля вразнос;
вся торговля на ярмарках продолжительностью не более 14 дней; торговля предприятий 3-5 разряда — на всех ярмарках;
подряды и поставки на сумму не свыше 500 рублей;
всякого рода товарищества и артели с капиталом не более 10000 рублей, и количеством наемных работников не более 4;
  • Судостроительные верфи;
  • Железные дороги, кроме городских и пригородных.

Налогообложению подлежали и определенные виды личных промысловых занятий. Налогом облагались: директора и члены правлений акционерных обществ, таможенные брокеры, биржевые маклеры и нотариусы, приказчики и коммивояжёры.

Сельскохозяйственная деятельность крестьян российским законодательством не включалась в состав торгово-промышленной деятельности и данным Положением по умолчанию не рассматривалась

Структура налога и налоговые ставки[3]

Государственный промысловый налог имел сложную структуру. Он состоял из двух налогов: основного и дополнительного.

Основной налог был окладным (то есть твердая сумма налога для каждого налогоплательщика определялась предварительно) и собирался путём оплаты («выборки») промысловых свидетельств торгово-промышленными заведениями. К основному налогу относился также и сбор с личных промысловых занятий.

Дополнительный налог, состоял, в свою очередь, из нескольких налогов: налога с капитала для предприятий, обязанных публичной отчетностью; процентного сбора с прибыли для предприятий, обязанных публичной отчетностью; раскладочного сбора с предприятий, не обязанных публичной отчетностью (раскладочный сбор — окладный налог, для которого определялась общая фиксированная сумма для всего государства, которая затем разделялась на налогоплательщиков пропорционально заявленной ими прогнозируемой прибыли); дополнительного процентного сбора с прибыли с предприятий, не обязанных публичной отчетностью.

В добровольном порядке можно было получить гильдейское свидетельство, уплатив особый сбор, также входивший в состав налога. К налогу примыкали особые сборы с торговли и промышленности.

Основной промысловый налог

Промысловые свидетельства выбирались на каждое отдельное торгово-промышленное заведение (понимавшееся как обособленный комплекс помещений или зданий), на каждый отдельный промысел и на каждое отдельное судно. Каждый отдельный подряд и поставка также требовали выборки свидетельства, что не относилось к договорам торговых и промышленных заведений, уже имеющих свидетельство.

Все предприятия разделялись на разряды (до 8 разрядов), а местности в которых они находились — на классы (столицы + 4 класса местностей). Для каждого разряда предприятий в каждом классе местностей закон устанавливал особый оклад налога.

Торговые предприятия по разрядам

Торговые предприятия разделялись на 4 разряда.

  • Первый разряд. Оптовые торговые предприятия; эскпортеры и импортеры с оборотом более 300.000 рублей; банкирские дома; кредитные и страховые предприятия с капиталом свыше 200.000 рублей; экспедиторские дома и конторы; элеваторы более 500.000 пудов; заведения трактирного промысла с наемной платой свыше 5.000 рублей в год; бани с более чем 10 отдельными номерами; подряды и поставки на сумму свыше 200.000 рублей.

Оклад налога 500 рублей + 30 рублей за дополнительные складские помещения, равный во всех местностях.

  • Второй разряд. Розничные торговые предприятия; эскпортеры и импортеры с оборотом 50-300.000 рублей; кредитные и страховые предприятия с капиталом 50-200.000 рублей; справочные, посреднические и технические конторы и бюро; перевозочные предприятия; элеваторы менее 500.000 пудов; заведения трактирного промысла с наемной платой 1-5.000 рублей в год; меблированные комнаты; оптовые склады вина; подряды и поставки на сумму 50-200.000 рублей.

Оклад налога 150 рублей в столицах, от 125 до 50 рублей в местностях I—IV классов, 25-10 рублей за дополнительные складские помещения.

  • Третий разряд. Мелочные торговые предприятия; эскпортеры и импортеры с оборотом 10-50.000 рублей; конторы для найма служащих; биллиардные; табачные лавки; подряды и поставки на сумму 10-50.000 рублей.

Оклад налога 30 рублей в столицах, от 25 до 10 рублей в местностях I—IV классов, 6-2 рубля за дополнительные складские помещения.

  • Четвертый разряд. Мелочная торговля без складских помещений и наемного персонала; скупка до 10.000 рублей в год; постоялые и заезжие дворы вне городов; подряды и поставки менее чем на 10.000 рублей.

Оклад налога 12 рублей в столицах, от 10 до 4 рублей в местностях I—IV классов.

  • Пятый разряд. Развозной и разносной торг.

Оклад налога 20 рублей на развозной торг, 6 рублей на разносной торг.

Промышленные предприятия по разрядам

Промышленные предприятия разделялись на 8 разрядов.

  • Первый разряд. Любого рода предприятия с числом рабочих более 1000; бумагопрядильные фабрики, красильные фабрики, металлургические, вагоностроительные, машиностроительные и химические предприятия с числом рабочих более 500.

Оклад налога 1500 рублей, равный во всех местностях.

  • Второй разряд. Любого рода предприятия с числом рабочих от 500 до 1000; бумагопрядильные фабрики, красильные фабрики, металлургические, вагоностроительные, машиностроительные и химические предприятия с числом рабочих от 200 до 500.

Оклад налога 1000 рублей, равный во всех местностях.

  • Третий разряд. Любого рода предприятия с числом рабочих от 200 до 500; бумагопрядильные фабрики, красильные фабрики, металлургические, вагоностроительные, машиностроительные и химические предприятия с числом рабочих от 100 до 200.

Оклад налога 500 рублей, равный во всех местностях.

  • Четвертый разряд. Любого рода предприятия с числом рабочих от 50 до 200; бумагопрядильные фабрики, красильные фабрики, металлургические, вагоностроительные, машиностроительные и химические предприятия с числом рабочих от 50 до 100; ремесленные заведения с числом рабочих более 15 при ручном производстве, более 10 при применении двигателей.

Оклад налога 150 рублей, равный во всех местностях.

  • Пятый разряд. Любого рода предприятия с числом рабочих от 15 до 50; ремесленные заведения с числом рабочих от 9 до 15 при ручном производстве, от 7 до 10 при применении двигателей.

Оклад налога 50 рублей, равный во всех местностях.

  • Шестой разряд. Прочие заведения с числом рабочих от 9 до 15 при ручном производстве, от 7 до 10 при применении двигателей; артели рабочих, извозный и рыбный промыслы при числе рабочих от 9 до 15.

Оклад налога 30 рублей в столицах, от 25 до 10 рублей в местностях I—IV классов.

  • Седьмой разряд. Прочие заведения с числом рабочих от 4 до 9 при ручном производстве, от 4 до 7 при применении двигателей; артели рабочих, извозный и рыбный промыслы при числе рабочих от 4 до 9.

Оклад налога 15 рублей в столицах, от 12 до 5 рублей в местностях I—IV классов.

  • Восьмой разряд. Все заведения с числом рабочих от 2 до 4.

Оклад налога 6 рублей в столицах, от 5 до 2 рублей в местностях I—IV классов.

Сбор с личных промысловых занятий

С доходов директоров и членов правлений предприятий, обязанных публичной отчетностью, с 1908 года собирался процентный сбор по прогрессивной шкале. При доходах до 1000 рублей в год уплачивался 1 % от дохода, далее ставки увеличивались (например, при доходе от 5000 до 10000 рублей сбор составлял 5 %), и при доходах свыше 20000 рублей сбор достигал максимального значения в 7 %.

Таможенные брокеры (экспедиторы), биржевые маклеры и биржевые нотариусы уплачивали от 150 до 75 рублей в год.

Инспекторы и агенты страховых обществ и всякого рода торговые посредники уплачивали от 35 до 10 рублей в год.

Приказчики уплачивали от 35 до 2 рублей в год, в зависимости от разряда торгового заведения и класса местности.

Коммивояжёры уплачивали 50 рублей в год.

Налог с капитала для предприятий, обязанных публичной отчетностью

Акционерные общества и компании, паевые и иные товарищества по участкам, всякого рода кредитные установления являлись предприятиями, обязанными публичной отчетностью. Они уплачивали налог с капитала, равный 0,15 % от капитала по отчетности.

Из суммы налога вычитались платежи за выборку свидетельств. Таким образом, налог представлял собой доплату к суммам, уплаченным за свидетельства, до уровня 0,15 % от капитала. Если за свидетельство было уплачено больше, налог не уплачивался.

Процентный сбор с прибыли для предприятий, обязанных публичной отчетностью

Предприятия, обязанные публичной отчетностью, уплачивали процентный сбор с прибыли по прогрессивной шкале. Размер налога зависел от процента прибыли на основной капитал.

Прибыль до 3 % налогом не облагалась, минимальная ставка налога составляла 3 % от прибыли и затем возрастала, при прибыли в размере 9-10 % от основного капитала достигая 6 % прибыли.

Прибыль свыше 10 % на основной капитал облагалась в размере 6 % от прибыли + 5 % от суммы прибыли, превышающей 10 % на основной капитал.
Определение чистой прибыли для целей налогообложения в целом совпадало с современным. Амортизация капитальных строений и судов принималась 5 % в год, все прочих строений и оборудования — 10 % в год. Все расходы на образование пенсионных капиталов, пособия для рабочих, устройство лечебных и учебных заведений, благотворительность вычитались из суммы прибыли полностью и без ограничений.

Дополнительный раскладочный сбор для предприятий, не обязанных публичной отчетностью

Предприятия, не обязанные публичной отчетностью, не были способны платить процентный сбор с прибыли, так как их отчетность не была представлена в учреждения Министерства финансов и ими утверждена. Для этих предприятий был введен дополнительный раскладочный сбор.

Общая фиксированная сумма раскладочного сбора по Империи устанавливалась законодательно (на каждые три года), после чего она в несколько приемов (по губерниям — по налоговым участкам — по предприятиям) распределялась («раскладывалась») по всем налогоплательщикам, пропорционально вмененной величине их чистой прибыли.
Налогоплательщики самостоятельно определяли прогнозируемую величину чистой прибыли, сообщали её налоговым органам, которые могли либо согласиться с прогнозом налогоплательщика, либо установить для него иной размер вмененной прибыли, руководствуясь собственными данными.

В областях Амурской, Забайкальской, Приморской, Якутской, Акмолинской, Семипалатинской, Турганской, Уральской, Закаспийской, Самаркандской, Семиреченской, Сыр-Дарьинской, Ферганской, Дагестанской, Карсской дополнительный сбор не раскладывался, а собирался в размере 25 % от стоимости выбранных свидетельств.

Дополнительный сбор не уплачивался торговыми предприятиями 3-4 разрядов и промышленными предприятиями 7-8 разрядов, а также предприятия, годовая прибыль которых не превышала 300 рублей в столицах, 250—100 рублей в прочих местностях.

Предприятия, не обязанные публичной отчетностью, по своему желанию могли вести отчетность по той же форме, что и предприятия, обязанные публичной отчетностью, и сдавать её для утверждения налоговым органам. В этом случае они облагались налогом по тем же правилам, что и предприятия, обязанные публичной отчетностью.

Дополнительный процентный сбор с прибыли для предприятий, не обязанных публичной отчетностью

Если у предприятий, не обязанных публичной отчетностью, размер вмененной прибыли оказывался выше 20-кратной стоимости выбранных свидетельств, то с величины этого превышения уплачивался 5 % дополнительного процентного сбора с прибыли.

Предприятия, не подлежащие обложению дополнительным раскладочным сбором, не платили также и этот сбор.

Сбор за выдачу гильдейских свидетельств

Выдача гильдейских свидетельств (свидетельств на звание купца первой и второй гильдии) производилась в добровольном порядке. Никаких коммерческих прав звание купца первой и второй гильдии не давало. Важным оно было только для евреев, поскольку после беспрерывного пятилетнего пребывания в первой гильдии в черте оседлости купцы-евреи получали право на повсеместное в Империи жительство[4]. По этой причине, большинство купцов первой гильдии в начале XX века были евреями.

Свидетельство купца первой гильдии выдавалось выбравшим свидетельство на торговое предприятие первого разряда или промышленное предприятие первых трех разрядов, плата за свидетельство составляла 75 рублей.

Свидетельство купца второй выдавалось выбравшим свидетельство на торговое предприятие второго разряда или промышленное предприятие четвёртого или пятого разряда, плата за свидетельство составляла 30 рублей.[5]

Особые сборы с торговли и промышленности

В отдельных местностях существовали малозначительные дополнительные сборы, приносившие казне очень малые суммы. В Астраханской, Архангельской, Оренбургской губерниях, в Сибири и в Царстве Польском дополнительно собиралось 10-20 % от стоимости выбранных свидетельств; в Царстве Польском — 0.3-0.5 % от стоимости производственных строений в сельской местности.

Организация сбора налога[3]

За сбор налога отвечало Министерство финансов (а внутри министерства — Департамент окладных сборов). При Департаменте было образовано Особое по промысловому налогу присутствие (из 6 должностных лиц Министерства финансов, 6 представителей других министерств, представителей Петербургских губернской земской и городской управ, 8 представителей от Биржевых комитетов и Купеческих управ). На местах налог собирали Казённые палаты (местные учреждения Министерства финансов), дела по налогу рассматривали Общие присутствия палаты с дополнительным привлечением на правах членов: представителей местного Акцизного и Горного управлений, представителей губернской земской управы и городской управы, шести представителей налогоплательщиков, из которых 4 выбирались купеческим обществом, по одному — губернской и городской земскими управами. Для рассмотрения жалоб на Общие присутствия Казенных палат создавались Губернские (или Областные) по промысловому налогу присутствия, в составе губернатора, управляющего Казенной палатой, управляющего акцизными сборами, прокурора Окружного суда, председателя Губернской земской управы, городского головы, и двух представителей налогоплательщиков, избираемых губернской и городской земскими управами. Нижнем уровнем этой сложжной системы были Раскладочные по промысловому налогу присутствия, создаваемые при каждом податном участке. В состав присутствия входили податной инспектор, представитель управления акцизных сборов, горного управления (если оно было) и 6 членов от налогоплательщиков, избираемых уездными земскими и городскими управами, купеческими и биржевыми обществами.

Для выборки промысловых свидетельств налогоплательщики подавали заявления и оплачивали налог до 1 января года, за который налог уплачивался.
Предприятия, обязанные публичной отчетностью, уплачивали процентный сбор с прибыли после окончания налогового периода, в двухмесячный срок после установленного их уставами срока утверждения годового отчета.

Раскладочный сбор представлял собой многозвенную процедуру. С одной стороны, общая сумма сбора раскладывалась на губернии и области, а затем на податные участки пропорционально прибылям по данным прошлых лет; в то же время налогоплательщики до 1 апреля подавали сведения о предполагаемой прибыли, которые проходили проверку. Наконец, в пределах податного участка, сумма налога раскладывалась Раскладочным присутствием на налогоплательщиков пропорционально вмененному доходу, и им высылались окладные листы (извещения о налоге). Сроком уплаты налога было 1 октября года, за который платился налог.

Проверки торгово-промышленных заведений осуществлялись податными инспекторами (чины министерства финансов) при участии торговых депутатов, избираемых местными городскими думами. Полная налоговая проверка документов предприятия производилась только в случае отказа подавать документы или при мотивированных подозрениях в их недостоверности, и требовала особого утверждения министра финансов.

С недоимок взыскивалась пеня в размере 1 % в месяц. Собранные штрафы и недоимки составляли не более 2 % от суммы налога.

Суммы сбора налога

С момента введения налога сборы его ежегодно росли, всегда превышая прогноз. По Государственной росписи доходов и расходов на 1899 год (первый год сбора налога) поступило 61 072 тысяч рублей, на 7 011 тысяч рублей более прогноза[6]. В 1906 — 82 452 тысяч рублей[7], в 1909 — 104 201 тыс. рублей[8], в 1913 — 132 307 тыс. рублей, по бюджету на 1914 предполагалось собрать 145 828 тыс. рублей[9].
Основная тяжесть налога ложилась на торговые предприятия, промышленные предприятия уплачивали около 25 % от суммы сбора налога[10].

Напишите отзыв о статье "Государственный промысловый налог"

Примечания

  1. Предыстория введения налога изложена по книге: Иловайский С.И. [www.allpravo.ru/library/doc4396p0/instrum4397/ Учебник финансового права.]. — Одесса, 1904.
  2. Полное Собрание Законов Российской Империи, собрание третье, том 18, № 15601.
  3. 1 2 3 Материал раздела изложен по Положению о государственном промысловом налоге, по изданию: Устав о прямых налогах, раздел второй // Свод Законов Российской империи. — 1912. — Т. V. — С. 44-69.
  4. Полное Собрание Законов Российской Империи, собрание второе, том 34, № 34248.
  5. С 1908 года, Законы о состояниях, ст. 533 // Свод Законов Российской империи. — 1912. — Т. IX. — С. 66.
  6. [dlib.rsl.ru/viewer/01003328215#page11 Отчет Государственного контроля по исполнению государственной росписи и финансовых смет за 1899 год.]. — СПб., 1900. — С. 3.
  7. [dlib.rsl.ru/viewer/01003345174#page15 Отчет Государственного контроля по исполнению государственной росписи и финансовых смет за 1906 год.]. — СПб., 1907. — С. 3.
  8. [dlib.rsl.ru/viewer/01003328227#page98 Отчет Государственного контроля по исполнению государственной росписи и финансовых смет за 1909 год.]. — СПб., 1910. — С. 120.
  9. Статистический ежегодник России на 1913 год. — Центральный статистический комитет МВД. — СПб., 1914. — С. раздел XII, 12-13.
  10. Статистический ежегодник России на 1913 год / под ред. В.И.Шараго. — Совет съездов представителей промышленности и торговли. — СПб., 1913. — С. 380-381.

Литература

  • Устав о прямых налогах, раздел второй // Свод Законов Российской империи. — 1912. — Т. V. — С. 44-69.
  • Сакович В. [forum.yurclub.ru/index.php?app=downloads&showfile=5319 Государственный промысловый налог.] / Сборник узаконений, правил, форм, инструкций, циркуляров и разъяснений Мин.Фин., с законод. мотивами, алфавитными указателями, дополнениями и изменениями по 1 января 1902 года.. — СПб.: Изд. юрич. книжн. магазина Н.К.Мартынова, 1902. — 540 с.
  • Иловайский С.И. [www.allpravo.ru/library/doc4396p0/instrum4397/ Учебник финансового права.]. — Одесса, 1904.

Отрывок, характеризующий Государственный промысловый налог

– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.
«Но это не мог быть он, один посреди этого пустого поля», подумал Ростов. В это время Александр повернул голову, и Ростов увидал так живо врезавшиеся в его памяти любимые черты. Государь был бледен, щеки его впали и глаза ввалились; но тем больше прелести, кротости было в его чертах. Ростов был счастлив, убедившись в том, что слух о ране государя был несправедлив. Он был счастлив, что видел его. Он знал, что мог, даже должен был прямо обратиться к нему и передать то, что приказано было ему передать от Долгорукова.
Но как влюбленный юноша дрожит и млеет, не смея сказать того, о чем он мечтает ночи, и испуганно оглядывается, ища помощи или возможности отсрочки и бегства, когда наступила желанная минута, и он стоит наедине с ней, так и Ростов теперь, достигнув того, чего он желал больше всего на свете, не знал, как подступить к государю, и ему представлялись тысячи соображений, почему это было неудобно, неприлично и невозможно.
«Как! Я как будто рад случаю воспользоваться тем, что он один и в унынии. Ему неприятно и тяжело может показаться неизвестное лицо в эту минуту печали; потом, что я могу сказать ему теперь, когда при одном взгляде на него у меня замирает сердце и пересыхает во рту?» Ни одна из тех бесчисленных речей, которые он, обращая к государю, слагал в своем воображении, не приходила ему теперь в голову. Те речи большею частию держались совсем при других условиях, те говорились большею частию в минуту побед и торжеств и преимущественно на смертном одре от полученных ран, в то время как государь благодарил его за геройские поступки, и он, умирая, высказывал ему подтвержденную на деле любовь свою.
«Потом, что же я буду спрашивать государя об его приказаниях на правый фланг, когда уже теперь 4 й час вечера, и сражение проиграно? Нет, решительно я не должен подъезжать к нему. Не должен нарушать его задумчивость. Лучше умереть тысячу раз, чем получить от него дурной взгляд, дурное мнение», решил Ростов и с грустью и с отчаянием в сердце поехал прочь, беспрестанно оглядываясь на всё еще стоявшего в том же положении нерешительности государя.
В то время как Ростов делал эти соображения и печально отъезжал от государя, капитан фон Толь случайно наехал на то же место и, увидав государя, прямо подъехал к нему, предложил ему свои услуги и помог перейти пешком через канаву. Государь, желая отдохнуть и чувствуя себя нездоровым, сел под яблочное дерево, и Толь остановился подле него. Ростов издалека с завистью и раскаянием видел, как фон Толь что то долго и с жаром говорил государю, как государь, видимо, заплакав, закрыл глаза рукой и пожал руку Толю.
«И это я мог бы быть на его месте?» подумал про себя Ростов и, едва удерживая слезы сожаления об участи государя, в совершенном отчаянии поехал дальше, не зная, куда и зачем он теперь едет.
Его отчаяние было тем сильнее, что он чувствовал, что его собственная слабость была причиной его горя.
Он мог бы… не только мог бы, но он должен был подъехать к государю. И это был единственный случай показать государю свою преданность. И он не воспользовался им… «Что я наделал?» подумал он. И он повернул лошадь и поскакал назад к тому месту, где видел императора; но никого уже не было за канавой. Только ехали повозки и экипажи. От одного фурмана Ростов узнал, что Кутузовский штаб находится неподалеку в деревне, куда шли обозы. Ростов поехал за ними.
Впереди его шел берейтор Кутузова, ведя лошадей в попонах. За берейтором ехала повозка, и за повозкой шел старик дворовый, в картузе, полушубке и с кривыми ногами.
– Тит, а Тит! – сказал берейтор.
– Чего? – рассеянно отвечал старик.
– Тит! Ступай молотить.
– Э, дурак, тьфу! – сердито плюнув, сказал старик. Прошло несколько времени молчаливого движения, и повторилась опять та же шутка.
В пятом часу вечера сражение было проиграно на всех пунктах. Более ста орудий находилось уже во власти французов.
Пржебышевский с своим корпусом положил оружие. Другие колонны, растеряв около половины людей, отступали расстроенными, перемешанными толпами.
Остатки войск Ланжерона и Дохтурова, смешавшись, теснились около прудов на плотинах и берегах у деревни Аугеста.
В 6 м часу только у плотины Аугеста еще слышалась жаркая канонада одних французов, выстроивших многочисленные батареи на спуске Праценских высот и бивших по нашим отступающим войскам.
В арьергарде Дохтуров и другие, собирая батальоны, отстреливались от французской кавалерии, преследовавшей наших. Начинало смеркаться. На узкой плотине Аугеста, на которой столько лет мирно сиживал в колпаке старичок мельник с удочками, в то время как внук его, засучив рукава рубашки, перебирал в лейке серебряную трепещущую рыбу; на этой плотине, по которой столько лет мирно проезжали на своих парных возах, нагруженных пшеницей, в мохнатых шапках и синих куртках моравы и, запыленные мукой, с белыми возами уезжали по той же плотине, – на этой узкой плотине теперь между фурами и пушками, под лошадьми и между колес толпились обезображенные страхом смерти люди, давя друг друга, умирая, шагая через умирающих и убивая друг друга для того только, чтобы, пройдя несколько шагов, быть точно. так же убитыми.
Каждые десять секунд, нагнетая воздух, шлепало ядро или разрывалась граната в средине этой густой толпы, убивая и обрызгивая кровью тех, которые стояли близко. Долохов, раненый в руку, пешком с десятком солдат своей роты (он был уже офицер) и его полковой командир, верхом, представляли из себя остатки всего полка. Влекомые толпой, они втеснились во вход к плотине и, сжатые со всех сторон, остановились, потому что впереди упала лошадь под пушкой, и толпа вытаскивала ее. Одно ядро убило кого то сзади их, другое ударилось впереди и забрызгало кровью Долохова. Толпа отчаянно надвинулась, сжалась, тронулась несколько шагов и опять остановилась.
Пройти эти сто шагов, и, наверное, спасен; простоять еще две минуты, и погиб, наверное, думал каждый. Долохов, стоявший в середине толпы, рванулся к краю плотины, сбив с ног двух солдат, и сбежал на скользкий лед, покрывший пруд.
– Сворачивай, – закричал он, подпрыгивая по льду, который трещал под ним, – сворачивай! – кричал он на орудие. – Держит!…
Лед держал его, но гнулся и трещал, и очевидно было, что не только под орудием или толпой народа, но под ним одним он сейчас рухнется. На него смотрели и жались к берегу, не решаясь еще ступить на лед. Командир полка, стоявший верхом у въезда, поднял руку и раскрыл рот, обращаясь к Долохову. Вдруг одно из ядер так низко засвистело над толпой, что все нагнулись. Что то шлепнулось в мокрое, и генерал упал с лошадью в лужу крови. Никто не взглянул на генерала, не подумал поднять его.
– Пошел на лед! пошел по льду! Пошел! вороти! аль не слышишь! Пошел! – вдруг после ядра, попавшего в генерала, послышались бесчисленные голоса, сами не зная, что и зачем кричавшие.
Одно из задних орудий, вступавшее на плотину, своротило на лед. Толпы солдат с плотины стали сбегать на замерзший пруд. Под одним из передних солдат треснул лед, и одна нога ушла в воду; он хотел оправиться и провалился по пояс.
Ближайшие солдаты замялись, орудийный ездовой остановил свою лошадь, но сзади всё еще слышались крики: «Пошел на лед, что стал, пошел! пошел!» И крики ужаса послышались в толпе. Солдаты, окружавшие орудие, махали на лошадей и били их, чтобы они сворачивали и подвигались. Лошади тронулись с берега. Лед, державший пеших, рухнулся огромным куском, и человек сорок, бывших на льду, бросились кто вперед, кто назад, потопляя один другого.
Ядра всё так же равномерно свистели и шлепались на лед, в воду и чаще всего в толпу, покрывавшую плотину, пруды и берег.


На Праценской горе, на том самом месте, где он упал с древком знамени в руках, лежал князь Андрей Болконский, истекая кровью, и, сам не зная того, стонал тихим, жалостным и детским стоном.
К вечеру он перестал стонать и совершенно затих. Он не знал, как долго продолжалось его забытье. Вдруг он опять чувствовал себя живым и страдающим от жгучей и разрывающей что то боли в голове.
«Где оно, это высокое небо, которое я не знал до сих пор и увидал нынче?» было первою его мыслью. «И страдания этого я не знал также, – подумал он. – Да, я ничего, ничего не знал до сих пор. Но где я?»
Он стал прислушиваться и услыхал звуки приближающегося топота лошадей и звуки голосов, говоривших по французски. Он раскрыл глаза. Над ним было опять всё то же высокое небо с еще выше поднявшимися плывущими облаками, сквозь которые виднелась синеющая бесконечность. Он не поворачивал головы и не видал тех, которые, судя по звуку копыт и голосов, подъехали к нему и остановились.
Подъехавшие верховые были Наполеон, сопутствуемый двумя адъютантами. Бонапарте, объезжая поле сражения, отдавал последние приказания об усилении батарей стреляющих по плотине Аугеста и рассматривал убитых и раненых, оставшихся на поле сражения.
– De beaux hommes! [Красавцы!] – сказал Наполеон, глядя на убитого русского гренадера, который с уткнутым в землю лицом и почернелым затылком лежал на животе, откинув далеко одну уже закоченевшую руку.
– Les munitions des pieces de position sont epuisees, sire! [Батарейных зарядов больше нет, ваше величество!] – сказал в это время адъютант, приехавший с батарей, стрелявших по Аугесту.
– Faites avancer celles de la reserve, [Велите привезти из резервов,] – сказал Наполеон, и, отъехав несколько шагов, он остановился над князем Андреем, лежавшим навзничь с брошенным подле него древком знамени (знамя уже, как трофей, было взято французами).
– Voila une belle mort, [Вот прекрасная смерть,] – сказал Наполеон, глядя на Болконского.
Князь Андрей понял, что это было сказано о нем, и что говорит это Наполеон. Он слышал, как называли sire того, кто сказал эти слова. Но он слышал эти слова, как бы он слышал жужжание мухи. Он не только не интересовался ими, но он и не заметил, а тотчас же забыл их. Ему жгло голову; он чувствовал, что он исходит кровью, и он видел над собою далекое, высокое и вечное небо. Он знал, что это был Наполеон – его герой, но в эту минуту Наполеон казался ему столь маленьким, ничтожным человеком в сравнении с тем, что происходило теперь между его душой и этим высоким, бесконечным небом с бегущими по нем облаками. Ему было совершенно всё равно в эту минуту, кто бы ни стоял над ним, что бы ни говорил об нем; он рад был только тому, что остановились над ним люди, и желал только, чтоб эти люди помогли ему и возвратили бы его к жизни, которая казалась ему столь прекрасною, потому что он так иначе понимал ее теперь. Он собрал все свои силы, чтобы пошевелиться и произвести какой нибудь звук. Он слабо пошевелил ногою и произвел самого его разжалобивший, слабый, болезненный стон.
– А! он жив, – сказал Наполеон. – Поднять этого молодого человека, ce jeune homme, и свезти на перевязочный пункт!
Сказав это, Наполеон поехал дальше навстречу к маршалу Лану, который, сняв шляпу, улыбаясь и поздравляя с победой, подъезжал к императору.
Князь Андрей не помнил ничего дальше: он потерял сознание от страшной боли, которую причинили ему укладывание на носилки, толчки во время движения и сондирование раны на перевязочном пункте. Он очнулся уже только в конце дня, когда его, соединив с другими русскими ранеными и пленными офицерами, понесли в госпиталь. На этом передвижении он чувствовал себя несколько свежее и мог оглядываться и даже говорить.
Первые слова, которые он услыхал, когда очнулся, – были слова французского конвойного офицера, который поспешно говорил:
– Надо здесь остановиться: император сейчас проедет; ему доставит удовольствие видеть этих пленных господ.
– Нынче так много пленных, чуть не вся русская армия, что ему, вероятно, это наскучило, – сказал другой офицер.
– Ну, однако! Этот, говорят, командир всей гвардии императора Александра, – сказал первый, указывая на раненого русского офицера в белом кавалергардском мундире.
Болконский узнал князя Репнина, которого он встречал в петербургском свете. Рядом с ним стоял другой, 19 летний мальчик, тоже раненый кавалергардский офицер.
Бонапарте, подъехав галопом, остановил лошадь.
– Кто старший? – сказал он, увидав пленных.
Назвали полковника, князя Репнина.
– Вы командир кавалергардского полка императора Александра? – спросил Наполеон.
– Я командовал эскадроном, – отвечал Репнин.
– Ваш полк честно исполнил долг свой, – сказал Наполеон.
– Похвала великого полководца есть лучшая награда cолдату, – сказал Репнин.
– С удовольствием отдаю ее вам, – сказал Наполеон. – Кто этот молодой человек подле вас?
Князь Репнин назвал поручика Сухтелена.
Посмотрев на него, Наполеон сказал, улыбаясь:
– II est venu bien jeune se frotter a nous. [Молод же явился он состязаться с нами.]
– Молодость не мешает быть храбрым, – проговорил обрывающимся голосом Сухтелен.
– Прекрасный ответ, – сказал Наполеон. – Молодой человек, вы далеко пойдете!
Князь Андрей, для полноты трофея пленников выставленный также вперед, на глаза императору, не мог не привлечь его внимания. Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь к нему, употребил то самое наименование молодого человека – jeune homme, под которым Болконский в первый раз отразился в его памяти.
– Et vous, jeune homme? Ну, а вы, молодой человек? – обратился он к нему, – как вы себя чувствуете, mon brave?
Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»
Носилки тронулись. При каждом толчке он опять чувствовал невыносимую боль; лихорадочное состояние усилилось, и он начинал бредить. Те мечтания об отце, жене, сестре и будущем сыне и нежность, которую он испытывал в ночь накануне сражения, фигура маленького, ничтожного Наполеона и над всем этим высокое небо, составляли главное основание его горячечных представлений.
Тихая жизнь и спокойное семейное счастие в Лысых Горах представлялись ему. Он уже наслаждался этим счастием, когда вдруг являлся маленький Напoлеон с своим безучастным, ограниченным и счастливым от несчастия других взглядом, и начинались сомнения, муки, и только небо обещало успокоение. К утру все мечтания смешались и слились в хаос и мрак беспамятства и забвения, которые гораздо вероятнее, по мнению самого Ларрея, доктора Наполеона, должны были разрешиться смертью, чем выздоровлением.
– C'est un sujet nerveux et bilieux, – сказал Ларрей, – il n'en rechappera pas. [Это человек нервный и желчный, он не выздоровеет.]
Князь Андрей, в числе других безнадежных раненых, был сдан на попечение жителей.


В начале 1806 года Николай Ростов вернулся в отпуск. Денисов ехал тоже домой в Воронеж, и Ростов уговорил его ехать с собой до Москвы и остановиться у них в доме. На предпоследней станции, встретив товарища, Денисов выпил с ним три бутылки вина и подъезжая к Москве, несмотря на ухабы дороги, не просыпался, лежа на дне перекладных саней, подле Ростова, который, по мере приближения к Москве, приходил все более и более в нетерпение.
«Скоро ли? Скоро ли? О, эти несносные улицы, лавки, калачи, фонари, извозчики!» думал Ростов, когда уже они записали свои отпуски на заставе и въехали в Москву.
– Денисов, приехали! Спит! – говорил он, всем телом подаваясь вперед, как будто он этим положением надеялся ускорить движение саней. Денисов не откликался.
– Вот он угол перекресток, где Захар извозчик стоит; вот он и Захар, и всё та же лошадь. Вот и лавочка, где пряники покупали. Скоро ли? Ну!
– К какому дому то? – спросил ямщик.
– Да вон на конце, к большому, как ты не видишь! Это наш дом, – говорил Ростов, – ведь это наш дом! Денисов! Денисов! Сейчас приедем.
Денисов поднял голову, откашлялся и ничего не ответил.
– Дмитрий, – обратился Ростов к лакею на облучке. – Ведь это у нас огонь?
– Так точно с и у папеньки в кабинете светится.
– Еще не ложились? А? как ты думаешь? Смотри же не забудь, тотчас достань мне новую венгерку, – прибавил Ростов, ощупывая новые усы. – Ну же пошел, – кричал он ямщику. – Да проснись же, Вася, – обращался он к Денисову, который опять опустил голову. – Да ну же, пошел, три целковых на водку, пошел! – закричал Ростов, когда уже сани были за три дома от подъезда. Ему казалось, что лошади не двигаются. Наконец сани взяли вправо к подъезду; над головой своей Ростов увидал знакомый карниз с отбитой штукатуркой, крыльцо, тротуарный столб. Он на ходу выскочил из саней и побежал в сени. Дом также стоял неподвижно, нерадушно, как будто ему дела не было до того, кто приехал в него. В сенях никого не было. «Боже мой! все ли благополучно?» подумал Ростов, с замиранием сердца останавливаясь на минуту и тотчас пускаясь бежать дальше по сеням и знакомым, покривившимся ступеням. Всё та же дверная ручка замка, за нечистоту которой сердилась графиня, также слабо отворялась. В передней горела одна сальная свеча.
Старик Михайла спал на ларе. Прокофий, выездной лакей, тот, который был так силен, что за задок поднимал карету, сидел и вязал из покромок лапти. Он взглянул на отворившуюся дверь, и равнодушное, сонное выражение его вдруг преобразилось в восторженно испуганное.
– Батюшки, светы! Граф молодой! – вскрикнул он, узнав молодого барина. – Что ж это? Голубчик мой! – И Прокофий, трясясь от волненья, бросился к двери в гостиную, вероятно для того, чтобы объявить, но видно опять раздумал, вернулся назад и припал к плечу молодого барина.